Коварные божества

— Пошла вон! — громко выкрикнула Сигюн в сторону двери и вновь плюхнулась на кровать. Ванахеймка уже около двадцати минут разговаривала с дверью, приходя в ярую злость от наглости незваного гостя с каждым новым стуком. Девушка усердно колотила в дверь все утро, с серьезным намерением желая попасть внутрь покоев своей госпожи. Еще с вечера Сигюн закрыла обе двери привычной магической печатью и бестолковой Ингрид, не владеющей ни каплей магии, было не под силу ее сломать. — Леди, прошу, откройте, — послышалось тихое мычание помощницы. Княжна обняла рукой подушку под боком и уткнулась в нее носом. В богатых покоях под ласковым сиянием утреннего солнца Сигюн впервые за все время своей ссылки чувствовала себя уютно. Она не думала о тех страшных словах, которые вчера обрушила на нее царица. Она млела и наслаждалась теплыми лучами под сапфировыми простынями, на которых также царственно лежал в ногах хозяйки крупный снежный барс. Хотелось исчезнуть, испариться из этого дворца, из этого царства. И снова настойчивый лязг по двери, и тихое моление Ингрид. Сигюн стиснула зубы и грозно посмотрела на дверь. Даже сквозь преграду в виде кабинета, она слышала противно-жалостный писк помощницы. Из горла вырвался звук похожий на рычание. — Я ее убью, — тихо, но злобно выговорила себе под нос ванахеймка, подрываясь с комфортной кровати. Колдунья вышла в кабинет, закрыв за собой дверь в спальню, и открыла входную дверь, в которую так настойчиво барабанила Ингрид. Лицо ванахеймки покраснело от злости, а на скулах заходили желваки. — Страх потеряла? — выкрикнула она так громогласно, что подпрыгнула не только асгардка, но и гвардейцы, что охраняли покои. На Ингрид лица не было, она вся извелась. Ее когда-то ясные глаза потускнели всего за одну бессонную ночь. Сигюн же, наоборот, будто сияла изнутри и выглядела как никогда великолепно. — Леди, вы в порядке, — облегченно выдохнула Ингрид, резко осев на отполированный пол. — Хвала Одину, — еле выговорила она и тут же потеряла сознание. Гвардейцы быстро спохватились, подняли ее с пола и привели в чувства. Ванахеймка с не скрытым удивлением глянула на нее, по-прежнему отличаясь отстраненной хладнокровностью. — Очнулась? Или следом за сестрой я и тебя схороню? — едко спросила она. Ингрид разрыдалась прямо на руках гвардейцев, спрятав бледное лицо в ладонях. Ее поистине детское поведение начало раздражать не на шутку. Сигюн попросила гвардейцев провести девушку в кабинет и усадить на диван. Она налила в стакан воды и протянула ей. — Эта смерть подкосила тебя больше всех, я гляжу, — хмыкнула Сигюн, поджав губы. Ингрид сделала пару глотков холодной воды и немного успокоилась. Она неуклюже вытерла ладонью покатившиеся по щекам горячие слезы и подняла покрасневшие глаза на госпожу. Ей как никому другому была ведома горечь потери старшей сестры, которую она даже не знала, но имя чьей носила. Наконец Ингрид начало удивлять ее хладнокровное спокойствие. — Леди, как ваше самочувствие? Почему вы замкнулись? Все так волнуются, — охрипшим голосом выговорила Ингрид. Сигюн хмыкнула, усевшись на стол. Кого-либо видеть и с кем-либо разговаривать она наотрез отказывалась. Даже ее плакса-помощница со своим снисходительным состраданием и искренними соболезнованиями вызывала у Сигюн глубокое первобытное отвращение не только к самой Ингрид, но и к самой себе. Чем простые слова, что только попусту сотрясают воздух, помогут ей? — С каким условием я дала тебе новую должность Ингрид? Что я приказала тебе делать? — Выполнять только ваши указания, — промямлила бесцветно девушка. — И какое же указание я дала тебе? — елейным голосом пропела Сигюн. — Вы приказали успокоиться и заняться работой, — поникла Ингрид и опустила глаза. Сигюн подорвалась со стола и подошла хищной поступью к Ингрид, которая со страхом в глазах вжалась в диван. — Так назови мне причину, по которой ты явилась сюда, неблагодарная. Быть может, мне стоит приказать, чтобы тебя высекли на конюшне за непослушание? Что скажешь, Ингрид? — зловеще прошептала ванахеймка. — Высечь тебя? — она наклонилась над запуганной Ингрид, прожигая взглядом. — Что ты себе возомнила, несчастная? Пришла сюда рыдать мне в плечо, скорбеть и соболезновать о моей потере? Думаешь в душу мне лезть? Думаешь, я просто так здесь закрылась, чтобы все кому не лень ломились ко мне и пускали водопады? Карие глаза помощницы в одну секунду набухли от слез, пару хрустальных капель упали и растворились на корсете ее платья. Госпожа всегда говорила такие ужасные вещи. В такие моменты Ингрид казалось, будто тогда в Мидгарде с ней была совсем не леди Сигюн, а ее добрый двойник. — Леди, к завтраку царской семье велено спуститься в трапезную, — выдавила из себя заплаканная асгардка. Всеотец решил собрать семью за завтраком? Что за нелепость. — Ну так пожелай им приятного аппетита. Тоже мне событие, вовсе не обязательно посвящать меня в каждую мелочь касательно царской семьи. А теперь уходи, — злобно ответила Сигюн. Ингрид шумно сглотнула, бегая глазами по кабинету. — Леди, Его Величество велел и вам спуститься, — промямлила она. — Его Величество? — опешила Сигюн и выпрямилась. — Именно, леди, — прохрипела Ингрид в ответ. Ее госпожа заметно напряглась, сощурив глаза. Асгардка ломала голову как леди Сигюн остается такой спокойной и непринужденной после новости о кончине сестры. Неужели ей все равно? В открытой двери появилась еще одна фигура незваного гостя. Темноволосый воин с интересом заглянул в кабинет и увидел обладательницу покоев и загнанную на диван помощницу. Огун удивленно вскинул бровь и поприветствовал дам. — Проходной двор какой-то, — шикнула Сигюн неодобрительно и отошла от девушки. — Леди Сигюн, прошу прощения, — поклонился воин и отвел взгляд с ванахеймки. — Дверь была открыта. Сигюн выглядела неподобающе в одном халате, и Огун смутился при ее виде. Он опустил глаза и сомкнул руки. — Неужели очередной приказ? — вздохнула Сигюн, отмечая внезапное появление в ее покоях Огуна. Хотя его вид немного успокаивал княжну. Все-таки они ваны, в них течет одна кровь. — Его Величество велел мне сопроводить вас к завтраку, — вежливо ответил сын Ванахейма, продолжая прожигать темными глазами пол. Княжна не стала скрывать удивление, ее глаза заметно округлились. — Вы тоже приглашены, дорогой Огун? — пылко спросила она. — Как и все друзья царевичей, леди, — тихо сказал мужчина. Это уже интересно. Обескураженная Ингрид налила себе воды и снова промочила горло. Слезы понемногу стали отступать. Сигюн осмотрела свой потрепанный вид, мысленно отметив, что горячая ванная ей бы не помешала. — В таком случае, прошу меня извинить, я должна подготовиться. Огун, будьте любезны, предоставьте мне несколько мгновений, — необычайно ласково сказала ванахеймская княжна. — Разумеется, — воин удалился из кабинета, закрыв за собой дверь. Загнанная как лань Ингрид поникла еще больше, оставшись с госпожой наедине. — Видишь до чего я важная личность во дворце, милая Ингрид? Завтрак с царской семьей, личный сопровождающий, чего гляди и богиней нарекут, — тихо рассмеялась Сигюн, разминая пальцы. Ингрид облегченно выдохнула, протерев глаза. Кажется, леди сменила гнев на милость. — Пойдем, поможешь привести меня в божеский вид, — уже ласково обратилась к ней ванахеймка. Сигюн достала из своей сумки три флакона из темного стекла сапфировой звезды и вручила их поникшей помощнице, которая набирала теплую ванную. Ингрид удивленно уставилась на флаконы. — Добавь в воду вместо тех асгардских помоев, что вы зовете душистыми маслами, — ответила Сигюн на немой вопрос. Сладкий аромат летних ванахеймских цветов ударил в нос асгардской девицы. Запах этих масел действительно был неземной. Ваны славились своим единством с природой и их недаром звали детьми не только Ванахейма, но и детьми природы. Ингрид молча вылила содержимое флаконов в парящую воду, и этот сладкий аромат заполнил всю ванную комнату, а воду окрасил в легкий розовый оттенок. Асгардка впервые увидела свою госпожу нагой, когда та скинула изумрудный халат. Ингрид ужаснулась. Сигюн позволила ей увидеть в дневном свете каждый изъян искалеченного тела. Спина, живот и бедра пестрели тонкими и рваными рубцовыми полосками, которые отличались своей неестественной бледностью. Ингрид прекрасно знала, как выглядят давние шрамы, только не понимала, откуда их столько у почтенной княжны Ванахейма. В противовес бледным рубцам ярко разнились на теле княжны синяки и кровоподтеки. Как неоспоримое доказательство о прошедшей ночи с младшим царевичем. Леди Сигюн определенно точно не обладала тем изящным и прекрасным телом, что у всех знатных дам. Ванахеймка наслаждалась ароматным теплом, ощущая на себе пристальный и оценивающий взгляд своей помощницы. — Помой мне волосы, Ингрид, — в блаженстве приказала Сигюн. Ингрид подошла с тазом чистой воды и кувшином. Вблизи она могла детальнее изучить шрамы ванахеймки. Тело изобиловало ими. Самые настоящие отметины, что дарованные ей холодным оружием. Дрожащими руками Ингрид кое-как слила немного чистой воды на длинные локоны, намылила брусок между ладоней и принялась вымывать волосы ванахеймки. Приятное блаженство растеклось по телу Сигюн подобно лаве, и она прикрыла глаза в наслаждении. — Увидела что-то интересное? — довольно прошептала она, не размыкая век. Ее помощница заметно напряглась, когда княжна откинула голову назад, услаждаясь массажными движениями в волосах. — Леди, неужели вас пытали? — с ужасом прошептала оцепенелая Ингрид. Сигюн тяжко вздохнула и широко распахнула глаза, впиваясь в лицо подруги пристальным, пронзающим взглядом. Ее глаза напоминали цвет штормящего моря. — Иногда кажется, что большей пытки, чем твоя пустая болтовня попросту не существует, — спокойно произнесла она и вновь прикрыла глаза. — Все мои шрамы заслужены справедливо, дорогая Ингрид. Не бери в свою прекрасную голову такие мелочи. Ингрид смыла пышную пену чистой водой и выжала от излишней влаги волосы. В воде они были куда темнее, точно как пепел. — Леди, разве волосы успеют высохнуть? — запоздало поинтересовалась девушка. Сигюн намылила тело, взбивая на руках белоснежную пену. — В мире нет ничего, чего бы ни исправила магия, — сказала она, смывая мыло. Сигюн вылезла из остывшей ванны, вновь надев халат. Возле нее мелькала Ингрид, убираясь в ванной комнате. На душе у Ингрид было неспокойно, ее руки не переставали дрожать, как и ее ласковый голос. — Приготовь какое-нибудь праздничное одеяние, я ведь в трауре, в конце концов, — сказала Сигюн, обматывая волосы полотенцем. Девушка со страхом и неким неодобрением посмотрела на госпожу. — Что? — ответила на ее удивление Сигюн. — Никто не хочет видеть унылую, скорбящую и зареванную чужестранку за завтраком, Ингрид. Сегодня ко мне будут прикованы все взгляды, дорогая, так что стоит отвечать высоким асгардским стандартам, — выговорила она и сняла с высохших волос полотенце. Этот неожиданный завтрак, скорее всего, просто постанова Всеотца, который отвел Сигюн далеко не последнюю роль. Сегодня к ней будут присматриваться, будут оценивать и обсуждать. Только приносить свои соболезнования не станут, еще вечером на ласковые слова расщедрились царь с царицей, большего ей не положено. А ведь сейчас в Ванахейме сжигают тело единственной сестры, в то время когда Ингрид хлопочет над ее нарядом и прической. Само собой, из Асгарда ее не выпустят ни под каким предлогом, даже для короткого прощания с сестрой. Вместо этого ее затягивают на напускной завтрак с теми, кто ей чужд. — Ингрид, пока меня не будет, познакомься с семьями, которые хотят оформить опекунство, и сообщи, что завтра я лично с ними встречусь. Присмотрись к ним, мне важно твое мнение, а вечером жди меня в лазарете, — отдала ей последнее указание Сигюн. — Как пожелаете, леди Сигюн, — кратко ответила Ингрид. — У вас случилось такое горе, леди, неужели вы совсем не скорбите? — ляпнула она, не подумав. Преданной помощнице не хотелось верить в то, что ее госпожа на самом деле настолько бесчувственна и бессердечна, что даже не оплакивает смерть сестры. — Очевидно, что нет, — машинально ответила Сигюн. — И да, Ингрид, извини, что была так груба с тобой этим утром, — бесцветно добавила она. Снаружи в пустынном коридоре преданно ждал Огун, который, видимо, не из любителей нарушать царские приказы. Вместе с Сигюн из покоев вышел и Ванланд, преданно следуя за хозяйкой. — Леди Сигюн, выглядите волшебно, — Огун отметил посвежевший вид ванахеймки. — Благодарю, — ответила Сигюн, взяв вана под руку. Путь к трапезной Огун решил скрасить вежливой и бессмысленной болтовней, к ее огромному разочарованию. — Леди, я бы хотел принести вам свои искренние соболезнования. — Не стоит, дорогой Огун, изощряться в пустых соболезнованиях, — резко оборвала его Сигюн. В трапезной за огромным столом собралась царская семья и приближенные к ним благородные асы. Как и предполагалось, они опоздали. Во главе стола сидели царь с царицей. Возле Всеотца пустовало одно место, возле которого сидели Сиф, Фандрал и Вольштагг. Рядом с Фриггой сидел Локи, возле которого пустовало два места. Очевидно, для них. — Доброе утро, — поздоровалась ванахеймка. Сигюн почувствовала легкое облегчение, заняв место рядом с младшим царевичем. От Локи исходила та самоуверенность, которой ей сейчас недоставало. Стол накрыли роскошный, а все присутствующие нарядились сдержано. В проходе появилась мускулистая фигура последнего отсутствующего за столом. Как бы Сигюн не старалась, но обогнать старшего царевича в элементарном бескультурье ей не под силу. — Семья, приветствую, — громко пробасил Тор и уселся рядом с отцом. — Друзья, — он кивнул воинам рядом с ним. Всеотец неодобрительно провел глазами заспанного громовержца и незаметно покачал головой. Царица окинула присутствующих довольным взглядом, крепче сжав руку любимого супруга. — Как замечательно, что все в сборе, — наконец сказал Один. — Кстати, по какой причине все собрались? Неужели беда в Девяти мирах? В Асгарде? — нагло перебил отца старший царевич, смачно прихлебывая эль. — Ну что ты, дорогой, разве пристало обсуждать такое за завтраком? — ласково осведомилась царица. — Нелегкая ночка? — с ухмылкой съязвил младший царевич в сторону брата, сомкнув пальцы на подбородке. — Никакой угрозы нет, Тор, — коротко ответил Всеотец. Сигюн с интересом стала наблюдать за присутствующими. Слишком заметно, что ей и друзьям царевичей здесь не место. Прислуга поставила перед ними полные тарелки изысканных блюд, но ванахеймка замечала перед собой только недовольную физиономию леди Сиф. Воительница сидела как раз напротив Сигюн, бросая на нее косые взгляды. Неужели Сиф желала видеть ее слезы? — Какие нужны причины, чтобы собрать семью за одним столом? Разве уже преступление отзавтракать со своей семьей и друзьями в тесном кругу? — вновь оживился царь, орудуя приборами на тарелке. — Это скорее наказание, — пробормотал себе под нос Локи, сжав губы в тонкую линию. — Локи, — мягко упрекнула его царица с озорной улыбкой в глазах. — Мы собрались за обычным завтраком в это прекрасное утро, чтобы отметить единство нашей семьи. Между прочим, нам стоит чаще так собираться, такие времяпровождения делают нас только счастливее, — довольно высказался царь. — Правда? И меня тоже? Это новость, — колко отозвался трикстер. На свою реплику Локи получил укоризненный взгляд отца. — А что, по-моему, хороша затея, отец! — пробасил старший брат, пережевывая мясо. — Нет ничего важнее семьи! Я вот буду только рад видеться чаще. Локи громко вздохнул. — Я в агонии, — страстно прошептал черноволосый маг так, чтобы его услышала только сидящая рядом Сигюн. — Ради всего святого, а ведь это только начало этой клоунады. Она с трудностью сдержала улыбку на губах, стараясь не думать о Локи. Они не виделись со вчерашнего вечера, когда в библиотеке она услышала страшную новость. Спокойствие и уверенность Локи умиротворяли ее тревожную душу. Сигюн поймала на себе леденящий душу взгляд Всеотца, а затем и мягкий взгляд Фригги. Муж и жена, они создавали между собой огромный контраст. Вольштагг отсыпал какую-то глупую шутку, но Сигюн не замечала рядом больше ничего, кроме довольного трикстера. Он смотрел на нее тем же грустным взглядом, что и она. Он был рядом, и этого было достаточно. Из ступора ее вывел басистый голос его старшего брата. — Да, я помню тот случай, — громко засмеялся Тор с шутки Вольштагга. Учуяв соблазнительные ароматы запеченной дичи, Ванланд прошмыгнул к столу и громко плюхнулся на задние лапы подле царя. Зверь зачарованно смотрел на еду на тарелке Всеотца, тихо мурлыча, чем и привлек к себе внимание. Один зачаровано посмотрел вниз и раскатисто рассмеялся, когда заметил кошку с красиво сложенными передними лапами и голодным взглядом. — Чудеса! — воскликнул царь. — Какой милый зверь. Все за столом выжидающе посмотрели на Всеотца, оборвав разговоры между собой. Даже Вольштагг перестал есть, а Тор пить. — Милейший, — Один подозвал к себе слугу. — Кажется, вы забыли подать одному гостю, — спокойно сказал он. Ванланд получил от царя немного ласки, а от прислуги полную тарелку свежего мяса. — Рад видеть, что ты ухаживаешь за ним, Сигюн, — громко продолжил царь и хитро посмотрел на нее. — Никаких проблем с ним не возникает? — Что вы, милорд, конечно, нет, — улыбнулась ванахеймка и поймала еще один хитрый взгляд, на этот раз царицы. — Разве ты не должна обращаться к царю соответствующе? — ловко и бесцеремонно вклинилась в разговор леди Сиф. Рядом с ней подавился элем Тор. — Сиф, мы ведь не на формальной встрече, это лишнее, — ответила царица. — И кто-то явно принял эту новость слишком буквально, — Локи закатил глаза. Все за столом поняли, о ком твердил младший царевич, нескромно упрекая старшего брата за неподобающий вид за трапезой. — Заткнись, Локи, — равнодушно бросил громовержец. — Тор, — упрекнули в один голос матушка и отец старшего сына. — И часто такое происходит? — тихо спросила Сигюн у соотечественника. — Не совру, если скажу, что постоянно, — шепотом ответил Огун. — После забавного завтрака сразу у трапезной к Сигюн по указанию царицы подошла одна из фрейлин. Благородная дама Асгарда. — Царица велела явиться к ней в сады после трапезы, — замявшись на минуту, выговорила асинья. — Я не приду. Плохо себя чувствую, — коротко ответила Сигюн. — Так и передать царице? — недоуменно спросила девушка. — Так и передай, — равнодушно выговорила ванахеймка. — Лгунья, — бесцеремонно выцедила фрейлина. — А ты что, богиня проницательности? — бесцветно спросила ванахеймка. — Ты гадкая себялюбица. — Имей совесть, я в трауре. Сигюн почувствовала облегчение после того как фрейлина Ее Величества исчезла, ведь она наконец спокойно выдохнула. Ингрид отправилась по важному делу в город, а приглашение царицы было нагло отвергнуто. После завтрака Сигюн хотелось побыть наедине. Ей хотелось сбежать в какое-нибудь потайное место, где бы никто не нашел, где бы никто не тревожил. В какой-то момент она вновь ощутила дикое желание сбежать их этого дворца, сбежать из Асгарда. Она нежеланный гость даже дома, в родном Ванахейме. Брат без раздумий вышвырнет ее обратно в Асгард, как только она ступит на землю родного царства. Горькая капля реальности упала в чашу сладкого как мед миража. Было только одно место, в котором ее не осуждали и не жалели, хотя там появляться ей не хотелось. — Здравствуй, Сигюн, — хрипло сказал мужчина в кресле. Она устроилась на софе удобнее, не спуская с него глаз. Он явно был удивлен ее внезапному визиту средь бела дня. Молчание затянулось. — Твое появление стало для меня неожиданностью, — продолжил он. Он выглядел слишком уставшим. — Я не хотела сюда приходить, — после продолжительной паузы честно сказала ванахеймская княжна. Целитель в удивлении вскинул бровь. — И все же ты здесь и очевидно проделала длинный путь, — продолжил сын Уилла. — У тебя что-то случилось? Сигюн уставилась в окно, пытаясь правильно сформулировать мысли в своей голове. — Тебя давно здесь не было, — снова сказал он. — Вчера мне сообщили о смерти моей старшей сестры, — она интуитивно положила руку на шею, нащупав украшение. — И я не знаю, как нужно реагировать. Как правильно себя вести, что чувствовать. — Сигюн, не бывает правильной реакции на смерть родного человека, никаких правильных чувств быть не может в такой ситуации. Скажи мне, вы были близки с сестрой? Ей нравилось слушать его спокойный голос, он буквально ласкал слух. — Не очень, — кратко ответила Сигюн, пальцами теребя цепочку. — Но ее смерть сильно повлияла на тебя? — вновь спросил целитель. — Не думаю. — Мы уже обсуждали это. Нам нужно разговаривать и ты должна быть откровенной со мной, чтобы я мог тебе помочь. Она не сдержалась и хмыкнула, вновь посмотрев на лекаря. — Это противное надоедливое чувство не дает мне покоя, лекарь. Как будто с каждым шагом, что я делаю вперед, что-то отбрасывает меня на десять назад, — Сигюн до боли прикусила губу. — И со смертью сестры оно вновь тебя потревожило? — мужчина что-то записал в тетрадь. Сигюн молча кивнула. Она поджала губы и отвела взгляд. — И где же ты сейчас? Куда тебя отбросило? Она молчала, но в груди щемило. — В самое начало, туда, откуда я начала. Покинутая сирота. — Сигюн, ты попрощалась с сестрой? — спокойно спросил он. — Нет, — быстро ответила она. — Почему? — Мне не разрешили. — Ты соврала? — Почти. — Почему? Почему-почему? Как же трудно объяснить. Даже трудно осознать. Всеотец и Фригга не дали позволения покинуть Асгард и попрощаться с сестрой в Ванахейме, и она не ослушалась их приказа. В то время она сидела в отлитой золотом столовой и слушала перепалку царевичей. Хотя она могла. Могла отослать в Ванахейм хотя бы свою иллюзию. Увидеть в последний раз Гносс. — Увидеть ее, ее мертвое тело, значило бы, что все было правдой. Ужасной правдой, что ее больше нет, что она мертва. И я не готова принять эту правду, — дрожащим голосом сказала Сигюн. — Тебя только это тревожит? — не унимался сын Уилла. Сигюн прищурилась. — Ты все время теребишь украшение. Грустная улыбка тронула ее порозовевшие губы. От него ничего не утаишь. — Подарок отца, у сестры была такая же, — с теплотой в голосе Сигюн сказала о цепочке на шее. — Вместе мы были чем-то больше, чем просто Сигюн и просто Гносс. Мы были уникальны. Он не знал, станет ли прислушиваться к нему девушка, отличающаяся особым упрямством, своенравием и строптивостью нрава. Мидгардский целитель снял очки и посмотрел на нее одним из тех взглядов, которые вызывают мурашки по всему телу и дрожь в коленях. — Терять близких людей всегда тяжело, Сигюн, и вполне нормально, что ты не знаешь, как реагировать на эту новость. Ты осознанно отрицаешь ее смерть и это тоже естественно. — Знаешь ли ты, сын Уилла, что многие верят только в одного бога — Смерть. Многие смертные верят в бога Смерти. Иронично, правда? Верят, потому что боятся. — Почему ты мне это говоришь, Сигюн? — удивился лекарь. — Потому что я хорошо знаю, что Смерть это не бог, — сипло начала Сигюн дрогнувшим голосом. — Смерть это богиня, — отстраненно отчеканила она. Голубые затуманенные глаза медленно поднялись на его загоревшее лицо и остановились на округлившихся глазах. Его силуэт начал растворяться, как и все вокруг него. В одно мгновение резкая боль во всем теле перевернула все мысли с ног на голову, подчинив себе каждую клеточку тела. Как будто кожу пронзили острые иглы. Пред ней возникло обеспокоенное лицо задерганной Ингрид. Девушка с плохо скрываемой тревогой тормошила Сигюн за руку. — Леди, вы меня слышите? — дрожащим голосом сказала она. Ослепительный белый свет в чертоге беспощадно резал глаза. Спустя несколько мгновений ванахеймка вспомнила, что находится в святыне Эйр — лазарете. — Зачем мы здесь? — вновь спросила Ингрид, осматриваясь по сторонам. Сигюн нахмурилась и прочистила горло. Она постепенно начала чувствовать свое тело. — Мы здесь, чтобы… — бессвязно начала Сигюн, воюя с ноющими болями в голове. — Чтобы… — она чувствовала, как медленно задыхается. — Чтобы сделать особый настой. — Настой? — неуверенно спросила асгардка. — Почему Эйр не может его сделать? — Потому что он особый, — спокойно повторила госпожа. Обычно поздним вечером в кабинете Эйр никого не было, чем нагло пользовалась Сигюн в личных целях. Она звякала склянками и пузырьками, смешивала и вываривала настои, пока за ней увлеченно наблюдала Ингрид. — Как твои успехи? — тихо спросила Сигюн, разыскивая нужные травы. — Познакомилась с семьями? — Только с половиной, — честно призналась девушка. — Они ожидают нас завтра. Сигюн еле стояла на ногах, но было необходимо закончить начатое. Ее тело все еще слабо. — Прекрасно, — княжна увлеклась своим делом и перестала замечать встревоженную Ингрид рядом. — Между прочим, этот настой и для тебя тоже. Сигюн разлила прозрачную жидкость в пузырьки. — Правда? — Специальный настой от мудрых целителей Ванахейма для успокоения встревоженной души, — еле выговорила Сигюн, рассматривая в руках два прозрачных пузырька. — Держи, этот тебе, — она кинула одну бутылочку Ингрид. Та неуклюже поймала лекарство, едва не уронив его. Ингрид пристально осмотрела пузырек с густым настоем. — Не больше пяти капель перед сном, — вновь продолжила Сигюн. — Для крепких сновидений, снятия усталости и успокоение нервов. Не бойся, не стану же я тебя травить, — наконец вымучено улыбнулась она. Ингрид с уверенностью приняла ванахеймское лекарство и даже не думала подозревать госпожу в дурных намерениях. В конце концов, у леди Сигюн был такой же пузырек. — Ингрид, я хочу попросить тебя еще кое о чем, — неуверенно сказала ванахеймка, вцепившись пальцами в стол. Слабому телу нужна была опора. Она потратила много сил. Как бы там ни было, Ингрид видела пустые взгляды, побледневшее лицо и печальные глаза своей госпожи, которые она тщательно прятала от нее при каждой возможности. И ей было искренне жаль ванахеймку, которая оказалась запертой в Асгарде в этот страшный для нее час и без должной поддержки семьи. — Конечно, леди, — мягко ответила асгардка. Они пришли в покои леди Сигюн, но сама княжна ни слова не молвила ей. Ингрид всем телом ощущала чужое напряжение и тревогу, но больше всего девушку беспокоило то, что госпожа ничего не говорила, словно не доверяла ей. Как же она может помочь, если не знает, что делать? Сигюн молча осушила невиданный напиток в чашке и прилегла на кровать, где уже спал Ванланд, и уставилась пустыми глазами в потолок. Ингрид только сейчас заметила арфу возле постели. — Я знаю, что ты прекрасно играешь на арфе, — тихо сказала ванахеймка. — Можешь мне сыграть, пожалуйста, пока я не усну? Не хочу оставаться одна, — всё так же в потолок беспристрастно прошептала она. Княжеская помощница не могла противиться искренней просьбе. В кои то веки не приказу и не угрозе, а именно просьбе. — Для вас все, что угодно, леди Сигюн, — радушно ответила Ингрид. Она уселась рядом с кроватью на удобный стул, поставила корпус арфы между ног, наклонила его и положила на правое плечо. — Разве можно такое предвидеть? — равнодушно спросила сама себя Сигюн, медленно прикрывая веки. — Разве можно? Что предвидеть? Ингрид прикоснулась пальцами к струнам и тот же час опочивальню залила сладкая как патока мелодия, которую Сигюн прежде не слышала. Она любила это место и всегда наблюдала за ним из окон их родового поместья, витая в глупых мечтах о вечном лете. Знакомый холмик с густой и пышной травой по колено, ярким днем он напоминал бескрайнее изумрудное море среди бесконечных лесов Ванахейма. — Какое яркое солнце, — расхохоталась девушка. Она лежала рядом с Сигюн на пышной траве. Ветер сегодня поднялся необычайно сильный, он задорно вздымал их серебряные локоны вверх, а высокую траву колыхал как настоящие морские волны, что переливались всеми оттенками зеленого. — Снова будут болеть глаза, — недовольно буркнула маленькая Сигюн. Сестра не прекращала звонко смеяться. С высокого холма, на котором они лежали, прекрасно виднелось их поместье. Где-то в нем копошились братья, возможно даже дрались на мечах. — И все же мы здесь, снова смотрим на солнце, после которого болят глаза, — взрослая сестра посмотрела на Сигюн. — Мне больше нравится смотреть на луну, после нее не болят глаза, — мечтательно прошептала Сигюн, прикрыв глаза. — Брат больше не разрешит смотреть на луну одной. Холодный ветер пронзил детское тело до дрожи. — Когда подрастешь, сможешь сама приходить сюда ночью и смотреть на луну, — Гносс ласково улыбнулась. — А пока давай смотреть на солнце. Сестра вновь рассмеялась под яркими лучами, словно солнце не грело, а щекотало ее. — Когда ты уедешь, я не буду смотреть и на солнце, — серьезно выговорила маленькая Сигюн, нахмурив брови. — Я не буду смотреть на солнце без тебя. Буду под ним ходить, но не буду смотреть, — пообещала она серьезно. Гносс повернула к ней голову. — Неужели ты больше не будешь сбегать? — мягко упрекнула старшая сестра. — Гносс, прошу, не уезжай, — взмолилась Сигюн, схватив сестру за руку. В маленьких глазах застыли слезы, еще немного и сильный ветер подхватит эти хрупкие слезинки с глаз и унесет куда-то далеко за горизонт. Туда, где заканчивается Ванахейм. — Я должна, Сигюн. Свадьба уже скоро, завтра утром я покину дом. Ради любви приходится чем-то жертвовать, — горько произнесла Гносс с любовью в глазах. Сигюн надула губы. Сестра жертвует семьей ради любви. — Значит, любовь для дураков, — обиженно выдала младшая. Сестра вновь рассмеялась. Так звонко, так искренне. Она всегда смеялась и оттого выглядела еще красивее. — Тогда я счастливая дура, — мечтательно пропела сестра, сжимая руку Сигюн в ответ. — Какой хороший день. — Плохой день, — вновь буркнула маленькая Сигюн, шмыгая носом. Длинным рукавом она вытерла скатившиеся на виски слезы. — Почему? — встревоженно спросила Гносс, медленно открыв глаза под палящим солнцем. — Потому что в этот день я попрощалась с тобой, — ответила взрослая Сигюн рядом. Гносс удивленно уставилась на взрослую девушку, что лежала возле нее на высокой траве под этим сильным ветром. Она по-прежнему сжимала ее руку. — Сигюн? — глаза сестры расширились до размеров серебряной монеты. — Это больше не воспоминание маленькой девочки, — горько улыбнулась взрослая Сигюн. — Теперь это мой сон, и ты мне только снишься. Гносс не испугалась, она мягко улыбнулась сестре и приподняла их сжатые руки. Она расправила ладонь, теперь рука младшей сестры была одного размера, что и ее. Гносс удивленно сомкнула их ладони вновь, крепко сжимая пальцами ее руку. — Посмотри, как ты повзрослела, — мечтательно произнесла она. — Невероятно. Но разве мы больше не увидимся? — тревожно спросила Гносс. Взрослая Сигюн продолжала смотреть на сестру, не отводя глаз. Как и маленькая Сигюн, она не могла сдерживать слез. Теперь это не просто сновидение, в котором маленькая Сигюн прощалась с сестрой, теперь это сон, в котором взрослая Сигюн могла попрощаться с сестрой. Потому что не смогла сделать этого в Ванахейме. Искусная иллюзия, созданная ее магией и Шипом сна. Она всего лишь разговаривает со своим подсознанием, сестры здесь нет. Есть только она в этом бесконечном сне. В том месте, где сестры были счастливы и безмятежны, где они действительно чувствовали ту особенную связь между ними. — Увидимся, — печально произнесла Сигюн, рассматривая их сомкнутые руки. — Но тогда ты больше не будешь моей сестрой. Ты будешь женой, будешь матерью, но больше не будешь просто моей сестрой. И сейчас в этот самый момент ты все еще просто моя сестра. Я бы так хотела, чтобы ты была здесь, чтобы я не была одна. Гносс опустила их руки, не разнимая, чтобы лучше видеть сестру под палящим солнцем Ванахейма. В ее небесно-синих глазах мелькнула тоска, а губы тронула еле заметная улыбка. — У меня будут дети? — сказала она дрожащим голосом. Сигюн понимала, что это всего лишь ее подсознание, и вымышленная Гносс прекрасно знает ответ, но не стала ломать эту иллюзию. — Мальчик и девочка, — счастливо произнесла Сигюн, вспоминая о племянниках. Гносс лучезарно улыбнулась, смахивая серебряные локоны с лица. — Вард и Эда, — одновременно сказали сестры. Гносс вновь засмеялась, ласково погладив Сигюн по щеке большим пальцем. Даже пышная трава под спиной больше не приносила неудобства. Они были дома. Милое лицо сестры тому доказательство. — Значит, все это не напрасно. Значит, я живу не напрасно, Сигюн. Я выйду замуж за любимого человека, рожу двоих прекрасных детей, я проживу замечательную жизнь, о которой мечтаю. Почему же ты плачешь, сестра? Сигюн медленно погибала под ярким солнцем, пока обжигающие слезы катились с глаз настоящим градом по щеке, а затем и по руке сестры. Она такая настоящая. — Потому что все это в прошедшем времени, Гносс, — голос Сигюн сорвался на невнятное хныканье. — Ты вышла замуж за любимого человека, родила двоих прекрасных детей, ты прожила замечательную жизнь, о которой мечтала. И теперь тебя нет. Ты погибла, Гносс, и самое ужасное во всем этом то, что я не была готова тебя потерять. Только не тебя, — еле выдавила из себя Сигюн и разрыдалась как последняя плакса. Глаза сестры налились такими же горькими слезами, но она из последних сил сдерживала их. Она притянула младшую сестру к себе и уложила ее голову себе на плечо, ласково поглаживая ее по волосам. Сигюн чувствовала, как под головой билось сердце почившей сестры и слезы полетели подобно реке из прорвавшей дамбы. — Как я могла потерять тебя? Почему я потеряла и тебя тоже? Это несправедливо, — не своим голосом прошептала Сигюн, прикрывая покрасневшие глаза под нещадными лучами светила. — Смерть словно следует за мной по пятам. С самого рождения она гоняется за мной, а когда не догоняет, то забирает дорогих мне людей. Одного за другим. Медленно, постепенно, мучительно. Пока я не останусь совсем одна в этом дурном мире. — Я всегда буду с тобой, Сигюн, — пообещала сестра. Под щекой высоко вздымалась грудь Гносс, которая, кажется, услышала ее грустную улыбку. Высоко в небе послышался крик сокола и дуновение северного ветра, что принес с собой туман. Хотелось остаться здесь навсегда. В этой глупой иллюзии, где сестра жива. И никогда не возвращаться в реальность. Из глаз вновь брызнули горячие слезы. Она неуклюже вытерла их рукавом, пряча лицо в ладонях. — Тебе нравилось смотреть на луну. От нее никогда не болели глаза, — мечтательно шепнула Гносс ей на ухо. Сигюн отстранилась от старшей сестры и как-то недоверчиво посмотрела на нее. Как только она моргнула, в одно мгновение ванахеймское солнце исчезло, ночь сменила день, а чистое голубое небо усыпали тысячи ярких звезд. Вместо яркого солнца мерцала серебряная луна, отбрасывая мягкий свет на высокий холм. Высокая трава утихла, и все царство будто уснуло вечным сном. Лунное сияние играло в волосах. — Как ты это сделала? — удивилась Сигюн, упав рядом с сестрой. — Это ведь сон, — лицо Гносс растянулось в улыбке. — Я лишь плод твоего воображения, как и все остальное здесь. И даже эта луна. — После твоего отъезда я больше не была здесь. И больше никогда не смотрела на ванахеймское солнце, — Сигюн посмотрела заплаканными глазами на луну. — Тебе всегда была ближе луна. — Я больше не хочу на нее смотреть. Я больше не знаю, что делать и как дальше жить. Я сама по себе. — У всех есть смысл жить. — У тебя тоже был. Смысл. Теперь они сироты, как и мы когда-то. Чувствуешь? Материнское проклятье упало и на твою семью. Теперь мы обе прокляты. — Я не проклята, Сигюн, я просто умерла. Ее слова двинули по сердцу острым лезвием. — Как ты думаешь… — младшая сестра стыдливо отвернулась и все-таки посмотрела на луну. — Она бы нами гордилась? Гносс хмыкнула, подставив лицо под лунный свет, как и сестра. — Почему ты боишься произнести ее имя? Разве оно так ужасно? Мир не рухнет, если ты произнесешь его вслух, — меланхолично произнесла Гносс. Мир не рухнет, но внутри все перевернется. Сигюн дико боялась даже мысленно вымолвить ее имя. Но, быть может, сказать его сестре будет не так уж и страшно. — Думаешь, Фрейя гордилась бы нами? Кем мы стали? Кажется, ты единственная, кто знал ее по-настоящему. Голос Сигюн дрогнул, на ресницах появились крохотные соленые капли. Как можно смириться со смертью? Под силу ли принять смерть единственной сестры? Рядом с ней так спокойно. Прямо как в детстве, когда старшая сестра брала ее с собой и водила на этот холм, где они лежали на высоком изумрудном одеяле из травы. — Фрейя любила своих детей больше всего на свете, для нее не было ничего ценнее в этом мире. Син, Гносс, Герсеми и Сигюн, — с лучезарной улыбкой перечислила Гносс. — Ты знаешь, что она сделала это не ради себя, а ради нас? Знаешь ведь, правда? Она сказала мне, а я сказала тебе. — В смерти нет ничего героического, смерть всего лишь трусость, бегство, — обиженно сказала Сигюн, поджав губы. — Смерть невозможно обмануть, никому не под силу такое, — возразила сестра. — Я хочу сюда возвратиться в один день, в наш дом, на север. — Север в огне. — Как и я. Младшая сестра с грустной улыбкой посмотрела на ночное небо. Такая красота. Их последние мгновения под ночным небом, последняя ночь, когда они смотрят на ванахеймскую луну вместе. — Ночь это не только луна, — мечтательно произнесла Сигюн к небу. — Ночь это еще звезды, миллионы звезд. И как теперь смотреть на ночное асгардское небо, искать в той россыпи звезд Ванахейм, зная, что тебя там больше нет? — Я буду рядом, а не в звездах, — прошептала к небу Гносс. Под мягкими серебряными отблесками луны сестра выглядела такой настоящей, такой живой. Всего лишь протяни руку. — Мы вернулись к началу. Я и ты, помнишь? Северный ветер и туман. Посмотри на звезды, Сигюн, посмотри же, сестра. Только смотри внимательно и слушай, что они тебе говорят, — отчаянно попросила сестра, всматриваясь в мерцающие пылинки на небосводе. — Они и впрямь исчезнут в один день. Звезды. Их больше не будет, — прошептала Гносс к небу, усыпанному звездами. — Только никто их не ворует, ты же знаешь. И я знаю. Мы всегда это знали. Сигюн вновь посмотрела на сестру красными и опухшими от изобилия слез глазами. Оставалось столько всего, что она не успела сказать сестре. Она еще не попрощалась с ней. Нет, все не может закончиться вот так. Только не сейчас, ведь время еще не на исходе. Она так часто называла сестру глупой и пустоголовой, только теперь стало понятно, что это Сигюн была глупой. — Гносс, — сквозь всхлипы прошептала Сигюн. — Не покидай меня, пожалуйста. Я… я… Она еще столько хочет сказать. Она хочет остаться здесь и больше никогда не знать этого горя. — Я знаю. Я буду здесь, — тепло улыбнулась сестра и протянула к ее лицу руку, но Сигюн уже не было рядом. Леди Гносс из Ванахейма, старшая дочь ванахеймского князя и асгардской валькирии, дочь Ивальди и Фрейи погибла в последний день лета близь ванахеймской столицы со стрелой в груди. И по себе оставила убитого горем супруга, сестру и двоих детей.