Змеиный Народ

      Поразмыслив секунду – больше она бы мне просто не дала, сочтя молчание отрицательным ответом – я понял, что всё-таки не верю в то, что передо мной действительно находится Катя. Да, окажись она на месте змеедевы то вполне могла бы поступить так же, но это не означало, что они обе – одно и то же лицо. Нет, скорее всего моя похитительница просто хорошо изучила Катю и её образ мыслей. Когда – это уже другой вопрос, но у меня не было времени продумывать ещё и это. Змеедева ждала немедленного ответа.       А я не готов был дать ей ответ. Соврать и сказать, что верю ей было не вариантом. Под взглядом её жёлтых, чуть светящихся глаз любая ложь мгновенно оказалась бы разоблачена. К тому же я не смог бы поцеловать её так, как поцеловал бы Катю. Не смог бы так притвориться. Для этого нужно было обладать навыками профессионального жиголо, который за деньги изображает страстную и искреннюю любовь. Я же таковыми не обладал. Но и сказать «нет» я не мог. Змеедева тотчас бы убила себя. Как пить дать убила.       Этого нельзя было допустить! Потому что нельзя просто стоять и смотреть, как кто-то убивает себя. И тем более нельзя подталкивать к этому своими действием или бездействием. Только абсолютно аморальный и бездушный человек способен на нечто подобное. Да, эта особа похитила меня и наверняка где-то спрятала Катю, но пока что она не причинила нам серьёзного вреда. Мне уж точно, да и моей любимой, как я надеялся. У меня были причины злиться на похитительницу, но ненавидеть или, тем более, желать ей смерти – нет. Поэтому я лихорадочно пытался найти слова,способные удержать змеедеву от сего необдуманного поступка.       — Подожди, зачем же так сразу? Можно же просто поговорить... – начал я и осёкся, понимая, что совершил роковую ошибку.       — Мне не нужна твоя жалость, – уже зная, что сейчас произойдёт, я попытался отнять руку от её горла, но змеедева оказалась сильнее. Я не смог вырваться из её захвата. Несколько бесконечных секунд мы противоборствовали, а затем резко рванула мою руку к себе, проведя проведя стеклянным лезвием по горлу. Кровь хлынула бурным потоком, заливая почти прозрачное платье, кровать и пол под ногами. Я оцепенел, наблюдая эту жуткую сцену. Она убила себя! Она правда убила себя... прямо у меня на глазах!       — Зачем?.. – только и успел выдавить я, когда девушка начала заваливаться на бок и рефлекторно подхватил её свободной теперь рукой. Ритуальный кинжал был отброшен за ненадобностью. Устроив умирающую так, чтобы орудовать двумя руками я попробовал закрыть рану на её горле пальцами, но ничего не добился. Она продолжала выливаться из обессилевшего тела. Тёплая и липкая, остро пахнущая медью, красная как сама жизнь. Я чувствовал её на руках, бёдрах, животе. На всём теле. Как в ужастике.       Умирающая протянула дрожащую руку и в последний раз дотронулась до моего лица с такой нежностью, что мне стало больно. Не физически. Нет, я ощутил вину за то, что стал причиной гибели той, кто продолжала тянуться ко мне даже в последнюю секунду.       Я хотел сказать ей что-нибудь на прощание, утешить, но было уже поздно. Она умерла. Рука безвольно шлёпнулась на кровать, оставив на моей щеке кровавый след. Зрачки змеедевы сузились, став тонкими щёлочками. Глаза пожелтели, а черты лица черты лица дрогнули и начали стираться. На их месте появилась морда гигантской змеи с золотистой жёлтой чешуёй и складками поникшего капюшона. Те же превращения произошли после этого и с её телом. Сквозь полупрозрачную ткань роскошного золотого платья я видел, как бледная девичья кожа становится чешуёй. Всё-таки она оказалась змеёй! Это была не моя Катя. Совершенно точно – нет.       От этой мысли я испытал облегчение. Однако радости она не принесла. Видеть смерть влюблённой в тебя девушки и не испытывать скорби и вины способен только конченный психопат. Её поступок не просто ошеломлял, внутри меня, кажется, что-то сломалось. Я чувствовал ужас от того, чему стал причиной и не мог даже собрать мысли в кучу. Кинжал всё ещё лежал рядом. Я мог бы дотянуться до него и попытаться расковырять замок. Или поискать ключ на теле умершей змеедевы (наверняка она носила его с собой). Но я не делал этого. Я сидел, уставившись в глаза гуманоидной рептилии, голова которой покоилась у меня на коленях.       «Почему она поступила так необдуманно?» – эта мысль не шла из моей головы. Я буквально не мог думать ни о чём больше. Даже безопасность Кати, которую совершенно точно держали здесь в качестве пленницы, отошла на второй план. Сюда в любой момент могли нагрянуть девушки из подтанцовки, которые наверняка обвинили меня в случившемся, а хотел лишь разгадать тайну поступка лже-Кати. В какой-то момент мой взгляд упал на книгу, оставленную змеедвой на кровати. Не зря же она её принесла.       В животе что-то неприятно сжалось от плохого предчувствия. Я понимал, что ответ там и хотел узнать его, но внутренний голос остерегал меня от этого. Мы все слышим его время от времени. Так с нами говорит наш здравый смысл. Пытается уберечь нас от неприятностей. Но в конце-концов кто его вообще слушает? Правильно. Никто. Ну или это среди моих знакомых нет таких людей.       Книга была старой. Старинной даже. Века XVIII может быть, если не раньше. Её страницы пожелтели,а чернила во многих местах выцвели. Но я всё равно без труда разобрал красивый почерк, показавшийся знакомым. Писала женщина. И писала она на современном языке, копируя собственные, более ранние записи, так как бумага их пришла в негодность. Это было чётко помечено.       Это был дневник. И на его изъеденных временем страницах проступали ровные строки, аккуратно выведенные катиной рукой. Я быстро узнал её почерк. Просто не верил, поначалу. Манеру письма можно подделать, а бумагу – состарить. Однако едва ли кому-то пришло в голову придумывать настолько безумную историю, включающую в себя путешествия во времени. Это не имело смысла.       Изложенная лаконично и сжато она повествовала о событиях, произошедших с Катей после случившегося на пляже. По всему выходило, что нас сначала собирались принести в жертву тому, кого она называла Великим Змеем, но её, каким-то образом удалось умолить его пощадить меня в обмен на неё. Божество же решило испытать её любовь и отправила в прошлое – на двадцать тысяч лет назад. Девушка, о которой я так беспокоился все дни плена всё время была рядом. Я же отверг её. Не узнал, не почувствовал не поверил. А она прожила целые эпохи человеческой истории, согреваемая память о нашей любви, которую мечтала обрести вновь.       Потрясение гораздо более страшное чем то, которое я испытал от самоубийства змеедевы обрушилось на меня. Это был эмоциональный шок, оцепенение, окаменелость. Первые несколько минут я чувствовал только холод и опустошение. Мысли тяжело ворочались в голове – бессвязные и бесформенные. Я тупо пялился в дневник не понимая написанного. Смысл ускользал от парализованного утратой разума и вместо того, чтобы пытаться осознать произошедшее я не к месту вспомнил, что Кате никогда не давались языки. Я в свое время занимался и немецким, но так и не закончил курс, а она... даже в такой книге писала как привыкла.       «Если ты читаешь это, значит во мне не осталось уже ничего от той девушки, которую ты мог бы помнить и любить» – гласили написанные недавно строки на последней странице. – «Жаль, что всё так заканчивается. Прости за то, что ухожу не прощаясь и ничего не объяснив тебе, но... я прожила эти двадцать веков лишь благодаря надежде вновь обрести любовь. И не смогу жить без неё ни дня. Прощая. Люблю тебя». Слеза, течение которой я не замечал, скатилась по щеке и упала на до боли знакомую подпись.       — Катя... – вслух прочёл я, переведя тело на труп девушки-змеи. – Ну почему ты не дала мне этот дневник раньше? Почему?       В ярости я отбросил чёртову книгу в дальний конец зала и сжал Катю в объятьях. Всё это время она ждала нашей встречи, а я... я убил её своими словами. Я хотел стать спасителем для неё, а оказался убийцей. Убийцей истинной любви. Эта мысль разрушила плотину, образовавшуюся в моём разуме. Слёзы ручьями текли из глаз, а из горла вырвался горестный стон. Поглощённый горем я выл и стенал, сидя на полу в крови и прижимаясь к себе бездыханное тело любимой девушки.       В таком положении меня и нашли вошедшие в комнату девушки из подтанцовки. Та, что шла первой и первой увидела бездыханный труп Кати у меня на руках и кровь, которой был залит пол и частично кровать, хотя этого и не было особо видно из-за красного цвета простыней, вскрикнула прикрыв рот рукой. Смерть госпожи поразила её гораздо больше, чем я мог себе представить.       — Ты сделал это! Ты всё-таки отверг её! – завизжала она и кинулась на меня, на ходу теряя человеческий облик. Бежала ко мне юная дева в прозрачных одеждах, а атаковала уже покрытая чешуёй змея. Она навалилась на меня яростно шипя и протягивая когтистые руки к горлу. Я не хотел жить, после того, что сделал, но всё равно начал обороняться. Видимо сработал инстинкт, когда я увидел прямо перед собой оскаленную змеиную морду. Схватив змеедеву за запястья, я откинулся на кровать, стараясь держать подальше от ядовитых зубов, которые она запросто могла вонзить мне в глотку. Так мы и покатились по полу, измазываясь в крови.       Мёртвое тело Кати, при этом оказалось забыто и отброшено в сторону, что очень сильно не понравилось остальным девушкам.       — Прекратите оба! Сейчас! – воскликнула одна из них, без особых церемоний оттаскивая потерявшую контроль змейку от меня.       — Это он... Это из-за него госпожа Шиашакс... – нападавшая издала звук, похожий на всхлип, а потом начала кашлять. Спазмы душили её, прокатываясь по телу, а из глотки вырывались странные звуки, которые я не сразу смог идентифицировать как плач.       — Ты не можешь оставить это без внимания, Итцмали, – сказала одна из толпившихся в сторонке танцовщиц, которые не подходили ближе, чтобы не испачкаться в крови. – Он должен понести наказание за содеянное, как это принято у нас. Кровь за кровь, жизнь за жизнь, душу за душу. Он отнял у нашей госпожу больше, чем жизнь. Он забрал её сердце, а потому смерть будет для него слишком мягким наказанием. Нет-нет, мы будем держать его во тьме, пока он не ослепнет и не сойдёт с ума. Пусть он мучается!       Угроза участью, которая безусловно была хуже смерти, не вызвала никаких эмоций. Я только вспомнил, что этот же самый метод использовали древние римляне. Пытка тишиной и темнотой применялась к преступникам, вина которых была недостаточна для смертной казни, но слишком велика для простого телес­ного наказания. Их помещали в наглухо закрытые камеры, больше похожие на каменные мешки с хорошей системой вентиляции. Тюремщикам строго-настрого запрещалось говорить с заключенными, и даже заходить в эту часть тюрьмы, они обязаны были босиком или в войлочной обуви. Пищу подавали из тёмного же зала наверху – так, чтобы ни один лучик не проник в узилище. Единственным звуком, который дозволялось слушать пленникам, были вопли их отчаяния.       Через несколько месяцев наружу доставали изъязвленного, беззубого, а чаще всего ещё и слепого сумасшедшего человека, убив его таким образом «лишь частично», как и требовал приговор. Отсутствие солнечного света приводило к авитаминозу, а впоследствии у заключенного начиналась цинга. Болезнь, при которой соединительная ткань теряет свою прочность. Зубы выпадали, на теле появлялась характерная геморрагическая сыпь. Несчастный испытывал сильнейшие боли в суставах. Мрак, тишина и ноющая боль на протяжении бесконечных месяцев лишали чувства реальности даже самого стойкого и волевого человека. Сводили с ума.       Если это ждало меня... что же, я заслуживал такого исхода за свою чёрствость и равнодушие. И почти хотел, чтобы змейки сделали со мной что-то ужасное. Причинили боль,которая заставила бы меня забыть о всепоглощающем чувстве клокочущей вины.       — Госпожа Итцмали, – ледяным тоном отрезала стоящая надо мной змеедева, отпустив плачущую подругу и повернувшись к остальным. – Я вторая после Шиашакс и если никто из вас не собирается бросить мне вызов, вы склонитесь перед моей волей.       Она поднялась одним плавным движением, вихрем разметав полупрозрачные одежды нижняя часть которых пропиталась кровью и отяжелела. Она лишь посмотрела на остальных и все они как по команде склонили головы, признавая превосходство подруги.       — Что же касается человека... – тут она перевела свой взгляд и мне стало холодно от той ненависти, что пылала в её жёлтых глазах. Если остальные злились, скорбели и хотели отплатить мне за боль потери и горе то она... что же она ненавидела меня всем своим существом. И если бы не самоконтроль Итцмали придумала бы что-нибудь пострашнее пытки темнотой. Намного страшнее.       — ...он уйдёт отсюда и никто не тронет его. Такова была последняя воля Шиашакс. Таков будет моё первое повеление. Подчиняйтесь, – змеедевы поклонились и вышли из зала, но Итцмали более не смотрела на них. Склонившись над катиным телом, она приподняла её голову над полом, кровь на котором уже начала сворачиваться и загустевать, после чего провела пальцами по лицу, в трогательном жесте прощания. Безусловно эти двое были гораздо более близки, чем вся остальная группа. Наверное, они были лучшими подругами. Катя всегда мечтала о верной подруге, но к сожалению ей попадались лишь те, кто не оправдывал доверия.       — Можешь уйти, – сняв с тела Кати золотой ключ от моих оков, который она носила как кулон на цепочке и расстегнула их.       Её слова не сразу дошли до моего парализованного горем мозга. Но даже когда это произошло я не сдвинулся с места. Уходить – зачем? С исчезновением Кати собственная свобода, как и жизнь потеряли для меня всякое значение. Без неё весь мир как будто опустели я не представлял, что мне дальше делать. Первой мыслью было тоже умереть. Взять обсидиановый нож, всё ещё валявшийся на кровати, и вскрыть горло уже себе, однако... было и что-то ещё. Какая-то идея пробивавшаяся из подсознания.       — Ты не можешь забрать ей тело, – заметила Итцмали, увидев что я продолжая сидеть в луже крови, держа на руках Катю. – Ты потерял это право, когда отказался на неё. К тому же я не могу допустить, чтобы ваши учёные получили тело дочери Змея. Ни за что.       — Я не собираюсь её хоронить... – сказал я пустым, мёртвым голосом. – Я... я всё исправлю. Я верну Катю к жизни. Клянусь!       «Двадцать с лишним тысяч лет – долгий срок» – сказала Катя. В тот момент для меня это прозвучало как бред. Безумие или ложь, может быть, но учитывая, что она не солгала насчёт своей сущности, то скорее всего не солгала она и обо всём остальном. А значит, она действительно прожила столько времени. Невероятно, но кто знает, сколько могут жить люди-змеи? Может они бессмертны? Может их генетический код настолько совершенен, что не изнашивается с течением времени, а теломеры их хромосом не укорачиваются после каждого деления? Или, что более вероятно, они каким-то способом сумели постичь секрет вечной молодости, и способны жить неограниченно долго. До тех пор, пока их не убьёт какой-либо внешний фактор... или их собственное отчаяние.       Если всё так, то вряд ли Катя прожила двадцать веков в какой-нибудь раковине без времени. Скорее её отправили в прошлое. А раз она смогла оказаться там, значит и я смогу. Я перепишу время и проживу двадцать тысяч лет в одиночестве, если придётся, чтобы спасти её. Чтобы прижать к сердцу – будь она человеком или змеёй. Что угодно, только бы снова оказаться рядом с ней.       — Ты ничего не сможешь исправить, – с грустью и будто бы даже сочувствием сказала Итцмали. – Мёртвых нельзя не вернуть.       — Можно, – просто ответил я, чувствуя как горе сменяется странным спокойствием и пониманием, пришедшим словно откуда-то извне. Безумие овладело моим разумом и я ощутил, как на губах расцветает улыбка, свойственная пророкам и одержимым. – Не бывает вечной жизни, равно как и вечной смерти. Если время это змея, то она укусит собственный хвост!       Итцмали секунду смотрела на меня, пытаясь понять пророчествую я, или сошёл с ума, а потом просто... отступила в сторону.       — Ты такой же чокнутый, как она, – в её налившихся желтизной глазах мелькнул призрак надежды. – Иди. Я желаю тебе удачи. Если у кого-то и получится это, то только у тебя Но для этого, тебе придётся обратиться к Великому Змею и принести великую жертву.       После этого женщина-змея рассказала мне, как молиться божеству, которому они поклонялись и как вести себя в его присутствии. Так же она объяснила, как пройти в Алтарный Зал – нижнюю точку подземного комплекса. Там решится моя судьба.       Дальше был только путь сквозь бесконечную ночь не прикрытых иллюзиями подземных коридоров. И я проделал его в полубезумном состоянии. На ощупь, да ещё и с мёртвым телом Кати на руках. Не знаю, как я не свернул себе шею на всех этих лестницах, но видимо нечто бо́льшее, чем просто удача хранила меня от случайной и нелепой смерти в кромешной подгорной тьме.       Пройдя сквозь непроглядную ночь, а затем спустившись по крутой лестнице я оказался циклопическом подземном зале, под сводами которого царили пронзительно-красные сумерки. Я смутно различал детали вроде обвитых вроде бы каменными змеями колонн и исполинского змееидола, грозной тенью высившегося в центре. Всё остальное тонуло в алом как кровь, неестественном свете, источника которого я так и не смог определить. Более тусклый чем лунный он просто висел в воздухе, как туман или дымка.       Местные обитатели чёрной рекой текли вокруг меня, не смея встать на пути. Скопление теней и изломанных силуэтов, неотчётливо проступавших в красном мареве. Я волен был идти, куда хочу и они не решились останавливать меня. Видимо чувствовали моё состояние и понимала, что те, кто попытаются это сделать – умрут. Во всяком случае первые несколько десятков. Да, быть может я преувеличивал свои способности, но эти твари были трусливы. Никто не хотел быть первым, поэтому они просто следили за мной. Их глаза сверкали в алой тьме, как уголья и я шёл под их взглядами, как под бичами, преследуемый шипение отвратительных дьяволов. Во время первого столкновения на пляже их ненависть пугала меня. Сейчас я не обращал на неё внимания. Так как и сам ненавидел их не меньше. Если бы они не похитили нас ничего этого бы не случилось и Катя бы не умерла.       Спустившись в самое сердце преисподней я возложил мёртвое тело Кати на алтарь и простёрся пред ним в отчаянной мольбе:       — С чего ты взял, что достоин моей дочери? – пророкотал глухой, страшный голос, исходивший из недр каменного изваяния. – Ради тебя она прошла долгий по тернистой тропе жизни, а ты погубил её. Твоя чёрствость и духовная слепота убили её душу, а теперь ты смеешь приходить ко мне и просить меня исправить свои ошибки? Почему я должен помогать тебе, а не убить за дерзость?       — Ради неё... – сопротивляясь напору тяжёлой и мрачной силы, пригнувшей маячивших в отдалении выродков к полу, я поднял голову и взглянул в пылающие внутренним светом рубины, вставленные в глазницы змеиного черепа. – Я знаю, что облажался и хочу всё исправить. Поэтому прошу, сделай то, что уже сделал для. Отправь меня... туда где она. Позволь разделить её Судьбу.       — Ты недостоин моего Милосердия, – прошипел Великий Змей, нависая надо мной. Статуя оставалась неподвижной, но из-за постоянного мерцания красного света возникала иллюзия, что она вот-вот начнёт извиваться, раскачиваясь на хвосте. – Если ты отправишься в прошлое, то лишь в образе обычной змеи. Я заберу у тебя твоё тело, разум и душу. Ты сможешь передать ей свою волю и приказать не отдавать жизнь. Тогда она будет бороться до конца. И не убьёт себя, когда ты её отвергнешь. Даю слово.       — Согласен, – быстро сказал я, пока Великий Змей не передумал. – Я принесу в жертву тело, разум и душу. Бери. Отдаю всё!       Я знал, что это конец и после подобного я, скорее всего, вообще перестану существовать. Но пусть эта мысль и заставила вспомнить забытый страх, я всё равно был готов пожертвовать всем, даже существованием. Лишь бы жила она. Остальное не важно.       — Ты понимаешь, что после этого я заставлю тебя служить мне веки вечные? – как будто смягчившись, спросил голос из камня.       — Мы будем болтать или спасать твою дочь и мою любимую? – вопросом на вопрос ответил я, позволив себе немного наглости. И это, кажется, понравилось Великому Змею. Я ощутил его расположение, как если бы оно было теплом, исходившим от нагретой печи.       Глаза змееиодла вспыхнули и Алтарный Зал утонул в разливе красного света. Вихрь силы, которую иначе чем космической и назвать было нельзя, подхватил меня и швырнул сквозь Бездну Времени. Я летел назад, в то время как мгновения, складывавшиеся в минуту, часы, годы и века, неслись мне навстречу. Сначала их сопротивление было мягким. Почти приятным – словно дыхание лёгкого ветра в лицо. Затем «ветер времени» – не знаю как ещё можно описать это ощущение, начал крепчать, пока в конце концов не достиг силы урагана. Время было живым. Оно сопротивлялось, не пускало меня. Точнее пыталось не пустить. Сила стоявшая за мной, превосходила даже мощь Временно́го Потока и неумолимо гнала меня назад сквозь чудовищно-плотные пласты хронологи.       Я не видел истории, разворачивающейся в обратном направлении, или каких-то ярких видение. Был только красный свет и дующий в лицо золотой ветер. По мере моего продвижения он стал таким сильным, что начал открывать от меня куски. Меня словно тащили по огромной тёрке, счищая кожу, мышцы, органы, воспоминания и даже личность. Образ мышления – всё это было уничтожена во время адского путешествия сквозь века. Когда пытка закончилась, от меня осталась лишь крупица прошлого «я», всё ещё способная ощущать ужас произошедшего и неудобство из-за своей новой формы, в которую облекла меня воля Великого Змея.       Шлёпнувшись на траву, показавшуюся необычайно яркой и сочной я долгое время лежал без движения, растерянный и смертельной испуганный. Крохотный мозг, в котором теперь был заперт осколок моей души, оказался не в состоянии понять происходящее. Были только эмоции – непривычно-холодные и примитивные. Я превратился в дрожащий клубочек чистого страха.       Забившись в тень под листом я лежал там, пока не успокоился. А когда это произошло, некая неведомая и непонятная сила выгнала меня из укрытия. Я не хотел есть, вокруг не было врагов, от которых надо было убегать или защищаться. Да и укрытие было уютным. Я не чувствовал желания погреться на солнце и мог лежать так ещё долго. Но что-то всё равно заставляло меня двигаться.       Неуклюже извиваясь из стороны в сторону я полз прячась в траве и огибая камни, пока не выбрался на открытую местность. Падавшие сверху лучи света согрели меня, и тепло вместе с удовольствием разлились по телу приятной истомой. Было бы так хорошо просто остаться здесь. Свернуться клубочком и лежать, пока не станет жарко, или не захочется есть и придётся отправиться на охоту.       Но я должен был ползти. Инстинкт гнал меня вперёд и я не сопротивлялся ему, так как не знал, что это возможно и вообще не думал об этом. Я просто полз. Моё существование было органично кольцеобразными движениями мышц, бросавших тело из стороны в сторону. В конце концов я подполз к другой змее, которая была сильно больше меня. Что-то странное было с её телом. Его форма казалась неправильной, но из-за подслеповатых глаз я не мог разобраться что к чему. Инстинкт, вложенный Великим Отцом говорил, что я должен безоговорочно повиноваться ей. Это она призвала меня в это странное место? Зачем? Или Отец направил меня к ней?       Содрогаясь в экстазе благоговейного ужаса я подполз почти в плотную, но стоило змее, которая не была змеёй заметит меня, как схватила меня лапой за горло. Когтистые пальцы крепко сжали слабое тело, перекрывая дыхание. Причиняя сильнейшую боль. Охваченный стремлением сохранить свою жизнь я заизвивался, силясь вырваться и уползти прочь, но она была намного сильнее.       — Я не боюсь тебя, – прошипела не змея, поднеся меня к своей оскаленной морде. – Я никогда больше не буду бояться вас!       Когда когтистые пальцы змее-Кати сжались, ломая позвонки в моей шее, я на миг вспомнил, кем был когда-то и успел вложить в её разум своё последнее желание: «Борись до конца. Не отдавай жизнь». А ещё я успел подумать, что что умереть это её рук будет как минимум справедливо. Затем раздался оглушительный хруст. Затем произошла вспышка боли, отправившая мой разум во тьму...       — Ты выдержал испытание, – сказал голос, пришедший из этой тьмы. – Ни тени сомнений не возникло в твоей душе. Ты действительно отдал всё, ради моей дочери. Ты и достоин пребывать со своей любовь в радости. Будь счастлив, мой новый сын.       Тьма сменилась светом столь ярким, что я застонал, пытаясь закрыть глаза. Не получилось. У меня больше не было век. Точнее веки-то были, да только прозрачные. Они не могли защитить меня от солнечных лучей, бьющих в глаза словно раскалённые иглы. Пытаясь спастись от боли я выставил перед собой руку, обнаружив что она покрыта зелёной чешуёй. Пальцев было всего четыре и на них выросли когти. Будь здесь поблизости зеркало я бы непременно подошёл к нему, хотя и так уже примерно знал, что, а точнее – кого увижу в отражении. Меня превратили в одного из них. Сделали змеечеловеком. Видимо, великий всё же счёл меня достойным.       Скорее заинтригованный, нежели испуганный, я поискал ближайшую отражающую поверхность и, не найдя ничего лучше подошёл к мраморной чаше водой. В отражении на меня уставилось долговязое существо, на вид казавшееся практически бесполым. Покрытое зелёной чешуёй оно было облачено в некое подобие красной тоги украшенной золотым шитьём. Помимо рук я обнаружил у себя хвост и ноги, гнувшиеся в коленях каким-то совершенно противоестественным образом. А ещё – безволосую голову, не сохранившую даже отдалённого сходство с моим прежним, человеческим лицом. Самой заметной частью плоской, безликой физиономии были почти безгубый рот, полный острых зубов, и пара жёлтых змеиных глаз. Полное преображение. Смена сути.       Где-то в глубине моего холодного и чрезвычайно рационального существа промелькнуло лёгкое удивление. Отметив произошедшие изменения как факт, я перекатился на бок, намереваясь попробовать встать и увидел... Катю. Это была она. Даже в змеином облике я совершенно точно узнал её. Это была она. Сидела, подогнув под себя ноги и душила змей, говоря им что не боится. Её вид вызвал эмоции куда более сильные, чем моё собственное превращение в змею. Вскочив на ноги – такие же когтистые и чешуйчатые, да ещё и обладавшие весьма странной формой, я бросила к ней. Чем напугал несчастную почти что до полусмерти.       Увидев несущийся к ней на всех парах нелепый гибрид человека и змеи девушки издала пронзительный крик. Но прежде, чем она успела пошевелиться, это чудовище одним прыжком преодолела разделявшее их расстояние и схватило её. Сильные чешуйчатые руки сомкнулись на её талии. И разорвать это объятие было не проще, чем порвать металлический канат. Катя сразу же закричала – закричала и принялась брыкаться, выкрикивая оскорбления и проклятья в плоскую чешуйчатую морду нависшей над ней твари.       От змеиного запаха у неё пробудились к какие-то древние, подсознательные страхи и Катя окончательно обезумела. Она визжала, царапалась, скрежеща когтями о чешую, и кусалась, как животное. Страх сжигал её огнем изнутри, лишая последних крупиц самообладания. Девушка, которая и сама стала змеёй, владела лишь одна, всепоглощающая мысль: вырваться любой ценой.       Но всё было тщетно. Я даже глазом не моргнул. Я был невероятно силен. Сильнее неё, во всяком случае. Подождав, пока Катя устанет брыкаться, я подтащил её – ополоумевшую от страха, к себе и сделал то, что наверное, нужно было сделать с самого начала.       — Катя, это я! – поначалу она не поверила и даже несколько раз ударила меня по инерции, но потом до неё видимо дошло, что никто здесь не может знать её имени и говорить на несуществующем языке. Она издала горестный шипящий звук и воскликнула:       — Что? Зачем?! Я же ради тебя!.. – не договорив она обила меня руками и прижалась всем своим чешуйчатым телом, прикосновения которого я ощущал через красную накидку, расшитую золотыми змеями. Точно такая же была и на моём теле.       — А я ради тебя, – теперь, когда мне больше не нужно было удерживать, я спустил её на мощённую дорожку и обнял нежно прижимая. Насладившись моментом близости мы попробовали поцеловаться, но змеиное строение челюстей не позволило нам сделать этого. Не в привычном понимании. Мы смогли только раскрыть пасти и, склонив головы в разные стороны потереться друг о друга дёснами. С осторожностью, естественно, так как никто из нас поранить другого ядовитыми зубами, которые у нас теперь были.       А вот языками мы повзаимодействовали знатно. Они у нас теперь были длинными и гибкими. Способными гнуться во всех направлениях и тереться друг о друга со всех сторон. И вот это оказалось уже непростительно приятно. Этот мускульный орган был снабжён таким количеством нервных окончаний, что вполне достоин был зваться дополнительной эрогенной зоной. Мы так увлеклись змеиным поцелуем, что и не заметили как в процессе с нас натекла целая лужа слюны. Капли прозрачной жидкости остались на нашей чешуе, одеждах и в особенности – на полу. Отстранившись мы со смущением вытерлись и, наверное впервые за всё время, оглядели место, в которое нас занесло. Я, во всяком случае, точно не смотрел по сторонам. Мне это было попросту не интересно.       Однако теперь увиденное буквально поразило меня. Мы находились в центре большого города, окружённого джунглями. Тут и там высились ступенчатые пирамиды. Огромные и чёрные они тускло поблёскивали на фоне окружающего великолепия природы, и возвышались над сравнительно небольшими зданиями, увенчанных причудливой формы шпилями. По широким улицам и ступеням пирамидальных храмов ходили змеелюди, облачённые в алые, жёлтые и фиолетовые одежды. Оттенок их чешуи варьировался от зелёного до жёлтого и даже коричневого. Многие носили золотые украшения и головные уборы из перьев диковинных пёстрых птиц.       Попадались среди змеев и люди. В основном полуголые, закованные в цепи рабы, запряжённые в повозки и колесницы вместо вьючных животных, или нагруженные тяжёлыми тюками. Раз или два мне удавалось заметить практически обнажённых женщин, ни на одной из них не было одежды, которая имела бы какое-то значение. Их тела были почти полностью открыты воздуху джунглей, а единственными украшениями были золотые ожерелья и браслеты на руках и ногах, скреплённые цепями. Рабыни для удовольствий.       Мы же находились в саду, разбитом на одной из ступеней величественного зиккурата Воздух здесь был густым и горячим, как пряный мёд, а звуки искусственно созданных джунглей разносились сквозь густые, широкие листья, почти закрывавшие солнце плотным навесом. Птицы пели на ветвях в симфоническом щебетании,насекомые жужжали между деревьями. А приглядевшись к большому красному цветку я заметил приземлившуюся на край его лепестка маленькую жёлтую птичку. Она окунала голову в чашу, вкушая нектар, затем резко вскидывалась, чтобы осмотреть окрестности и возвращалась к трапезе. Это место походило на Рай.       «Жить здесь, наверное, будет не так уж и плохо» – подумал я, обнимая Катю с ощущением спокойного счастья. – «А даже если и нет, главное что мы вместе. Наша любовь, оказавшаяся сильнее смерти и времени, привела нас сюда. А значит всё будет хорошо».