Обычно Сатхаса не позволял сомнениям останавливать себя. Его воля закалилась за долгие века жизни став твёрже не то что стали, но даже титана, считавшегося самым прочным металлом на планете. Он привык идти к своей цели – где-то напролом, а где-то окольными тропами. Ведь зачем биться головой об стену, брызгая слюной и выкрикивая пафосное: «Меня не сломить!» или «Я всё равно сделаю это!», когда препятствие можно обойти. Или убедить других убрать его за тебя? Но какой бы путь змей не избирал, цель его всегда – во все века – оставалась неизменной. И ничто на свете так и не смогло поколебать его решимости достичь её.
В разные эпохи ему приходилось сталкиваться со множеством искушений – знаниями, властью, богатством и, конечно же, похотью. А с учётом потускневших после превращения эмоций было так легко поддаться им. Забыть о девушке, ждущей в отдалённом будущем, и начать устраивать свою жизнь здесь и сейчас. Он мог бы поддаться дурману власти, превратившись со временем в машину интриг. Безжалостного и беспринципного манипулятора, низвергающего правительства, чтобы возвести на их место лояльных себе сторонников. Или сделаться алчным стяжателем богатств, чьи тайные убежища в катакомбах полнятся золотом и бесценными произведениями искусства. Ну а стать сластолюбцем, с собственным гаремом размером с небольшую деревню было легче лёгкого.
В прошлом к женщинам относились, как имуществу – живому, но абсолютно бесправному. И если змейки худо-бедно ещё были защищены от подобной участи сохранившимися со времён Шуггона традицией гендерного равенства, предписывающей оценивать каждую особь исключительно по способностям, то дочери человеческие похвастаться подобным уж никак не могли. Бедняжка были практически полностью беззащитны. Особенно в Влазуии, где над рабским статусом удалось подняться даст Змей лишь нескольким сотням избранным за всё время. Да и то это, в большинстве своём были либо престарелые учёные, освобождённые своими хозяевами после долгих лет службы, либо те, в ком жрецы узрели потенциал для служения божеству или разглядели скрытые способности. Иногда кто-нибудь из лордов специально освобождал раба или рабыню в награду за отличную службу, чтобы заставить остальных остальных работать усерднее. При этом прекрасно осознавая, что большинство будут стараться зря и ни за что не получат свободу.
И в особенности это касалось наложниц. Даже самый небогатый представитель или представительница змеиного рода могли найти себе раба или рабыню по средствам. Исключение составляли лишь те, кто принципиально не сходился с людьми, считая что подобное кощунство оскверняет генофонд всей расы. Правда таких было меньшинство. Великий Змей хранил молчание, не поддерживая но и не осуждая нездоровое увлечение своих детей человеческим родом. Безмолвствовали и его жрецы, не смея идти против воли Великого. А потому рабство, существовавшее с тех самых пор, как дети змея впервые повстречали людей, принимало всё более извращённые формы. Однако Сатхаса, не желавший расставаться с остатками человечности, гордился тем, что за всё время не завёл гарем и не был ни с одной женщиной, которая сама не хотела его. Прошёл испытание соблазном... ну, почти что.
За всё время ему случалось уступать искушению. И при том не раз. В Валузии было немало змеедев, желавших сойтись с Посланником Великого Змея и понести от него дитя. Это не только считалось честью, но могло серьёзно усилить клан. Поэтому многие чуть ли не умоляли его об этом. Неудивительно, что он уступал. Несколько раз по прихоти, но чаще чтобы заручиться поддержкой. Что же касалось человеческих женщин... после того, как Валузия пала и Сатхаса вместе с немногочисленными тогда сторонниками отправился в изгнание, у него появились и человеческие любовницы. Не сразу, конечно, а лишь по прошествии многих сотен лет.
Первой стала Импатра. Свирепая воительница из полудикого племени, бросавшая вызов каждому встреченному ей воину и за всю жизнь так и не потерпевшая ни одного поражения. Высокая, очень худая, но при этом сильная, она напоминала пантеру не только очертаниями тела и чёрным цветом разрисованной узорами кожи, но и повадками, в которых остро ощущалась животная дикость. Двигавшаяся с изяществом балерины и грацией танцовщицы Импатра стала для юного тогда ещё змея искушением, с которым он не сумел совладать. Поэтому, стоило ему взглянув в её карие глаза, ярко блестевшие на фоне скуластого лица, и увидеть поблёскивавшее под солнцем тело, едва прикрытое леопардовой шкурой, он не колеблясь принял вызов воительницы и одолел её.
Не силой естественно, но ловкостью и проворством, присущим змеиному роду. Никогда не щадившая побеждённых Импатра, посчитала отказ Сатхасы забрать её жизнь чуть ли не оскорблением, но в итоге согласилась сопровождать победителя до тех пор, пока не выплатить свой долг жизни. Так человеческая женщина стала воином его отряда, телохранительницей, а затем и любовницей. Привлечённая иллюзией внешности, делавшей змея похожим на золотоволосого юношу, Импатра возлегла с ним в одну из первых ночей после знакомства. Впрочем, даже узнав его чешуйчатую тайну «возлюбленного», женщина не отвернулась от него, радуясь тому, что сошлась с аша-бари. Так в её племени называли крупных «ящеров», способных принимать человеческий облик.
Услышав эту легенду, Сатхаса захотел посетить земли её народа, в надежде отыскать там уцелевших змеелюдей и Импатрой сопровождала его в течении всего пути. Они были вместе довольно долго, вдоль и поперёк территорию современной Эфиопии и Сомали, но не имели детей. Воительница не желала отягощать себя бременем материнства, а потому принимала специальные травы, в сделавшие её бесплодной. Умерла же она так, как всегда и мечтала – шагая по залитому кровью полю боя с непринуждённостью хищного существа. И пусть Сатхаса и не любил Импатру по-настоящему, её смерть больно ранила его, надолго заставив закрыться.
Оттаял он лишь спустя столетия, и устремив взор на царицу Древнего Египта, с удивлением вновь обнаружил в себе способность любить. Так и оставшаяся полумифической фигурой в истории, Нитокрис была одной из красивейших женщин своего времени. Изящный, суживающийся к маленькому подбородку овал лица. Густые чёрные брови. Большие, сильно подведённые малахитом, глаза характерной для египтянок миндалевидной формы. Волевые скулы, аккуратный и тонкий нос, слегка узковатые губы и длинные чёрные волосы. Внешность царицы считали уникальной. Её любили и восхваляли, ей подражали и завидовали. Её боялись. И не зря.
Помимо красоты, Нитокрис обладала впечатляющим для своего времени умом, ну а смелостью так и вовсе превосходила большинство египетских мужчин. При этом она была ещё очень честолюбивой и политически ловкой – если не сказать вероломной женщиной. Она подговорила придворных убить своего брата и возвести на трон её. Надеясь править огромной державой стоя за её спиной заговорщики согласились, но увидев непомерные амбиции Нитокрис задумали расправиться и с ней. Однако царица опередила их! Пригласив вероломных предателей на праздник, Нитокрис хитростью заманила их в подземный покой, и захлопнув дверь за последним из них, приказала затопить комнату, пустив туда воды Нила по тайному каналу, загодя прорытому её слугами.
Именно строительство туннеля, привлекло к ней внимание Сатхасы, тайно управлявшего Египтом в те годы. Изображая богов он и его сторонники скрывались в катакомбах, прорытых под Мемфисом и многими другими древними городами. И им не нравилось, когда люди начинали подземное строительство без их ведома. Однако вместо того, чтобы поставить на место зарвавшуюся женщину, а лучше и вовсе сместить с трона, Сатхаса подтвердил её права на престол. Очарованный её красотой, безупречными манерами и почти змеиной хитростью, он закрывал глаза на фантастическую жестокость Нитокрис, железной рукой правившей дрожащими от страха подданными. Что сказать, эта женщина знала, как понравиться мужчине. Очаровать, вскружить голову, даже влюбить в себя.
Она умело пользовалась косметикой, всегда одевала только полупрозрачные платья, сквозь ткань которых просвечивали линии безупречного тела, и умащивала кожу душистыми маслами, заставлявшими её пот благоухать. Её влияние на Сатхасу оказалось столько велико, что она стала единственной из его любовниц, сумевшей уговорить его поделиться с ней секретом бессмертия. Однако выпив зелье она решила, что более не нуждается в покровителе и сама может стать богиней. Вероломная женщина приказала слугам убить благодетеля. Однако тот одолел их в короткой, яростной схватке и в наказание разорвал её щёку когтями.
Не сумев вынести мысль о вечности с изуродованным лицом, Нитокрис бежала в свои покои, где покончила с собой. Её подлое предательство надолго отбило у Сатхасы желание сближаться с женщинами. Впрочем, полностью интереса к ним он всё-таки не утратил, и после египетской царицы у него были любовницы в разных эпохах. Впрочем, едва ли они заслуживали упоминания...
Кроме, пожалуй Итчаки – верховной жрицы Пернатого Змея, которую он упоминал в разговоре со своей более молодой версией, и которую поручил попытаться спасти. Но судя потому, что всё осталось как было, самоуверенная змеедева отказалась внимать его предостережениям. Что же, печально, но этого следовало ожидать, учитывая характер данной особы.
Пригубив вина, Сатхаса решил вспомнить ещё и её – чтобы уж точно никому обидно не было, и воссоздал в памяти образ Итчаки. Людям она чаще всего являлась под личиной неописуемо красивой молодой женщины, выглядевшей как живая богиня. Атлетически-стройное тело, сексуальные формы, смуглая кожа с тёплым золотистым отливом, чёрные как смоль волосы, чувственные алые губы и завораживающие тёмно-карие глаза, наполненные холодным светом знания. Яркую внешность, змеедева подчёркивала не менее яркими нарядами. Если конечно обернутые вокруг груди и бёдер золотые цепочки и подвески с узорчатыми бляшками заслуживали такого названия. Неизменным атрибутом её наряда был высокий головной убор с синими и зелёными перьями птицы кетцаль.
Впрочем, всё это была лишь маска. Привлекательный образ, скрывающий под собой холодную чешуйчатую кожу рептилии. Итчака была умной, амбициозной и невероятно-харизматичной. Редкое качество среди змеенарода. Существа вроде них ценили интеллект, знанания и способности – как сверхъестественные, так и приобретённые в ходе жизни навыки. И умение болтать в их число не входило. Да и зачем? На себе подобных такие приёмы не действовали, а рабами можно было управлять с помощью гипноза или банального запугивания. Итчака же добилась народной любви не прибегая к фокусам и не заставляя бояться себя. Конечно, она всё ещё была свирепой правительницей, требовавшей от своих подданных вести войны и захватывать пленников для жертвоприношений, но всё равно это был прогресс. И кто знает, как бы развивалось её царство, если бы не бледнолицые угнетатели.
Поняв, что теряет нить собственных рассуждений, проваливаясь в свой перегруженный воспоминаниями разум, и что Итцмали всё ещё ждёт от некого осмысленной реакции Сатхаса убрал ладонь от двери и, повернувшись к помощнице, продекламировал:
— В одной северной стране жила-была девушка. И вот пошла она как-то раз в лес по ягоды, да провалилась в болото. Стала тонуть, думала, вот и смерть её пришла, но наползли со всех сторон ужи, все разом обвились вокруг неё да и вытянули из трясины.
— Как мне отблагодарить вас? – спросила она. – Я для этого на все готова! Клянусь, всё сделаю, чего вы только не пожелаете.
— Если и правда на всё, – сказал самый большой уж, – то выходи за меня замуж. Я – Жалтис, Царь всех ужей. Будь женой мне.
Испугалась девушка, но слово не воробей, вылетит – не поймаешь, а клятвопреступников, как известно, боги наказывают. Она согласилась и в назначенный день пришла к болоту в самом своём нарядном платье, обливаясь горючими слезами. Уж вылез из болота и обполз вокруг ели, велев девушке идти за ним. И пошли они, словно жених с невестой вокруг алтаря, а когда совершили три круга, уж вдруг обернулся красивым молодцем, да таким, что у девушки мгновенно высохли слезы и чуть сердце из груди не выскочило от радости. Так и зажили они вдвоем в его дворце, и не было в мире никого счастливее, чем Девушка с Ужиным Царём.
— Ага, до тех пор, пока она не попросилась повидаться с семьёй и братья не убили беднягу-ужа, – цинично прошипела Итцмали.
— Жалтис был идиотом! – оскалил клыки Сатхаса. – Он раскрыл свою истинную суть, чем, в итоге, и погубил себя – недоумок.
— А вы разве не собираетесь сделать то же самое? – очень тонко намекнула змейка. Достаточно было хоть немного вдуматься в сказанное, что понять – она спрашивала не о том, собирается ли он открыть Катя свою природу, а про его намерение погубить себя.
— Может быть, но в любом случае не сразу, – змей сделал вид, что не услышал подтекста, пропустив намёк мимо слуховых проходов, в которые давно превратились его уши. На месте Итцмали любая другая бы отступила уже, но эта змейка была упрямой.
— А ничего, что она уже видела вас в образе жреца? – продолжила настаивать она прислоняясь к стене и складывая руки на груди с видом недовольной жены. При чём отсутствие супружеского статуса никак не мешало желтоглазой вести себя именно так.
— Когда это? – Сатхасе не осталось ничего другого, как встать напротив неё, изображая незаинтересованность. Он хорошо понимал, что помощница пытается манипулировать им, но всё же решил послушать её. Именно осторожность помогала ему выживать.
— В Алтарном Зале, во время инсценировки ритуала жертвоприношения. Я сама видела как её глаза открывались несколько раз.
— Ты лжёшь, – его голос не дрогнул и не сорвался, когда змей произносил это обвинение. Он был слишком спокоен и выдержан, чтобы сорваться из-за такой мелочи. Время научило, не могло не научить его спокойствию и терпению. И сделало недоверчивым.
— Никогда! – возмущённая подобным предположением Итцмали простёрла к нему руки, – Я бы не посмела! Даже ради себя нет!
— От чего же молчала? – склонив голову на бок и присмотревшись к помощнице Сатхаса нашёл её вполне искренней. А значит... несмотря на века планирования он всё-таки совершил ошибку! Мелкий промах, который теперь грозил сорвать все его планы.
— Потому что вы погрузили девушку в сон, чего тоже не стоило делать. Как вы теперь объясните что снаружи прошёл месяц? – продолжила змеедева, постепенно подступая ближе к нему. Сам же Наставник...
растерялся, начав позорно терять инициативу.
— Ты права, об этом я как-то не подумал, – отрицание было человеческой реакцией. Люди Змеи умели признавать свои ошибки.
— Я всегда права, – с гордостью заявила Итцмали, но поймав недовольный взгляд Наставника быстро сменила тему. – Эта Катя явно не глупа. Вы бы не выбрали своей спутницей девушку чем разум не был бы таким же острым, как ваш. Она обо всём догадается.
— Раз ты всё так хорошо обдумала, может ты и решение знаешь? – мрачно поинтересовался Сатхаса. Ну а что? Итцмали же не просто так считалась его Советницей, значит могла бы и посоветовать что-нибудь для разнообразия, а не выносить ему мозг.
— Нет. Я не стану помогать вам в этом, не смотря на всё моё... почтение, – склонила голову змейка. – Просто будьте осторожны.
— Я последую твоему совету, – судить и рядить тут было не о чем, поэтому склонив голову в ответ он отошёл от двери и направился в сторону библиотеки. Шелест шёлковой мантии сообщил, что змейка тащится за ним следом. Уж кто бы сомневался!
— И что вы теперь собираетесь делать? – спросила она, поравнявшись, судя по хитрому блеску надеясь предложить свои идеи.
— Думать, – войдя в своё личное убежище – святая святых – змей остановился в проёме и коротко уточнил. – В одиночестве.
— Жаль, – донеслось из-за двери, которую он запер прямо перед носом Итцмали. – Отпразднуем вашу победу в другой раз.
— Обязательно, – уже скорее для себя буркнул Наставник, подходя к полке с сосудами и не глядя беря оттуда бутылку вина. Не желая тратить время на формальности, он когтями вырвал пробку из горлышка и влил порядочную часть содержимого себе в пасть.
Полегчало, но не особо. Нужно было повысить дозу и срочно. Но прежде, чем сделать второй глоток, Сатхаса перешёл к книжному стеллажу, безошибочно взяв с полки один из своих дневников. Выпив ещё немного вина он устроился в кресле и принялся шелестеть страницами. Их содержимое переписывалось чёрт знает какое количество раз, но не смотря на это, он без особо труда отыскал нужный кусок текста, хранивший воспоминания более чем десяти тысячелетней давности. Вынужденная мера бессмертных.
Продолжая напиваться в попытках забыть о своём провале, змей скользил глазами по строкам убористого текста, пытаясь воскрешая в памяти своё знакомство с Итцмали. Несмотря на кажущуюся неуместность это было более чем важно. Ведь он остановился не из-за того, что сказала ему советница, а из-за того что она ему это сказала. Он доверял ей, настолько одна змея вообще может доверять другой. Прислушивался к её мнению и полагался на те советы, которые змеедева периодически ему давала.
А почему? Это и предстояло выяснить. А точнее – вспомнить. Дневник должен был помочь Сатхасе восстановить историю их знакомства и зарождения того, что люди, наверное, назвали бы дружбой с привилегиями. Свечи горели ровно, а выпитое вино расслабляло. Змеечеловек прикрыл глаза и мысленно перенёсся в те далёкие времена, когда планета ещё только-только начала оправляться от последствий ледникового периода. Бо́льшая часть суши вновь сделалась обитаемой, и люди принялись активно осваивать новые территории. Самые отважные забирались далеко на север, доходя аж до территории современной Норвегии.
Однако почти все они в то время были дикарями.Падение Змеиной Цивилизации знаменовало так же и откат человечества чуть ли не к первобытному строю. Мехом, понятное дело, никто заново не оброс, и как пользоваться орудиями труда не забыл,однако те зачатки культуры, которые валузианцы привили своим рабам, были забыты в долгой и тяжёлой борьбе за существование. И теперь человечеству заново приходилось переоткрывать, то чем уже владели их предки. Племена древней Месопотамии,пока что ещё даже не помышлявшие о создании собственной цивилизации, предпринимали первые неудачные попытки культивировать дикую пшеницу и ячмень, в то время другие народы ещё только одомашнившие собак, начинали поглядывать в сторону лошадей. Кое-где, конечно, уже возвели первые каменные постройки, это было редкостью. Большинство людей оставались дикарями, ненавидевшими змей.
Память о временах рабства потускнела в их коллективной памяти, но не истёрлась полностью. Ненависть к покрытым чешуёй существам осталась там на уровне инстинкта, побуждавшего убивать, чтобы не быть убитым. Поначалу, будучи ещё слабыми и трусливыми, они отваживались нападать лишь на малочисленные группы змеиного племени. Но по мере того, как сила человеческого рода крепла, их атаки становились всё более дерзкими. К началу десятого тысячелетия до новой эры объединённые племена людей разрушили Йан-Йогу – последний оплот змеиной расы на поверхности земли. Она не повторила величия своих предшественников вроде Влазуии и, тем более, Шуггона, но укрытая иллюзией просуществовала почти восемь тысяч лет, прежде, чем была разрушена.
Йан-Йога...в его мозгу возникло видение – призрак мёртвого города, вырубленного в скалах. Белёсый и великолепный несмотря на вызванные временем разрушения, он был так хитроумно запрятан спрятан в окружающем ландшафте, что найти его было непросто даже точно зная, где он находится.Очертания тонких ажурных башен проступали и тут же расплывались, теряясь в мешанине выступов, впадин и пещер, вымытых в скале водой. Издали невозможно было понять – являются ли сооружения произведениями искусства, или просто же просто причудами природы? Скалы то выглядели самыми обычными, то вновь обращались башнями и шпилями. А приглядевшись, можно было рассмотреть даже выступавший вперёд портик, заканчивавшийся ведущим во дворец порталом. Поддерживаемый тонкими колоннами беломраморный фасад украшали лепные изображения обнажённых нимф, обвитых змеиными кольцами. Люди того времени были жестокими дикарями, раз посмели забрать жизни тех, кто создал подобную
красоту.
Женщины и дети, выживший учинённой варварами в резне, бежали на юг и остановились лишь добравшись до океана. Изменив обличье они скрылись на его берегу. Те, кому повезло, смешались с местными племенами, сумев найти себе место среди рыбаков и собирателей водорослей. Остальные вынуждены были выживать самостоятельно. Среди них была и мать Итцмали, поселившаяся на болотах, под личиной старой колдуньи-знахарки. Местные жители не любили её, но побаивались, поэтому не рисковали трогать. А в трудную минуту и вовсе обращались за помощью, прося принять ребёнка у роженицы или вылечить хворь, поразившую кормильца.
Выросшая практически в полной изоляции Итцмали с детства овладела ремеслом целительства, узнала всё что можно было узнать о свойствах трав и стала неплохим следопытом. Именно последний навык и спас ей жизнь, когда за ними с матерью пришли воины, охотившиеся на беженцев из Йан-Йоги. Местные рыбаки, откровенно трусившие драться с чужаками и не желавшие отдавать им своих жён, многие из которых были под подозрением, предпочли указать на знахарку и её дочь. Пожертвовать ими и жить дальше.
Убийцы явились в ночи с факелами и подожгли выстроенную среди болот убогую хижину. Мать Итцмали пала, пронзённая их стрелами, а вот сама змеедева – в силу проворства и ловкости, сумела не только ускользнуть, но и завести преследователей в ловушку. Один за другим, они падали, сражённые отравленными дротиками, которые пускала в них из засады Итцмали. Те, кому повезло ещё меньше, становились добычей крокодилов и ядовитых змей, в изобилии водившихся на болоте. Их предсмертные крики, разносившиеся над топями, были полны боли и ужаса. А главаря убийц она заманила в трясину и смотрела как, погрузившийся по шею человек беспомощно барахтается в грязи, яростно отплёвываясь пока насекомые и пиявки
медленно пожирают его заживо.
Так, отомстив за смерть матери, Итцмали покинула топи. Преисполненная ненависти к рыбакам, которые с такой лёгкостью выдали их убийцам не смотря на всё сделанное ими добро, и презрения к сородичами, допустившим это ради спасения своих чешуйчатых шкур, она ушла в горы, чтобы стать вольной разбойницей. Презрев трусливый путь скрытности, выбранный остальными змеями, Итцмали поклялась на могиле матери,что с этого момента будет не жертвой, а хищницей, и сама станет охотиться людей.
Найдя убежище в лабиринте пещер, она некоторое время изучала местность, а когда привыкла к новым условиям, нанесла удар. Первыми её жертвами стали бывшие соседи, собиравшие коренья, ягоды и прочие полезные или просто съедобные растения. Мужчин змеедева всегда убивала, а над женщинами – глумилась, унижая и запугивая их. А на прощание – непременно вырезала на щеке или лбу иероглиф, означавший первую букву её имени. Помечала их как свою собственность, показывая что они теперь живут в долг – по её милости. Пару раз ополченцы из соседних деревень собирались в попытках изловить её, но ни один отряд так и не вернулся.
Пользуясь преимуществом знакомой местности проворная змейка без труда расправлялась с мужчинами, привыкшими полагаться лишь на грубую силу. Неприспособленные к жизни в горах рыбаки гибли под искусно построенными Итцмали обвалами, и заканчивали жизни на дне пропастей, куда завлекала их её хитрость. Со временем слава о ней разнеслась по всему побережью, привлекая тех, в ком тлел бунтарский дух. Дочери беженок из Йан-Йоги – полукровки и те, кто как и она сама попали сюда в раннем детстве – бежали из деревень, где им была уготована поистине-жалкая жизнь. Шить паруса, чинить сети, чистить и коптить рыбу над костровыми ямами, рожать детей... не все дочери змеиного рода готовы были смириться со столь унизительным существованием.
Многие предпочли последовать за знаменитой разбойницей. Так вокруг Итцмали образовалась группа девушек с похожим взглядом на жизнь. Опытная змейка быстро возглавила их, научив обманывать людей с помощью гипноза. Те же, в свою очередь, объяснили, как понравиться мужчинам и соблазнить их. Так всё изменилось. Итцмали и её помощницы больше не прятались и не убивали исподтишка. Наоборот – они сами подходили к деревням и городом под личинами красивых женщин, и заманивали неосторожных путников в ловушку. Грабили, запугивали, издевались, а потом отнимали жизнь, мстя таким образом за свои лишения.
Когда Сатхаса пришёл к ним, предложив присоединиться к своей группе, Итцмали до последнего не доверяла ему. Подозревая, что он просто хочет использовать их с подругами, она отмела его слова о том, что они способны на большее, заявив, что предпочтёт влачить жалкое существование шлюхи и разбойницы, чем станет служить ему. Первоначальная неприязнь змеедевы к Сатхасе была так сильна, что она отказывалась даже называть его по имени, обращаясь исключительно как к Благородному. Этим она как бы подчёркивала разницу между ним – посланцем Великого Змея, и собой – бродяжкой, родившейся и выросшей в глуши на болоте.
И лишь после стычки с многочисленным и хорошо вооружённым отрядом воинов, посланных местным правителем для уничтожения банды разбойниц, Итцмали наконец-то, нет не поверила ему, но решила дать шанс. Сама она ни за что не справилась бы с таким количеством готовых к схватке бойцов. Рыбаки с дубинами и камнями в качестве оружия – это одно. Этих можно было и обмануть, и запутать и даже обратить в бегство. Но совершенно другое – справиться с подготовленными солдатами, привыкшими убивать. Здесь не помогла бы ни иллюзия соблазнительной внешности, ни знания местности. Может несколько неосторожных, конечно, и попались бы в её ловушки, но остальные всё равно закончили бы дело, переловив всех разбойниц. И тогда об их участи осталось бы только поскорбеть. Люди того времени не проявляли жалости даже к себе подобным, не говоря уже о змеедевах.
Сатхаса вмешался вовремя и наслал на воинов такой страх, что половина из них по срывалась со скал во время бегства. Остальные либо попались в ловушки Итцмали, либо были убиты змейками. Осознав, что даже объединив силы они ни за что на свете не сумели бы всё это провернуть, и что незнакомец избавил их от поругания, пыток и наверняка мучительной казни, разбойницы с тех пор следовали за ним. Даже Итцмали признала, что вместе с ним у них будет больше шансов выжить, чем сейчас. Однако подчиняться Сатхасе по прежнему отказывалась. Наоборот – продолжала бороться за лидерство, пытаясь перетащить на свою сторону уже его спутников! Прошло довольно много времени, чтобы она подчинилась ему также, как сделали это все остальные.
Однако даже признав превосходство Посланника, змеедева не стала ни кроткой, ни покорной, сохранив свой бунтарский дух. Продолжая спорить и пикироваться с ним, она частенько переступала границу дозволенного. Более преданные сторонники Сатхасы, видевшие в нём чуть ли живое воплощение божества, пару раз даже обвиняли её в богохульстве. Сам же змей относился к выходкам новой знакомой более, чем снисходительно. После десяти тысяч лет странствий и бесплодных попыток остановить регресс вверенного ему народа, знакомство с Итцмали было подобно глотку свежего воздуха. Она веселила и развлекала его – древнего и уставшего. В конце концов её дерзость и попустительство Посланника привели к тому, что все начали воспринимать новенькую в качестве его Советницы. Так юная и уж точно не самая мудрая змейка оказалась у вершины. Стала, фактически, его правой рукой.
Закрыв книгу, Сатхаса взял в руки смартфон, реквизированный у своей человеческой версии, и проведя когтистым пальцем по сенсорному экране, выбрал случайный трек в плейлисте. Наушники, конечно, остались нетронутыми. Змей не мог воспользоваться ими в отсутствии ушных раковин, поэтому музыка волнами растекалась по лаборатории, плескаясь в темноте между каменных стен.
Пол-часа назад мне она звонила.
Вместе милый мой, нам не быть.
Позабыть тебя, навсегда просила.
Милый, а как тебя забыть?
Девушка-противоречие. Вроде бы спокойная, но при этом кусачая как кобра во время линьки. Обучившаяся этикету, но при этом продолжающая дерзить. Верная ему, как лидеру, но при этом склонная к манипуляции и соперничеству. Ненавидящая людей, но питающая чувства к тому, кто когда то был человеком. Презирающая мужчин, но с удовольствием танцующая для их удовольствия. И этим живо напоминавшая ему Катю. Из всех представителей змеиной расы, с которыми его сводила судьба, Итцмали и её маленький танцевальный кружок пробыли с ним дольше других. Кто-то погиб, а кто-то разочаровался в нём, узнав о человеческом происхождении Посланника. И только верная Советница оставалась с ним на протяжении половины от всего срока от его жизни.
Если так подумать, то время, проведённое с Катей было подобно мучительно-сладкому мгновению, похожему на сказочный сон. Видение, что проникает в сердце и остаётся там навсегда. Как мелодия любимой песни, к которой хочется возвращаться снова и снова. Как бесконечно-дорогой сердцу фильм, который пересматриваешь и когда тебе радостно, и когда грустно. А их с Катей любовь, если так подумать, была похожа на хрустальный дворец, пронизанный золотыми лучами солнца и переливающийся сотнями алмазных радуг. Прекрасный, хрупкий и... эфемерный. Существующий где-то на границе между сном и реальностью, как мечта. Яркий образ, в погоне за которым Сатхаса преодолел дорогу длинною в двадцать тысячелетий, снова и снова вставая на ноги.
Пол-часа назад, мне она сказала,
Что вовек тебя не отдаст.
Что она твоя ну, а я – чужая,
Милый, не ходи сюда
Но пусть Катя и была всё это время с ним – в его мыслях, преодолевать встающие на пути трудности ему помогала Итцмали. Из проблемы, которой она являлась на момент их первой встречи,эта змейка стала его Советницей и помощницей. Ближайшим доверенным лицом, подругой и... любовницей. За прошедшие десять тысяч лет они были вместе бессчётное количество раз. Во-первых потому, что Сатхасе, как Верховному Жрецу, требовалась
партнёрша для участия в ритуалах, проводимых в честь Великого Змея. Ну а во-вторых из банального удобства. Представителей змеиного народа едва ли можно было назвать похотливыми, однако и полная асексуальность им тоже свойственна не было. Один раз в год на несколько месяцев они становились любвеобильными и
желающими. Их тела пробуждались, требуя восславить своего Великого Отца, умножив количество его подданных на этой планете.
Как и многие другие Сатхаса и Итцмали сходились для удовлетворения этой, чисто физиологической потребности. Правда детей так и не завели. В планы Посланника это уж точно никак не входило, ну а его Советница, прекрасно помнившая своё одинокое, отчуждённое от сверстников детство и юность, целиком и полностью посвященную борьбе за выживание, отказывалась порождать потомство. По крайней мере до тех пор, пока этот мир не изменится и снова не станет дружелюбным и безопасным к таким, как она.
Всё начиналось довольно невинно. Несколько ритуализированных сексуальных контактов, к которым ни один из не относился серьёзно. Но со временем Сатхаса начал замечать, что Итцмали начинает смотреть на него иначе, почти что с...
нежностью. А потом начал ловить себя на мысли, что и сам посматривает на неё как-то слишком уж часто. Связь Верховного Жреца и его Советницы начала перерастать в нечто большее. Была ли это любовь? Несколько часов назад, он отрицал саму возможность существования этого чувства, глядя при этом в глаза змеедевы. Но сейчас, после бутылки вина, пришёл к выводу, что был слишком категоричен.
Мечта, к которой Сатхаса шёл так чудовищно-долго, застила его взор, мешая присмотреться к тому, что происходит вокруг. Но сейчас когда мечта уже буквально была у него в руках, змей внезапно опомнился. И понял, что у него есть чувства и к Итцмали. Быть может не такие, как Кате. Более холодные и...
змеиные что-ли. Катя была духовным партнёром и второй половинкой для него-человека. Но ему-змею больше подходила змея. Вопрос был только в том – кто он?
Карма, карма, разве это я, берег выбираю?
Карма, карма разве это я, знаю.
Где пристанет мой заблудший плот,
И куда меня несет твоя вечная река?
Человек или змей? Змей или человек? Эту дилемму Сатхаса так и не смог разрешить. Хотя казалось бы – чего размышлять? Каждому, увидевшему его истинную форму мгновенно становится совершенно ясно – кто он, и к какому племени принадлежит. Однако внутри всё было далеко не так однозначно и человечность так и не угасла полностью даже за двадцать веков. И пусть он отрёкся от своего человеческого имени, полностью осознать себя змеем Сатхаса так и не смог. Из-за чего чувствовал себя сейчас расколотым на две, борющиеся друг с другом половины. Человек в нём хотел бросить всё и пойти к Кате прямо сейчас. Разбудить её, сжать в объятьях и обо всём рассказать. Змей же настаивал на необходимости обдумать всё ещё раз. Обдумать и понять, что воссоединение с Катей не должно состояться, и лучше бы перестать страдать хернёй, обратив внимание на ту, кто всегда рядом.
Как-то примирить и, тем более, объединить в себе эти две половины не помогла даже бутылка вина. Прикончив её, Сатхаса ни на шаг не приблизился к разгадке. Свечи давно уже прогорели и он сидел в полной темноте, нарушаемой лишь мрачно-красным свечением, просачивавшемся из коридора сквозь щель между створками двери. Желая ненадолго отвлечься от размышлений он сосредоточился на музыке, начав, наконец-то, воспринимать то, о чём квартетом пели два парня и две девушки.
С двух сторон они, держат мои руки,
Утекая сквозь, как вода...
Что ни выбери – и здесь, и там разлука,
Войны... а деться некуда.
Расслабившийся и почти задремавший Сатхаса подобрался на стуле. Прозвучавшие из динамика слова встревожили его, и даже более. В них змей почувствовал мрачное предзнаменование грядущей потери. Да, конечно, услышав подобное скептики из числа людей уже начали бы испускать вонь из тех анусов, что природа по ошибке прилепила на их морды. Будучи не в состоянии увидеть истинную картину мира, эти зашоренные, костные и узколобые индивидуумы осуждали тех, кто подобно самому Сатхасе верил, что зазвучавшая с экрана песня может оказаться подсказкой. Ключом к грядущему будущему. Однако змей был слишком стар, чтобы не верить знакам или объяснять их слепым случаем. Вселенная говорила лишь с теми, кто способен был разглядеть её подсказки.
Ещё не вполне понимая, что именно должно произойти, Наставник покинул свой кабинет-лабораторию и вышел в коридор. Вокруг не было ни души. Наверное, уровень вообще был пуст, так как у змеелюдей не было привычки отрывать своего лидера от исследований и других важных занятий. Даже Итцмали, покои которой находились рядом, отсутствовала. Судя по не горящему свету.
Последнее очень не понравилось Сатхасе, но обдумать эту мысль как следует он не успел. Из глубины коридора раздался испуганный женский крик, который заставил змея броситься на помощь. Он мчался что было сил, овеваемый вихрем красных одежд. Ему не было нужды «держать лицо» или что-то кому-то доказывать здесь. Он был Посланцем Великого Змея и Верховным Жрецом. В его руках сосредоточилась почти что абсолютная власть и если он спешил, значит так было
нужно. Никто не посмел бы осуждать его.
Карма, карма, разве это я...
Карма, карма разве это я...
Где пристанет мой заблудший плот,
И куда меня несет твоя вечная река?
Подгоняемый мелодией, игравшей в рефлекторно взятом с собой телефоне, Сатхаса ворвался в просторное помещение, отличавшее от остальных подземелий настолько же, насколько подземный дворец, отличается от пещеры, населённой монстрами. Готовясь к пробуждению возлюбленной, он приказал своим подданным ещё и максимально облагородить это место. Меблировать кроватью, тумбочкой, столом и парой стульев. Вся лучшая посуда, какую только смогли отыскать тоже оказалась здесь. Пытаясь произвести на Катю максимально положительное впечатление, змей выдержал помещение в греческом стиле. Полупрозрачные драпировки, растянутые в проёмах между колоннами, приятные глазу пастельные тона и ни намёка на угрозу – явную или скрытую.
К сожалению, его задумке не суждено было осуществиться. Едва переступив порог комнаты, он узрел поистине ужасную картину. На краю устланного белыми шелками ложа, сжалась пробудившаяся ото сна Катя. Крича от ужаса и отвращения, она выставила перед собой руки, защищаясь от нависшей над нею женщины со змеиной головой. В неярком свете пламени желтоватая кожа нападавшей тускло поблёскивала чешуёй, а глаза горели ненавистью, которую их обладательница с давних времён питала к людям.
Инстинктивно приняв человеческий облик, Сатхаса мог лишь догадываться – каким образом Итцмали разбудила погружённую в химический сон девушку, а главное – зачем она это сделала? Сейчас это было уже не важно. Главное, что две главных женщины его жизни сошлись в битве,которую он чуть было не пропустил. Даже сейчас ему не хватало времени, чтобы вмешаться. Итцмали атаковала, намереваясь вонзить ядовитые зубы в соперницу и прикончить, но и Катя оказалась не так проста. Несмотря на слабость, вызванную месяцем сна она успела-таки откатиться в сторону и набросить на противницу покрывало, ловко сковывая её движения.
А пока змеедева ругалась и шипела, выпутываясь из шёлковой ловушки, блондинка соскочила на пол. Ослабшие от долгого отсутствия нагрузки ноги сразу же подломились. Она припала на одно колено, но опираясь о край кровати сразу поднялась. Толкнулась всем телом вперёд и перехватившись за стол, схватила со стоявшего на нём блюда нож. Теперь ей было чем защищаться. Неуклюже переступая по полу босыми ногами Катя развернулась к противнице. Её всё ещё пошатывало и чтобы сохранить равновесие она вынуждена была опереться о край стола своей голой, оттопыривающей задницей, которую Сатхаса сейчас мог рассмотреть во всех деталях. В серых глазах горела ненависть не менее сильная, чем во взгляде изготовившейся к броску Итцмали.
Изогнувшаяся на кровати абсолютно нечеловеческим образом, она примеривалась перед атакой. Вид ножа в руке светловолосой девушки не пугал её. Ей не нужен был нож, так как её тело – сильное, ловкое, быстрое само по себе было оружием. На глазах Сатхасы развернулось противостояние почти столь же древнее, как сам мир. Вот только в этот раз исход всецело зависел от его выбора. Великий дал своему слуге возможность наконец-то решить для себя – кто же он всё-таки такой? Змей или человек? И кого выбирает? Девушку, ради кого прошёл через время, или всё-таки ту, кто помогла ему пройти этот путь? Битва была лишь декорацией.
На деле же, это было его испытание, устроенное Великим Змеем за проявленную нерешительность. И только его выбор.
