— Значит, я разбила тебе сердце? — Возможно.
— Ты уверена, что она приняла только это? — серьезно спросила Эйр, пристально присмотревшись к содержимому чашки. Целительница присела на кровать возле девушки и принюхалась к напитку, что Сигюн выпила. — Уверена. Она пила только это, — дрожащим голосом выговорила Ингрид, ломая пальцы. — Еще она чувствовала себя неважно к концу дня. — Странно, — озадаченно сказала Эйр и поставила чашу обратно на столик. Она похлопала спящую Сигюн по щекам, позвала ее по имени, но та никак не среагировала. Ванахеймка выглядела неважно, ее лоб покрылся испариной, а лицо побледнело. Под глазами залегли синяки. Она дышала, но очень слабо и тихо, и постоянно что-то шептала одними губами. — Миледи, госпожа ведь будет в порядке? — тревожно спросила Ингрид у стоящей рядом царицы. В покоях у Сигюн собрались только три дамы. Посреди ночи Ингрид в ужасе разбудила царицу и Эйр, потому как леди Сигюн во сне начала задыхаться и кричать. Фригга и Эйр были в смятении. В спальню рвался Ванланд, которого Ингрид предусмотрительно закрыла в кабинете. Зверь нещадно царапал дверь. — Конечно, дорогая, — асгардская царица вымученно улыбнулась и успокаивающе погладила девицу по руке. Фригга и сама выглядела встревоженно, но не могла позволить помощнице сеять панику. Она вновь заглянула на беспамятную девушку на кровати. Эйр взяла руку Сигюн, посчитала ее слабый пульс, посмотрела на белки глаз и обернулась к Ингрид. — Принеси емкость. Сейчас ее будет тошнить, — обратилась она к девице. Ингрид вылетела из покоев, спотыкаясь на каждом шагу. А царица подлетела к кровати, остановившись возле целительницы. Ее сердце норовило выпрыгнуть из груди. — Что думаешь, Эйр? — сухо спросила Фригга. Эйр достала из своей сумки кристалл нюхательной соли и один пузырек, выставив их на столике. — В чаше шип сна, — начала она. — Должно быть, стащила у тебя или меня. Но раствор слишком слабый, она знала нужную пропорцию. В этот сон ее погрузил не он, — честно ответила лекарь. Фригга волновалась до дрожи в руках. Она сцепила руки и издала тихий вздох. — Что же тогда? — хрипло спросила царица. Эйр осмотрелась по сторонам, убеждаясь, что в покоях кроме нее и Фригги больше никого. — Заклятье. И тебе ведомо, что это за напасть. Она использовала Темные Грезы, — тихо выговорила Эйр. Царица сразу покачала головой и резко пресекла эту догадку в корне. — Невозможно, Эйр. Этим заклятьем ведаю только я. Я его создала и ни одна живая душа не знает его. Нет ни единого упоминания в письменах о нем, я убедилась, она не может им владеть, — изрекла Фригга с волнением в голосе. Целительница устало посмотрела на беспамятную девушку на кровати, которая продолжала что-то шептать одними губами, и вновь посмотрела на свою подругу. — Ты не была единственной, кто знал это заклятье, — напомнила врачевательница. — В конце концов, она ее дочь. И такая же упрямая, как и мать, — она указала на Сигюн. Фригга устало прикрыла глаза и потерла виски. Эйр точно ошибается. Это не может быть правдой. — Фрейя не могла ее обучить, — царица покачала головой. — Должно быть что-то другое. — Ты прекрасно знаешь, чем опасны игры с разумом, Фригга, не мне рассказывать тебе. Если она там останется, если не пробудится, то уже к утру отдаст свою душу, — вынесла свой приговор лекарь. Сигюн все продолжала бесшумно шевелить губами, что и заметила царица. — Что она шепчет? Эйр посмотрела на бледное тело на простынях и с ужасом озвучила свой ответ. — Имя сестры. Фригга замерла. — Я уже здесь, — в покои ворвалась Ингрид с пустым тазом. Вместе с ней в спальню залетел и Ванланд, молниеносно запрыгнув на кровать. Он тыкался влажным носом в руку ванахеймки и кусал ее пальцы. Ему не нравилось, что хозяйка не просыпается. Он хотел разбудить ее. — Прекрасно, — поблагодарила Эйр, когда Ингрид поставила таз подле кровати. Она провела соляным кристаллом под носом Сигюн, и девица поморщилась, ощутив тошноту, но глаз не разомкнула. Эйр вовремя подставила сосуд сбоку, куда девушку вырвало. Обессиленная, она вновь упала на подушку. Ингрид старалась не смотреть на свою госпожу в таком виде. Ей казалось, что перед ней кто-то другой, а не ее сильная и упрямая госпожа. На кровати лежал самый настоящий призрак, тело без души. — Я так не могу, — хныкала Ингрид возле царицы. — Миледи, скажите мне, что все будет хорошо. — Сигюн не из тех, кто так просто сдается, дорогая. Скоро она очнется, — тепло пообещала великолепная царица Асгарда. Ингрид шмыгнула носом. Ей хотелось верить, что все будет хорошо. Эйр чем-то обтирала лицо Сигюн. — Она попросила меня сыграть на арфе. Она не хотела засыпать в одиночестве, — захныкала девушка. — Миледи, неужели она хотела… Слова застряли в горле. Ингрид не могла поверить, что леди Сигюн хотела себя погубить. Неужели все из-за смерти сестры? — Твоя госпожа прогадала с количеством лекарства, на этом все, — уверила Фригга. Царица оставалась рассудительной и не поддавалась панике. Эйр открыла пузырек и влила пару капель эликсира Сигюн в рот. Ингрид ощутила знакомый запах мяты. — Если бы не Ванланд, я бы ничего и не поняла. Он начал топтаться возле нее и неистово верещать, — тихо озвучила помощница и посмотрела на террасу. — Скоро светает. — Ингрид, вынеси, пожалуйста, — Эйр указала на емкость, куда вырвало Сигюн. Ингрид быстро удалилась, и царица вновь осталась наедине с целительницей. Зверь рядом с девушкой начал подозрительно шипеть, наблюдая за манипуляциями лекаря. Ему не нравилось, что делает целительница. — Еще никогда за свою практику не видела, чтобы кто-то так отчаянно отвергал саму жизнь, — неодобрительно озвучила Эйр. — Она отказывается от моей помощи. — Эйр, делай все, что возможно и невозможно, — отчаянно потребовала Фригга, опустив печальные глаза на ванахеймку. — Я не могу потерять и ее. Эйр достала из сумки горькую полынь и зажгла ее в чаше, чтобы очистить воздух. — Дальше только твоя работа, — изрекла богиня врачевания. — Она теряет время, теряешь и ты. Она поднялась с кровати и тут же явилась помощница Сигюн. Ингрид забегалась за эту ночь, что дурно сказалось на ее внешнем виде и здоровье. — Дорогая, тебе стоит отдохнуть, — ахнула Фригга. — Утром ты должна быть полна сил, ведь Сигюн будет нуждаться в тебе. — Я никуда не пойду, — отрезала девушка. Ингрид думала, что ее отсылают нарочно. — Немного сна тебе не помешает, — вмешалась Эйр. — Идем, моя славная Ингрид, царица присмотрит за твоей госпожой. Верховная богиня кивнула и присела возле ванахеймки, пока целительница собирала свою сумку. Удостоверившись, что леди Сигюн в надежных руках царицы, Ингрид все же позволила себя уговорить и удалилась в свои покои. Но она знала точно, что вернется очень скоро. Эйр покинула покои следом за Ингрид. Фригга не без слез смотрела на свою подопечную. Теперь уже единственная дочь ее названной сестры оказалась на пороге смерти, и Фригге не было кого винить, кроме самой себя. Не углядела. На щеках Сигюн она заметила две влажные дорожки от слез, а на ее губах услышала имя старшей сестры. Откуда она могла узнать о Темных Грезах? — Что же ты наделала, Сигюн? — еле слышно спросила Фригга. Она стерла девичьи слезы и прошептала что-то известное только ей самой. Мягкий утренний свет проник в опочивальню, и только тогда Сигюн разомкнула глаза. Царица почувствовала облегчение, узрев ее затуманенный и потерянный вид, а питомец девушки радостно запрыгал на кровати, громко мурлыча. — Миледи? Это правда вы? — хрипло произнесла ванахеймка. Фригга вымученно кивнула, натянув болезненную улыбку. — Правда, — ответила она. Кажется, прошли тысячелетия, прежде чем Сигюн смогла прийти в себя и упорядочить свои мысли. — Что вы здесь делаете? — наконец спросила блондинка. Ванланд умостился у нее под боком, играя с рукой. Во рту она ощущала противную терпкость лекарств и собственной рвоты, а в воздухе витал резкий аромат жженой полыни, что перебивал тот кислый запах рвоты. — Ночью тебе стало плохо. Ингрид позвала меня и Эйр. — Благодарю, но, стало быть, произошло недоразумение, — поморщилась Сигюн от головной боли. Царица смотрела на нее с явным недоверием, ожидая оправданий с ее стороны. — Сигюн, как ты узнала о Темных Грезах? — прямо спросила асинья. Княжна напряглась и молча уставилась в потолок, сжав губы в тонкую линию. Утренний свет давил на глаза. — Ты видела сестру? — вновь спросила царица. — Ты понимаешь, что это заклятье не просто так носит свое название? Оно опасно, оно отражает не только то, что ты хочешь видеть, но и самое плохое, что случалось с тобой, что есть в тебе. Если ты слаба телом, оно погубит тебя, дорогая, и уже тогда я не смогу помочь. Ее подопечная нервно засмеялась, по-прежнему не сводя глаз с потолка. Эта ситуация ее забавляла. Она не собиралась умирать. У нее еще так много дел в этом мире. — Но вы поможете. Вы всегда мне помогаете, миледи, всегда находите решение, вы держите свое слово. Думаю, матушка была бы вам благодарна за то, что вы… — Сигюн замялась. — Поддерживаете мою жизнеспособность. Царица нахмурилась. Она знала, что Сигюн говорит так только, чтобы ее задеть. — Прошу, Сигюн, не нужно. Ты злишься на нас, я понимаю. — Злюсь? — резко оборвала Сигюн и все же нашла в себе силы посмотреть на женщину. — У меня отняли мое право. Мое кровное право. Мое право увидеть сестру. Мое право попрощаться с ней. Мое право стоять там, на берегу, как часть семьи. Да, я злюсь, потому что вместо этого я сидела за столом с теми, кто считает меня чужой. Ведь при всем уважении, миледи, как бы вы не старались, я все равно останусь для всех Сигюн из Ванахейма. Чужестранкой, гостьей, чужой. Царица покачала головой. — Надеюсь, когда-нибудь ты найдешь в себе силы понять нас, ведь все, что мы делаем только для твоего блага. Сигюн отвела от нее пустые глаза и вновь посмотрела в потолок. — Я тоже очень на это надеюсь, миледи, — холодно ответила Сигюн. Царица томно вздохнула. — Думаешь, твоя сестра желала бы такой жизни для тебя? — Моя сестра знала меня куда лучше, чем я сама. И она всегда знала, что моя душа не будет знать покоя, пока справедливость не восторжествует. Фригга отняла руку и опустила глаза. — Убийцу еще не нашли. — И не найдут, — уверенно изрекла ванахеймка. — Не теряй надежды, Сигюн. Но она давно ее потеряла. — Твой брат делает все возможное, — продолжила асинья, пытаясь установить зрительный контакт с подопечной. Но Сигюн усердно избегала ее взгляда. — Пообещай мне, что впредь не станешь рисковать своей жизнью, — потребовала Фригга. — Если это единственный способ увидеть ее, то я ничего не могу вам обещать, миледи. — Сигюн, ее больше нет… Ванахеймка прикрыла глаза, отвернулась от нее и нервно шмыгнула носом. Она не желала слушать все это. — Я хочу, чтобы ты немедленно сожгла то писание, на котором хранится мое заклинание, — потребовала царица. — Непременно. Теперь, когда я его знаю, тот лист мне без надобности. Думаю, вам пора, миледи. Меня снова тошнит, вам не стоит это видеть, — голос Сигюн дрогнул. Царица встала и подошла к двери, остановившись на мгновение. Ее внимание привлекли лианы плюща в покоях. — Сегодня же распоряжусь, чтобы сорняк выкорчевали, — добавила она тихо. — Он останется, — уверенно ответила Сигюн и холодно посмотрела на царицу. — Потому что я так хочу. Фригга скрепя сердце покинула покои, а вот Сигюн почувствовала некую свободу. Она не хотела оскорблять царицу, но ей жутко хотелось побыть наедине. Все эти разговоры утомляли. Самочувствие ванахеймской девицы оставляло желать лучшего. Она все также ощущала противную горечь во рту, голову словно сжимали в тиски, а все тело ныло. Даже ноги свело судорогой. Несмотря на свое состояние, она поднялась с кровати и занялась утренними водными процедурами. В мыслях назойливо проскакивал единственный тревожный вопрос. Почему заклятье Фригги дало такой побочный эффект? Ведь Сигюн молода и полна сил, магия всегда была ее гордостью, теперь же она лишь прибавляла проблем. С каждым днем тело слабело, она чувствовала, как силы медленно ее покидают, и Сигюн искренне боялась, что в один день это ее и убьет. Тот дар, что достался от матери и пробудился в Асгарде, он ее губил. Как бы Фригга ни старалась, все усердия были напрасны. В ванной появилась тощая Ингрид, которая, по всей видимости, так и не уснула. Кажется, эта девица в жизни столько не рыдала, как после встречи с ванахеймкой. Сигюн пришлось ее успокаивать. Карие глаза бедной девочки походили на красные пятна. — Ты совсем не спала, моя дорогая? — тревожно спросила Сигюн. Ингрид отрицательно покачала головой и продолжила лить слезы на пчеле княжны. Когда Ингрид успела к ней так привязаться? — Пожалуй, стоит перенести все дела на завтра, — добавила ванахеймка. Внезапный приступ тошноты побеспокоил ее. Сигюн рванула к пустой ванной и туда опустошила желудок, согнувшись пополам. Ингрид даже не успела ничего сообразить. Изнеможенная Сигюн противно оскалилась, устало осев на прохладный пол. — По сравнению с этим драить тарелки на кухне не кажется плохой перспективой, да, Ингрид? — вяло съязвила Сигюн, вытирая рот рукой. — Эйр предупреждала о последствиях, она оставила лекарства, — понимающе ответила Ингрид. Помощница нашла и подала полотенце госпоже. У ванахеймки на глазах выступили слезы. Она неуклюже вытерлась и опустила глаза. — Нет, Ингрид, здесь что-то не так. Моя магия, — ее голос дрогнул. — Она должна была меня исцелить, но она не помогает. Боюсь, что… — она всхлипнула. — Боюсь, что я зашла слишком далеко, пожелала слишком много, и теперь за все нужно платить. Она увлеченно теребила пушистое полотенце, медленно приходя в себя. Возле нее уселась Ингрид, понимающе сжав ее руку. — Я ничего не смыслю в магии, леди, но я уверена, что все образуется, — робко утешила Ингрид. Сигюн криво улыбнулась, пытаясь спрятать внутреннюю боль. Она и не подозревала, что ей настолько необходима поддержка. Даже той самой Ингрид. Глупой, пустоголовой и наивной Ингрид. — Знаешь, я до сих пор не могу поверить, что ее нет. Не думаю, что когда-нибудь смогу это принять, все такое ненастоящее для меня. Моя сестра умела радоваться каждому дню, каждой мелочи так искренне, как я никогда не смогу, — дрожащими губами произнесла ванахеймка, шмыгнув носом. — Для меня все это будто дурной сон и я жду, что кто-то вот-вот меня разбудит и скажет, что все мне просто приснилось, что это неправда. Всю жизнь мне приходится наблюдать, как с хорошими людьми происходят плохие вещи и это безумие, эта несправедливость рвет меня на части, Ингрид. И моя сестра была хорошим человеком, поверь, она была такой хорошей, одной из лучших, что мне приходилось знать. И посмотри, что с ней случилось. Сколько бы я ни отрицала, это терзает меня. Я устала чувствовать эту боль, я так устала, — сквозь слезы прохрипела она. — Мне очень жаль, леди. Это так несправедливо, — прошептала Ингрид, шмыгая носом. В глазах своей помощницы Сигюн не видела обычное для себя презрение и ненависть. — А кто вершит правосудие, Ингрид? Кто дарует нам справедливость? Один Всеотец? Он? К кому обратиться за справедливостью? — Сигюн поморщилась от боли. — Когда в детстве я называла сестру матерью по собственной глупости, она отрицала это и говорила, что это несправедливо по отношению к ней. Она говорила, что не может быть мне матерью, потому что она тоже была дочерью, что потеряла мать. Теперь и ее дети не будут знать матери и разве это справедливо? А то, что я сейчас здесь, в другом царстве, и не могу навестить свою семью, может это справедливо? То, что на мои чувства наплевали, а мою кровь оскорбили — это справедливость? — рявкнула Сигюн и подорвалась с места, вытирая слезы. — Даже Один Всеотец не может уследить за всем, — оправдывалась Ингрид. — Именно, — коротко ответила Сигюн и посмотрела на себя в зеркало. — Поэтому мы сами должны вершить свои судьбы, Ингрид. Никому не позволяй решать за тебя и распоряжаться твоей жизнью. Никто не может иметь такую власть. Она набрала холодной воды в ладони, умыла покрасневшее лицо и ополоснула рот. В зеркале на нее смотрела незнакомая девушка с почти прозрачным лицом и стеклянными глазами тусклого голубого цвета. — Мне нужно прилечь. Убери здесь, — вяло приказала княжна и удалилась в опочивальню. Ингрид молча принялась за работу, отмечая явный прогресс в общении с госпожой. Пока она возилась с уборкой, Сигюн успела сменить потрепанные одежды на чистую ночную рубашку и улеглась в кровать. Асгардка приготовила ароматный ромашковый чай и, только убедившись, что Сигюн ничего туда не подмешала, разрешила его выпить. Так же по указаниям Эйр она дала ей необходимые лекарства и весьма удивилась послушности ванахеймки. Ее госпожа даже поела немного супа. К концу дня Сигюн попросила разобраться с накопившейся корреспонденцией и прочитать ее вслух. Помимо кратких писем асов и ванов благородных кровей, которые не смогли лично выразить свои соболезнования, ничего любопытного не было. Сигюн не стала слушать их холодные сочувствия, она сожгла все те письма в чаше с огнем. Однако все же один непримечательный конверт привлек к себе внимание. Он был без любой подписи или печати. Ингрид открыла его и искренне удивилась. — Леди, это ведь пустой лист, — она непонимающе глянула на госпожу. Сигюн не сразу поняла, о чем твердит помощница, пока ее не озарило. Пустая бумага, чистое письмо. Письмо от брата. Кажется, будто сердце остановилось. Ванахеймка выдернула из рук Ингрид эту бумагу и окончательно убедилась в своих догадках. — Перенеси все встречи на завтра в мой кабинет, покорми Ванланда и на сегодня можешь быть свободна, — спокойно произнесла Сигюн. — Но… — начала кареглазая девушка, на что получила прожигающий взгляд. Все ясно, разговор окончен. Спорить с леди Сигюн было бессмысленно. Убрав с прикроватного столика посуду, Ингрид удалилась вместе с кошкой. Как только дверь за ними захлопнулась, Сигюн подорвалась с кровати и поспешно сняла чары с бумаги, наблюдая как черные чернила медленно превращаются в каллиграфический почерк брата.Милая сестра! Как ты уже знаешь, наша дорогая Гносс отошла в вечный покой. В это трудное для нас время все царство скорбит. Горечь утраты сказалась и на моем самочувствии, моя душа страдает, и клянусь тебе, я не познаю покоя, пока виновный за гибель нашей любимой сестры не будет справедливо покаран. Ты будешь рада узнать, что я приготовил для подлого убийцы самое жестокое и безжалостное наказание. Я также раздосадован твоим равнодушием и безразличностью, которое ты проявляешь, моя дорогая. Ты режешь меня без ножа. Неужели так сложно написать брату пару строчек? Или ты все еще злишься на меня? Очень хотел увидеть тебя в это темное время, увы, Всеотец не дал позволения на твое прибытие. Должно быть, он очень дорожит тобой и ценит тебя, несмотря на весь тот урон, что ты представляешь его царству. Наслышался о твоих подвигах. Довела царицу до слез, прилюдно унизила благородную даму Асгарда. Проникла в Хранилище? Ты знаешь, я никогда не сомневался в тебе и твоих способностях. Ты всегда была моей любимицей. Спешу тебя обрадовать, наш дорогой дядюшка идет на поправку, а Герсеми цел и невредим на севере. Скучаю по тебе, моя пташка. Твой брат
Сигюн со злостью скомкала письмо в небольшой шар, и он тотчас загорелся у нее в руке. Ее терзала ярость и ненависть к брату. Он как всегда лукавил и глумился над ней. И целью письма было еще больше ее разозлить, что у него и получилось. Она буквально видела противную ухмылку брата, когда он выводил каждое слово. — Я бы написала, какой ты ублюдок, но ты итак это знаешь, — прошипела ванахеймка себе под нос, наблюдая за алыми искрами в руке. — Можешь сказать мне это лично, — неожиданно прозвучало возле нее. Наверное, она никогда не привыкнет к его неожиданным появлениям. Младший царевич неторопливо ступал с террасы в ее спальню с непривычной мягкой улыбкой на губах. В серебряно-синем свечении луны он выглядел по-особенному царственно и непринужденно. Почему-то он решил явиться к ней в парадном костюме, который Сигюн, откровенно говоря, недолюбливала. Ведь в своих доспехах Локи казался ей чем-то далеким и непостижимым для нее. В такие моменты он был самым настоящим асгардским наследником, хладнокровным и отстранённым для всего мира. Он был тем богом, которому законно поклонялись. Она не ожидала увидеть сегодня еще и его, хотя что-то внутри, какое-то древнее первобытное чувство отчаянно требовало и молило о встрече с ним. Сигюн застыла на месте при его виде и, кажется, спустя целую вечность смогла с собой совладать и прийти в чувства. — Письмо от брата, — запоздало ответила она, прогоняя свое наваждение. Трикстер остановился в паре шагов от нее и посмотрел одним из своих чарующих взглядов. Он сразу заметил напряжение княжны, которое она тщательно пыталась скрыть. Но ведь от него ничего не утаишь. — К тебе нынче трудно прокрасться. Постоянно кто-то суетиться в твоих покоях, — чарующе прошептал Локи, наклонившись к ней. У Сигюн сбилось дыхание. Его присутствие, его близость творили с нечто воистину невероятное. — Я не просила тебя приходить. — Нет, не просила, — честно ответил маг без доли сарказма. — Но ты хотела видеть меня, а я хотел видеть тебя. К тому же, ты оставила мне приглашение, которое я ну никак не мог игнорировать, — тихо рассмеялся Локи. Его взгляд упал на тот самый плющ, который Сигюн так яро отстаивала и трепетно взращивала. Она знала хитрости младшего царевича. Она знала, что он изредка подсматривает за ней по ночам в излюбленном лике ползучего гада, поэтому решила упростить ему задачу. Локи был прав, она оставила ему приглашение, она разрешила ему явиться сюда, но не сейчас же. — Ловко, — скромно похвалил Локи. Он сделал шаг в ее сторону, но она резко отступила. Ее ослабевшее тело и помутневший рассудок во всем видели опасность. Локи навеивал страх и ужас, и она в некоторой мере его боялась. Как будто что-то в нем изменилось. Змеи ведь охотятся ночью. Они крадутся медленно, незаметно и бесшумно, настигая свою жертву врасплох. Именно так Локи и пробрался в ее покои. Царевич заметил ее испуг и решил исправить ситуацию. Как только его рука коснулась громоздкого доспеха на груди, его привычное одеяние сменилось на обычную рубаху и черные штаны. И теперь он выглядел куда привычнее. Как тот Локи, которого она знала. Сигюн расслабилась и облегченно выдохнула. Кажется, с тем воздухом ее покинули и последние сомнения. Локи уверенно подошел и несмело обнял девушку. Сей жест доброй воли Сигюн восприняла неоднозначно. С одной стороны она чувствовала хрупкие частицы его поддержки, но с другой стороны ей не нравилось, что она не видит его лицо. Он его прятал. Но через это простое прикосновение Сигюн вновь чувствовала его поддержку, так же как и вчера за завтраком. Она прикрыла глаза и обняла его в ответ, наслаждаясь его божественным ароматом. За ухом горело пламенем — это его горячее дыхание на затылке и обжигающие губы, что оставили едва ощутимый поцелуй. Такое незамысловатое касание, почти целомудренное, но ей тут же захотелось большего. Она нашла эту затею пугающей и отвратительной. Трикстер немного отстранился и скользнул губами по угловатым скулам опьяняющими и почти неощутимыми поцелуями. Дыхание сперло, кровь подобно лаве выжигала тело изнутри. — Хочешь, я помогу тебе? — страстно прошептал царевич ей на ухо, укусив при этом за мочку. Он здесь только поэтому? Его голос подобен сладкой патоке, что очаровывала и одурманивала ее слух. Сигюн невнятно что-то промычала, закусив до боли губу. Локи резко оказался позади нее, его хитрые руки в один момент очутились на ее бедрах, большие пальцы выводили замысловатые круги на коже, подбираясь выше к ноющей промежности. Она пропала, исчезла. Ведь как можно устоять перед его природным обаянием, его размеренным дыханием в распущенных волосах, его бесстыдными руками, его роскошными губами и неотразимым голосом? Локи неспешно стащил с нее ночную рубаху и бросил ее к ногам бесформенной лужицей. Голая грудь вмиг покрылась гусиной кожей от ночной прохлады, а чувствительные соски сжались в тугие горошины от возбуждения. Он превратил чертову ванахеймку в мямлящий кусок чистого вожделения и похоти. Холодные как лед губы проследили дорожку от одного плеча к другому, а затем опустились к выпирающим ключицам. Каждое прикосновение губ и пальцев отзывалось приятной пульсирующей болью. Острые как клыки зубы царапали шею, а раскаленное дыхание обжигало кожу следом за ними. Она плавилась под ним как медленно догорающая свеча. Сигюн знала, что это неправильно. Это гнусно и бесстыдно. Этот поступок омерзителен. Не то время, не то место. Но тот плен, в который она вновь попала добровольно, отодвигал все на второй план. Она все еще не понимала кто они друг другу, но знала, что без коварного бога ей не жить. Что он только творит с ней. Локи грубо сжал ее возбужденную грудь, и Сигюн не сдержала сладкого стона. — Тише, стража услышит тебя, — лукаво прошептал маг, и она ощутила его довольную ухмылку на своей шее. Неужели она застонала так громко? Ведь между ними и стражниками еще кабинет. — Ты ведь не хочешь, чтобы нас услышали? Не хочешь, чтобы нам помешали? — продолжил Локи. И вместе с этими вопросами Сигюн почувствовала как его бесстыдные пальцы мучительно медленно, но напористо пробираются во влагалище, а губы продолжают изучать шею. — Не хочу, — захныкала Сигюн. Он провел дорожку из поцелуев по позвоночнику, заставив ее выгнуться дугой. Изящные пальцы внутри лона творили что-то поистине волшебное, пронзая ее тело мелкой дрожью. Она ерзала на месте, сжимая ноги крепче с каждым новым движением, когда он пробирался в нее все глубже и настойчивее, задевая чувствительные точки. Она ощутила, как ноги подкашиваются и она падает. Локи быстро поймал ее и подтолкнул к кровати, вынув пальцы из возбужденного лона. Полный разочарования вздох покинул легкие, а тело начало постепенно обмякать в его сильных руках. — Я возьму тебя так, что ты ни о чем не сможешь думать, ты забудешь обо всем на свете, ванахеймская девка, обещаю тебе, — хрипло прошептал Локи. От его медового голоса по позвоночнику пробежала мелкая дрожь похожая на электрический ток и пропала на кончиках пальцев. Он грубо кинул ее на кровать и милосердно позволил лицезреть, как его тонкие пальцы изящно расстегивают рубашку пуговица за пуговицей. Сигюн лежала перед ним нагая и истекающая, она с восхищением наблюдала за каждым движением Локи и украдкой бегала глазами по его поджарому торсу, остановивши свой взор на низу живота. Ее желание бесстыдно стекало по бедрам, а его желание было слишком заметным по выпуклым на паху брюкам. Трикстер скинул рубашку к ее ночной рубахе и, расстегнув брюки, залез к ней на кровать. Одним его резким движением Сигюн оказалась на четвереньках с широко раздвинутыми ногами, между которых удобно разместился Локи. Как только его волшебные пальцы вновь коснулись влагалища, она прогнулась дугой и сцепила первую попавшуюся подушку зубами, глуша в ней стоны. Второй рукой царевич собрал ее волосы в кулак и больно потянул на себя, точно выбивая из головы все мысли. Были только он и она. Жаждущие, желающие. Локи освободил налитый кровью член, с которого уже стекало семья, и приставил его к пульсирующему влагалищу ванахеймки. Его проникновение оказалось куда болезненнее, чем в их первый раз. Он не был резок или груб, но входил так мучительно долго и неспешно, наказывая почти дразнящими движениями, что ей показалось, будто сами небеса обрушились на ее плечи. С каждым новым толчком его рычание становилось все громче, а рука натягивала волосы все сильнее. Другой рукой он вжал ее в кровать, все яростнее вбиваясь в девичье тело. Ее локти саднили, ее колени саднили. Он беспощадно двигался в ней, задевая все новые точки услады. Сигюн терлась торчащими сосками о холодные простыни, и голая грудь тоже начала саднить и жечь диким огнем. Внизу живота болело, его набухший член подобно острому клинку пронзал жгучей болью с каждым новым проникновением. Он был груб и жесток. Она вцепилась руками в подушку, пряча в ней свое лицо. Подушка вмиг повлажнела от внезапных слез и сдерживала в себе все те проклятия, которыми ванахеймка так щедро осыпала трикстера. Их тела смачно шлепались друг о друга, и Локи мог поклясться чем угодно, что это были самые сладкие звуки во Вселенной. Он нагнулся к ней и потянул за волосы, обдав раскаленным дыханием ушную раковину. — Ванахеймская дрянь, — охрипшим голосом шепнул Локи ей на ухо, вызвав тем самым у нее новый стон. — Асгардский обормот, — рявкнула она сквозь собственное шипение. Сухость во рту напоминала жаркую пустыню, кровь в висках стучала набатом. Режущая боль между ног не стихала, она становилась все сильнее, разливаясь неким эхом по всему телу. Его рваные толчки участились, и Сигюн почувствовала сквозь эту жгучую боль приближающуюся волну наслаждения. Она сжимала его в себе, сорвав с тонких губ тихие проклятия. Руки онемели, она больше не чувствовала свое тело. Был только Локи, который яростно вбивался в ее лоно с животной похотью, его сбитое шипение сквозь зубы и грубые руки на ее теле. Он забрался на ее как тот жеребец, что покрывает кобылицу, и Сигюн нашла в этом что-то истинно волнующее. Как будто эта животная связь впрямь была нужна ей. Чувствовать высокомерного трикстера на себе, ощущать его пылающее дыхание на своей коже и толстый член во влагалище, что двигался грубо и быстро, все это очищало мысли и душу, но клеймило тело. Он утверждал свою власть над ней и ей это нравилось. Ей нравилось быть в его подчинении, ей нравилось стонать и извиваться под ним. — Скажи мое имя, — неожиданно потребовал он. Она разорвала подушку. Мягкая ткань впитала не только ее слезы, но и выступивший пот. Сигюн бросило в жар. Внутри все сладко сжималось. — Локи! — прокричала она неистово, двигаясь с ним в такт. Все эти чувства, что он пробуждал, и все те наказания, что он дарил, сплелись воедино и взорвались в ней подобно яркой вспышке на небосводе. Томное, тягучее наслаждение разлилось в их крови одновременно, опьяняя их потные и разгорячённые тела. Его едкое семья обожгло хрупкое сжимающееся лоно, и Сигюн обмякла в его руках. Он держал ее крепко, с последними толчками изливаясь в девушку до последней капли. Она грелась в его объятиях, наслаждаясь тем дурманящим ароматом, что витал в спальне. Холодный воздух со двора приятно остужал их вспотевшие тела, и Сигюн мысленно отметила, что этот животный секс и впрямь ей помог. Сейчас они — всё, что имело значение. Ее спутанные волосы, что мирно покоились на его вздымающейся груди, его сбитое дыхание, что он пытался восстановить, их сплетенные воедино удовлетворенные тела. Сигюн с удовольствием слушала биение его сердца и оставляла легкие поцелуи на мускулистой груди царевича. Локи провел пальцами и на столике возле кровати оказались графин с вином и два бокала. Он молча протянул ей один бокал, и после одного жадного глотка Сигюн сразу узнала родной напиток. Локи хотел ей угодить. — Знаешь, почему я люблю ванахеймское сухое? — спросила она охрипшим голосом. — Многие его незаслуженно отвергают за сильную терпкость и горечь послевкусия, но я его обожаю. Сказать почему? Локи тоже отпил вина, смочив сухое горло и неприятно скривился. Вино и впрямь горькое. — Почему? — тихо спросил он. — Потому что оно на вкус как сама жизнь. Такое же горькое и терпкое, — решительно произнесла Сигюн. Локи осушил свой бокал и поставил его обратно на столик, положив руку на голую спину Сигюн. Она тоже отставила свой пустой бокал и положила голову ему на грудь, трепетно сжав его руку. Ванахеймка не могла поверить, что свое утешение она найдет в самом коварном божестве Асгарда. Под ухом она чувствовала размеренное биение его сердца, а на макушке ощутила его легкий поцелуй. — Столько всего произошло. И я так много не понимаю, — жалобно произнесла Сигюн, водя большим пальцем по его руке. Локи томно вздохнул. Ванахеймское вино после бурного оргазма окончательно затуманило его рассудок. Они лежали голые и довольные, и он бесцеремонно рассматривал ее шрамы. Сейчас Сигюн была куда покорнее и сговорчивее чем обычно. — Как мы могли видеть один сон? Все так запутано. Ты понимаешь что-то? — с напором спросила княжна. Под большим пальцем она ощутила венку, которая размеренно пульсировала в такт его сердцебиению. Она чувствовала себя в безопасности рядом с ним. — Нет, — коротко ответил царевич. Его мысли пропали, так же как и ее. Он просто лежал и наслаждался тихой ночью и ласковыми прикосновениями ванахеймки. — Расскажи мне историю, Сигюн. Интересную историю твоей жизни, — ласково потребовал царевич. — Какую ты хочешь услышать? Грустную или веселую? — тихо осведомилась Сигюн. Он задумался. Казалось бы такой простой выбор. — Грустную, — бесцветно ответил Локи. — Хорошо, — ответила ванахеймка. — Но должна предупредить, я разобью тебе сердце. Локи закатил глаза и улыбнулся. Какая сентиментальная чепуха. — Постарайся, — улыбка чувствовалась даже в этом единственном слове. Сигюн до боли прикусила губу. Стоит ли рассказывать ему? — Ты станешь первым и единственным, кто услышит это. Я разделю эту ношу с тобой, — Сигюн поднялась на локте и посмотрела в его глубокие зеленые глаза. — История о том, как ты получила эти шрамы? — царевич нежно провел пальцами по выпирающей ключице, груди и опустился к животу. Сигюн замерла, издав сбитый вздох. Его теплые пальцы скользили по отпечаткам прошлого, вороша затянутые раны. Она хотела ему рассказать. Хотела, чтобы он знал и почувствовал, сколько боли ей пришлось пронести в себе. — Да. История о том, как я стала собой. Она залезла к нему на колени, не спуская с него пустых глаз. — Всё случилось в далеком царстве, что именуется Ванахеймом. На самых его северных землях, где княжат потомки лунных владык. Однажды старшему сыну почившего князя преподнесли в дар изящный лук иностранные послы. Утонченная работа, изысканные драгоценности, с одного взгляда наследник влюбился в свой подарок, дав обещание, что никто и никогда не познает его милосердия. Но первую стрелу он выпустил не в мишень, не в предателя и не во врага, он выпустил ее сюда, — Сигюн смело прикоснулась к шраму на левой ключице. — Но наследник сразу же извинился за свой поступок. Он сказал… — ее голос дрожал. — Он сказал, что целился в сердце, — догадался трикстер. Он нахмурил брови, когда девушка коротко кивнула. Она вспомнила ту огромную стрелу в своем теле и вздрогнула. — Тогда я начала по-настоящему бояться брата. Он называл это охотой. Мы выходили в лес, и он охотился на меня этим луком. Ему нравилось наблюдать, как я бегаю подобно загнанному животному и ему нравилось пускать в меня стрелы, — холодно отчеканила Сигюн, не спуская с Локи глаз. — Никого не было рядом. Никто не слушал нелепые басни маленькой глупой княжны, никто не хотел верить, что золотой наследник князя и царя может быть тираном. Я была мала и глупа, живя с наивной преданностью к брату. Он убеждал, что делает меня сильнее, но я не верила. Я грезила найти пропавшего в лесах дядю, того, кого одни считали безумцем, а другие считали погибшим. Быть может, это я была безумной? Во мне была та уверенность, что я найду его и верну домой, и тогда все изменится для нас. Что мы снова станем семьей, а брат станет лучше. Что дядя будет наследником царя и будет заботиться о нас. Эта мечта была настолько огромна, чиста и желанна, что я верила в нее всем сердцем, а потому и начала убегать из поместья. Я бродила по густым северным лесам Ванахейма днями и ночами, искала дядю Ина, сдирая ноги в кровь. Но его нигде не было, сколько бы лет я не искала, — обреченно сказала она. Та Сигюн так отчаянно желала найти пропавшего дядю, что сама же и стала причиной всех своих бед. — Но кого же ты нашла в лесу? — тихо поинтересовался Локи, взяв ее за подбородок. Сигюн терялась в его глубоких глазах. Он догадался. — Меня недаром величают дикаркой, Локи. В лесах я бродила слишком долго, быть может, там и потеряла рассудок. Но однажды я увидела в тех извечных лесах нечто странное, необъяснимое. Яркое свечение, магия неземная, волшебство мною ранее невиданное. Из него вышли мародеры, дюжина, не больше. Они рассекали миры и желали только грабить и убивать. Но что против них безоружная девчонка? Грязь под ногами. — Но почему же Страж не узрел тебя и их? — недоуменно спросил Локи, на что получил лукавый взгляд. — Морок, — он догадался. — Хеймдалл не видел ни меня, ни их, но они меня слышали. Слышали мои шаги. Эти звери, самые настоящие звери, чувствовали мой запах и следовали за мной по пятам. Они даже не ведали, в какой мир попали. В лесах Ванахейма любой чужак потеряется, и будь те чудовища хоть немного умны, они бы не стали следовать за мной, ведь я привела их к самым северным границам, туда, где нет поселений, туда, где заканчивается Ванахейм и начинается Бездна. О, как же они рассердились, когда ничего не нашли, — с гордостью выговорила Сигюн. — И что было потом? — Они взяли с собой единственный трофей, что им достался. Меня. Серебряная девка, да к тому же с магией, они забрали меня с собой, питая надежды выгодно продать. Как скот, как рабыню. Странная штука, Локи. Меня не было почти тридцать лет, но никого, кажется, это не волновало. Никто даже и не заметил. За разговором они и не поняли, когда в Асгарде наступило утро, что пробудило все царство. Они проговорили всю ночь и совершенно забыли о своих обязанностях. — Но что было потом? — настойчиво повторил свой вопрос царевич, но Сигюн его не слушала. Она уловила тихое копошение возле входной двери в покои. Должно быть, это Ингрид? Сигюн резко соскочила с его колен и разыскала свою рубаху. Она кинула Локи его одежду и сама принялась одеваться. — Собирайся, тебе нужно уходить, — холодно сказала она, игнорируя его любопытный взгляд. Но Локи настаивал на своем. Он отчаянно хотел узнать всю правду до конца. И сейчас. — Уйдешь так же, как и пришел, — ответила Сигюн. Царевич раздраженно хмыкнул. И все же он не торопился. Ингрид уже прошла кабинет и подошла к двери, что вела в спальню. Сигюн в ужасе вытолкнула младшего царевича на террасу, не ожидая когда тот оденется. Она не могла допустить, чтобы их кто-либо увидел, тем более в таком виде. — Скажи мне, — властно потребовал он. Локи ужасно не любил неоконченные сказания. — Значит, я разбила тебе сердце? — Возможно, — жестко ответил маг. Ванахеймка со злости толкнула его с балкона, но трикстер не полетел вниз. Черная змея ловко схватилась за лианы плюща именно в тот момент, когда в спальню влетела счастливая Ингрид. — Я стала двенадцатой, — тихо прошептала ему Сигюн и он исчез. Ванахеймка улыбнулась сама себе. Пускай царевич разгадывает эту загадку.