Коварные божества

Очередной тяжелый вздох. Очередная обитель. Этот вечер выдался серым и холодным, так что ее тело пронзила мерзкая дрожь. В последнее время Сигюн чувствовала себя неважно и постоянно хворала, но продолжала исполнять свои обязанности. Проклятье! Быть может, ее отравляет сама асгардская земля? Или это дело рук вездесущей Вары и ее чудотворного напитка для женщин? Как и положено, княгиня обходила семьи, в которые пристроила асгардских сирот, и наблюдала за их новой жизнью. Ей было важно увидеть здоровых детей и узнать, что о них заботятся должным образом. Перед лицом возвышался уютный домик из белого кирпича и красной черепицы, и именно этот дом был последним пристанищем на сегодня, но Сигюн все никак не могла заставить себя постучать в дубовую дверь. По вечерам проулок в самом конце столицы кипел и бурлил звонкими голосами детишек. Заботливые, но строгие родители звали детей к ужину, но те будто ничего не слышали вокруг. В окне горела свеча, и Сигюн невольно засмотрелась на дивный свет, который она отбрасывала на землю. Внутри нее разлилось какое-то странное тепло, объяснение которому она не могла найти. Отпустить Атею оказалось сложнее всего, а потому прийти сюда стало для нее в некотором роде достижением. Голубоглазая девочка с волосами белого золота поселилась в душе Сигюн прочнее ледяного супруга, но княгиня и не мыслила изгонять девочку из своего разума. Перед глазами стояла их первая встреча, когда малышка упрямо трепала подол ее длинного платья и пыталась разузнать, не она ли ее мать. Но теперь у девочки есть теплый дом и любящие родители, ведь этих людей колдунья проверяла тщательнее всех. Ее одолевал жуткий страх. Страх встретиться с ней вновь и оказаться не в силах уйти прочь. Она пришла как раз к ужину, и хозяева великодушно пригласили Сигюн к столу. Новые родители Атеи были простыми работягами, но жили в достатке. Княгиня видела их безграничную любовь к маленькому созданию и не могла поверить, что по своей воле отказалась от этого. Девочка расцвела рядом с ними и купалась в бездонном море заботы и ласки. В тот момент княгиня осознала, какую ошибку совершила и на какой грех себя обрекла. Но теперь стало известно точно, что по возвращению домой особый напиток Вары она больше не пригубит. Если Теорик не желает создавать семью и иметь детей, тогда будет жить в других покоях. Ночи в столице были куда теплее, чем на северных поселениях, что немного обрадовало Сигюн. Ведь в последнее время она страдала от лютых холодов. И одинокий проулок к тому времени уже приутих, а детские голоса доносились лишь из горящих окон. И всё равно ее терзали мрачные мысли. Этим вряд ли можно хвастаться, но всю последнюю неделю княгиня следила за своим благоверным, и каково же было ее удивление, когда она увидела, как он прибывает во дворец Всеотца. Княгиня сделала глубокий вдох и прикрыла глаза. Внутри всё переворачивалось. Натянув на голову капюшон, ванийка решилась на очередную глупость. А ноги сами понесли ее к золотой обители богов. У ворот караулил самый грозный и преданный из стражников Одина, и когда ас увидел приближающуюся к нему госпожу, достойно поприветствовал ее и поклонился. Странно. Ноги не ступали на эту святую землю со дня ее свадьбы, но все здесь казалось таким же, что и прежде. — Миледи, добро пожаловать. Но Сигюн сразу заприметила суматоху позади него, дворец будто стоял вверх дном. Мимо фонтана пробежала старшая фрейлина царицы и даже не посмотрела в ее сторону, ведь была взвинчена до предела и погружена в глубокие мысли. Всё место пропиталось тревогой и напряжением. Неужели случилось нечто ужасное? Воображение в то же мгновение подбросило самые жуткие предположения, и игнорировать их стало невозможно. Золотые ворота скрипнули, и наваждение сошло. Княгиня растерянно посмотрела на стража и прочистила горло. После тех страшных картинок, которые пронеслись перед глазами как метеорит, она не была уверена, что хочет ступать во двор. — Мой супруг уже отбыл? — она дрожала и уже с трудом стояла на ногах. Высокий и невероятно мускулистый мужчина в сверкающих доспехах звенел латами и недоуменно бегал глазами по ее лицу. Повеяло холодом. — Нет, миледи. Милорд даже не прибывал во дворец, — спокойно ответил он. Ком застрял в горле, обида сжала сердце. Что же это за бессмыслица такая? Ведь она своими глазами видела, как Теорик приближался к главным вратам, правда не видела, как он входил во дворец. Не могли же глаза обманывать Сигюн? В ее размеренную жизнь вторглось столько обмана и притворства, что дурные мысли произрастали как злостные сорняки на земле. И все происходящее вокруг казалось ванийке чрезмерно подозрительным. — А вчера он наведывался во дворец? — упрямо продолжила Сигюн. — Нет, миледи. Княгиня искренне удивилась, когда ее накрыла волна ярости. Это чувство всегда с лихвой охватывало Сигюн, ведь она была скора на гнев. Ногти до крови впились в ладони, и липкая жидкость испачкала руки. — Как же так? Кто стоял здесь утром? — уже сердилась ванийка. И правда, как можно верить словам одного стражника? Он ведь может ошибаться. — Моя смена началась этим утром, но милорд не входил и не выходил из дворца. Он назвал имена тех, кто этим днем проходил мимо него, но имя Теорика так и не прозвучало. Голос аса звучал твердо и уверено, но его грозная фигура не внушала ей страха. Как же так? Сигюн казалось, что она приблизилась к разгадке этой тайны, но новые познания словно выбили землю из-под ног. Если Теорик не прибывал во дворец, то где пропадал? Неужели ей вновь доведется следить за супругом? Она так и не сумела вывести его на честный разговор, ведь не знала, будет ли он дальше лгать ей. Знать бы только, что муж так трепетно и тщательно скрывает ото всех. Самая первая мысль, будто у него появилась женщина на стороне, казалась полной чушью. Стал бы умный человек целыми днями пропадать у любовницы, рискуя своим добрым именем и честью? За спиной строгого стража Сигюн мельком увидела знакомое светлое лицо и золотые локоны, но лишь этого мгновения было достаточно, чтобы узнать в той робкой деве дорогую ее сердцу Ингрид. Княгиня кинулась к ней, вмиг позабыв о недавней печали. Асинья сломя голову направлялась к главной лестнице и уже положила руку на поручень, как знакомый голос потревожил ее раздумья. — Ингрид! Постой! — гналась за ней покрасневшая Сигюн. — Миледи? — резко оглянулась дева и застыла на месте подобно золотому изваянию. Они не виделись так давно, что эта внезапная, безумная встреча казалась чем-то благословенным им обеим. Невинные глаза асиньи округлились от страха, а в уголках уже собралась первая влага. Дурное предчувствие медленно пожирало Сигюн, и она буквально упала в объятия давней подруги. Сама Ингрид оторопела и как-то отстраненно положила руки ей на спину и даже позволила себе всхлипнуть. Девушку пронзила нервная дрожь, а ее внутреннюю тревогу ощущала даже чувствительная княгиня. — Моя дорогая Ингрид. Как же я соскучилась, — облегченно выдохнула Сигюн в ароматные волосы асиньи. — Леди Сигюн… — сипло промямлила девушка и отстранилась от госпожи. Ее сковал страх и волнение такой силы, что ванийка не могла не заметить дурного состояния бывшей помощницы. Сигюн успокаивающе погладила ее по плечу, дабы она хоть немного успокоилась. После замужества девушки ни разу не виделись, ведь Ингрид осталась во дворце, а по прошению ванахеймки ее повысили до камеристки самой царицы. Обе девушки решили, что так будет лучше для них, ведь жизнь при дворе открывала новые возможности для Ингрид. А княжна не желала, дабы она гробила свою жизнь на далеком и морозном севере. — Что случилось, Ингрид? Ты вся дрожишь. Девушка убрала волосы с лица и нервно покачала головой. Она не знала, как начать разговор, что еще больше настораживало Сигюн. — Извините, леди Сигюн. Мы не ожидали увидеть вас во дворце. Княгиня криво улыбнулась на замечание и начала искать подходящее оправдание. — Да, слишком эгоистично с моей стороны, но были обстоятельства. Все оказалось не слишком гладко. Мимо них промчались Фулла и Сага — доверенные фрейлины царицы и ее самые близкие приближенные, которые всегда ходили парой за государыней. Почтённые богини даже не заметили Сигюн, лишь задели камеристку и жестом приказали ей поторопиться. Напряжение между ними безумно пугало ванийку, а покрасневшие глаза богинь наводили на самые мрачные мысли. — Ингрид, поспеши, — молвила длинноволосая Фулла, и девушки словно растворились в воздухе. Растревоженная асинья металась по сторонам и даже не попрощалась с госпожой, лишь бросилась вверх по лестнице. — Подожди! Куда ты так торопишься? Что случилось, Ингрид? — Сигюн настигла ее уже наверху. — Извините, я должна… — девица резко запнулась, когда увидела смятение на лице ванийки. — Как? Вы не знаете? Но удивление Сигюн было искренним и неподдельным, что смутило Ингрид и ее лицо мгновенно побледнело. Камеристка не верила своим глазам. Неужели госпожа не знает, что происходит в столице? — Не знаю чего? Почему весь дворец носиться как угорелый? — повысила голос колдунья. — Ее Величеству нездоровится. Царица Асгарда третью неделю не покидает покои, — выдала как на духу подруга и притихла. Сигюн почувствовала тяжесть в висках и странную боль в груди, будто ею овладело темное заклятье. О, какой глупой и эгоистичной она была. Как можно было так бессовестно и слепо жить в свое удовольствие и совсем не думать о других? — Как? Почему меня не известили? Почему мне не сказали? — из последних сил прохрипела она и поняла, что теряет сознание. Ее обессиленное тело подхватила Ингрид и лишь благодаря ей Сигюн не скатилась вниз по лестнице. Остатки сознания будто глумились и заглушили ее воспоминаниями за эти три недели, и тут она вспомнила, что ей ни разу не писала Фригга или ее доверенные. Да и сама ванахеймка не писала никому из дворца, ведь корреспонденцией заниматься не любила. — Леди Сигюн! Леди Сигюн! — отчаянно звала ее подруга, и она слышала этот голос, но не могла ответить. Во рту почувствовалась горечь, а перед глазами застыла лишь темнота. Но она молода и полна сил, ей все же удалось успокоить свой разум и овладеть своим телом. Асинья продолжала держать ее в объятиях, но колдунья вырвалась из ее рук. — За это время не было ни единого письма, ни единого! Почему ты мне не писала? — голос сорвался на отчаянный крик. Прислужница оторопела и испугалась, а ее прекрасные карие глаза округлились до размера золотых монет. — Клянусь, письма я посылала каждый день и отправляла гонца к вам! И леди Фулла трижды посылала на север за вами! — быстро протараторила асинья. Что? Вот проклятье! Куда подевались письма? Где они? Почему посыльный так и ни разу не встретился с ней? Кто так рьяно пытался оградить ее от недуга царицы? Не был ли это ее таинственный супруг, который каждый день прибывал во дворец? Разумеется, он знал всё, что здесь происходит, и молчал об этом. Но почему? Ингрид хотела еще что-то сказать, но Сигюн лишь шикнула и стиснула зубы. Кровь шумела в ушах, а сердце выпрыгивало из груди. Перед собой она ничего не видела и не слышала. В голове засел образ изнеможенной царицы, о которой она так и не позаботилась. По-видимому, даже наивная Ингрид всё поняла без слов и вскрикнула от ужаса. Сигюн без раздумий схватила ее за руку и потащила к крылу царицы. — Быстрее, Ингрид! Идем! Тело еще было слабо, а рассудок затуманен, но она бежала вместе с девой и не оглядывалась. Как правило, бессмертные боги Асгарда каждый вечер пиршествовали в трапезной до самого утра, но этой ночью она не слышала радостных песен и звонов кубков. Весь дворец гудел и не смел радоваться, ведь государыня золотого царства хворала. В чертогах Фригги как всегда было светло и шумно. Здесь собрались все ее фрейлины, целительницы и близкие приближенные, и среди этого разнообразия прекрасных дам недоставало лишь Сигюн. Она переполнилась отвращением самой к себе. В той самой опочивальне, где еще совсем недавно праздновали ее предстоящий брак, теперь лежала без сознания царица, вся укутанная золотым свечением. Еще никогда прежде ванийке не приходилось видеть миледи в таком состоянии, ее бледное лицо казалось таким безжизненным, что Сигюн невольно всхлипнула. Ее сковал страх доныне невиданный, а ноги резко подкосились. — Миледи! — с ужасом выдохнула она и кинулась к постели, но Эйр вовремя ее остановила. — Не стоит, Сигюн. Она ощутила теплые руки целительницы и дюжину заинтересованных взглядов на себе. Это чувство было такое неприятное и липкое, словно от него невозможно было избавиться и очиститься. — Что случилось? Что с царицей? Почему она без сознания? — бессвязно лепетала княгиня в надежде найти поддержку среди присутствующих, но все будто намеренно избегали ее взгляда. Богиня врачевания медленно выпустила ее из объятий и подошла к царской постели, отодвинув Сигюн подальше от спящей Фригги. Царица не умерла, нет. Ее грудь незаметно вздымалась, а храброе сердце тихо билось в груди, но сама она была в глубоком сне. И больше всего молодую колдунью раздражало то, что все в покоях прятали глаза и молчали, точно языки проглотили. Когда ее разгоряченное нутро немного остыло, среди всего разнообразия лиц Сигюн заметила белое как мел лицо младшего царевича. Она пыталась вспомнить, когда они виделись последний раз, но все было тщетно. Двигаясь бесшумно и искусно, Эйр зажгла у изголовья большие свечи, которые мгновенно пленили чертоги горьким ароматом. Какой отвратительный запах! Пока все молчали, а ванахеймка ждала ответа, целительница молча взяла ее под руку и отвела в сторону, дабы никто не слышал их разговор. Богиня выглядела непривычно уставшей, ее глубокие глаза утратили свой свет, а тонкие руки покрылись первыми морщинами. Длинные волосы она красиво уложила, а ее прекрасное лицо уже потускнело. — Эйр, заклинаю, хоть ты ответь! Что с ней? Ты ведь знаешь, прошу, скажи мне правду, — на одном дыхании выпалила Сигюн и поджала губы. — Ведь это то, о чем я думаю? Существует сказание о Сне Одина, будто царь впадает в глубокий сон, чтобы восстановить силы, но происходит ли нечто подобное с царицей?Асинья успокаивающе погладила ее по щеке и подбадривающе улыбнулась, но не собиралась открывать ей всю правду. Ей хотелось вселить в бедное содрогающееся тело хоть немного веры. — Она просто спит, Сигюн. Говорю тебе честно, — серьезно молвила Эйр. — С недавних пор на ее плечи пало слишком много обязательств. Государственные дела, твоя свадьба, грядущая коронация Тора. Все это оказалось непосильной ношей для нее. Фригга в надежных руках, ей нужна лишь наша поддержка. Она всегда находила силы в нас, дорогая. Хотелось плакать. Плакать навзрыд и до потери сознания, плакать так, чтобы глаза болели и хотелось утонуть в слезах, но княгиня понимала, что своими причитаниями этому горю не поможешь. В какой-то момент она ощутила, как спину сверлит пара пронзительных голубых глаз, обладателем которых был сын Фригги. Хитрый трикстер наблюдал за ними, и, быть может, даже подслушивал. — Это все неправильно. Я должна была быть здесь… Столько времени упущено, Эйр. — Но ты здесь сейчас. Не поднимай панику, Сигюн. Просто побудь рядом с ней, — начала богиня. — Младший царевич днями дежурит подле нее, а по ночам за ней присматривают придворные дамы. Она в безопасности. Ванийка стиснула зубы и неодобрительно хмыкнула. На севере было так мрачно и угрюмо, и она все время скиталась без дела, словно тело без души, а все это время ей стоило было быть здесь, при дворе. — Похитили все мои письма, Эйр. Кому-то слишком невыгодно мое присутствие в столице, — спустя некоторое время прошептала молодая княгиня. Ее собеседница искренне удивилась, а затем резко нахмурилась. Надо думать, она размышляла над теми словами и не могла найти объяснение всему этому. — У тебя есть подозрения? Сигюн на минуту задумалась, а затем коротко кивнула головой. Уж очень не хотелось, чтобы посторонние слышали их разговор, ведь сомневаться можно было во всех жителях дворца. — Стало быть, в этом нет твоей вины, — пыталась утешить ее Эйр. — Но она никогда не простит мне этого, — обреченно вздохнула Сигюн и вновь посмотрела на умиротворенное тело своей царицы. — Вздор! После пробуждения Фригга будет рада видеть тебя. Возможно, со временем богиня и простит свою подопечную, но вряд ли Сигюн сама сможет простить себя. — В самые темные времена вы были рядом со мной, вырывая меня из черных лап смерти. А когда это случилось с ней, меня рядом не было, — со злостью молвила Сигюн, но ее быстро успокоила асинья. — Никакой угрозы ее жизни нет. Целительница внезапно умолкла и долго собиралась с мыслями, пока тишину между ними разбавлял шепот фрейлин. В их речах Сигюн узнала древние молитвы о здравии. — Думаю, будет правильно, если некоторые обязанности Фригги ты разделишь с ее девушками. Кто-то должен подменить ее в это трудное для нас время. Что за глупости твердит Эйр? Это ведь даже не обсуждается. — Конечно, о чем речь! Девичье сердце понемногу утихало, а дыхание выравнивалось. — Также тебе нужно навестить Всеотца, — спокойно добавила богиня. Но Сигюн лишь нервно рассмеялась. Ну уж нет! Ступать на прием к царю Девяти Миров она не станет. Только не после того, как официально стала подданной Асгарда. Прибыв в его царство, как представитель другого мира, ее оберегали законы Ванахейма, ее оберегал статус члена правящей династии. Но после замужества всё изменилось, теперь Всеотец был ее царем, и по какой-то причине она до смерти его боялась. После всех безумных выходок и отвратительного поведения Один мог просто наказать ее за дурной нрав. Раньше Сигюн пользовалась покровительством царицы, но сейчас… — Не бывать этому! Нет! Никогда! — категорически ответила она. — Таков порядок, Сигюн. Поколе Фригга не пробудится, ты прислуживаешь царю, — напомнила богиня. И на это точное замечание у княгини не нашлось достойного ответа. Как и всегда, Эйр была права. Ее долг предстать перед царем и приступить на службу. Вновь в глубине души зародилось глупое волнение перед этой встречей, ведь грозный Всеотец пугал ее до смерти, хотя она старалась не показывать этого. — Проведаю его утром, — сдалась она и пожала плечами. Кажется, целительница рвалась добавить еще что-то, но внезапный грохот оборвал ее мысли. Все в опочивальне уставились на дверь, которая была источником шума. В прихожей царила суматоха, кто-то ревностно спорил со стражниками и приближался к опочивальне. Топот становился все ближе и ближе, а тот мужской голос казался княгине безумно знакомым. Мужчина за дверью довольно долго доказывал свою правоту, расщедрившись на скверные словечки. Сигюн обменялась перепуганным взглядом с Эйр и наконец поняла, кто стоял в прихожей. Тогда терпение младшего царевича лопнуло, и он молнией направился к незваному гостю, сжав от злости зубы. Ванийка возвратилась в опочивальню и присела рядом с уставшими фрейлинами. Все старательно игнорировали спор двух асгардцев за дверью, но слух всё равно резали грязные проклятья, которыми Локи беспощадно одаривал своего собеседника. О Небо! Горькая полынь в воздухе, ругающиеся царевичи и белые от страха дамы Фригги вызывали лишь отвращение. Таких развлечений в ее доме точно нет. — Убирайся! Убирайся отсюда! — только и повторял трикстер, прогоняя брата прочь. Тор ворвался в покои точно как тот ураган, что сметает и разрушает всё на своем пути. Неопрятный, с отросшей бородой, уставший до изнеможения и самое главное — пьяный. Таким явился наследник Асгарда к своей болеющей матери. Что сказать, ведь каждый горюет по-своему. — Матушка! — испуганно молвил он и упал возле постели. За ним едва поспевал Локи, который заметно уступал брату по всем физическим показателям. Он догнал Тора и каким-то образом сумел остановить его и даже отодвинуть от спящей матери. — Нет! Пусти меня! — протестовал блондин. От него так несло алкоголем и потом, что в носу неприятно защипало. Давно она не виделась с цесаревичем, так что почти и забыла сей обескураживающий аромат. — Тор! — вмешалась Эйр и одним только взглядом усмирила его. Он вырвался из рук младшего брата и немного притих. Но все же в его светлых глазах засела странная боль и обида, которой Сигюн не могла найти объяснение. — Моя дорогая матушка, — покачал головой громовержец, едва сдерживая слезы. — Это из-за тебя. Всё из-за тебя, Локи. Посмотри! Ты всему виной. Злой как тысяча ётунов царевич побледнел от злости и сцепил руки за спиной. Он достойно принимал все оскорбления брата прямо в лицо, но ничего не молвил в ответ. Кажется, за то время, что Сигюн отсутствовала в столице, Локи научился самообладанию и терпению. — Посмотри только! Если она умрет, кровь нашей матери будет на твоих руках, брат. — Думаю, тебе стоит для начала протрезветь, лишь потом разбрасываться пустыми обвинениями, — холодно ответил Локи. Так странно. Она почти месяц не слышала его голос, но он был таким родным и близким. Паршивец! Снова залез в ее мысли. — Забыл свое место, брат? Не смей мне дерзить! — сорвался на крик громовержец. Фулла и Сага рядом с ней ахнули от удивления. Неужели девы никогда прежде не наблюдали словесную перепалку братьев? — Тор, не стоит, — вновь вмешалась Эйр и подошла к нему. Асинья положила руку ему на плечо и этим простым прикосновением остудила пылкий нрав громовержца. Так делала и Фригга, когда ее дети беспричинно гневались, и эта ласка помогала им успокоиться. — Она в порядке? С ней все хорошо? Привычный басистый голос бога дрожал, и казалось, будто вот-вот Тор заплачет. Его помутневшие глаза смотрели на целительницу с немой надеждой, и она мягко улыбнулась ему. — Конечно, дорогой. Голубые глаза метались по комнате и в какой-то момент наткнулись на неподвижную Сигюн. Несчастный пьяница, он пытался вспомнить ее лицо! — А ты кто такая? — с нотками раздражение спросил ас. Колдунья натянуто улыбнулась. Какая трагедия должна случиться, чтобы он запомнил ее имя? На помощь вновь пришла Эйр, она взяла его под руку и подтолкнула отравленное алкоголем мускулистое тело к двери. — Идем ко мне в лазарет. У меня есть настой, который снимет твою усталость. И к огромному удивлению Сигюн, он послушал мудрую женщину и смиренно последовал за ней. По высокому лбу медленно катились соленые капли пота, а покрытые пылью ладони с надеждой ухватились в нежные женские руки. — И я смогу поспать? Оно поможет мне уснуть? Обещаешь? — Ну разумеется, — улыбнулась Эйр. Могущественные боги Асгарда покинули покои и следом за ними последовали и приспешницы целительницы. Подле царицы остались лишь ее драгоценные фрейлины, единственная воспитанница и горячо любимый сын. Причем Локи всё еще не отошел от словесной стычки с братом, его пронзила нервная дрожь и слепая ненависть, что горела в глазах. Он уселся напротив девушек и опустил голову. Сигюн всё никак не могла понять, испытывал он стыд или просто старался не терять самообладание, но трикстер сидел неподвижно и никого не стал одаривать своим благословенным взглядом. Надо признать, за этот месяц Локи возмужал, его мальчишеское тело окрепло и наполнилось жизнью. Быть может, после ее отбытия он нашел себе занятие по душе и приступил преследовать и донимать других дам? Мужчина перед ней совсем не был похож на того юнца, которого она видела в последний раз. Дамы Ее Величества тоже склонили головы и неугомонно молились о здравии царицы, а вот Сигюн не могла вспомниться ни одной молитвы. Она лишь знала, что царица чувствует ее силу и будет крепнуть от нее. Царевич и фрейлины уже совсем истощились и обессилели, но от Локи по-прежнему исходило опасное напряжение. Он умышленно молчал и не смотрел на нее, и к тому же мастерски игнорировал. Позже, когда к ним снова явилась Ингрид и принесла горячий ужин, Сигюн призвала ее к себе. Шепнув ей что-то на ухо, она сразу отпустила прислужницу. И лишь когда наступила глубокая ночь, княгиня отпустила фрейлин, уверив их, что присмотрит за царицей как подобает. В чертогах остались лишь трое: неугодный всему царству царевич, бывшая княжна в изгнании и непробудная, но всемогущая владычица царства богов. В своем сне Фригга казалась такой умиротворенной и такой… живой. Крепкий сон совсем не изменил прекрасного облика богини, ее лицо благоухало легким румянцем, а губы алели красным бархатом. Казалось, будто государыня лишь на мгновение прикрыла глаза, и то дабы отдохнуть. — Она нас слышит. Бог лжи и обмана решился оборвать эту угнетающую тишину, так что на минуту Сигюн показалось, что ей приснился его бархатный голос. Но нет. На нее смотрели злые голубые глаза, которые стали таковыми лишь благодаря ей. В самые страшные времена колдунье казалось, что она по-прежнему соединена с ним темными чарами, и эта мысль не давала покоя молодой княгине. Всего три слова. «Она нас слышит». И эти слова возвратили ее в царство живых. Словно пробудили от мертвого сна. Сигюн стряхнула с себя наваждение и сделала глубокий вдох. — Очень на это надеюсь, — спустя целую вечность выговорила она. Было так странно. Еще недавно они без зазрения совести утешали друг друга в пылких объятиях, а теперь казались совсем чужими друг другу. Напротив сидел мужчина, в компании которого она некогда проводила недели, только теперь она не знала, что ему сказать. — Выглядишь ужасно. Семейная жизнь тебя не красит, — равнодушно молвил царевич. — Не думаю, что интересовалась твоим мнением. Наконец его губы тронуло некое подобие издевательской улыбки, что и разгневало Сигюн. — Кажется, ты никогда не спрашиваешь мнение других. — Вовсе нет. Мне неинтересно лишь твое мнение, — резко ответила ванийка. Он выпрямился в кресле, словно кол проглотил, но все равно избегал зрительного контакта с ней. — А глаза совсем сухие. Видимо, Сигюн из Ванахейма вовсе не опечалена хворью своей царицы, — недовольно отметил Локи, презрительно хмыкнув. А что он ожидал узреть? Водопад из слез и отчаянное горе? Ну уж нет. Перед ним она рыдать не станет, да и плакать в этом случае бесполезно, нужно лишь верить. — И правда. Некоторые называют это безразличием, — согласилась с ним колдунья. Она умела кусать в ответ. И вот стена пала, хладнокровие побеждено, и царевич метнул на нее оценивающий взгляд. И так было всегда: они дразнили друг друга и поддевали колкими фразами, пытаясь оскорбить, но в итоге оба оставались в проигрыше. — Супружеская жизнь тебя испортила. Совсем забросила свои священные обязанности, — хитро молвил уставший трикстер. Гад! Как он смеет в присутствии своей беспамятной матушки отчитывать ее как малое дитя? Кем он себя возомнил? Сигюн сгорала от злости, которую рядом с ним она не в силах была контролировать. — Возникли трудности, — сквозь зубы процедила княгиня. — Что же так? Брак более не радует? — не унимался он. Локи наречен богом лжи и обмана, а не богом правды и проницания. Так откуда он так много знает? Быть может, всё слишком очевидно? Неизвестно почему, но она почувствовала своим долгом отвечать на его нелепые вопросы. Странно, но Локи один из немногих, с кем она могла честно разговаривать. — Мы с супругом единодушны. С тонких губ сорвалась тихая насмешка, которая постепенно перерастала в истерический смех. Неугодный царевич потер переносицу и покачал головой. Нет, ну он просто издевается над ней! — Единодушны, — медленно выговорил Локи, словно пробуя это слово на вкус. — Стало быть, так говорят о несчастном браке? Кровь уже закипала в венах, а к горлу подступила горечь. Слизняк! Как же ее воротило от его слов! Как он смел так говорить о ее браке? — Если бы я желала связать себя узами несчастного брака, то непременно бы вышла за тебя, — смело ответила княгиня и одарила его полным презрения взглядом. Царевич смеялся. Вот проклятье! Он насмехался над ней. Как только она ступила в опочивальню. И это было ясно по его беспристрастному лицу и злым глазам, в которых могли погибнуть целые миры. — Как странно, ведь Фригга пророчила тебя в невесты Тору, — недовольно отозвался трикстер. Что за нелепость! Мудрая государыня Асгарда не стала бы сватать ее в невесты равнодушному царевичу. Разве что слепому не видно, что Сигюн и Тор не пара друг другу. Куда уж там, славный цесаревич не сумел даже ее имя запомнить! Какой уж там брак? Надо думать, сия блестящая мысль мелькнула в умах самых могущественных лиц Асгарда, которым мнения Сигюн и Тора были вовсе не важны. Как же она ненавидела эти браки по расчету и сейчас была рада, что вышла за человека, которого сама выбрала. В прочем, некоторые события заставили ее задуматься в правильности своего выбора. Не было ей счастья рядом с Теориком, и в последнее время она начала сомневаться в его личности. Что-то в нем казалось ненастоящим и поддельным. — Какое счастье, что царь с царицей не допустили той ужасной ошибки, — меланхолично ответила Сигюн, с тоской рассматривая царицу. Даже во сне от нее исходили лучи света, которые прогоняли тьму из жизни. Любопытно, почему она не сообщила своей подопечной о мысли связать ее браком с Тором? Видимо, в глазах Одина и Фригги кандидатура Сигюн казалась выгодной. Конечно, в ней ведь кровь не только ненавистных им ванахеймских царей и князей, но и кровь благородных асов. Еще недавно она была последней незамужней княжной царской крови ванахеймского двора, но совсем недавно стала супругой воина, которому была верна телом и душой. При всех его недостатках, она не представляла никого другого своим мужем, как и не представляла себя женой кого-то другого. Горячо любимый супруг, как и прежде, в их поместье являлся лишь глубокой ночью и избегал любых разговоров с супругой. Она чувствовала себя обреченной и брошенной. Кто же знал, что семейная жизнь так разочарует ее? Хитрый царевич хорошо знал, за какие ниточки дергать и на какие места наступать, чтобы сделать больно. И это случилось вновь. Его слова буквально выбили почву из-под ног и лишили рассудка. — Неужели ты бы стала плохой царицей? — засмеялся вдруг Локи. — Нет, — смело возразила Сигюн и хмыкнула. — Думаю, я бы стала плохой женой. Надо думать, известь об этом браке разочаровала бы больше всех именно младшего наследника, который был известен своими приступами ревности к старшему брату. Она вспомнила те угрозы и прошения не выходить за Теорика, и это натолкнуло ее на самые мрачные мысли. А что, если именно Локи приложил руку к кардинальным изменениям в ее супруге? Ведь лишь он был радикально настроен против их брака. Сигюн нехорошо взглянула на него и пыталась понять по угловатому лицу хоть что-то, но царевич был напорист и холоден. Его лицо со временем стало лишь красивее, и эта красота отталкивала всех вокруг, только не ее. Женский взор был прикован к нему и никакие чары не могли разбить это заклинание. От Эйр она узнала, что младший сын царицы не отходил от постели матери целыми днями и лишь к ночи покидал ее покои. Локи был известен своим хладнокровием и безразличием, но когда дело доходило до матери, его будто подменяли. Будь на месте Фригги другая, он бы и не взглянул в ее сторону. Какая самоотверженность. — И как можно заметить, ты все же стала плохой женой, — не удержался Локи от острого упрека. Сигюн вспыхнула от злости, которая начала порождать уже отчаянную ярость. Разве она явилась сюда за порцией осуждения? — Прошу, не надо, — сквозь зубы процедила девушка. — Не при твоей матери. Царица ведь все слышит. — Вот уже за полночь, а ты все во дворце. Могу поспорить, твой супруг будет огорчен и даже разочарован. — Я ведь попросила, — уже спокойно молвила она и опустила глаза, пытаясь усмирить порывы злости. — Так ты проси лучше, — злобно отчеканил мужчина каждое слово и угрожающе поддался вперед. Так выглядит смертоносный хищник на охоте, а она напоминала лишь загнанную лань. Почему же он так норовил разузнать о ее личной жизни? Почему не унимался? Неужели его так задел ее отказ? Это все лишь из-за того, что она оборвала их отношения? — Из меня получилась жена куда лучше, чем из тебя любящий сын! — упрекнула его княгиня, но, заметив его грозный взгляд, вжалась от страха в кресло всем телом. — Надо думать, твой брат не просто так бросался обвинениями? Наконец-то ей удалось привлечь внимание отстраненного царевича, который не находил себе места весь вечер. Сигюн задела его куда сильнее, чем пьяный братец, потерявший ум. — Если еще не заметила, Тор любит играть на публику. Он врывается в таком состоянии уже десятый раз, а обвинения одни и те же. Но ей так не казалось. Она хорошо запомнила испуганные лица фрейлин царицы и побледневшую Эйр. Возможно, в кои-то веки болтовня цесаревича оказалась все же не пустой. — Но в этот раз никто не смеялся, — с трудом выдавила Сигюн. Он тяжело вздохнул и криво улыбнулся, будто вспоминал все самое отвратительное и постыдное из своей жизни. — Мы разговаривали в этих покоях, а потом она упала в мои руки и потеряла сознание. Фригга разочаровалась во мне, ее охватила злость. Что же, матушка подарила моему брату еще одну причину ненавидеть меня, — выпалил как на духу Локи. — Мне очень жаль, — искренне молвила ванийка. — И какой мне прок с твоей жалости? — грубо огрызнулся он. Как странно. Вроде бы Сигюн так хорошо знала царицу, но еще ни разу не видела, чтобы та злилась. Что же довелось сказать царевичу, чтобы разозлить самую добрую владычицу Асгарда? — О чем вы разговаривали? — Не важно. Наследник отвечал резко и грубо, чтобы она полностью познала его гнев. И чтобы не смела допрашивать его. Но ванахеймка осталась недовольна его ответами и решила во что бы то ни стало разузнать всю правду. Когда Ингрид ранее навещала их в покоях, Сигюн попросила отправить гонца в поместье и сообщить, что этой ночью останется во дворце. Она решила, что много упустила, когда тихо отсиживалась на севере, пока в столице творился настоящий хаос. Но больше всего ее разум тревожил младший наследник Асгарда, который изредка бросал в ее сторону недобрые взгляды и тихо отсиживался. В нем таились самые темные секреты, и Сигюн даже не знала, стоило ли их ворошить. Он и сам был страшной тайной, окутанной мрачными чарами. Больше всего в тот момент она желала, чтобы величественная государыня проснулась и больше никогда так не пугала их. Доводы Локи не показались слишком весомыми, скорее обманчивыми. Всю ночь они провели подле Фригги в гробовой тишине, и его угрюмый вид только подтверждал все ее догадки. Темные волосы упали на безупречное лицо, высокий лоб покрылся испариной, а взор уставился в пол. Всё выглядело так, будто его изнутри поедали муки совести. Неужели Тор говорил правду? Неужели Локи всё же виновен? Но рядом с ним было комфортно, словно они знали друг друга тысячу лет, словно были родственными душами. Их близость казалась такой знакомой, такой родимой… будто не было этой разлуки и этих пустых дней. Проклятье. Это предчувствие совсем ее не обрадовало. К утру княгиня возвратилась в поместье, дабы сменить уставший наряд и выдворить изменницу Вару из своего дома. Хитрая девица все время рыскала по огромному имению и что-то отыскивала, и прежде у Сигюн не было законного основания вышвырнуть ее прочь, но вчерашние откровения наконец развязали ей руки. Бесталанная асинья была единственной, кто имел доступ к каждому уголку ее дома, она контролировала буквально все, в том числе и корреспонденцию княжеской четы. И что только Теорик в ней увидел? Колдунья все никак не могла этого понять. Предательница ее веры как раз собирала золотые сундуки по велению княгини, когда Сигюн остановилась позади нее и нагло привлекла внимание девицы. Вара подскочила от неожиданности и громко вскрикнула, а затем медленно повернулась к госпоже. Робкие руки неистово дрожали, как и тонкие губы, которые она постоянно кусала. Стало быть, девка предчувствовала свое скорое разжалование. На стол полетела плотная пачка связанных писем, которые адресовались Сигюн, и в тот же час глаза прислужницы наполнились немым страхом и древним ужасом. Пришлось изрядно постараться, дабы разыскать письма в опочивальне Вары. Их аккуратно собрали и перевязали пурпурной нитью, но ни одно не открыли. Если девку и подослали шпионить, то она с треском провалила это задание. — На каждом письме канцелярская печать и мое имя, стало быть, их послали не тебе. Из столицы не раз прибывал гонец, но меня даже не извещали. Исход очевиден и вполне понятен мне, — спокойно начала княгиня, гордо подняв голову. — Тебя не казнят, даю свое слово. Как милостивая госпожа я дарую тебе жизнь, но обещаю, что впредь тебя не возьмут даже горшки чистить в блошиный трактир. Ты сгниешь в бедности и нищете, забытая всем миром, каждое утро проклиная тот день, когда появилась на свет. Из горла девицы вырвался протяжный стон и громкое рыдание. Если память не изменяет, Сигюн впервые увидела ее отчаяние и страх. Вара упала к ногам госпожи как малое дитя и крепко вцепилась в подол ее пурпурного платья, окропив его горькими слезами и робкими поцелуями. — Леди Сигюн, заклинаю вас, ведь моей вины в том нет. Мне пришлось лишь следовать указаниям, дабы сохранить эту работу, — хныкала прислужница, не поднимая голову от стыда. Зрелище вызывало у нее лишь отвращение. Асинья у ее ног выглядела такой жалкой и беспомощной, что она не могла даже смотреть на нее. — Кто дал тебе такие указания? Кому ты служишь? Говори мне правду, иначе о твоем предательстве узнает сам Один Всеотец, а он пощады не дарует, — смело пригрозила ванахеймка. В Асгарде измену действительно не прощали, даже когда дело касалось простой прислуги. Благополучие достопочтенных лиц охранялось законами царства, а их жизни береглись пуще зеницы ока. Вара не имела права выполнять указания, которые касались непосредственно княгини без ее на то позволения. В своих мечтах Сигюн уже видела, как помощница собирает свои пожитки и убирается прочь из ее дома. — Но мне нечего скрывать, миледи. Все приказы отдал лично господин Теорик в первый день моей службы, — еле выдавила из себя Вара, спешно смахивая слезы с уголков глаз. Сигюн почувствовала очередной удар по израненному сердцу, затем еще один по искалеченной душе и завершающий по затуманенному разуму. Снова Теорик, снова ее мрачный супруг. Они не виделись еще со вчерашнего утра, именно тогда она в который раз проследила за ним до дворца, но там его так и не нашла. Всё происходящее больше не напоминало несусветную бессмыслицу, теперь все постепенно становилось на свои места, и было похоже на хорошо спланированный заговор. Ее Теорик никогда бы не стал решать за нее и тем более не стал бы врать. В тот момент Сигюн поняла, что он не тот, за кого себе выдает, и продолжалось это со дня их бракосочетания. — Встань, — приказала она и вырвала промокший подол платья из ловких ручонок асиньи. С долей неуверенности девица все же встала на ноги и подняла заплаканные глаза. Тело не могло врать, и княгиня знала, что девица говорила искренне и открыто. Она лишь простой исполнитель приказов. — Где твой господин? Самым первым делом княгиня должна поговорить с самозванцем и выяснить, кто он и что ему нужно. За это непродолжительное время их брака она увидела, что никакие материальные блага его не интересовали. Он без препятствий проникал во дворец Одина, и все это выглядело так, будто эта сущность просто… глумилась над ней! — Милорд не возвращался в имение, — робко молвила Вара. Ей хотелось бы удивиться этому, но казалось, будто уже ничего не может поразить ее сознание. — Стало быть, он покинул поместье вчерашним утром и даже не наведывался сюда? — переспросила Сигюн, на что асинья лишь коротко кивнула головой. Забавно. Ни ее, ни супруга не было этой ночью на севере. И внутреннее чувство подсказывало ей, что он тоже не покидал дворец прошлой ночью. Княгиня мотнула головой, и ее взор остановился на двух сияющих сундуках в углу, которые так старательно собирала Вара. В тех сундуках были подарки детям Гносс, детям ее дорогой покойной сестры, с которыми Сигюн не виделась целую вечность. Как же хотелось, чтобы все мысли занимали лишь такие приятные вещи, а не тот хаос в их супружеской жизни. В одном сундуке лежала книга с древними сказаниями о асгардской девице, которую столетиями преследовало коварное божество, и та книга подтолкнула ванахеймку на определенные мысли. В памяти невольно всплыли слова караульного, который четко отчитался перед ней и вспомнил одно имя, которое всегда скрывало за его обладателем долю неожиданности. Кажется, Сигюн поняла, какое божество преследует ее.