Коварные божества

На душе было неспокойно, ее руки нервно дрожали. Необъяснимая тревога съедала душу и терзала тело острым клинком, который именовался дурным предчувствием. В груди засело неотступное беспокойство, но Сигюн с гневом его отвергала. И где-то между всем этим смятением, к ее огромному удивлению, она почувствовала еще и дикий голод. Возможно, после горячей купели все ее чувства обострились до предела. Она смотрела перед собой, но ничего не видела. Ингрид что-то уронила, и Сигюн вздрогнула. Этот громкий звук вывел ее из оцепенения. Ту мерзкую нервную дрожь в теле Сигюн решила унять простым решением. — Думаю, я готова к аперитиву, — вдруг сказала она Ингрид. Приятельница растеряно посмотрела на нее, застыв подобно многовековому изваянию. — Просто принеси мне выпить, — добавила Сигюн требовательно и сцепила руки в замок. — Леди, но мы ведь спускаемся на пир, — как бы возразила Ингрид. Ванахеймка закатила глаза и раздраженно сжала губы. Она теряла терпение. — Не могу так долго ждать. Принеси чего-нибудь. Подруга принесла из забитых хмелем погребов невероятно сладкое грушевое бренди, от которого сводило скулы. Сигюн поморщилась после первого же глотка, но выпивка сделала свое дело и немного уняла дрожь. Неужели она так волновалась всего из-за одного танца с Теориком? Откуда эта нелепая сентиментальность? Она ведь давно не маленькая девочка, которая робеет перед каждой особью мужского пола. В эту минуту Сигюн почувствовала, что упускает нечто очень важное, только не знала что. Но ведь это «нечто» весьма важное. Думай, Сигюн, думай. Вниз она спустилась в компании Ингрид и совершенно не хотела отпускать личную помощницу от себя. Сигюн чувствовала расползающуюся по телу усталость, которая явно не была связана с работой у Эйр. Княжна не могла найти объяснения собственному изнеможению, потому поддержка Ингрид казалась жизненно необходимой. Поскольку на празднике присутствовали царь с царицей, она не могла привлекать к себе лишнее внимание. Теперь подобная роскошь ей непозволительна. На праздновании Сигюн явилась в том же синем платье, в котором была на пиру в честь ее прибытия в Асгард. В том же кожаном полудоспехе и громоздких ботинках. Наряд ей нравился, и она не брезговала носить его повторно. В конце концов, даже такая простая мелочь напоминала ей о доме, как и серебряная цепочка, которую когда-то подарил отец. Тускло-синей краской Ингрид разрисовала ей глаза, лоб и щеки, и в итоге на лице ванахеймке было что-то вроде нарисованной маски, которую носят на маскарадах. Сегодняшнее торжество поражало своим размахом и богатством, ведь подготовкой занимались Один с Фриггой, а не их безнадежные наследники. Она сразу почувствовала на себе чей-то заинтересованный взгляд. Он принадлежал не Локи, и даже не Теорику, его обладателем была царица. Фригга сидела подле супруга за главным столом и с интересом наблюдала за пиршеством. Сигюн не разговаривала с ней после того случая, когда царица всю ночь просидела подле нее, спасая ее жалкую и никчемную жизнь. Ванахеймка и ее асгардская помощница подошли к столу царской семьи и вежливо присели в реверансе. — Ваше Высочество, — хором пропели девицы. Всеотец коротко кивнул и рукой указал Сигюн на место за его столом. Интересно, успела ли нажаловаться Эйр царю на то, какая бестолковая из Сигюн помощница? Или же его великодушный жест не просто банальная вежливость? — Здравствуй, Сигюн, — мягко сказала царица. — Выглядишь… очаровательно. Сегодня верховная богиня блистала в дорогом платье из парчи. Воистину, Фригга была настоящей царицей. Возможно, ими рождаются, а не становятся. — Благодарю, миледи, — одними губами сказала ванахеймка и присела возле Фригги. Подруга ловко ускользнула от нее и растворилась в толпе танцующих асов. Сигюн с облегчением отметила, что это торжество куда приличнее прошлого. В нос не бил резкий запах алкоголя, приближенные царевичей еще были трезвыми, музыка была приятной, а танцы — приличными. Она сидела за золотым столом, смотрела на золотые стены и колонны, а под носом у нее стояли золотые подносы с богатыми яствами. Какой-то свирепый первобытный голод взял над ней верх, и Сигюн едва не со звериной жаждой припала к блюдам. Красное вино прекрасно дополняло жареное мясо и утоляло нервозность. Она с улыбкой подметила, что на столе нет дичи. Надо же, Всеотец выражает уважение своим… подданным. — Надо полагать, работа у Эйр изматывает силы? — вдруг раздался приятный и мягкий голос царицы, которая незаметно наклонилась к Сигюн. Ванахеймка медленно отставила бокал с вином и смущенно улыбнулась. Она впрямь не вела себя, как подобает княжне. — Думаю, что да, миледи, — неуверенно шепнула блондинка. — Прошло много времени с нашего последнего занятия. Быть может, я чем-то тебя обидела? Фригга отпила такого же сладкого вина и ближе пододвинулась к Сигюн. У княжны болела голова от постоянно мелькающих перед ней в танце асов и от веселых мелодий. Сидеть рядом с царицей, беседовать с ней, смотреть ей в глаза Сигюн просто не могла. Ее низкое и бесстыдное поведение теперь заставляло чувствовать себя неуютно. Мало того, что она спала с младшим сыном царицы, так еще и имела достаточно наглости нагрубить этой прекрасной женщине одной темной ночью. — Прошу прощения, миледи, что дала вам повод так думать, — пылко возразила Сигюн. — Но, по правде говоря, обучение у Эйр и заботы с сиротами отнимают много времени у меня. К тому же, в последнее время я сплю спокойно, тревожные сны меня не беспокоят. На лбу царицы появились глубокие морщины, когда она нахмурилась. Асинья задумчиво хмыкнула. — Возможно, усталость сказывается на твоем общем самочувствии. Не думаю, что есть поводы для волнения. Рада слышать, что теперь твои сновидения безмятежны. Просто помни, я всегда рада тебе и обязательно помогу. Ну вот. Последняя черта. Теперь Сигюн верно чувствовала себя ничтожеством. Чем же она заслужила любовь и заботу прекрасной царицы? И какое имела право чернить ее наследие своими гнусными поступками? — Спасибо, миледи, — грустно улыбнулась Сигюн. Краем уха она услышала звонкий смех Всеотца, что сливался с шумом толпы и растворился в праздничной мелодии. Он смеялся над какой-то глупой шуткой одного из Ястребов. Кажется, это первый раз, когда она слышала его смех. Сигюн полагала, что царю по уставу запрещено смеяться. Или у него и вовсе нет поводов для радости? Почему она думает о Всеотце? Неужели искренне и глупо надеется, что это спасет ее от навязчивого внутреннего голоса и угрызений совести? О нет, Сигюн, и не надейся. Так жаждала забыться и раствориться на этом празднике, а в итоге сделала только хуже. Довольная, глупая девка? Не хватало только узреть самого Локи, чтобы окончательно потерять разум и сойти с ума. — Надо думать, этот прекрасный юноша жаждет твоего внимания, дорогая? — спокойный голос царицы вывел ее из ступора. Сигюн попыталась сосредоточиться на мужчине, который целенаправленно ступал к их столу, и спустя пару минут узнала в нем Теорика. Ас красиво улыбался, в то время как ванахеймка сгорала со стыда. — Ваше Высочество, как всегда, сияете, — бесцеремонно обратился он к Фригге. Богиня моментально залилась легким румянцем и скромно улыбнулась. Даже благородная царица смущалась как девочка в присутствии Теорика. Что тут поделать, он действительно был привлекательным мужчиной. Сигюн с опаской наблюдала за ним, утоляя жажду густым красным вином. — А ты, как всегда, знаешь правильные слова, Теорик, — засмеялась богиня. Всеотец в стороне продолжал увлеченно беседовать со своими подданными и совсем не обращал внимания на Сигюн, Фриггу и Теорика. Молодой ас вскинул руками и склонил голову набок. Все же он решил прислушаться к совету Сигюн, а потому и облачился в парадные одеяния. Золотой камзол безупречно сидел на его подтянутом теле. Всего на секунду она даже залюбовалась им. — Миледи, прошу разрешения похитить вашу воспитанницу. Леди Сигюн обещала мне танец. Фригга кинула полный удивления взгляд на поникшую и оторопевшую Сигюн. Ванахеймка видела, как позади него пары сходятся в круг, а мелодия меняется на более веселую музыку. Кошмар. Она с ужасом осознала, что Теорик приглашает ее не просто на танец, а на круговой танец, где пары меняются партнёрами. О, ужас. — Мое разрешение ничего не значит без согласия Сигюн, — лукаво ответила царица и выжидающе посмотрела на ванахеймку. Под их прожигающими взглядами Сигюн не могла долго сопротивляться. — Миледи, — она встала и, обойдя стол, приняла протянутую руку Теорика. Асгардец был выше нее и достаточно красив, однако, все, на что была способна Сигюн в этот момент, лишь бегать усталыми глазами по трапезной, выискивая нужного ей бога. И она так и не поняла, что ощутила: облегчение или смятение, когда не заметила в огромном зале Локи. Но, к ее огромному удивлению, она заметила Тора, который стоял на площадке вместе с леди Сиф. И Сигюн ни на минуту не засомневалась, что именно Сиф пригласила Тора на танец, а не наоборот. Громовержец снял свой крылатый шлем и под громкое одобрение толпы кинул его Фандралу, который стоял поодаль в компании милых дам. Она ошибочно считала Багровых Ястребов позерами, но именно Тор был настоящим любимцем публики и искусником хвастовства. — Выглядите волшебно, леди Сигюн, — хрипло и смущенно выговорил Теорик. Она держала его под руку и чувствовала его умиротворяющее тепло. Асгардец любовался ею, а в его глазах сияло восхищение. — Интересный выбор танца, милорд, — улыбнулась Сигюн, когда они остановились рядом с другими парами. Спину прожигал грозный взгляд леди Сиф, и угадать причину ярости прекрасной Воительницы было отнюдь не трудно — ведь в этом танце Сигюн будет танцевать с ее кавалером. Губы ванахеймка неосознанно растянула в полуулыбке. И почему только ее забавляет глупая и беспочвенная ревность леди Сиф? Когда Теорик завел одну руку себе за спину, а другую положил Сигюн на спину, она даже что-то ощутила. И почему-то это «что-то» отозвалось новой волной тревоги во всем теле. Она натянуто улыбнулась и положила правую руку ему на плечо. — Никогда в жизни не поверю, что вы плохо танцуете, леди Сигюн, — хитро улыбнулся ее партнер, когда заиграла музыка. Он вел ее в танце твердо и уверенно. Брови взмыли вверх. Если он хороший танцор, это еще не значит, что и остальные должны быть таковыми. Очевидно, ей придется изрядно потрудиться, чтобы не отставать от него. Проклятье. Сигюн ненавидела танцы, особенно быстрые. Да, она вырядилась этим вечером эффектно, поэтому большая часть любопытных глаз уставилась именно на их пару. Остальная часть еще трезвых асов глядела на другую пару — Сиф и Тора. С интересом наблюдала за ними и царица. Вновь странное чувство потревожило Сигюн. Она что-то упускает. Нечто важное. — Сколько талантов всего в одном… боге, — так же хитро ответила ему Сигюн. — Всегда стремлюсь к лучшему, — он сильнее прижал Сигюн к себе, продолжая уверенно вести танец. Громкая музыка нещадно терзала уши, и все же каким-то образом Сигюн слышала его сладкий голос. — А куда стремится Сигюн из Ванахейма? — внезапно спросил он. Во рту пересохло, ее тонкие пальцы больно впились в его плече, но он не подал и виду. Она вновь почувствовала, как внутри все переворачивается. Его вопросы пролетали мимо ушей. — Почему я вижу, как ты живешь чужими жизнями? Тысячами чужих жизней. Словно Сигюн никогда и не существовало. От кого ты прячешься, что ищешь и куда бежишь? Его вопросы наконец привлекли ее внимание. Сигюн резко подняла голову и увидела его встревоженное лицо. Что-то в ней безумно пугало его и одновременно притягивало. — Вот что ты видишь? — дрожащим голосом спросила она. — Такое трудно не заметить, Сигюн. — Ты обещал мне ответы. — Нет, я обещал помощь, и танец еще не окончен, — возразил Теорик. — Но мы уже танцуем. Можешь приступать, помогай мне. Этот танец был невероятно быстрым, шаги Теорика были большими, а потому Сигюн приходилось несладко. Ее дыхание сбилось, а грудь тяжело вздымалась. И только когда она приготовилась задать свои вопросы, как перед ней возникло суровое лицо старшего царевича. Весьма не вовремя им пришлось меняться партнерами. И Тор появился перед ней так неожиданно, по-хозяйски скользнув грубой рукой по ее утонченной спине, что Сигюн не сразу это поняла. Теорик уже кружил в танце радостную леди Сиф. — Здравствуй, Локи, — широко улыбнулась Сигюн. Но громовержец по-прежнему не выдавал ни единой эмоции, он уверенно вел ванахеймку в танце. Разве мог неуклюжий и массивный Тор, который еще недавно топтался на ее ногах, так уверенно и мастерски вести танец? Его серьезное лицо даже немного пугало. — Что ты творишь? — недовольно пробасил бог грома. — В данный момент или вообще по жизни? — все также довольно улыбалась княжна. Она его разозлила. Волшебно. Его шаги были куда шире шагов Теорика, и Сигюн изо всех сил старалась держаться в этом танце. Вдруг ее заинтересовало, где же настоящий громовержец? Может быть, он давно захмелел и лежит где-то без памяти в пустых казармах? — На кой тебе сдался крылатый олух? — бесцветно спросил Тор. — И что за маскарад ты устроила? Тор окинул ее полным отвращения взглядом. Сигюн раздраженно хмыкнула и сжала губы. Их разговор приближался к опасной черте. — Учись слушать других, Локи. Говорила ведь, любопытство во мне от отца. Пока одна рука царевича покоилась на ее спине, другой он резко вцепился ей в горло. И ведь никто вокруг как будто нарочно не замечал его поступка. Сколько же иллюзий он может сотворить за раз? — Ваше высочество, какие непристойности, — вымучено сказала она, хотя рука царевича перекрывала воздух. Он смотрел на ее бледное лицо и победно улыбался. Царевич заметил что-то интересное на ее лице. Сигюн умела прятаться, но от бога лжи и коварства не спрячешься. Он видит тебя насквозь, Сигюн. — Латентная нимфоманка, — радостно ухмыльнулся Тор. — Неужели ты влюбилась, Сигюн? Неужели в меня? — вдруг серьезно спросил он. Сигюн злобно нахмурилась, вырвалась с его стальной хватки и резко отпрянула от него. Он хотел ее оскорбить? Он хотел ее задеть? Вывести на чистую воду? Так у него получилось. О, Локи был более чем доволен. Девица втрескалась в него по уши. Он видел это в ее глазах, он чувствовал это в ее учащенном сердцебиении. Она может даже никогда этого не признать, но он был уверен в ее чувствах к нему. Разве эта глупая, слепая и преданная любовь может не радовать его больное самолюбие? Ведь эта девчонка замечательное развлечение. Как идеальная жертва для идеального убийцы. Теперь ею можно манипулировать, можно использовать, и, скорее всего, после всего этого она лишь больше будет его любить. Он это точно знал. Не впервой ведь. — Я буду сопротивляться твоим манипуляциям, — смело сказала ванахеймка. Тор незаметно ухмыльнулся. Она прятала взгляд от него. Тот самый взгляд, полный стыда и смятения. — Значит, я угадал, — она услышала хриплый голос Локи и увидела сияющее лицо Тора. На глаза наворачивались слезы. Мало того, что коварный бог тыкал ее в собственные чувства носом, будто это что-то мерзкое, отвратительное и позорное, так у него доставало смелости глумиться над ней. Ей стоило бы задуматься над этим с самого начала, когда они только встретились в Тронном зале. Ей стоило бы понять еще тогда, что шутки с младшим царевичем – дело плохое. И уж тем более ей стоило бы задуматься, стоит ли влюбляться в это бездушное и пакостное чудовище? Тор продолжал самодовольно улыбаться. Сигюн думала, что ее танец с Теориком заставит Локи хоть немного ревновать, но теперь трикстер был уверен в Сигюн. Теперь он знал, что девица будет верна ему и предана. И даже Теорик этому не помеха. И когда Сигюн вновь попала в руки Теорика, она потратила последние силы, чтобы не разрыдаться и не показаться ему жалкой плаксой. — Неужели леди Сиф не убила тебя своим грозным видом? — равнодушно спросила ванахеймка, хотя внутри все обрывалось. — О, леди Сиф довольно милая личность. И таки неплохо ведет в танце, — рассмеялся он и тем самым избавил Сигюн от дурных мыслей. — Так что, много знаешь о прорицании? — холодно спросила она у Теорика и прижалась к нему. Княжна старалась не думать о черствой душе Локи. — Как знать, леди Сигюн. Прорицание не просто дар, оно не просто передается по крови, и уж точно неподвластно каждому. Прорицание дело коварное. И я знаю, что вы его подчинили, леди. — Думаешь, оно и впрямь позволяет видеть будущее? — Думаю, оно позволяет видеть только то, что вы готовы видеть. — Даже если я считаю, что готова видеть больше? — Даже так. — Почему же у меня больше вопросов, чем ответов, дорогой Теорик? Его рука скользнула вверх, вызвав волну дрожи по телу. — А что, если самые желанные ответы прямо под носом и всегда там были, просто иногда необходима смелость, чтобы увидеть их? Внезапно музыка утихла. Мужчины благодарно поклонились своим дамам, только Сигюн не чувствовала какого-то облегчения или радости. Неожиданно для нее самой Теорик оказался хорошим и интересным собеседником. И когда танец завершился, а пары покинули площадку, она почувствовала внутреннее опустошение. Теорик не жаловался на боль в запястье, но почему-то сразу покинул торжество, впрочем, как и Локи, который выдавал себя за Тора. Именно тогда весь этот фарс ей осточертел. Царь с царицей покинули трапезную еще во время их танца, и в зале остались только хмельные, но очень счастливые асы, которые в силу своего опьянения даже не помнили причину, по которой здесь собрались. И тогда Сигюн вновь ощутила в животе привычное неприятное чувство, а к горлу подошла противная тошнота. Покинула торжество даже Ингрид, во всяком случае, Сигюн ее нигде не наблюдала. Ванахеймка заметила среди знакомых лиц лишь друзей Тора, но и от их лицезрения ей не становилось легче. А ведь еще совсем недавно ей даже нравился этот пир, но сейчас все вокруг казалось ей противно-приторным и мерзким. Рядом как угорелые носились одурманенные асы, вокруг нее царил праздник, а она, хоть и стояла в самом его центре, все равно чувствовала себя чужой и покинутой. Сигюн чувствовала себя опустошенной. Еще в трапезной она услышала нечто странное и необъяснимое даже по меркам Асгарда. В огромном зале было душно, да, но на террасе тарабанил сильный дождь. И снаружи огромного и великолепного дворца, обители могущественных богов, ощущалось свежее дыхание. Холодный дождь… Его громкий звук раздражал Сигюн. Она даже на какое-то время забыла о своем дурном самочувствии. Как случилось, что даже в царстве богов идут дожди? Да и к тому же такие свирепые. Эта осень наступила внезапно и прихватила с собой всевозможные мерзкие явления природы. Сигюн хотела видеть Локи. Невзирая на его отвратительное поведение и дурной характер, она хотела его видеть. Лишь рядом с ним она была в безопасности. Сигюн лежала в своей постели и слушала назойливый стук капель на террасе. Этот громкий серый шлейф заглушал все вокруг. Она лежала и со страхом смотрела в потолок. И на глазах вновь выступили слезы, и на этот раз они падали с глаз на мягкие подушки таким же градом, который буянил снаружи. Сигюн лежала послушно, как будто страх сковал все тело. Она искусала губы, она хныкала словно маленький ребенок, она не могла пошевелиться. Сигюн просто лежала и слушала, и слушала, и слушала. Она не признавала этого, но Сигюн боялась. Посреди ночи, когда весь дворец пировал внизу, она медленно погибала. Как будто древнее заклинание мучительно медленно отравляло ее тело и душу, заклинание, которое она не ведала, как победить. Та синяя краска, которую она не смыла, теперь текла по лицу подобно горному ручью вместе со слезами. И всё стало лишь хуже, когда Сигюн услышала еще и треск огня в чаше. Собрав воедино последние силы, она поднялась с кровати и подошла к тому факелу, в котором так весело плясал огонь. Его ярко-алые языки будто издевались над ней. Княжна завороженно смотрела на чашу, смотрела в самую гущу этой жаровни и боялась еще сильнее. Из самых потаенных уголков ее души вылезала эта чернота и брала над ней верх. Она глядела то на чашу с огнем, то на открытую террасу, где тарабанил мощный град. Сигюн молила о громе и молниях, она хотела верить, что все это лишь дело рук старшего царевича, однако ничего такого не происходило. С каждой минутой, с каждой секундой ее разум все крепче затягивался мутной пеленой. Ее усталое тело, ее взвинченные нервы, будто натянутые струны, сгорали заживо. Огонь трещал, град барабанил. На кончиках пальцев неприятно покалывало. Все это слилось воедино, разум затмился, и тогда Сигюн не выдержала. Она выбежала с покоев как сумасшедшая, она бежала будто от пожара, попутно смахивая с глаз слезы. Новые покои бестолковой Ингрид казались бесконечно далеко. Сигюн влетела в опочивальню помощницы подобно вихрю, сметая все на своем пути. Ингрид мирно спала и сладко посапывала во сне, когда снаружи творилась настоящая война природы. — Ингрид, Ингрид, — ванахеймка нагло потормошила девицу за плечи. — Проснись, несчастная, проснись, — уже молила она. Асинья еле разлепила веки и сонно уставилась на ванийку. Она еще спала. — Леди? Что случилось? — девица недоуменно уставилась на Сигюн. Ингрид на торжестве позволила себе бокал вина и от него жутко охмелела. — Скажи мне, скажи мне, Ингрид, кто повелевает дождем и грозой? — отчаянно потребовала Сигюн. Ингрид осела и медленно протерла глаза. Она ничего не понимала и слышала поникший голос госпожи через слово. Ее зрение обострилось, и она заметила покрасневшие руки леди Сигюн. Похоже на ожоги, но не от огня, а скорее от слабого яда. — Леди, что с вашими руками? — встревоженно спросила она и схватила ладони княжны. Наверное, она была права. На ладонях и запястьях Ингрид увидела сыпь. В покоях княжны господствует вредное растение. Обычно так действует его яд. — Ингрид, — вновь затормошила ее ванахеймка. — Говори же, пустоголовая, кто бог дождя и грозы? Леди Сигюн выглядела отвратительно. Словно ее за одну ночь пропустили сквозь все ужасы Хельхейма. Ингрид поняла, что леди плакала, когда наконец увидела синие дорожки от слез. В голубых глазах госпожи плясало настоящее безумие. — Леди, что с вами? — хрипло спросила Ингрид. — Отвечай мне, Ингрид! — Сигюн теряла терпение. — Кто бог дождя и грозы? Глаза Сигюн неестественно широко распахнулись, а губы исказились в болезненном оскале. — Тот же, который повелевает громом и молниями, — с опаской ответила Ингрид. — Его высочество царевич Тор. Это всем известно. — Что? Тор? — рыдала Сигюн. Помощница отпрянула и поникла. Ее одолевал страх перед госпожой. — Кто же тогда повелевает огнем? — отчаянно спросила ванахеймка. — Но, леди Сигюн, богом огня никто не наречен. Сигюн резко отпрянула от нее, поднялась с постели и подошла к такой же жаровне, что стояла в ее покоях. От чаши исходило целебное тепло, огонь отбрасывал мягкий свет на ее заплаканное лицо. Сигюн ненавидела плакать, но этих слез сдержать не могла. Ей было страшно до дрожи в руках. — Разве ты не слышишь их, Ингрид? Разве ты их не слышишь? — она завороженно смотрела на огонь. В животе кололо. Сердце неистово стучало в груди. Ингрид поднялась с кровати и подошла к госпоже. — Не слышу что? — хрипло спросила асинья. — Что они говорят, — безумно прошептала Сигюн. — Они разговаривают и смеются. Разговаривают и смеются. Они смеются надо мной, Ингрид, — с болью сказала она и на ее губах появилась полная боли улыбка. Ингрид удивленно уставилась на госпожу. — И что они говорят, леди Сигюн? — она перевела взгляд на огонь. — Дождь лишь повторяет: «Виновна! Виновна! Она виновна!». А огонь смеется ему в ответ: «Да, она виновна! Сигюн виновна!». Карие глаза Ингрид налились ужасом и недоумением. Она смотрела на госпожу, которая точно не врала, леди Сигюн говорила правду. Да, сама девица ничего не слышала, но Ингрид верила ее словам и когда посмотрела на пляшущий огонь в чаше, ей стало по-настоящему страшно, а волнение пронзило мелкой дрожью хрупкое тело. Почему дождь и огонь разговаривают о ней? В чем ты виновата, Сигюн? Той ночью ни одна из них не уснула. Их обеих терзал лишь один вопрос. В чем ты виновата, Сигюн? Она давно здесь не была. В этом царстве. В последний раз она прислала лишь свою иллюзию, теперь же Сигюн явилась сюда во плоти. Место было странным, наверное, она никогда не привыкнет к местным традициям смертных. В Ванахейме нет мест подобных этому. Сигюн приоделась в смертные одежды, а темно-зеленое пальто немного согревало этим холодным осенним днем. Солнце пряталось за густыми тучами, и прямо сейчас Сигюн также хотелось где-то спрятаться. Где-нибудь за своими густыми тучами. Под ногами подсыхала разрыхленная черная почва, а перед глазами стоял огромный кусок черного мрамора. Там было много слов, но видела она лишь одну строку. Как смертные умудряются уместить всю жизнь человека всего в две даты? Одна — дата рождения, вторая — смерти. Сигюн скрестила руки на груди, словно пыталась согреться. По белоснежной коже пробежали мерзкие мурашки. Разве это не иронично? Еще совсем недавно Сигюн разговаривала с ним о смерти, о том, что она преследует ее, ступает по пятам, а теперь он сам попался в ее черные лапы. Все вокруг нее умирают, а вот ее ничего не берет, она как заговоренная. Что это, если не проклятье? Когда это безумие прекратится? Когда этот круг потерь замкнется? Сэм Уиллсон был для нее более чем просто целитель, более чем просто смертный человек. Возможно, он был ей даже другом. Он умел слушать, говорил разумные, но неуместные по ее скромному мнению вещи, и он знал, когда она врет. Этот смертный обладал ценным даром, он был особенным смертным для нее. Теперь же он лежал шесть футов вниз, гнил в земле и лишь вскопана лужайка и черный камень напоминали о его существовании. На надгробной плите Сигюн прочитала, что он также был хорошим сыном, любящим мужем и замечательным отцом. Она мысленно хмыкнула. Оказывается, он знал ее гораздо лучше, чем она его. Сэм Уиллсон тоже имел свои секреты и тайны. — Почему же ты не сказал о хвори? — ее голос сломался. — Быть может… — она запнулась. Она чувствовала тошноту, что подступала к горлу, и чувствовала слезы, выжигающие глаза. — Быть может, я бы могла помочь, — всхлипнула она и прикрыла рот рукой, чтобы ее не стошнило прямо здесь и сейчас. Она подняла голову и посмотрела на темные тучи. Небо в Мидгарде другое, чужое. Даже небо Асгарда казалось ей ближе и роднее. Небо Мидгарда молчало и не разговаривало с ней. Оно скорбело вместе с ней. По-своему, конечно. Сигюн осмотрелась. Вокруг только мертвая тишина. Вокруг только усопшие души. И много надгробных статуй и фигур. Столько смертей, но ей было абсолютно все равно на других. Будь их сотня, тысяча или миллионы. Ее волновала лишь одна могила. Жизнь смертных быстротечна. Быть может, поэтому их ничтожные жизни настолько прекрасные? Мидгардцы живут так ярко и с такой страстью. Сигюн прикусила губу и вновь отвела взгляд. Снова две даты. Две проклятые даты. Она не успела попрощаться с сестрой, не успела попрощаться с ним. Да и что бы она ему сказала? Сигюн хорошо себя знала. Она бы сбежала куда подальше, лишь бы не видеть, не думать, не рыдать. Она долго наблюдала за живыми, как в этом месте они прощаются с мертвыми. Просто говорят самые обычные слова, но с каким-то тайным посылом, такие слова, что поймут далеко не все, и плачут. Плачут горько. Плачут навзрыд. До боли в груди. Так, что даже дышать не могут. Она плакала, но ничего не говорила. Да, они не были слишком близки. Но этот смертный, сын Уилла, верил в нее. И не отвергал. Возможно, если у нее достаточно сил… Возможно, она сделает все, чтобы стать лучше. Чтобы его труды не были напрасны. Чтобы воздать почести его усердиям. Сигюн повернула голову и прикрыла глаза. Она мерзла под скупыми солнечными лучами. Надоедливое чувство вновь посетило ее. На душе было неспокойно, на душе было тревожно. — Спасибо тебе, сын Уилла. Я научилась отпускать. Покинула это мрачное место Сигюн с облегчением. Итак, она потеряла еще одного. В его чертогах стало тихо и пусто. Даже мрачно и тускло. Теперь ей было здесь неуютно. Супруга целителя сложила все его вещи в странные коричневые коробки. Все те бумаги и награды, что висели на стенах, теперь пылились в картоне на столе. Так странно. Как будто сама жизнь покинула эти чертоги. Она подошла к единственному небольшому источнику света в комнате. Из окна Сигюн наблюдала мрачные мидгардские пейзажи. На губах появилась грустная улыбка. В первую их встречу она сбежала через окно, оставив лекаря одного в смятении и ужасе. Он все диву давался, как ей удалось уцелеть, как ей удалось выжить. Быть может, стоило открыть ему секрет? Или он сам догадался? Сигюн распахнула окно с деревянной рамой и впустила свежий воздух. Веяло грозой. Снова? Значит, ей стоит поторопиться, пока небо не разразилось громом и молниями. Она выглянула в открытое окно и бросила последний взгляд на серую стену. Старинный сырой камень давно скрылся под толстой зеленью плюща. Вернулась ванахеймка в Асгард поздней ночью, когда весь дворец погрузился в сладкий сон. Покрасневшее лицо покрылось коркой высохших слез, а глаза неприятно щипало. Она все равно чувствовала себя неважно. В груди разрасталась тёмная бездна. Даже в своих покоях ее преследовало дурное предчувствие. Она сделала глубокий вдох. Открыв дверь в спальню, Сигюн едва не обомлела. На ее кровати сидел неподвижно младший царевич. В мягком лунном свете его точеный профиль выглядел воистину царственно. Локи уставился в одну точку на полу и нахмурился. На нем красовались его великолепные одеяния, а волосы были идеально причесаны назад. Царевич словно не замечал ее, будто она была невидимой его взору. Даже громкое дыхание и медленные шаги княжны остались без его внимания. Локи склонился и потер пальцами напряженный лоб. Сигюн поняла, что его тоже тревожат дурные мысли. Возможно даже, это плохие вести. Быть может, неладные дела в царстве богов? Он сидел в своем парадном костюме и длинном плаще в ее покоях, и ждал ее. Его плащ цвета редчайших изумрудов. Цвет знамен ее династии. Цвет, который она носила. Цвет, который она ненавидела. Она тихо закрыла дверь и почти бесшумно приблизилась к нему и, кажется, только тогда он заметил ее. Он повернул голову и посмотрел на нее самыми печальными глазами, которые ей приходилось когда-либо видеть. Сигюн мысленно себя ненавидела. Да, думать нечего. Дела государства его тревожили. Локи беспокоили только эти дела. Он медленно поднялся и встревожился еще более. Его бледные губы сжались в тонкую полоску. Трикстер свирепствовал внутри, и Сигюн очень радовалась, что не она тому причина. Локи ничего не молвил, как и Сигюн. Возможно, слова здесь были излишни. Быть может, им ничего и не надо говорить друг другу. Быть может, они и так все понимают. Ванахеймка робко приблизилась к нему и сглотнула горький ком в горле. Посмотрела в его опечаленные глаза и вымученно улыбнулась. Он не ошибся, ему здесь рады. Той ночью Локи остался в ее покоях до самого утра.