Коварные божества

Сигюн дрожащими руками вытерла покрытое испариной лицо и вновь посмотрелась в зеркало. Оттуда на нее глядела усталая и вялая незнакомка, сверкая мутными нездоровыми глазами. Отражение в зеркале пугало ее. Белоснежные волосы еще никогда не были такого холодного цвета. Сигюн более не узнавала себя, что-то в ней поменялось. Она сделала глубокий вдох и устало прикрыла глаза. Этим прекрасным утром царица поведала ей, что убийцу сестры поймали, а ее брат собственноручно казнил отступника. Ложь. Гносс не могла отдать жизнь за пару треклятых украшений. Волна ледяной воды по лицу привела Сигюн в чувства. В придачу ко всему ее еще и начало знобить. Безумная мысль явилась к ней подобно озарению. Сигюн медленно побрела обратно в спальню. День не успел начаться, а она уже его ненавидела. Сегодня Сигюн снова предстоит отработать в лазарете у Эйр, но она точно знала, что отправится туда только после того, как озвучит свои вопросы одному богу. Проклятье! Опять приводить себя в порядок. Его величественный стан привычно пугает и даже вселяет страх в ванахеймку. Большие янтарные глаза устремились в бездну, наблюдая за каждой живой душой. Хеймдалл стоял неподвижно, и даже вошедшая в обсерваторию дева не смогла отвлечь его от созерцания миров. Обычно грозное лицо Стража этим утром было хмурым и настороженным. Быть может, он увидел нечто занимательное или странное? Сигюн тихо подошла к нему и стала рядом, но ас упорно не замечал ее. Внезапно его властный бас разрезал тишину. — Я ждал тебя, дочь Ивальди, — громко произнес Страж. У Сигюн по спине пробежали мурашки от его властного голоса. Она стала рядом с ним и рвано выдохнула. — Ты увядаешь на глазах, — он одарил ее холодным оценивающим взглядом. — И даже не смей меня утешать, — с трудом выговорила Сигюн и прикусила от досады губу. Горечь захлестнула ее с головой, Сигюн была полна отчаяния. Именно поэтому она пришла к нему. Она была на распутье и больше не знала куда идти или что делать. — В моей помощи ты не нуждаешься, — четко произнес Хранитель. — В мою жизнь ворвался хаос, я больше не знаю чему верить. Его зрачки расширились, а брови взмыли вверх. — Намерения твои неясны мне. Гордыня туманит взгляд твой. Прогонишь ее — и откроется тебе правда. Сигюн устало прикрыла глаза и презрительно хмыкнула. Хеймдалл видел все, и она очень хотела, чтобы он ответил ей честно. — Моей жизни ты вдоволь насмотрелся. Так скажи мне, Хеймдалл, чем я заслужила того обмана? Как же так получилось, что сама царица Асгарда врет мне в лицо? — с обидой выдавила ванахеймка. Страж ухмыльнулся. Он не станет оправдывать Фриггу простыми словами, которыми она оберегала Сигюн. Да, асинья мастерски соврала ей, ведь сестру не просто убили. То оружие, та злополучная стрела была заговоренная, и цель ее была лишь одна — Гносс. Подобное оружие не по карману обычному простолюдину. — В последний раз, когда ты здесь была, дочь Ивальди, ты сказала важную вещь. Будто мои глаза глядят на дьявольский огонь. — Это не ответ, за которым я пришла, — гневно отметила Сигюн. Но Хранитель был непреклонен. Он отвел взгляд от звезд и посмотрел на испуганную ванахеймку. — Твои слова могут быть правдой, могут быть ложью, — продолжил загадочно ас. — И ответ, настоящий ответ на настоящий вопрос ведом тебе самой. Его басистый голос необычайно громко разливался по обсерватории. Хеймдалл сделал шаг в ее сторону, и Сигюн невольно отпрянула назад. Страж пугал ее. Рядом с ним она чувствовала себя ничтожеством. — То, что ты упускаешь, у тебя на самом виду. Много вопросов, никаких ответов. Спроси себя сама, дочь Ивальди, а затем ответь честно. Что изменилось? На что теперь смотрят мои глаза? — он сделал еще шаг навстречу ей. — Почему твои вопросы закончились? Княжна широко распахнула испуганные глаза. Она бессвязно лепила воедино хаотичные мысли в голове. От сверкающего золота вокруг разболелись глаза, на лбу выступили мелкие капельки пота. Горечь чувствовалась даже на языке. Настоящий ответ на настоящий вопрос. Эти слова засели в голове и все никак не покидали ее мысли. По необъяснимой причине его слова ранили Сигюн. — Я точно знаю, на что смотрели твои печальные глаза, Хеймдалл. Они смотрели на бойню, смотрели, как льется асгардская кровь. Кровь не только моей матери, но и каждой валькирии. Что, закончились вопросы, грозный Страж? Вот у меня их полно, — смело начала Сигюн. — Быть может, каждая душа в Асгарде и боится упоминать или даже вспоминать те темные события, но во мне есть ее отвага. И я не боюсь ни тебя, ни царицы, ни даже самого Одина Всеотца. Внутри у нее все сильнее разгоралось пламя злости, оно поглощало Сигюн с головой. Она даже не узнавала свой голос, который сейчас был полон решительности. — Так уж сложилось, что мне позволено видеть всю правду, правду в этом бесконечном фарсе обмана и притворства. Весь Асгард возведен на обмане и вранье, вы погрязли в нем, — прорычала Сигюн. Она больше не боялась. Ванахеймка сделала шаг — Видишь Асгард в обмане, стало быть? — почти насмехался Страж. — А самого главного обмана так и не увидела. А самую главную правду отвергаешь. Твоя душа тонет в противоречиях, твой разум играет со словами, но, в конце концов, они будут против тебя. И царица не лгала тебе. Ты сама не узрела правду. От досады она вновь прикусила губу. Как же так получается? Сигюн сама виновна в своих бедах? — А что с твоей душой? Она еще жива? Уцелела после всего увиденного? Ведь ты видел, как они погибают, как гниют их тела, — она с болью вспомнила о валькириях. — Их смерть не была напрасной. Валькирии выполняли свой долг перед нашим государством и другими мирами, а я выполняю свой, — резко выговорил Хеймдалл и вновь посмотрел на бархатное небо. Сигюн отрицательно покачала головой и презрительно хмыкнула. Горечь от потери еще не покинула ее. Она не могла понять, как Хранитель мог сохранять такую выдержку, как он мог быть таким холоднокровным. — Что же, с этим тебе и жить, Хеймдалл, — как можно равнодушнее произнесла Сигюн и следом за ним посмотрела на темное небо перед собой. Глубокое темное небо. Бескрайний космос, яркие звезды. Так кто же украл звезды? Это лишь начало. Она еще не извела этим вопросом Локи. Он обязан ответить ей. И не просто ответить, а ответить правильно. Настоящий ответ на настоящий вопрос. Сигюн размышляла над словами Хранителя. Она чувствовала, что истина уже где-то рядом. И как доказательство тому, княжна вновь почувствовала безумно острую головную боль, а во рту почувствовалась кислая тошнота. Она не стала расспрашивать его о доме или о семье. Ей нужно было идти, пока Эйр не стала бить тревогу. Сигюн оставила Хранителя, не уронив ни единого слова, но уйти далеко ей не судилось. У самого выхода из обсерватории ее пронзила уничтожающая и испепеляющая боль, а по затылку будто ударили чем-то тяжелым. Она даже не успела подойти к лошади, как почувствовала, что теряет сознание. Она почувствовала, что земля уходит из-под ног, а сама она стремительно падала в объятия холодных вод. В этот день Сигюн подошла слишком близко к краю Радужного моста. Она будто всегда ходила по краю пропасти, но в этот раз Сигюн действительно подошла слишком близко к краю. И сама себя ненавидела за это. Во снах ее часто преследовал огонь, тот самый пожар из детских воспоминаний. И почему-то Сигюн свято верила, что ее жизнь оборвется именно в огне, и уж никак подумать не могла, что закончит жизнь утопленницей. Странно, неужели, Всеотец никогда не думал о парапете вдоль Радужного моста? Довольно непродуманно. Последнее, что она помнила — это ее относительно недолгий полет вниз. Именно из-за огромной высоты, которую ее падающее тело так легко преодолевало, Сигюн поняла, что выжить у нее не получится. Да, теперь уже ничто не важно, теперь существовала только одна нерешаемая проблема — Сигюн летела с моста. Еще по пути в обсерваторию она с восторгом отметила, что асгардское море этим утром было довольно неспокойное. Возможно, это была самая настоящая буря, но Сигюн любовалась теми огромными волнами, которые выигрывали солнечными красками в утреннем солнце Асгарда теми огромными волнами, что напоминали расплавленное стекло. Ее скудные воспоминания заканчивались на том моменте, когда холодные морские волны смыкались над ее головой. Именно до этого момента ее падение казалось чем-то абсурдным, парадоксальным и нереальным, но когда штормящее море поглотило ее расслабленное тело, Сигюн осознала, что это конец. Разноцветное свечение Бивреста меркло на фоне бархатного неба Асгарда. Утреннее небо со всей его россыпью меркнущих звезд поглощала мерзкая чернота, а прозрачная пелена застилала голубые глаза. Слова застряли в груди, а ледяная вода попала в легкие. Мир перестал существовать, перестала существовать и Сигюн. Соленая вода в груди жгла огнем. Она закашлялась и перекатилась на бок. Вода лилась из нее подобно ручью и Сигюн всё никак не могла понять, когда это безумие прекратится. Ее густые волосы прилипли к телу, ее темное платье превратилось во влажную тряпку, всё тело охватила мерзкая влага. Над собой ванахеймка услышала противное жужжание, а глаза больно резал назойливый белый свет. Рядом с ней кто-то разговаривал, но слов было не разобрать. Кажется, спустя целую вечность, она смогла расслышать какие-то слова. — Таки очнулась, — прозвучал острый женский голос. Каждая клеточка тела болела. Сигюн попыталась сосредоточиться. — Эйр? — неуверенно спросила ванахеймка у расплывчатой фигуры перед ней. — Во плоти, — раздраженно сказала богиня врачевания. Сигюн нашла в себе силы и приподнялась на локтях. В конце концов, она все же добралась до чертогов целительницы, жаль, не по своей воле. Она сидела на уже знакомом столе, а возле нее суетилась лишь одна Эйр. В лазарете помимо них никого не было. — Ничего не помню… Как я здесь оказалась? — Сигюн схватилась за голову. Острая боль постоянно напоминала о себе. — Хеймдалл спас тебя из холодных вод. Очевидно, ты упала в море. Упала в море? — Спас меня? — недоверчиво воскликнула ванахеймка, прикоснувшись ко лбу. Она бы с большей радостью поверила, что он хотел убить ее, но никак не спасти. Сигюн нахмурилась и подняла глаза на суровое лицо богини. Приближалась буря. — Сигюн, ничего не хочешь мне сказать? — прямо спросила Эйр. — Это была случайность! Я бы не стала делать этого… Очевидно, я потеряла сознание и упала. Сигюн облизнула пересохшие губы и стыдливо опустила глаза. Целительница прожигала ее взглядом. — И часто такое происходит? — Довольно таки часто, — поникла Сигюн и опустила глаза. Эйр насторожилась и выпрямилась. — Есть ли еще что-то, о чем мне стоит знать? — серьезно спросила богиня. Ванахеймка свесила ноги и вцепилась руками в стол. — Меня беспокоят головные боли, тошнота и еще часто знобит, а затем мгновенно бросает в жар. Руки целительницы сомкнулись в замок, а сама она издала что-то наподобие сдавленного вздоха. Эйр недоверчиво уставилась на девицу, она уже имела свои предположения. — Сигюн, есть ли малейшая возможность того, что ты в положении? Княжна рассмеялась и спрыгнула со стола. Даже мокрая одежда и влажные волосы больше не доставали неудобств. Сигюн покачала головой и даже прикрыла глаза. На губах играла широченная улыбка. — О, а ты была бы только рада этому, да? — наигранно спросила Сигюн. — Само собой, какой скандал. Воспитанница самой царицы Асгарда обременена бастардом! Прекрасный повод для сплетен и слухов всему царству богов, — язвительно выплюнула она. Эйр тяжело вздохнула и нахмурилась. — Сигюн, в таком случае я буду обязана сообщить царице. Голубые глаза ванахеймки сверкнули недобрым огнем, а обветренные губы сжались в тонкую линию. Как же она устала от этого всего. — Говорю четко и ясно, я не беременна! — Тогда ты не станешь возражать, если я осмотрю тебя? Ранее этим утром она едва не умерла и сейчас очень сожалела об этом «едва». Сигюн по-прежнему была на взводе и была полностью уверенна в том, что она не беременна. И если надо доказать всем, она это сделает. — Что же… приступай, — едко выпалила Сигюн и развела руками. На душе было противно оттого, как о ней думала Эйр. Противно и горько. Богиня принесла наполненную чашу и уколола ее палец. Несколько алых капель упали и растворились в прозрачной жидкости, и когда вода не сменила свой цвет, Эйр облегченно выдохнула. В прочем, как и Сигюн. На каком-то подсознательном уровне она всегда это знала и ей не нужны были никакие доказательства. — Не беременна, — медленно выговорила Эйр. — Извини, это разочарование я слышу в твоем голосе? — недовольно спросила Сигюн, слизнув выступившую кровь с пальца. Целительница одарила ее испепеляющим взглядом и о чем-то задумалась. Она провела Сигюн к Горнилу душ и уложила ее на стол. На душе у ванахеймки было неспокойно, в некоторой степени она боялась того, что могла услышать от Эйр. Асгардская богиня колдовала над ней и выглядела довольно взволнованно. — Не понимаю, — сказала она. Сигюн посмотрела на золотые нити над собой, а затем на Эйр. — Что? — Из того что я вижу, ты в полном порядке, дорогая. Ванахеймка соскочила со стола и растянула губы в глупой усмешке. — Это говоришь мне ты? Эйр? Прославленная целительница Асгарда? Что я в полном порядке? — она покачала головой, а ее сладкий голос превратился в гром. Эйр протянула к ней руку, но Сигюн отпрянула, зацепив рукой что-то металлическое на столике. Если врачевательница не могла ей помочь, она справится сама. — Просто дай мне то снадобье от тошноты, — мягко потребовала Сигюн. Богиня тяжело вздохнула, но нашла нужный пузырек на своем столике и протянула его княжне. — Ответь мне честно. Ты ведь больше не использовала Темные Грезы? Блондинка схватила лекарство и крепко сжала его в руке. Хоть пузырек и был закрыт, она все равно чувствовала освежающий запах мяты. — Нет. — Возможно, тебе стоит поговорить об этом с царицей? Фригга поможет разобраться с тем, что с тобой происходит. Сегодня ты можешь быть свободна, тебе стоит отдохнуть. — Спасибо, Эйр, — поникшим голосом выдала девица и вылетела из лазарета. Она проспала весь день и только к вечеру очнулась от всепоглощающей дремоты. После хорошего отдыха Сигюн чувствовала себя намного лучше, несмотря на то, как начался этот паршивый день. В голове сидели противные мысли о сегодняшнем утре. О том, как она едва не погибла, о том, как ее спас Хеймдалл, о том, что сказала ей Эйр. Подобного поступка от Хеймдалла она не ожидала. Возможно, стоило бы поблагодарить его за невероятное спасение одной ванахеймской княжны? Стало быть, ни Хеймдалл, ни Эйр не стали сообщать об этом инциденте царице или царю, иначе подобное равнодушие с их стороны Сигюн не могла объяснить. Наверное, это даже к лучшему. Сейчас Сигюн не хотела представать перед царицей, она была не в наилучшем состоянии для разоблачающих и задушевных разговоров. Она по-прежнему чувствовала себя отвратительно из-за того обмана, что они с Локи проворачивают прямо под носом у царской семьи. Их животная, полная похоти связь теперь казалась Сигюн не приятным развлечением, а чем-то воспрещенным, чем-то непозволительным и даже гнусным. Почти всегда ее мысли были заняты одним богом — богом обмана и коварства. Когда в прошлый раз они виделись, Локи поведал ей о неприятной новости для него, но довольно ожидаемой и радостной для всего царства — о коронации старшего царевича. Один Всеотец явил свою волю передать правление государством старшему сыну в последний день весны, а до того времени будут продолжаться приготовления. В тот вечер Локи до жути ее напугал, он был спокойным, тихим, мрачным и невероятно сдержанным, но Сигюн четко видела бурю внутри него, ту, что он унаследовал от своего отца и деда, ту бурю, что съедала его заживо. Настоящий шторм терзал его душу, гонял жгучую кровь по венам. И сейчас Сигюн могла думать только о Локи, он поселился в ее голове подобно сорняку в изящном саду и наотрез отказывался покидать разгоряченное воображение ванахеймки. Этим прекрасным прохладным вечером Сигюн сидела в изящной деревянной беседке, наслаждалась приторно-сладким ароматом алых роз, любовалась огромными бутонами волшебных царских гортензий и совершенно не слушала своего собеседника. Он буквально силой притащил ее в вечерний сад и все толковал о чем-то своем. Его легкое и случайное прикосновение отвлекло княжну от раздумий. Сигюн перевела завороженный взгляд на прекрасные мужские губы и попыталась хотя бы по ним прочитать те слова, что мелькали мимо ее ушей. Ванахеймка широко улыбнулась и смущенно прикусила губу. — Прости, Теорик, я витаю в облаках, — скудно извинилась она, на что мужчина понимающе кивнул. Он сидел так близко, что ей стало не по себе. Сигюн зябко укуталась в меховую накидку и облегченно выдохнула. Это лишь начало осени, а уже так прохладно. Интересно, неужели сад царицы цветет весь год? Неужели эти чудесные цветы никогда не вянут? — Мечтательная леди из Ванахейма, — сладко протянул Теорик. — Надо думать, о нем и мечтаешь? Твои грезы о Ванахейме? Сигюн виновно опустила глаза и отвернулась, лишь бы он не видел расползающегося на щеках предательского румянца. — При всех моих стараниях Асгард мне не темница, — она нервно рассмеялась. — И Один, и Фригга, даже весь двор ко мне хорошо относится. Царство богов правда очень красивое место и жители его добры и великодушны, просто это нечто такое… необъяснимое, понимаешь? Ванахейм мой дом, место, откуда я родом, где я родилась. Из него я черпаю свои силы точно так же, как и асгардцы черпают свои силы из Асгарда, из его земли. Теперь, когда я вдали от дома, я чувствую себя опустошенной, наверное. Эти дурные вести валятся на меня как снег на голову. Я изнеможенная, разбитая, и как будто никто не хочет этого замечать. — Но я вижу, — перебил Теорик. — Не думай, что ты мне безразлична, Сигюн. Его глубокий хриплый голос вмиг опьянил ее. В груди что-то екнуло, замерло, сжалось и тотчас разбилось вдребезги. Она перестала дышать и слушала только собственное сердцебиение. — То, что я сказал на пиру, лишь глупые слова, — продолжил он. — Которым судилось быть настоящей правдой, — резко перебила его ванахеймка. — Сигюн никогда не существовало. Всегда была лишь тень, я живу чужими жизнями. Вначале жизнью матери, теперь жизнью сестры. Во мне живет кто угодно, только не Сигюн. И теперь я устала от этого самообмана. Его красивые светлые глаза в огненном закате солнца казались невероятным творением самой природы. И в них Сигюн увидела необходимое ей сострадание. Не насмешку, а сострадание. Теорик умел слушать, и он слушал ее. — Мне не место здесь, в Асгарде. Я не могу вечно оставаться подопечной царицы, это будет неправильно. Мой дурной и скверный характер никогда не позволит мне остаться при дворе подобно диковинной пташке. Мне необходима свобода, я буду бороться за нее до конца. Но эти напыщенные пиршества, бессмысленные маскарады не для меня. Самое ужасное, что я сейчас понимаю, Теорик, что мне нигде нет места. Ни в Асгарде, ни в Ванахейме. Сейчас я в той ситуации, когда не знаю, куда мне идти и что искать. Не знаю, где мое место, или что мне делать. Я как будто потеряна во времени и пространстве. Это меня пугает, — нервно сглотнула Сигюн, разминая пальцы. Ее руки нервно дрожали, а на глазах застыли слезы. Неожиданно она почувствовала целебное тепло, что исходило от него. Теорик накрыл ее руки своими широкими ладонями и мягко улыбнулся. — Ты не одна такая, Сигюн. Страх вполне естественная вещь, тем более страх перед неизвестностью. Возможно, мы не так хорошо знакомы, но я точно знаю, что ты все сможешь. Для тебя точно нет ничего невозможного, ты невероятно сильная молодая леди, и ты точно сможешь стать той, кем должна быть, той, кем хочешь быть. Его твердый и уверенный голос пробирал до глубины души. С каждым новым словом Теорик приближался к ее лицу все ближе, и Сигюн страшилась этого момента все сильнее. Нет, он не собирался ее целовать, но эта связь, что между ними возникла, безумно пугала ванахеймку. Она резко отстранилась от него, когда услышала рядом с ними чужие шаги. На вечернюю прогулку вышла царица со своими фрейлинами. Фригга выглядела счастливой, она наслаждалась дивной красотой своего осеннего сада. Позади царицы оживленно щебетали ее извечные помощницы, изредка поддакивая верховной богине. Сигюн подскочила со скамьи и нагло ухватила Теорика за руку. Он казался растерянным и даже удивленным. — Думаю, нам лучше уйти, — тихо, но твердо сказала княжна. — Почему? Она обреченно застонала и потащила мужчину из сада в обход царицы. Теорик на удивление послушно следовал за ней. — Ты стыдишься меня? Или же просто опасаешься дурных слухов? — поинтересовался он. — С недавних пор я избегаю общества Ее Величества, — ответила Сигюн. — Позволь поинтересоваться, по какой же причине? — Причина довольно личная, — съязвила она, потому что не хотела говорить правду. Они вышли прямо к входу во дворец и Теорик одним рывком остановил ее. Здесь их пути расходились. — Могу ли я вновь увидеть тебя? — требовательно спросил ас. Ванахеймка прикусила губу и с опаской посмотрела на него. — К концу недели мы с братьями покинем столицу, — продолжил Теорик. Сигюн вечно удивлялась его манере называть остальных Ястребов братьями, ведь они таковыми не были. И только спустя минуту она осознала смысл его слов. — Но ведь это послезавтра. Он утвердительно кивнул и выжидающе посмотрел на нее. — Тогда… — она запнулась. — Увидимся завтра. Теорик остался довольным ее коротким ответом и с широкой до ушей улыбкой покинул ее. А Сигюн осталась довольной тому, что они остались незамеченными. И ведь она была в этом абсолютно уверенна. Она уже и забыла, каким сладким может быть обычный сон. Ночью Сигюн спала действительно хорошо, она сразу завалилась на кровать и мгновенно погрузилась в сон. Быть может, это усталость так сказалась на ней или же дело было в обычной невнимательности, но ночью она не заметила ничего необычного в своих покоях. Ничего не заметила Сигюн и утром. Девица была настолько подавлена происходящим, казалось, будто ничто в мире не способно было вывести ее из этого транса. Она послушно отработала последний день у Эйр, помогла ей с последними осмотрами, наведалась после обеда в приют к детям и даже присоединилась к ним за рисованием. Они писали осенние пейзажи маслом, и только здесь, в присутствии сирот, Сигюн не могла грустить и печалиться. Светлые детские лица лучезарно улыбались ей, а Сигюн улыбалась им в ответ. Вероятно, она сама когда-нибудь станет матерью и если такое случится, Сигюн будет делать все правильно. Быть может, она сама и не знала родительской любви и внимания, но ее дитя никогда не будет знать в них недостатка. Под ее опекой осталось всего трое детей, чему ванахеймка была безумно рада. Видимо, царица не ошиблась, доверив сирот ей. Сигюн нравилось проводить время в приюте, тот постоянный шум и детский смех отвлекали ее от назойливых и дурных мыслей. Особенно Сигюн нравилось слушать увлеченные рассказы маленькой светловолосой Атеи. В приюте осталась лишь она и мальчики-близнецы. Позже к ним присоединился и Теорик. В тот самый момент она задумалась над тем, что давно не видела Ингрид. Куда подевалась ее невезучая помощница и почему не объяснилась и не предупредила о своем отсутствии? Сегодня Теорик был необычайно тихим и задумчивым. Если вчера в облаках витала Сигюн, то сегодня там витал он. Ас упрямо молчал и долго смотрел в одну точку, чем и пугал ее до мерзких мурашек по коже. Должно быть, ему было не по себе от скорого отбытия из столицы. И, по правде говоря, Сигюн тоже было не по себе. Они неспешно ступали в сторону дворца, по той самой тропинке, по которой вчера возвращались во дворец, и между ними вклинилась неловкое безмолвие. — Прошу прощения, леди, очевидно, я не самый лучший собеседник этим вечером. Княжна понимающе кивнула и подбадривающе улыбнулась ему. Она провела пальцами по лицу и лишь сильнее размазала масляную краску по щеке. — И во что же теперь будут вовлечены Багровые Ястреба? — Думаю, займемся приготовлениями к будущей миссии, — равнодушно ответил мужчина. — Уже известно, куда вы отправитесь? — с интересом спросила Сигюн. — Пока нет. Но в Асгарде надолго не задержимся, Всеотец довольно ясно выразился по этому вопросу. Сигюн отвела полный разочарования взгляд. Одного из Ястребов она так и не увидела, быть может, никогда его и не увидит более. Человека из прошлого. — Возможно, ты сможешь наведаться к нам. База Багровых Ястребов довольно большая и гостям мы всегда рады, — неожиданно смутился Теорик. — Думаю, если мне позволят покинуть дворец, я непременно наведаюсь к вам. Наверное, Сигюн смущалась даже больше чем он. Теорик с каждой их новой встречей казался ей не тем человеком, которого она впервые встретила в кабинете у Эйр. С каждой встречей она узнавала его лучше и больше не думала о нем как о пустоголовом ловеласе. Настоящий Теорик был понимающим и внимательным мужчиной. — Не будь так категорична. Царь с царицей расположены к тебе. Она устало вздохнула. Скорее всего, он прав. Один и Фригга впрямь хорошо относились к ней и даже с достоинством терпели ее взрывной характер. Да, Сигюн унаследовала не лучшие черты от своих родителей. Нездоровое любопытство от отца и безрассудную храбрость от матери. Сигюн никогда не знала родителей, но всегда считала, что из всех их детей именно она была больше всех похожа на них. Такую прекрасную сказку она придумала у себя в голове и наотрез отказывалась верить во что-то другое. Когда она попрощалась с Теориком и отправилась во дворец, когда ступила в покои, только тогда заметила то, что не увидела прошлым вечером. Плющ, который она так трепетно лелеяла, попросту усох. Ее безумное творение пропало, сгинуло. Подавленную и на коленях возле увядшего растения ее нашла Ингрид. Ванахеймка сидела на коленях подле кровати и держала в руках высохшие лианы и лила горькие слезы. Соленые капли тихо текли по щекам и шее, а затем высыхали на вздымающейся груди. — Леди Сигюн, вы в порядке? — с опаской спросила помощница. Сигюн лишь развела руками и отрицательно покачала головой. — Всё пропало, Ингрид. Посмотри только, все пропало! — отчаянно выкрикнула ванахеймка. Ее старания, ее труды погибли. Она не могла в это поверить. Некогда зеленые листья увяли и опали, а лианы усохли. Она видела такое впервые. И ведь она даже не заметила, когда это произошло. Ингрид помогла ей подняться и прийти в себя. — Возможно, так даже к лучшему, леди. Вспомните только о той жуткой сыпи, что у вас появилась от него. А ведь ее и не должно было быть. Сигюн ничего не понимала. Что она упускает? — Стало быть, я виновна в этом? Дождь и огонь смеялись и твердили, что я виновна. В этом? В этом я виновна? — горько всхлипнула ванахеймка. Она вырвалась из слабых рук Ингрид и принялась расхаживать по спальне из угла в угол. Сигюн грызла ногти и совершенно не обращала внимания на поникшую Ингрид, которую явно что-то беспокоило. Светловолосая асинья все никак не могла собраться с силами, чтобы озвучить очередную плохую весть. — Что же я упускаю, Ингрид? Никак не могу понять, — Сигюн металась по опочивальне подобно урагану. Какой же настоящий ответ на настоящий вопрос? — Леди, вам стоит знать кое-что еще, — асинья опустила карие глаза в пол. — Где ты была все это время? — внезапно спросила княжна, резко остановившись возле помощницы. Ингрид нервно облизнула пересохшие губы и неуверенно посмотрела на госпожу. — Леди, дело в Ванланде. Он… он сбежал, — еле выдавила из себя Ингрид поникшим голосом. — Сбежал? — негодующе выкрикнула Сигюн. — Куда сбежал? Когда? Она вновь оказалась на полу, резко осев. В голове был настоящий хаос. — Я искала, правда искала, леди Сигюн, — искренне раскаивалась девица. — Кузнецы видели, как он бежал в сторону леса. Это было три дня назад. Сигюн истерически расхохоталась, на что Ингрид искренне удивилась. — Три дня! Целых три гребаных дня! Если он сбежал в лес, то значит, его уже и вовсе нет в Асгарде. Быть может, он уже дома, — так тихо прошептала ванахеймка, что асинья ее даже не расслышала. — Как нет? Он же не умеет охотиться. — Значит, научится, — резко отрезала Сигюн. — Видишь? Это все… это все… Ванланд, плющ, это все лишь отвлечение. Оно отвлекало меня, ослепляло, туманило мой взор, — безумно прошептала Сигюн присевшей возле нее Ингрид. — Теперь ничего этого нет, и я вижу. Наконец-то я вижу. Ванахеймка жадно глотнула целебного воздуха и блаженно прикрыла глаза. Она будто прозрела, она увидела то, что было спрятано, к тому же на самом видном месте. — Что вы видите? — О-о, милая Ингрид, — сладко протянула княжна. — То, что упускала, нечто очень важное. Теперь я это вижу, ясно и четко. Оно так хорошо пряталось. Всегда на видном месте, это же так очевидно. Всегда смотришь, но не замечаешь этого, потому что всегда есть нечто, что тебя ослепляет, отвлекает твое внимание. Но когда это «нечто» исчезает, тогда ты можешь четко видеть то, что так долго упускала. Ингрид волновалась, а тихий голос госпожи и ее таинственные слова лишь подливали масла в огонь. Неужели княжна совершенно не волновалась о своем питомце? Ингрид не могла понять безразличия своей госпожи, она ведь всегда так трепетно и нежно относилась к Ванланду и, казалось, совсем не представляла своей жизни без него. — Так что же вы упускали, леди Сигюн? Безумные голубые глаза уставились на Ингрид, и от этого девице стало неловко. Совладав с собой, Сигюн поднялась на ноги, на сей раз без помощи асгардки и одарила простолюдинку серьезным и даже строгим взглядом. Теперь она выглядела так, будто жалела о своей находке. Будто это прозрение ранило ее до глубины души и оставило свой след. — Покинь меня. Живо. — Леди, вы уверены? — жалобно пропищала Ингрид. — Мне стоит отдохнуть, — резко отрезала Сигюн и устало завалилась на кровать. Асинья не без тени сомнения покинула покои госпожи. Ей тоже было не по себе, ведь она привязалась к Ванланду и даже не представляла своей жизни без его наглой мордочки. Но погибшее растение леди Сигюн ей не было жаль. Она всегда с отвращением относилась к этому мерзкому сорняку в величественных покоях. Сигюн пыталась успокоиться и усмирить свою тревогу. Она ненавидела себя за то, что с ней происходило, ведь Сигюн была единственной виновной в своих бедах. Какая-то часть ее все же надеялась, что обнаруженное было неправдой, всего лишь догадкой. Но разум противно твердил то ужасное открытие, и оно правда было ей отвратительно. Чтобы окончательно развеять тень сомнения, ей нужно было отправиться в знакомое место. Она была там всего раз, но не выдержала того давления, что витало там. Тогда Сигюн со страхом убежала оттуда и даже думать не могла, что ей доведется так поспешно туда возвратиться. Сигюн по-прежнему боялась. Она боялась туда возвращаться, боялась, что все только подтвердится, и она безумно боялась тех холодных вод. Это место никогда не будет безопасным, оно всегда будет вселять страх в каждую живую душу. Сигюн сняла меховую накидку и бросила ее на скользкие камни. Здесь было темно и сыро, а по острым стенкам стекала липкая влага. И все же это место разило сильной магией, и это место буквально разрывало Сигюн на части. Воды Познания… В прошлый раз ей не хватило духу ступить в водную гладь, а после вчерашнего происшествия она до смерти боялась воды. Даже невзирая на то, что в кратере вода была тихой и чистой, невзирая на то, что это даже не штормящее асгардское море, Сигюн не могла сопротивляться этому страху. Ванахеймка сглотнула ком в горле и стала к самому краю, туда, где заканчивался песок, и где начиналась голубая гладь. Она чувствовала дразнящие блики от воды на своем лице, она прислушивалась к тишине, мечтая услышать что-то. Но здесь было тихо и никого помимо нее не было. Какие-то остатки надежды молили о том, чтобы сюда вновь ворвался Локи и нарушил ее планы. Княжна сжала руки в кулаки и почувствовала, как острые ногти впились в тонкую кожу, оставив по себе кровавые отметины в виде полумесяца. В пещере было темно, но вода почему-то светилась. Ей лишь оставалось молиться, дабы духи вод были к ней благосклонны. Дабы показали ей правду, дабы оставили в живых. Она сделала неуверенный шаг вперед и ощутила смертоносный холод на коже. Сигюн знала, что выбора у нее нет, и ей не избежать того, что ей было предначертано. От страха княжна закрыла глаза и попыталась быть смелой. Она сделала шаг в неизвестность. — Сигюн, Сигюн, — требовательно звал ее сладкий голос. — Сигюн, ты меня слышишь? Но Сигюн лишь сильнее сомкнула глаза и обняла колени женщины. Быть может, это сон и все ненастоящее? Быть может, сладкий голос над ухом лишь обман? — Что стряслось, дорогая? — встревоженно спросила царица. Нет, это не сон. Сигюн ворвалась глубокой ночью в покои асиньи, пробудила ее ото сна и забралась к ней на колени. Она обнимала женщину, как дитя обнимает мать, и ощущала, как по холодному лицу стекали слезы. Княжна даже забыла о своей меховой накидке, она была вся мокрая, с платья стекала вода, а сама ванахеймка дрожала от холода. — Сигюн, — вновь позвала ее Фригга. — Поговори со мной, прошу. Царица мягко перебирала ее влажные белоснежные волосы и улыбалась ей настоящей родительской улыбкой. Богиня даже не сердилась за ее бестактную фамильярность, она была рада ее визиту. Хоть и позднему. Ванахеймка долго боролась со своей совестью, но все же явилась к Фригге. Сигюн ненавидела себя за ту порочную связь между ней и сыном царицы, но не могла справиться с обрушившимся бременем самостоятельно. — Сегодня я была у Вод Познания, миледи, — осевшим голосом сказала Сигюн. — Я нашла в себе смелость и отвагу, дабы ступить туда. Женщина заметно напряглась. Кажется, она даже перестала дышать. Зачем же Сигюн ступала к Водам? Почему же сразу не пришла сюда, в ее покои? — Миледи, почему все так сложно? Не знаю, что я сделала не так, но точно знаю, что этим разгневала духов вод. Они отвергли меня, миледи. Они ничего не показали, — жалобно мямлила Сигюн, жадно хватая целебный воздух. Дева словно задыхалась. Она поборола свой страх, отдалась на милость духов, а они ее отвергли. Но больше всего удивлялась царица. Фригга пришла в ужас от ее слов. Сигюн ступила в Воды Познания и осталась целой и невредимой. Богиня застыла в ужасе. — Зачем же ты ступала к Водам Познания, милая? Что хотела увидеть? Сигюн шмыгнула носом и уткнулась лицом в колени царицы. Фригга озадачено смотрела, как девица мотает головой. Теперь Сигюн точно знала, что так долго упускала. Теперь она знала, в чем виновна. Она сама виновна в своих бедах. Настоящий ответ на настоящий вопрос. Что ты теперь видишь, Сигюн? Очень просто. Ничего. — Всего лишь хотела увидеть… Хоть что-то… Ведь я больше не вижу, миледи. Мой дар. Прорицание. Его больше нет.