Коварные божества

— Государь, — ванийка покорно упала на колени и приложила правую руку к груди. Всеотец грозно возвышался на своем золотом престоле, и то огромное расстояние между ними жутко пугало серебряноволосую деву. Дивное волнение не покидало тело Сигюн, ведь она влетела в Тронный зал подобно буре, и теперь не могла унять растревоженное сердце. Угрюмый взгляд царя настораживал, в его жизни будто не существовало радости, будто он жил одной лишь злобой. Один не ждал увидеть княгиню при дворе, и уж тем более он не ожидал увидеть ее на аудиенции, ведь в своих надеждах больше не видел ее в своем дворце. — Сигюн, — холодно поприветствовал ее царь асов. Это обозначало, что ей позволено подняться с колен и начать разговор. Золотое свечение асгардского трона ослепляло ее, но усталым глазам все же удалось рассмотреть величественный облик Всеотца. — Какая беда привела тебя ко мне? Еще по дороге к нему ее разрывала смелость и безрассудность, но при виде недовольного государя этот дух погас. Лишь Один Всеотец внушал тот первородный страх, который заставлял дрожать колени. Она знала много могущественных мужей, но никто из них не тягался по власти с царем Асгарда. — Государь, лишь справедливости и правосудия я жажду. Вашу верную подданную безжалостно оскорбили и унизили в глазах богов, и я молю о наказании этому чудовищу, — как на духу выпалила Сигюн. Всеотец даже не пошевелился, но внутри было неспокойно. Ведь он не раз беседовал с ней и настоятельно советовал сдружиться с асгардцами, только видно девица не прислушалась к его словам. Бедняжка. — О чем ты твердишь, дитя? Кто осмелился обидеть тебя? О, несчастье... Даже опека царицы не уберегла от лихого. Ванийка, быть может, и была виновна во всем том, что с ней случилось, только этот случай… В этот раз все было по-другому. И потому она пришла на аудиенцию к царю с абсолютной уверенностью в своей правоте. — Ваш сын. И наконец Один Всеотец сбросил с себя маску безразличия и оскалился от недоверия и презрения. Гунгнир в его руках задрожал и едва не упал оземь, царь был потрясен и уже ожидал самого худшего. Его сыновья обладали дурными характерами и он опасался очередного скандала. Тронный зал сковала холодная вечность. — Тор? — с трудом выговорил государь. Внезапно его дыхание остановилось, а разум помутился. Самые дурные мысли затаились в его уме, ведь царь уже предвкушал очередной скандал с участием старшего наследника. Но Сигюн лишь молча поджала губы. Ее тревожное лицо лишь больше насторожило его. — Привести ко мне Локи! — угрюмо приказал Всеотец своим стражникам, и те молча удалились. Сигюн осталась с Одином наедине в огромном Тронном зале. Напряжение между ними возрастало до опасного предела. Она не знала, как начать разговор, а он не знал, чего от нее ожидать. Широкая дверь распахнулась, а под пристальным взглядом царской стражи в зал вошел младший царевич, изредка оглядываясь по сторонам. Лицо его, как всегда, оставалось полностью безразличным и отстраненным. Его равнодушию можно было лишь позавидовать. В этом помещении он был простым подданным, и не важно, что перед ним возвышался его отец. Здесь отец всегда был царем Девяти миров. На Сигюн, которая уже стояла в Тронном зале, трикстер даже не обратил внимание. — Мой царь, — тихо молвил Локи. Серые глаза с жадностью впились в точеный облик младшего царевича и следили за каждым его движением. Он остановился возле Сигюн и выжидающе посмотрел на государя. — Локи, это прекрасное создание утверждает, что ты, наследник великого царства, оскорбил и запятнал ее доброе имя, — холодно отчеканил Один. В единственном глазу царя сверкнул опасный огонь, а Гунгнир в его руке громогласно приземлился на золотой Хлидскьяльв. Губы Локи тронула едва заметная улыбка, которая сочилась мальчишеским безрассудством и озорством. — Должно быть, юная княгиня заблуждается. Или, быть может, и вовсе клевещет, — сладко ухмыльнулся он. — Нас с княгиней ничего не связывает. — Наглый лжец! — не удержавшись, выкрикнула Сигюн. Та вся злоба, что в ней таилась, прорвалась наружу и ослепила ее. Будто вокруг ничего не существовало, и хотелось лишь разорвать подлеца на мелкие части. Его самодовольное, наглое лицо светилось от счастья, и от этого она будто взорвалась. — Подлый, наглый обманщик! До чего же ты омерзительный и низкий человек! Ванахеймку одурманили собственные мысли, так что она даже не заметила вошедшую в Тронный зал царицу. Добрая государыня тихо вошла потайной дверью из личных покоев царя и, поднявшись к трону супруга, стала позади него. Громкие крики вынудили ее выйти к трону и разобраться в причине ссоры. — Ты убил его, — почти шепотом сказала Сигюн и ужаснулась. — Ты убил Теорика. Обманом отнял у него жизнь, украл его облик и ложью взял меня в жены. Ты обманул меня, обманул мать, обманул Всеотца! — она снова сорвалась на истошный крик. Из глаз брызнули первые слезы, а в груди будто забили острый кол. Она держалась на ногах из последних сил, ведь довольное лицо трикстера лишь сильнее раззадоривало ее. — Чудовище! Мерзкое чудовище! — Сигюн! — резко окликнул ее Всеотец, и она наконец оторвала взгляд от Локи, и увидела возвышающуюся божественную чету. Один словно издевался над ней, ведь его лицо оставалось таким же безразличным. Сразу стало понятно, что Локи истинный сын своего отца. А вот глаза царицы наполнились болью и каким-то разочарованием. — Всё это правда, Локи? Но ответ царевича очень не понравился ванийке. В своей пылкой речи он переходил от придирок к попытке отстраниться, а от попытки отстраниться к серьезным обвинениям в сторону родителей. Его елейный голос почти убаюкивал, но Сигюн оставалась трезва к этой отраве. — Всё это нелепо! Это больше не игра, Локи! Его дивные глаза заставили ее умолкнуть. И в груди зародилось такое странное чувство, будто по венам текла не кровь, а густое вино, и оно опьяняло ее. — Довольно, Всеотец! Нет смысла слушать его вранье. Позвольте напомнить, что перед вами не безродная простушка, а дочь царских кровей, — смело возразила Сигюн. — Если не найти справедливости у самого царя Асгарда, я буду вынуждена искать ее в Ванахейме. Она уже не жаловалась, а откровенно угрожала. Да и кому только! Самому Одину Всеотцу. Царица позади него судорожно всхлипнула, но не пустила и слезинки. Сам же царь устало вздохнул и покачал головой, словно признавая свое поражение. Больше всего смущало поведение Фригги, она будто... знала, что произошло, и не была этому удивлена. — Конечно, ты права, дитя. За каждое преступление должно следовать наказание. Царь злобно посмотрел на младшего сына и завертелся на троне. — Локи, сын Одина, признаешься ли ты в злодеяниях, в которых тебя обвиняют? Или станешь дальше утверждать, что это клевета? — строго спросил он. Уголки тонких губ едва заметно поднялись, и на лице появилось странное подобие насмешки. — Чего скрывать, отец, ты и сам знаешь, как я пристрастен к озорству, но убийство? — развел руками трикстер. — Я не убивал мальчишку, но его смерть весьма удачно сыграла мне на руку. Да, отец. Я обманул девчонку, обманул тебя, но разве ты удивлен? — иронично спросил он. — Заткнись, Локи! — рассвирепел царь и ударил копьем о подножие трона. В зале повисла тишина. Кажется, будто никто даже не дышал. — Кто может подтвердить твои слова? Локи поджал губы и пожал плечами. Действительно, кто может подтвердить его непричастность к убийству? — Улик. Все своими глазами видел. Видел, как мальчишка погиб от руки неведомого, не моей. Но Один лишь покачал головой. — И где же он? Где Улик? Известна мне цена его слов. Нет веры троллям, Локи. Сигюн почувствовала, как теряет терпение. Ногти впились в ладони, и руки пронзила острая боль, а по коже пробежали первые капельки крови. Она теряла самообладание. — Нет веры вашему сыну, Всеотец. Разве у вас остаются сомнения? Он виновен и должен понести наказание, — строго потребовала ванийка. — Поскольку брак был заключен без моего на то согласия, я вольна требовать развод. Но верховный бог лишь покачал головой. — Мне жаль, Сигюн, но твое согласие все же было. Ведь я лично перевязал ваши руки и провел обряд. И даже мне не под силу разорвать союз, который я же и создал, так гласит асгардский закон. Нет, нет, нет! Небеса! Проклятье! Что же это за закон такой безумный? И почему всемогущий царь не может разрушить их союз? Значит, быть ей супругой младшего царевича? — Но ты права, Сигюн, за каждый проступок нужно нести наказание. Убийство, обман — преступления. Серьезные преступления, — с трудом выговорил Один, не отводя взгляда от сына. Кажется, Локи попал в собственную уловку. Его обвиняют в убийстве и серьезном проступке, но ему все было безразлично. Об Улике давно не было ничего слышно, казалось, будто никто не мог спасти несчастного Локи. Правда, держался он твердо и не собирался уклоняться от ответственности. В тот момент, когда Сигюн трясло и тошнило, он же стоял с гордо поднятой головой и даже не шевелился. — Такое преступление требует лишь одного наказания, — грозно продолжал Один. — И наказание тому казнь. Тело Сигюн начало неметь, а в ногах почувствовалась слабость. Казнь? Она была лишь очередным баловством трикстера, и он преследовал не самые добрые намерения, но казнь? Она не могла поверить. Не могла поверить, что отец способен на такое, не могла поверить, что родители способны пожертвовать собственным сыном. И чего ради? Дабы скрыть скандал? — Что же… раз уж таково наказание самого Всеотца, — бесцветно ответил маг. Дыхание сперло, Сигюн судорожно хватала воздух ртом. Неужели всё будет так? Всё закончится для трикстера отсечением головы? — Боюсь, ты не оставляешь мне выбора, Локи. Грозный голос Одина звучал как приговор. Нет, нет, нет. Не может быть. Ведь это его сын! Его плоть и кровь! Разве станет отец отсылать своего сына на казнь? При всем уважении, но Сигюн не верила ему. — Ты всегда знаешь, что делать, отец. Леденящий голос сына заставил мать пустить слезу. Ее бедный мальчик… — Локи... — вздохнула Фригга и сжала плечо супруга. Даже она, казалось, не в силах была что-то изменить. В ушах стучала кровь. Нет, она отчаянно не верила. Мало того, что Всеотец был готов отправить сына на верную смерть, так и сам Локи, казалось, был готов принять этот приговор. Ее взгляд метался по сторонам, но асы были вполне серьезны в своих речах. Да, Локи провинился, но от Всеотца она не этого ожидала. Быть может, пожизненное заключение, но не казнь же! Как можно лишить жизни самого царевича, наследника трона? Один казнит его. Да, точно, он казнит его. Не пощадит, не упрячет в темницу, а с позором отрубит голову. Как грешнику или преступнику. По щекам побежали предательские слезы. Но она ведь поклялась себе, что не будет рыдать. Сигюн сжала ладони в кулаки и нервно сглотнула. Фригга дрожала, она не могла слушать этот приговор… — Локи Одинсон, я Один Всеотец, царь Асгарда и Девяти миров признаю тебя… — Нет! — успела перебить его ванийка, судорожно глотая воздух. Царская семья удивленно уставилась на нее, даже младший наследник выглядел… удивленным. Спокойным, но удивленным. Мутные соленые капли упали на ее сухие ладони. — Всеотец, вы сами связали нас узами брака, это правда. И, должно быть, помните, что в ту ночь перед всеми богами и Девятью мирами я поклялась в верности своему супругу, поклялась любить и почитать его, поклялась быть ему опорой. Разве я имею право отказаться от своих слов? Даже если они были сказаны под влиянием обмана. И Всеотец и Локи насторожились, а Фригга, кажется, сразу все поняла. — Верно ли я понимаю, дитя, что ты готова признать этот брак? — переспросил верховный бог. — Готова, — смело подтвердила княгиня, вытирая щеки. Лицо наследника удивительным образом не треснуло от широченной улыбки. — Что же… Царь о чем-то задумался и нахмурился, так что на лбу появились несколько складок. — Стало быть, величаться тебе Богиней Верности, Сигюн, — молвил угрюмо царь Асгарда. Но на ее лице не появилось и доли счастья. Лишь Один Всеотец мог даровать чин бога или богини, и то было великой честью, правда колдунья не ощущала себя избранной. Богиня верности? Звучит нелепо. То ли дело богиня войны и любви. В горле застрял горький ком. Она не могла позволить Локи умереть, но и не могла искренне его полюбить. Собственные чувства загнали ее в угол. Что это, если не слабость? Слабость к другому человеку. В Тронном зале все казались удивленными ее заявлению, даже она сама, но только государыня испытывала своеобразное облегчение. — Стало быть, так и есть, Всеотец, — смиренно согласилась княгиня. Один наградил ее одобряющим кивком. Нуждалась ли она в нем? Точно нет. Напротив, ей стало лишь хуже. В груди жгло огнем, Сигюн чувствовала себя неважно. Будто даже ее нутро отвергало эти новые порядки. — Государь, в таком случае необходимо объявить о браке вашим подданным, — наконец в разговор вмешалась Фригга. — И нужно отыскать Улика, дабы подтвердить слова Локи. Правда, и она не сияла от счастья. Для всех присутствующих этот брак был, скорее всего, наказанием. Но царица была спокойной, ведь жизни ее сына больше ничего не угрожало. — Пока все думают, что Теорик жив и Сигюн его супруга. Думаю, решить этот вопрос можно лишь одним способом… — Я думала, что ты великий царь… — бесцветно молвила Сигюн, ведь больше не испытывала былого ужаса перед Одином. — Что взор твой всемогущ, а гнев твой страшен… что ты видишь все Девять миров и хранишь порядок в них... Я думала, что тебе подвластно всё: и настоящее, и то, что нам уготовлено. Каким же образом ты не уследил за собственным сыном, всемогущий царь? Стоять перед этим семейством стало невозможно, ее окатило чувство отвращения к окружающим. Из зала дочь Фрейи вылетела подобно ветру, сметая все на своем пути. О боги, она ведь даже не поклонилась правителю Асгарда перед уходом. Глаза неприятно защипало, а к носу подобрался дурной запах. Разве хоть где-то в этом огромном дворце можно найти покой? Сразу у двери к Тронному залу Сигюн столкнулась с Воинственной троицей, их предводителем и взволнованной леди Сиф. Они, очевидно, направлялись на прием к Всеотцу. На их лицах застыла гримаса недоверия, а царевич выглядел взволновано. — Прочь с дороги, — грубо отозвалась Сигюн и случайно толкнула кого-то, расчищая себе путь. Ванийка по иронии судьбы толкнула именно напыщенную леди Сиф, чем лишь разозлила Воительницу. Ей были безразличны чувства асиньи, и в данный момент другие ее вообще не волновали. — Ванахеймское отродье! Черноволосая красавица уже было намеревалась отомстить невоспитанной девице, но ее вовремя остановил старший наследник Одина. Грубая ладонь Тора вцепилась в руку Сиф, будто останавливая вспыльчивый нрав девы. — Не нужно, Сиф. Блондинка скрылась из виду, оставив асов размышлять о том, что происходит за громадной золотой дверью. В мыслях Тора сразу появилась глупая идея разузнать о том напряжении, что царит во дворце. Хватило лишь одного его жеста, чтобы друзья собрались с мыслями и продолжили свой путь. Но только блюстители покоев заградили могучим воинам путь, скрестив перед их лицами золотые копья. Подобное замешательство на лице Тора его друзья увидели впервые. — Пропустите меня, олухи. Или стоит напомнить, кто перед вами стоит? — недовольно спросил Громовержец. — Ваше Высочество, царь занят делами государства. И никого не желает видеть. Даже вас, — ответил самый смелый стражник. Какой наглец! Ведь царевич лично тренировал этих негодяев! А они смеют противиться его приказам? Его охватила злость. — Да как же так? Ведь царь лично позвал за нами! На что стражники даже не моргнули. — Таков приказ. Тор нахмурился и почесал отросшую щетину. Ведь отец еще никогда не откладывал их встречи. Но куда подозрительнее было то, что с царем кто-то разговаривал. Так же он услышал и женский голос, кажется, это была Фригга. — Кто еще в Тронном зале? — упорно продолжал царевич. Друзья позади него переглядывались и тоже недоумевали. По какой причине государь, который сам же их позвал, нынче отказывался принимать? — На аудиенции у царя Ее Величество царица Фригга и Его Высочество царевич Локи. Без лишних слов, набрав в легкие воздуха, Громовержец решил силой прорваться сквозь стражу, но в итоге лишь получил копьем по носу. — Ну ладно, — смиренно выговорил он, вырываясь из рук Сиф. Воительница чересчур волновалась на него. — Я подожду, — закончил Тор и отошел от блюстителей подальше. Странно, он не мог вспомнить имя той девицы, что так стремительно покинула Тронный зал, и едва не сбила с ног Сиф. Кажется, он даже лица ее не помнил. Друзья стали позади него и преданно ожидали. Ожидали, что будет дальше. Глаза Фригги не высыхали от слез. Горькая пелена мешала ей увидеть лицо дорогого сына, который продолжал стоять, как изваяние у трона царя. — Что ты наделал, Локи? — всхлипнула она. — Разве ты не гордишься мной, мама? Теперь я женатый человек, — в любимой манере съязвил Локи. Но царице было не до шуток. Ее величественный стан и гордо поднятая голова не внушали привычного спокойствия. Кажется, даже Фригга выходкой сына была разочарована. — Ответь мне только, зачем ты это сделал? Быть может, ты позабыл, что за кровь течет в ней? Мы ведь не о дочери кузнеца говорим, а о члене правящей династии другого государства. Клянусь Вальхаллой, Локи, большего позора наша семья не знала. Он натянул на лицо измученную улыбку и презрительно хмыкнул. Кто во всех Девяти мирах еще не знает, что он самое большое разочарование своей семьи? Как и в детстве, трикстер просто привлекал к себе внимание. — Да, Локи… — вмешался Один. — Можно признать чудом сам факт, что она не потребовала твоей головы. Я разочарован и раздосадован. Все мои надежды тебе удалось уничтожить в мгновения. Разве этому тебя учили? Разве к этому готовили? Мой долг следить за миром и покоем в Девяти мирах, но разве я могу сделать это, если мой сын сам сеет раздор и уводит чужих жен? — Брось, отец. Мне показалось или ты не рад, что провинился младший сын? Или не облегчение я вижу на твоем лице? Как бы тебе пришлось оправдываться в глазах общества, если бы на этом самом месте стоял твой наследник? — Прекрати, Локи! — не сдержалась богиня. — Так вот оно что! — воскликнул восторженно государь. — Так это злодеяние совершено для того лишь, дабы мне досадить? Это мерзкое преступление совершено лишь из-за раненого самолюбия? Не забывай, прежде всего, я — твой царь! В наших глазах вы с Тором равные, вы — наследники могущественного государства. И я никому не позволю чернить наше имя, никому! Даже вам! В один миг царь поднялся с трона и оказался на одном уровне с Фриггой. — Покуда имя твое не оправдают, ты не покинешь пределы этого дворца. Радуйся, что девчонка согласилась на брак, дорогой сын. Теперь тебя постигнет справедливое наказание. Надеюсь, этот союз изменит твое мнение о порядке вещей в нашем государстве. Быть может, даже изменит твое пристрастие к баловству. — Не волнуйся, отец, — уверил его рассерженный Локи. — Именно так все и будет. Вслед за белокурой девой из Тронного зала вылетел и брат Тора, задев того плечом. Локи тоже не молвил и слова, а лишь молча удалился в неизвестном направлении. Даже царь с царицей не желали видеть старшего сына, а приказали ему уходить. Громовержец чувствовал неладное в семье и в государстве, а потому и ощущал внутри себя расползающийся гнев. Пока царевич блуждал в недоумении, Сигюн встречала серый закат в ледяных объятиях горной реки. Это невероятное место она нашла случайно, когда убегала из дворца Одина. Холодный ручей нес ее куда-то далеко, как будто бы избавляя от всех земных забот. Мокрые одеяния прилипли к телу, по коже пробежались мурашки, а из глаз текли соленые слезы и мгновенно растворялись в чистой воде. Мечты захватили ее ум, она закрыла глаза и оказалась где-то далеко отсюда, в мире куда безопаснее, чем Асгард. Опасный поток нес ее куда-то, а она меж тем песни пела, те, которых покойная сестра научила. Темная вода бурлила, и в ушах звенело, а к мокрым щекам прилипли белоснежные хлопья. Это был не снег. Распахнув глаза, Сигюн увидела над собой большое дерево дикой вишни, цвет которой срывал сильный ветер. Весна ведь только наступила, но ароматные цветы уже осыпались. Белые лепестки скрасили не только воду, но и ее мокрые одежды, и казалось, будто сама Сигюн плывет в снегу. Когда-нибудь наступит и ее весна. Отсюда не хотелось уходить. Слушая шум воды и песни ветра, она нашла свой покой. Здесь не было забот Вселенной и чужих проблем. Здесь не было асгардского царя и его наследников, и даже Фригга не нашла ее. Здесь Сигюн задумалась о Смерти. Сколько раз она была близка к ней и сколько раз выскальзывала из ее рук. Но наступит день, когда Смерть все же заберет ее, как забрала всех дорогих ее сердцу людей. Больше не оставалось причин, чтобы жить. Она мечтала о быстрой, сладкой Смерти, и бурлящая река очень соблазняла. Сигюн могла поклясться чем угодно, что слышала, как черная глубина зовет ее, и как поет река. Все казалось так просто. Но эти же мысли и отрезвили ее. В один миг она уже стояла возле знакомой кованой золотом двери, а по ногам и рукам медленно стекала вода. Тело неистово дрожало и пыталось бороться с диким холодом, но пока проигрывало. Сигюн замерзала, а Асгард погрузился в темноту. Бывшие владения во дворце остались за ней, хоть она сама и не верила, что когда-то возвратиться сюда. В кабинете было темно, да так, что княгиня собственные руки не видела, но в спальне ее поджидал очередной неожиданный подарок судьбы. В кромешной тьме она узнала мужской силуэт, который стоял к ней спиной. Локи повернулся лицом к террасе, которую плотно закрыли занавесками, и будто бы поджидал супругу уже целую вечность. — Наконец-то, — неодобрительно выговорил он. Но эмоциональное состояние трикстера, честно говоря, совсем ее не волновало. Холод и усталость сковали тело, так что Сигюн молча зашла в ванную комнату, где лежали теплые полотенца. Скоса поглядывая на приоткрытую дверь в спальню, ванийка искренне надеялась, что асгардец покинет покои, но надежды не оправдались. Маг стоял на том же месте, только смотрел он теперь на Сигюн. На его лице, как обычно, играла зловещая улыбка. — Выглядишь убого. Предполагаю, тебе пришла в голову блестящая идея сбежать из Асгарда? Как же он надоел. Все эти пустые разговоры лишь ее утомляли. Закутавшись в мягкое полотенце, колдунья присела на край кровати. С волос стекала излишняя влага и впитывалась в тонкое покрывало. — Убирайся отсюда или я тебя убью. Негодяй лишь тихо рассмеялся, будто она сказала невероятную глупость. — Брось. Ты не для того мне жизнь спасала, чтобы потом тебя саму казнили. — Он бы тебя погубил. Твой отец. Как ты с этим живешь, зная, что он на это способен? — с ужасом спросила Сигюн. В серых глазах появилась доля страха. Переживала она не столько за жизнь Локи, сколько за себя. Она устала постоянно терять кого-то. — Это всего лишь его долг, — мрачно ответил ас. — На его месте я бы сделал тоже самое. Но он не был на месте Одина. Царь был черствым и чрезмерно предан своему долгу. — Столь поздний визит, я полагаю, оправдан важными известиями?  Царевич медленным шагом приблизился к ней и потянул за подбородок. Яркие глаза смотрели на Сигюн с дивным интересом, он будто оценивал ее, как вещь на рынке. — Всеотец принял окончательное решение. Кажется, твоя пламенная речь слишком задела его больное самолюбие, и сначала он решил отправить нас в ссылку на некоторое время. В твой обожаемый Ванахейм, — Локи притих, когда заметил загоревшийся взгляд Сигюн при упоминании ее дома. — К счастью, Фригга его уговорила. Изгнания не будет. Вместо этого они создадут мощное заклятье и направят его на все Девять миров. И всего через две недели не останется никого, кто бы думал, что ты супруга Теорика. Мальчишка исчезнет с памяти нашего мира навсегда и так будет с каждым, кто стоит у меня на пути. Трикстер шипел как та змея, которую он когда-то подослал ей в покои, и наслаждался презрением в ее глазах. Для него ведь это очередное развлечение, не больше. Длинные пальцы сильно сжали крохотный подбородок до боли, и Сигюн догадалась, что останутся отметины. — А сразу после этого состоится торжественная церемония, где я накину на твои плечи царскую порфиру в знак твоей принадлежности к нашей семье. Будет знатный пир, на котором мужчины напьются до безрассудства, девушки сотрут ноги в кровь от танцев, а ты будешь смирно сидеть подле меня и счастливо улыбаться. Потому что я так хочу. Тщательно осмотрев ее отвратительный внешний вид, Локи с презрением хмыкнул и отстранился. Его ледяная рука отшвырнула Сигюн одним движением, и в области подбородка ванийка ощутила прилив острой боли. Царевич впервые продемонстрировал такую отвратительную жестокость, ведь до этого момента она даже не думала, что Локи на такое способен. Конечно, асы получились прозвище варваров неспроста, но ведь трикстер всегда выделялся на их фоне. — Это не поможет, Локи. Этот союз не приблизит тебя к трону и не отодвинет Тора дальше. Твой брат останется наследником. Похоже, этими словами она попала в точку, ведь новоиспеченный супруг тут же озверел и помрачнел. — А это уже тебя не касается, глупая девка! — вскрикнул он. Окинув его полностью безразличным взглядом, Сигюн отвернулась, не желая видеть его лицо. Не хотелось верить, что она, в конце концов, стала лишь средством для достижения результата. Должно быть, его цель воистину великая, раз он решился рискнуть собственной жизнью. Силы стремительно покидали тело, и в итоге княгине хотелось как можно быстрее уснуть, но маг не намеревался покидать ее покои. — Странная ты, Сигюн. Так даже не спросишь, что случилось с твоим мальчишкой? С тем, о ком ты так горюешь? — спросил удивленно Локи. — Всеотцу ты клялся, что не убивал его. И мне тоже, — сухо ответила Сигюн. — И ты веришь? — Нет. С губ сорвался истерический смех, а руки медленно сомкнулись за спиной. В глубокой тьме трикстер выглядел как обычно — загадочно и опасно. Она впрямь не знала, действительно ли он причастен к смерти ее жениха, но в душе предпочла винить его по всей строгости закона. — Когда-нибудь и твоему баловству придет конец. И более ты не сможешь калечить чужие жизни. Он склонил голову на бок и хищно сощурился. — О нет, нет, нет. Нет. Баловство — это мелочь, игрушка, которой я хорошо попользовался и выбросил. Это не баловство. Это беспредел. Просто смотри. Кто знает, может ты следующая? Сигюн проглотила застрявший в горле ком и шумно вдохнула полные легкие воздуха. Зимой воздух был легче. — Не думай, что это конец. Просто знай, что в итоге тебя ждет падение, как и всех тех, кто был до тебя. Когда жажда власти ослепит тебя и возвысит на неведомые высоты, я буду стоять и смотреть на твое стремительное падение, Локи, — брезгливо выплюнула Сигюн и поднялась с постели. — Не думай, что и этот брак, и сам ты стали моим наказанием, нет. Очень скоро ты узнаешь, что это я и есть твое великое возмездие. Что-то в этой знатной тираде привлекло внимание безразличного царевича. Действительно, он с интересом посмотрел ей в глаза и, кажется, нашел для себя нечто интересное. — Да, полагаю, Фригга упоминала о твоих… причудах. Причудах? К сердцу подобралась злость. — О, так ты что-то видишь, — продолжил Локи и молниеносно приставил кинжал к ее горлу. — Давай, поведай мне свои секреты, Сигюн. Что за тайны скрываются в этой милой головке? Острие кинжала беспощадно впилось в кожу и стало невозможно даже дышать, куда уж говорить. Жгучая боль пронзила шею. — Ничего я не скажу тебе, подлое существо, — она схватила лезвие ножа без всякого страха и ощутила сочившуюся из руки кровь. — Когда время возьмет свое, ты вспомнишь мои слова. Сигюн отняла у него оружие и отбросила окровавленный кинжал в угол. Со своей стороны, Локи одарил ее презрительным взглядом. — Славно. Утешай себя и дальше. Нужно было остановить кровь. Хоть она и стала богиней, но как таковой себя не ощущала. Глупая Сигюн, ведь боги не боятся крови. Тогда сын Одина решил не губить свое время в этой темной дыре и направился к выходу. — Сегодня сердце Фригги разбилось в прах. Всего лишь в одно мгновение. И все из-за глупой безрассудности, Локи. Сигюн уставилась в бездну перед собой. Он всегда играл с чувствами матери, но теперь зашел слишком далеко. — Кстати, едва не забыл. Улика все же допросили, и я справедливо оправдан. И отныне ты живешь в моих покоях, вещи уже перенесли. Не задерживайся, — коротко бросил он, прежде чем захлопнуть за собой дверь. Этот глухой хлопок обозначал для нее лишь облегчение. Кровь больше не сочилась, а горло больше не болело. Из груди вырвался облегченный вздох. С того дня жизнь ванийки изменилась навсегда. Она понимала, что именно с Локи жила более месяца, а не с Теориком, но все ее нутро отвергало эту истину. И Сигюн никак не могла заставить себя явиться в его покои или хотя бы взглянуть в его сторону... Пришлось остаться в бывших владениях, хотя здесь даже не горел огонь — кажется, это было одно из распоряжений Одина, дабы вытравить княгиню из этих стен. Следующие несколько дней к ней подсылали служанок, которые то и дело, что пытались пробраться в опочивальню, дабы принести обед или позвать Сигюн на прием к царице. Бывали дни, когда Фригга приходила лично, но и она не могла достучаться к ней. Выходка младшего царевича оставалась неизвестной для всего Асгарда, в неведении оставался даже старший наследник Всеотца. Помимо царя и царицы, о поступке Локи знали лишь стражники, которые неотлучно охраняли покой Одина, правда их преданность трону была бесспорной, и о предательстве не могло быть и речи. Однажды ей пришло письмо от Фрейра, что невероятно удивило саму Сигюн, ведь дядя не питал к ней слишком теплых чувств. К дяде дошли слухи о ее состоянии, так что он волновался о ее самочувствии, а также сообщал, что в скором времени отбывает из Асгарда. Именно его письмо вызвало на лице племянницы глупую улыбку, и эта улыбка стала единственной за столь продолжительное время. Без всяких сомнений Сигюн быстро сочинила ответное письмо и отправила его совой. К сожалению, вестей от другого дяди все также не было. Не было новостей даже от брата, который всегда донимал ее издевательскими письмами. Родной Ванахейм заставил ее вновь грустить. Спустя неделю она принудила себя выйти из покоев и явиться на осуждение придворным асгардского дворца. Достаточно было лишь одного ее выхода, чтобы леди и милорды начали шептаться за спиной, осуждая то ли ее осанку, то ли неподобающий вид. Но в тот день ванахеймка вышла из опочивальни лишь с одной целью — чтобы посетить Всеотца. Просьба Сигюн была простой и скромной, и царь ее удовлетворил. После долгих размышлений Один все же разрешил ей сопровождать Фрейра на Нидавеллир, что невероятно обрадовало колдунью. Дядя собирался на родину карликов на пару дней, чтобы выполнить особое поручение государя, и Сигюн стала его сопровождающей. Пока Фригга совершенствовала заклятье для Девяти миров, Один разрешил новоиспеченной царевне отлучиться, но взял слово, что она обязательно возвратится к церемонии посвящения. Само торжество оставалось тайной для Асгарда, ведь о браке младшего царевича и княжны Ванахейма еще никто не знал, и к Празднику Весны заклятье царицы должно было сработать, а Всеотец должен был торжественно принять ее в семью. К этому празднику ванийка даже не пыталась готовиться, ведь все мысли были заняты Нидавеллиром и новыми приключениями, которые поджидали ее в новом мире. Ночь перед путешествием оказалась слишком сложной, так что Сигюн даже невольно подошла к покоям супруга. Удивительно, она была его супругой, была царевной Асгарда, но ничего не ощущала. Не было того трепета в груди, не было уверенности в себе. Супругу хотелось высказать многое, хотелось даже ударить его, но в конце концов, он даже не открыл дверь... Она караулила возле его покоев всю ночь, убеждая себя в том, что его попросту там нет, хотя прекрасно понимала, что обманывает себя. Локи держал на нее обиду в своей эгоистичной манере и всячески игнорировал ее мольбы. Первые лучи рассвета она встретила на холодном полу подле его двери. Когда-то ей приснился сон... Нет, им приснился один и тот же сон. Сигюн вспомнила тот дьявольский холод и наконец все поняла. Да, должно быть, ее прокляли норны, ее прокляли Небеса и предки, потому что ее судьбой был младший царевич Асгарда, а она была его. Она написала на грубом пергаменте два слова, сложила лист пополам и пропихнула его под дверь. Теперь Сигюн была уверена, что сделала все возможное. К этой миссии она готовилась тщательно, продумав все до деталей, а потому ей оставалось лишь следовать плану. Сначала она тайком пробралась в Тронный зал, когда там еще никого не было. Безмолвное прощание с пустым троном затянулось, ведь в голове пролетело столько голосов и слов, что о времени она совсем забыла. Затем княгиня отважилась явиться к царице, которая, кажется, только ее и ждала все утро. Но ни Фригга, ни Сигюн не затягивали встречу, ванийка коротко попрощалась с богиней и покинула ее чертоги. Кроме материнского благословения она также получила пектораль Фрейи, которую сама когда-то отдала на сохранение. Сигюн прощалась с Асгардом. Быть может, всего лишь на время, быть может, навсегда. Обойдя каждый уголок ненавистного дворца, она с готовностью шагнула навстречу чему-то новому. У Радужного моста ее ожидал Фрейр, с лица которого не сходила загадочная улыбка. Кто знает, возможно когда-то дядя поменяет к ней отношение и все станет по-другому? — Готова? — спокойно спросил ас. — Да. Она была смела, как никогда прежде. В конце моста их поджидал Страж, а они, кажется, опаздывали. Правда ванахеймку разрывало дикое любопытство, ведь именно сегодня ее так заинтересовал трон царя Асгарда. — Говорят, будто ты когда-то сидел на троне самого Одина Всеотца. Скажи мне, дядя, это правда? Фрейр неодобрительно покачал головой и поджал губы. О, этот человек знал куда больше, чем хотел рассказывать. — Это длинная история. — Разве у нас нет всей вечности? — хитро спросила Сигюн. Да, Фрейр не мог похвастаться самым покладистым характером, но Один его слишком ценил. И серебряноволосая дева могла чем угодно поклясться, что государь посвятил его в историю с царевичем. Иначе, почему бы дядя стал ей помогать? Грозный Хеймдалль молча провел их на Нидавеллир, а тот день запомнился Асгарду, как один из самых мрачных. А уже к утру из Нидавеллира пришло страшное известие. Фрейр и Сигюн стали жертвами несчастного случая и погибли страшной смертью в чужих краях. Обстоятельства их смерти остались загадкой даже для Всеотца, который мог видеть все, что происходит в его владениях, но каким-то образом не увидел своего давнего товарища и его племянницу. Странно, но он не признавал Сигюн своей семьей, для него она осталась чужой даже после смерти. Как полагается, царская семья стояла на холме и вместе со всем Асгардом провожали павших. Бархатное ночное небо горело тысячей огней, а глаза асгардцев блестели от слез. Погребальные ладьи возвели роскошные, усыпав их золотом и драгоценностями. Жизнь ванахеймской княжны оборвалась резко и слишком рано, и это все понимали, ее смерть стала неожиданностью, как для асов, так и для ванов. История Сигюн была полна загадок и секретов, но главную тайну знали лишь немногие. Она стала первой в Асгарде царевной, которой никогда не было. Поэтому заклятье Фригги не понадобилось, ведь государь решил не отнимать у своих подданных того, чего у них никогда не было. Всеотец согласился сохранить эту тайну. Прощание с Фрейром и Сигюн воистину было царским. И если асгардцы горевали по чужой им княгине, то царица плакала не просто по воспитаннице, она плакала по дочери. Фригга лила искрение слезы и молча себя проклинала за то, что все это допустила.