Коварные божества

— Мне очень жаль. Правда, мне жаль, что так случилось. — Не нужно. Соболезнования излишни в этом случае. Всё случилось именно так, как ты и хотела. Не стоит это отрицать. Ведь так было выгодно всем. Всем, кроме меня. — Прошу, не говори так, ведь ты знаешь, как мне нелегко сейчас. Нам нужно жить дальше... Это жизнь, так случается. Презрительно хмыкнув, Локи встал с кресла и подошел к окну. Так случается. До чего же простое и глупое оправдание. Нет, это даже не оправдание, это просто аргумент. Очередной ее аргумент, дабы заставить его чувствовать себя лучше. Дабы он перестал ее винить. Наивная. Она пришла еще до рассвета и вновь попыталась оправдаться в его глазах. До чего же это глупо и бессмысленно, разве ей еще неизвестно, что он не принимает оправданий? Какими бы искренними они ни были. Усталые женские глаза смотрели на него с немой надеждой и упованием, как бы полагаясь на его благосклонность. Но Локи был непреклонен, а его настроение окончательно испортилось после ее прихода. Она приходила каждое утро, но именно сегодня он разозлился не на шутку, и тому были свои причины. — Разве ты не должна быть занята своим первенцем, мама? Как идет подготовка к коронации? — саркастично спросил он. Фригга стыдливо опустила глаза и искала подходящие слова, рассматривая морщинистые руки. Сын всегда менял тему разговора, когда ему было неудобно. Но приближающаяся коронация Тора готовилась лишь на ее горьких слезах и молитвах. Царица продолжала молиться о душе Сигюн. — Ведь ты знаешь, что вы мне оба дороги, зачем говоришь так? Как мне разорваться между вами? Даже не думай, что я когда-либо стану выбирать кого-то из вас. Не бывать такому, слышишь? К тому же, это не то, о чем я пришла поговорить. Ты волнуешь меня, Локи. Твоя душа и надломленное здоровье не дают мне покоя. Мое сердце разрывается, когда я вижу тебя таким. На тонких губах появилась вымученная улыбка. Он покачал головой и уставился на просыпающуюся столицу. Каждое утро матушка переступала порог этих покоев с единственным вопросом, который не менялся уже вот вторую неделю. Как ты? И Локи вечно вежливо улыбался и отвечал, что чувствует себя отлично. Но она никогда не верила. И очень зря. Матушка что-то сказала о выборе, который она никогда не сделает, и сын лукаво улыбнулся. Неужели, мама? Но он прекрасно знал, что выбор она сделала. И как обычно, в пользу Тора. Локи никто и никогда не выбирал, даже его мать. Потому что он был вторым. Вторым во всем. Даже по рождению. Старшего брата все любили и безгранично боготворили. Асгардцы в первую очередь уважали силу и отвагу Тора, поэтому на знания и таланты Локи совсем не обращали внимания. Хоть и магия не была чем-то диким или опасным в Асгарде, но способности младшего царевича всё равно вызывали у народа лишь страх и ужас. — Прискорбно это слышать, матушка. Но ничем новым не могу тебя порадовать. Его брак по-прежнему оставался в строжайшем секрете, так что о нем кроме отца и матери никто не знал. Но если царица и посещала сына и интересовалась его самочувствием, то отцу было глубоко наплевать на чувства Локи. Всеотец не просто винил его в безрассудстве и безумии, теперь трикстер не ощущал между ними былого доверия и понимания. Тор окончательно обосновался в глазах отца как наследник его царства. И Локи лишь поспособствовал этому. — Полагаю, пришло время тебе явиться к отцу, — Фригга будто бы его мысли читала. — Самое время вам примириться. Ведь так нельзя, сколько еще вы будете гневаться друг на друга? — не унималась она. Едва услышав странный шорох позади себя, он сразу ощутил спиной тепло матери, которая приблизилась к нему вплотную. Но Локи всё это время избегал их физического контакта, ведь благодаря этому матушка чувствовала себя еще хуже. А ему доставляло удовольствие причинять другим боль. — Думаю, ты права, — неожиданно выпалил он и повернулся к ней лицом. Подобного удивления на лице матери царевич никогда еще не созерцал. Но кроме изумления было еще и замешательство. В конце концов, он устал от этих пустых разговоров, и ему хотелось побыть наедине. А настойчивость царицы иногда даже его раздражала. — Нам с отцом действительно нужно всё обсудить. В этой ситуации пострадали все, кроме Одина. Фригга оплакивала дочь и воспитанницу, Локи умело скрывал нынешнее положение молодого вдовца, но Всеотец… Ему удалось избежать очередного скандала, плавно переходящего во всеобщее презрение, и ему удалось избавиться от девчонки, не испачкав руки в крови. Богиня замялась и покачала головой, будто бы стряхивая с себя дурные мысли. Она до последнего не верила в искренность тех слов, ведь сын и так скрывал свои чувства, теперь же, по ее мнению, мог и вовсе сойти с ума. И подозревала, что он совершит еще не одну ошибку. — То, что случилось между тобой и Сигюн… Быть может, мне никогда не понять ваши отношения и того, что было между вами. Дорогой, ведь всё мои просьбы были лишь об одном — чтобы ты ничего не скрывал от меня. Смотри, к чему привели эти недомолвки и секреты. Если бы вы только обо всем сказали мне, этой страшной участи можно было избежать… — Но ничего уже не поделаешь, матушка, — перебил Локи и сделал шаг назад. — К чему мечтать о невозможном? Сама прекрасно знаешь, как мне отвратительны такие разговоры. К тому же, откровенно говоря, девчонка не слишком-то много значила для меня. И для нашего государства тоже. Но Фригга отчаянно не верила, совсем не верила. А на ее губах даже появилась хитрая улыбка, хоть в глазах по-прежнему горела печаль. — Не слишком много? — переспросила она. — Стал бы ты рисковать всем, рисковать своей жизнью из-за того, кто не слишком много значит для тебя? Лицо матери за эти дни постарело будто бы на сотню лет, возле глаз появились новые морщины, а сама она… стала бледной, как пергамент. — Дорогой сын, сердце не обманешь, — печально произнесла царица. — Разве что слепой не заметит твою скорбь. — Матушка, — он сначала засмеялся, но вдруг помрачнел, а его угрюмое лицо серьезно насторожило Фриггу. — Скорблю? По ком? Думаешь, я скорблю по своей жене? Как глупо. И кстати, по какой причине, позволь спросить, ты решила, что она мертва? Царица оторопела и застыла на месте подобно древнему изваянию. Речь сына повергла ее в замешательство и какой-то дурман. Что он сказал? Неужели он думает, что Сигюн жива? Но ведь это не правда. И как бы это случилось? Фригга и Один были уверены в том, что видели, были уверены, что Фрейр и Сигюн погибли. — Не стоит бросаться словами. Сейчас в тебе говорят горечь и обида, но не думай, что это способно что-то изменить. Мертвых к жизни не возвратить. Как же он устал! Любовные нравоучения окончательно его раздосадовали, так что Локи многострадально вздохнул и подошел к двери, как бы заканчивая этот нелепый разговор. — Надо думать, отец совсем меня заждался. Стоит немедленно проведать его, ведь мне не нужно гневить Его Величество, — коварно проговорил он и вышел из своей опочивальни. — Хорошего дня, мама, — тихо прозвучало из закрытого кабинета. Светловолосая богиня устало вздохнула и покачала головой. Никогда прежде Локи не был с ней таким скрытным, и осознание этой истины глубоко опечалило царицу. Но на душе трикстера было еще паскуднее. Подумать только! Он даже не поцеловал руку матери на прощание… Естественно, он обманул ее и не пошел к царю. Более того, Локи даже обосновался в другом крыле, дабы не видеть свое надоедливое семейство. Он лишь хотел, чтобы его оставили в покое. Свое время царевич коротал именно в библиотеке, где помимо него был лишь его давний друг, но который никогда не путался под ногами и не докучал своими расспросами. Здесь у него будто бы была совсем другая жизнь. Жизнь без тупоголового брата, весьма заботливой матери и слепого отца. Это был, в своем роде, побег от ежедневных пыток, которые преследовали его во дворце. Только в этом месте привычная жизнь не могла его изловить и нагадить в душу. Его долгожданный отдых обрывали трезвонящие в голове слова матери, которая еще утром пыталась убедить его в существовании неких чувств к Сигюн. Локи презрительно хмыкнул — он-то знал, что никакой любви нет, но почему-то на душе было так неспокойно. Прошло то время, когда царевич думал о каких-то там чувствах к Сигюн, прошло много времени, и она лишь доказала, как сильно он в ней ошибался. Девчонка просто использовала его для личных целей и никогда не разделяла его чувств. Глубоко осмыслив всё ее поступки, Локи решил, что она, как и остальные, просто использовала его, а он как слепой дурак позволил ей провернуть всё это. После тяжкой тревоги душу начали беспокоить припадки злости и ярости лишь при одном упоминании ее имени. В его глазах Сигюн предстала предательницей, гнусной предательницей его драгоценной веры после того как подло убежала. Странно, но Локи ощущал, с какой неутолимой жадностью его поглощало одиночество, хотя совсем недавно оно было его верным спутником по жизни. Возможно, ему нужна была лишь новая жертва для издевок и надругательства. В сладкой пытке своего самолюбия он достал сложенный пополам лист бумаги, который ему отправила почившая супруга. Те два слова в последний день в Асгарде она написала небрежно, но они безумно радовали его взор. — Скоро свидимся, — довольно прочитал царевич и откинулся на софе. Значит, так тому и быть. Терзаемый собственными мыслями, он уснул в библиотеке с книгой в руках, хотя ненавидел проводить ночи не в своей кровати. Тем серым вечером ему приснился дивный сон, в котором он видел странную незнакомку. Она была единственным, что Локи видел, а потому хорошо запомнил всю ее нелепость и необычность. Самое первое и важное, что нужно было отметить, это то, что девушка лежала без сознания и даже не откликалась на его голос. Вокруг царил полный мрак, а потому видел он с трудом, но хорошо запомнил ее черные как уголь волосы и брови, а также неестественный рыжий оттенок лица. Казалось, что она просто спит, а потому он мог полностью ее рассмотреть. Черты лица выдавались до боли знакомыми, но даже при всем желании Локи не сумел узнать ее. Быть может, если бы она открыла глаза… Со злости трикстер даже легко пнул спящее тело ногой, но девица даже не пошевелилась. Он громко и грубо звал девушку, но она не слышала его. Внезапно, взгляд остановился на ее правой руке, которая лежала на животе. Проклиная все на свете, Локи не забыл проклясть и себя, ведь до этого не видел главного — девица лежала в луже крови и руки ее были окровавлены. А сам он удивился ужасному сходству девицы с Сигюн. Проснувшись еще глубокой ночью, Локи потный и сонный рванул в конюшню, а оттуда верхом на Торнадо направился к горам. Ботинки тонули в свежем болоте, а по лицу хлестали колючие ветки, но он целеустремленно шагал к своей цели. Нужную скалу зеленые глаза заприметили еще издалека, после чего царевич лишь ускорил свой шаг. Это было то место, которое он искал, но явившись сюда даже не знал, что дальше делать. Порывшись в мешке со всякой мелочью, Локи достал золотое яблоко и неуверенно покрутил его в руке. Яблоко действительно было золотым, но вполне съедобным. Долго не размышляя, он забросил плод в ущелье перед собой и стал ожидать чего-то неизвестного без всяких надежд. Локи стоял и ждал. Стоял минуту, две, кажется стоял целый час, пока не произошло нечто странное. Кто-то по другую сторону скалы бросил яблоко обратно, и оно покатилось прямо к ногам. Он поднял его с опаской, но вся тревога сразу же исчезла и уступила место удивлению, ведь яблоко кто-то надкусил. Теперь он знал точно, что это реально, а в голове уже пролетели различные дьявольские мысли. Вытянутое лицо озарила довольная улыбка, а в голове созрел очередной коварный план. Чтобы отомстить за свое унижение, нужно было действовать, а потому Локи решил наведаться к ледяным великанам и даже знал, каким путем к ним проберется. Свое прекрасное весеннее утро лорд Гуннар встретил довольно приветливо, хотя всем, кто его знал, был известен своим безразличием и холодной отстраненностью. С недавних пор всё счастье и радость в его жизни улетучилось, казалось, в одно мгновение, а вместо них в душе поселились тяжелая грусть и печаль. Прислужницы старательно ухаживали за его владениями с тех пор, как не стало хозяйки дома, и сейчас мужчина с некой радостью созерцал свой цветущий сад, вспоминая о супруге. К сожалению, возраст уже брал свое, а потому он перемещался уже не так быстро и то лишь при помощи крепкой трости. В черных волосах появилась первая седина, а на лице — новые морщины. Лорд Гуннар снискал известность и многочисленные ранения в кровавых битвах и стал именоваться одним из храбрейших людей во всех Девяти мирах. Теперь же конец своей бурной жизни он встречал в гордом одиночестве, зализывая старые раны. Делая очередной обход по своим владениям, он довольно отметил, что прохладные весенние дни уже заканчивались, и начиналось лето. Из Асгарда давным-давно пришло приглашение на коронацию старшего царевича Тора, но ван даже и не думал покидать свой дом ради минутного зрелища. Дела богов его давно не интересовали, и он предпочитал коротать время в кругу семьи. Хромая мимо рядов с душистым жасмином лорд Гуннар заметил что-то странное. На земле, хорошо спрятавшись в белых цветах, лежала беспамятная девушка в странном одеянии, а возле нее валялась потрепанная черная сумка. Кажется, она была ранена, потому что совсем не откликалась на его голос, а по ее изорванному и окровавленному плащу мужчина понял, что ранения были вполне серьезными. Он с трудом присел и потормошил девушку, но та по-прежнему молчала. Только после того, как ван сбросил с ее головы капюшон, всё стало ясно. Девица действительно была не в лучшем состоянии, светлое лицо украшали свежие царапины, а по виску, кажется, хорошенько ударили, так что она даже сознание потеряла. Самое главное, что даже беспамятную Гуннар признал девушку, а потому и позаботился, чтобы никто не проискал о присутствии чужестранки. Пришлось даже прибегнуть к магии, чтобы незаметно пронести беспамятное тело в дом, хотя лорд Ванахейма очень не любил даже само упоминание колдовства. Обустроив девицу в своих личных покоях и недовольно вздохнув, он пару раз похлопал ее по щекам, а когда никакой реакции не последовало, вылил на нее полный кувшин чистой и прохладной воды. Она закашлялась и сделала пару рваных вдохов пока медленно приходила в себя. Длительное путешествие негативно сказалось на внешнем виде чужестранки, правда, ему было достаточно лишь одного взгляда, чтобы узнать в припорошенных пылью серебряных волосах свою родню. — Сигюн, — холодно поприветствовал лорд Гуннар нежданную гостью. Серые глаза наполнились слезами, а на лице появилась жуткая гримаса из-за невыносимой боли в боку, ванийка продолжала кашлять, ведь холодная вода попала в легкие. С трудом придя в себя, она осмотрелась вокруг и поняла, что смерть в ближайшее время ей не грозит, ведь это место не было дворцом Всеотца или дворцом дяди Гарделла. Правый глаз открывался не полностью, а под ним и вовсе красовался фиолетовый кровоподтёк, и благодарить за это стоило лишь каменистые поля Ванахейма. Но специфическая внешность девушки говорила лучше, чем родословная роспись. — Выглядишь отвратительно, — продолжил он без тени стеснения. — Как давно я здесь? — хрипло спросила колдунья и бегло осмотрелась по сторонам. Если подумать, что ей и вовсе не стоило сюда показываться, то провела она здесь уже целую вечность. Но мужчина гордо проигнорировал ее вопрос и поднялся с кресла. — Немедленно убирайся с моих глаз. Но она лишь покачала головой. — Нет. Всё тело ломило от жуткой боли, а пальцы на руках словно переломали на мелкие кусочки. Сигюн явилась сюда лишь по одной причине, и даже сам хозяин этих владений не был в силах ее прогнать. — Проваливай с моих глаз, сейчас же! — потребовал ван. — Посмотри на мои раны, мне нужно время, чтобы исцелиться. — Никогда. Нет. Никогда этому не бывать. Проваливай. Но на жалкое требование она лишь презрительно хмыкнула и закатила глаза. Весь этот путь, весь этот фарс были лишь ради того, чтобы добраться сюда. И он надеется избавиться от нее? Ну уж нет. — Не притворяйся, будто бы не знал, что я приду к тебе, Гуннар. Ведь я готовила тебя к этому, — необычайно смело возразила Сигюн, поднимаясь с постели. Она сразу подошла к окну, чтобы осмотреть владения, в которых раньше никогда не была. Небо за окном было совсем другое — яркое, пурпурно-розовое с огромными белыми облаками. Здесь стояла невыносимая жара и духота, так что пришлось сбросить темный плащ, под которым, увы, всё было еще печальнее. Брюки еле держались на ней и больше не напоминали предмет гардероба, а на левом бедре лорд Ванахейма заметил колотую рану. Девице действительно пришлось несладко. — Тебе здесь не место. — Мне больше некуда идти, — она использовала последний аргумент. Внезапно эта простая истина захлестнула Сигюн, ведь она не врала. После всех этих уловок и глупых игр ей действительно не было куда идти. Ради собственного благополучия пришлось разыграть глупую сцену со смертью, пришлось уверить в этом самого Одина Всеотца. Цена этого обмана, быть может, слишком велика, но она знала, что в первую очередь ей нужно было заботиться о благополучии своем и своих родных, и лишь после о чувствах других. Сигюн прекрасно понимала, что после вступления в семью Одина она становилась лишь очередным оружием в руках царя, но не его родственницей, именно поэтому и сбежала от него. Странно, но царь Асгарда умел из всего вокруг извлекать пользу, и ее посетило страшное предположение, что и она станет лишь нужной вещью в его Хранилище, его очередным трофеем. Может это звучало слишком эгоистично, но ванийка устала от того, что ее постоянно использовали другие. В конце концов, у нее тоже была семья, за которую ей нужно было бороться. Именно поэтому она прибыла сюда. — Дети знают, что я здесь? — спросила Сигюн робко. Но сам лорд Гуннар по правде говоря очень не обрадовался незапланированному визиту, потому что хорошо знал не только дурной характер ванийки, но и опасность, которая преследовала ее по пятам. И поэтому так отчаянно требовал, чтобы она покинула его дом. Больше всего мужчину волновали дети и их благополучие. — Нет, — безразлично ответил он. Её будто опять ударили в само сердце, как будто это был какой-то коварный план Гуннара по уничтожению Сигюн. Ведь он прекрасно знает, что значат для нее дети, ведь они ее кровь, и он так поступает? Пальцы сами впились в стертые ладони и пустили немного свежей божественной крови. — И почему же, изволь спросить? — разгневалась она. — Кажется, ко всем прочим недостаткам, у тебя появились и со слухом проблемы. Сколько раз мне нужно повторить, чтобы ты поняла? Тебе здесь не место, покинь мой дом. — Не стоит всё усложнять, дорогой Гуннар. Ни одна сила в Девяти мирах не сдвинет меня с этого места, так что я останусь. В нос ударил приторно-сладкий запах спелых апельсинов и душистого имбиря, и Сигюн поймала себя на мысли, что хоть эта часть Ванахейма ее не особо радовала, но воздух здесь был куда приятнее, чем в родных краях. Именно на юге изготавливали известные ванахеймские ароматные масла, а сами земли напоминали чудесную сказку, которую она никогда не знала. Лето здесь длилось целый год, так что южане толком и не знали, что такое снег и зима, и это немного опечалило Сигюн. Но самое главное, она хотела видеть детей. Немедленно. Правда, собеседник словно узнал о ее стремлениях и сразу же возразил. — Не хочу показаться грубым, но твой внешний вид просто отвратительный. Для начала приведи себя в порядок. — Мне нужен лекарь. — Даже не думай, — отрезал ван. — Полагаешь, я стану рисковать своей семьей ради тебя? Каждый твой вздох несет невообразимую опасность мне и моим детям. Сигюн насторожилась и, жутко прихрамывая, подошла к нему. Странная штука время. Оно никого не щадит, даже прославленного Гуннара не обошло стороной. С последней их встречи у него появилась редкая седина, отросла борода, а лоб покрылся глубокими морщинами. А тот жуткий шрам на его левой щеке… Ванийка всегда с трепетом смотрела на него, ведь он, подобно Всеотцу, умел внушать в сердца смотрящих глубокий ужас. — Не забывай, в них моя кровь, — гордо возразила Сигюн. — Именно эта кровь делает их целью. — Не говори глупости. Кто посмеет их тронуть? Целью можешь быть лишь ты. Он выждал целую вечность, прежде чем решиться на следующие слова. — Действительно, в них твоя кровь, но ты не их мать, и не думай, что сможешь ее заменить. Ты всего лишь сестра их покойной матери, тетка, которую они никогда не знали, так что не думай, что у тебя есть хоть какие-то права в этом доме. К сожалению, он был прав. Чертов старик, как Гносс могла выйти за него, за такого правильного и дотошного? Когда слабость пленила тело, Сигюн присела обратно на кровать, чтобы не упасть на ровном месте. То, что они были в его опочивальне, колдунья догадалась сразу, ведь здесь было так мрачно и неуютно, что мурашки бежали по коже. Должно быть, после смерти сестры он совсем упал в отчаяние. — Как ты пробралась сюда? Ведь Один не отпустил бы тебя просто так. — Разве новости не дошли до Ванахейма? Я погибла на Нидавеллире, а упокоили меня в Асгарде, – иронично отметила она. Этот ответ лишь сильнее разозлил лорда Ванахейма, который от ярости сжал губы и кулаки. Внезапная волна боли прошлась просто по стертому в кровь плечу — Гуннар ударил ее тростью. — Так ты еще и мертвая, оказывается? Помимо своего слабоумного братца ты решила на меня стравить и Всеотца? В твоей голове совсем пусто? — взъелся зять. Сигюн истошно застонала и ухватилась за ноющее плечо и стиснула зубы. Исцелялась она уж очень долго. — Прекрати! Это лишь мне на руку, мертвых не ищут, Гуннар. И меня не станут искать. Но ее доводы не казались ему слишком убедительными. — Уже весь Ванахейм знает, что ты Хранилище царя разграбила. Боюсь представить, что ты у Одина стащила, глупая девка, — всё так же злобно продолжал он. Но у Всеотца она ничего не брала, да и у дяди с Хранилища ничего не воровала. — Еще раз спрашиваю, как пробралась сюда? Отвечай немедленно! От резкости его тона она даже подскочила и задрожала как осиновый лист, а к глазам подступили слезы. — Лунный камень, — лишь ответила Сигюн. — Лунный камень? — переспросил ван. — Его не существует. Без лишних слов она полезла в свою сумку и достала из кармана пару серо-серебристых камней, которые в солнечных лучах сияли подобно Радужному мосту. — Давным-давно камень разбил Ниорд, а его осколки спрятал в стены Хранилища. За этим я пробиралась во дворец Гарделла. Это мощь самого Ванахейма, Гуннар. И вот она, в моих руках. Неожиданное открытие насторожило его, да так, что он сперва не поверил тем словам. Неужели всё это лишь ради власти и могущества? Она навлекла гнев Гарделла и Одина только из-за этих камней? — Кто еще знает? Но ответа не прозвучало. — Кто еще знает? Кто был с тобой на Нидавеллире? — взорвался Гуннар. — Фрейр, — тихо ответила Сигюн. — Фрейр?! Где он? Где он сейчас? — он приставил конец трости к ее горлу. Но ей пришлось терпеть боль, чтобы не выдать секрет асгардского дяди. — Мне стоит повторить? — трость сильнее впилась в горло девушки. — Он не в Ванахейме, — прохрипела она. — Он далеко от Девяти миров, я не могу сказать, где он. Не заставляй меня, прошу. Посмотрев на нее с отвращением, ван резко убрал трость и отвернулся, словно его терзали сомнения. Он не желал видеть ее в своем доме, не желал, чтобы она подвергала опасности его семью, но в то же время не решался отказать в помощи единственной сестре своей супруги. И поэтому отважился противоречить собственной же воле. — Нельзя оставлять тебя в таком виде. Сигюн выжидающе посмотрела на него. — И что ты предлагаешь? Но и на ее вопрос никакого ответа не последовало. Вместо этого Гуннар молча вышел из опочивальни и куда-то исчез. К сожалению, она и сама не до конца была уверена в том, что правильно поступила, явившись сюда. Ведь риску подвергались именно малолетние племянники, за свою жизнь она давно перестала беспокоиться. Её презирал и ненавидел брат, она обманула Всеотца и бросила своего супруга. Недоброжелателей много, но самое страшное было то, что вред могли причинить не ей. Горечь от безысходности совсем захлестнула Сигюн, ведь она понимала, действительно понимала, что у нее не было того места, где бы можно было просто спрятаться ото всех, того места, который другие называют домом… — Спускайся! — крикнул откуда-то Гуннар, и ей пришлось повиноваться. Всё тело ломило от дикой боли, а голова словно разрывалась пополам, но пришлось собрать всё силы воедино, чтобы спуститься к хозяину этих владений. Даже в громадном холле он все равно выглядел очень грозным и злым, и Сигюн было не на руку, что она стала тому причиной. Это было страшно и смешно одновременно, но он всегда напоминал ей огромного медведя. В поместье стало непривычно тихо и свободно, будто бы помимо них здесь не было ни души. Вся стража и прислуга словно исчезла, и сей факт насторожил ее. В руках у мужчины был странный холщовый мешок и банка с темной жидкостью. Пока она неспешно приближалась к нему, в голову прилетел тот самый мешок. — Новый наряд, — объяснил лорд Гуннар и протянул баночку с чем-то противным и вонючим. — Для волос. — Что это? — Нужно скрыть твою… внешность. Это краска и новое убранство. Будешь у поварихи помощницей, чтобы здесь без дела не слонялась, и мне на глаза не попадалась. Сигюн расплылась в глупой улыбке, потому что ей на секунду показалось, что он принял ее за прислугу. Мешковатое платье, черная краска, смелые указания. Должно быть, он шутит. — Забавно. На какое-то мгновение я подумала, что ты вполне серьезно это сказал. Но полностью безразличное лицо мужчины не внушало доверия. — Твой облик слишком красноречив. Нужны весомые основания, чтобы ты осталась здесь. Труд усмирит тебя и выбьет из головы всю дрянь. Иждивенцев у нас не почитают. Печально осмотрев новые атрибуты своей жизни, Сигюн презрительно хмыкнула. Её волосы и так напоминали половую тряпку, зачем их еще красить? А она сама напоминала больше избитую трактирную девку, а не девицу благородных кровей. — Почему не спрашиваешь, зачем я вернулась? — Потому что ты не вернулась! — пригрозил Гуннар. — Тебя не существует, тебя нет! Ты погибла, так оставайся же такой, — презрительно добавил он. После гневной тирады она притихла. Понадобилось время и силы, чтобы сдержать слезы и обиду. — Асгарду я не нужна, Ванахейму тоже. Я не знаю, где мое место, но я знаю, что должна сделать. Отомстить за сестру и брата. И ты должен мне помочь. — Нелепость. Что за чушь? О какой мести ты твердишь, глупое дитя? Будешь искать ветра в поле? Такова была их судьба, и больше здесь нечего обсуждать. Сигюн нервно рассмеялась и отшвырнула грубый мешок в сторону. — Нет, ты прекрасно знаешь, знаешь, кто за этим стоит и бездействуешь. Какой позор! Разве не ты клялся в вечной любви моей сестре? А теперь оскорбляешь память о ней? — Кажется, ты совсем рассудок потеряла. Уже не ведаешь, что говоришь, — холодно отчеканил зять. По телу пробежались мурашки от его властного голоса. С долей страха Сигюн отметила ужасающее сходство Гуннара и Локи, а ведь раньше она бы ни за что не стала их сравнивать. Внешне они были похожи разве что густыми черными волосами, телосложением ван больше походил на старшего царевича Асгарда, но характером был похож на ее супруга. — На юге самая большая армия и вдоволь провизии. Почему ты сидишь сложа руки? — Не всё в жизни решается кровью и мечом. — О, как ты заговорил. Будь на тебе платье, я бы подумала, что передо мной покойная сестра. Неужели это слова того мужчины, который своими руками убил младших братьев? Она никогда не видела границы дозволенного, и именно эти слова переступили грань его терпения. Он не выдержал и залепил ей смачную пощечину, только вот Сигюн ничего не почувствовала, тело и так ужасно болело и ныло. — Их не пощадил… — тяжко выговорил ван. — И тебе пощады не дарую. Следи за языком. Рука инстинктивно коснулась покрасневшей щеки, а к горлу подступила обида. Почему-то все считали, что вправе ее бить, и чем сильнее, тем лучше. Но в этот раз, видимо, она и впрямь переступила черту. О младших братьях Гуннар предпочитал не вспоминать, особенно о том, как их убил. — Забыл сказать, — он махнул рукой в сторону заколоченной комнатки под лестницей. — Твои новые покои. Подземелье? Она почувствовала внезапное отвращение. — Ах да, туда часто забегают грызуны и насекомые, так что и змеи там тоже водятся. Будь аккуратнее. От досады хотелось выть и рыдать, Сигюн была нежеланным гостем буквально везде. Любой, кто не извлекал из нее выгоды, прогонял прочь и даже видеть не хотел. Так случилось и с ним. Опираясь на трость, он покинул холл и поднялся по лестнице обратно в свою опочивальню, оставив девушку в полном одиночестве. Но грустить времени не было, ведь незнамо сколько прислуга будет отсутствовать, так что ей пришлось очень быстро собраться с мыслями. Пробраться в подвал оказалось весьма непросто, ведь магией хозяин дома запретил ей пользоваться. Но благодаря скромным усилиям и топору она все же попала в свои новые комнаты. Зря Сигюн жаловалась на жизнь у Одина, знала ли она тогда, что в будущем её ждет темный и сырой подвал? Здесь свободно гулял ветер, а от холода щипало пальцы. Гуннар не обманул, вредителей было вдоволь, они пищали и шипели, так что ей одиночество точно не грозило. В углу валялись разодранные старые матрасы, на которые она устало упала. Но в подвале было так темно, что те три несчастные свечи, что валялись на полу, вовсе не помогли что-то рассмотреть в темноте. Все же это место внушало дикий страх, поэтому ванийка не стала отходить дальше лестницы, которая вела к первому этажу, и даже обустроила постель рядом. Нашлись несколько пыльных одеял, которыми Сигюн с радостью укрылась, пытаясь согреться. Она все удивлялась, как при таком жарком климате, в этом подвале было так холодно. К сожалению, сладкими апельсинами и душистым имбирем здесь не пахло, а вот дышать было действительно больно, ведь с каждым глотком морозного воздуха в груди будто разжигался дикий огонь. Первую ночь в гостях у Гуннара она запомнила куда больше, чем первую брачную ночь в Асгарде. Жизнь в его доме тоже не оказалась сладкой. Вставать приходилось раньше всех, а ложиться — когда все уже уснули. Помимо работы на кухне, Сигюн также занималась уборкой всего поместья, когда его хозяин замечал ее без дела, сразу же находил новое занятие. Раны заживали плохо, но если бы ей разрешили воспользоваться лечебным камнем, этот процесс не отнял бы столько времени. Жутко неудобное платье стирало кожу до крови, а по всему телу помимо кровоподтеков прибавились еще и жуткие покраснения. К счастью, всё раны то самое платье и скрывало. Иногда рассматривая себя в зеркале Сигюн с иронией отмечала, что несколько веков назад так выглядели разве что рабы в Мидгарде. С детьми Гуннар всё также не разрешал видеться. Милые племянники занимались целыми днями, Вард обучался воинскому делу и дипломатии, а Эда занималась танцами, пением и основами хозяйского дела. Мальчика готовили к будущему великого воина, а из девочки растили будущую леди. И Сигюн сильно печалилась, что ей не разрешали общаться или даже разговаривать с детьми. Всё, что она могла, лишь подслушивать их сладкие беседы с отцом, а услышав мягкий голосок племянницы ванийка и вовсе раскисла, ведь узнала голос своей сестры. Пребывание на юге отрицательно сказывалось не только на её здоровье, но и на внешнем виде. Черная краска постоянно слазила с волос, оголяя их настоящий цвет, так что каждый вечер ей приходилось наносить подозрительную смесь на волосы, грязь забивалась под ногти, ноги стирались в кровь, а лицо покрывалось рыжеватой пылью, которая летела из лежащих рядом Красных гор. Да, оказалось, что в Асгарде жизнь у неё была слаще мёда, потому что здесь она чувствовала себя хуже бездомной кошки, которую никто не желал замечать. С ней разговаривал лишь Гуннар, но и его вопросы сводились лишь к одному. Он любопытствовал, когда же она покинет его владения, и очень огорчался не услышав нужный ему ответ. Сигюн сама убирала за собой, носила воду, готовила еду, стирала и перевязывала раны. Всё это было похоже на ужас, который никогда не закончится. А одной ночью едва не случилась беда. Всё же зять говорил правду, в подземелье водились змеи, да такие прыткие и ловкие, что их и не поймаешь, а черная чешуя в полной темноте делала их практически неуязвимыми. Одна из таких рептилий заползла на влажный матрас и едва не ужалила Сигюн, но благодаря хорошему слуху и полетевшему в змею канделябру опасности удалось миновать. А после того шума, что колдунья учинила ночью, дети и вовсе стали избегать её подвала. В те моменты, когда сон не наступал, она тихо лежала на своём матрасе и размышляла о том, что ждало ее впереди. Всё поступки тщательно анализировались в попытке найти какую-то оплошность, но таковой, кажется, не было. Всё, что было задумано, она планировала сделать. Местом назначения была столица, главной целью — брат. Думая о племянниках, у Сигюн возникал болезненный вопрос. А будут ли у неё дети? Будет это мальчик или девочка? Будет ли у ребенка отец? Локи... Милостивый Один, имя супруга она упомянула впервые за всё время, что провела в Ванахейме. С его именем на губах Сигюн и уснула, и той ночью произошло нечто странное. Этот сон стал одним из самых дивных и ужасных, которые она видела, потому что ей приснился Локи. Мёртвый. Она стояла на огромном корабле, который бороздил просторы космоса, а перед ней лежал супруг, одетый в непривычные доспехи и плащ, его чёрные волосы отросли до плеч, на лице красовалось множество порезов и само оно превратилось в пурпурное месиво. Вокруг лежали и другие покойники, но она их не замечала. Перед глазами был лишь Локи, но из-за нахлынувших слёз его образ начал таять как лёд. Сигюн закричала от боли и резко проснулась в холодном поту, выкрикнув имя супруга. Времени на размышление совсем не было, поэтому она в ночном наряде рванула в конюшню, где взяла первую попавшуюся лошадь. Путь был не близок, так что ей стоило поторопиться. В Ванахейме еще царила глубокая ночь, когда Сигюн рассекала границы, дабы добраться к западу. Она творила безумие чистой воды, и еще не раз собиралась об этом пожалеть, но знала, что не могла поступить по-другому. Холодный рассвет молниеносно пленил земли Ванахейма, и Сигюн боялась, что может опоздать. Запад начался именно с горских хребтов и приблизившись к нужной горе, ванийка бросила лошадь и даже не успела стреножить её, а сразу побежала к вершине. Мысленно вспоминая всё молитвы, она надеялась, что не опоздает. Шум реки плутал мысли в голове, и казалось, что она даже потерялась, пока не нашлась нужная пещера. И прежде чем решиться на очередную глупость, прежде чем вновь шагнуть в Асгард, какой-то странный шорох привлек ее внимание. Внезапно из той самой темной пещеры покатилось что-то блестящее и ударилось о её сапоги. Это было яблоко, золотое яблоко из Асгарда. Сигюн подняла его дрожащими руками и почему-то рассмеялась. Значит, всё это было зря. Она долго рассматривала яблоко, будто отыскивая в нём изъяны или какие-то подсказки, и совсем не понимала, что нужно с ним делать. С собой не было ничего, что можно было отправить тому, кто стоял по другую сторону, так что Сигюн просто откусила яблоко и бросила его обратно. И сразу после этого какой-то странный прилив радости заставил её глупо улыбнуться.