Тенали

Искать мясо, приправленное щепоткой приключений, на дне бухты и у Пограничного рифа было, безусловно, делом занятным. Но видовой состав фауны был вполне обычным — таким же, как и на большинстве рифов мирового океана. Красота и изобилие, но никакой фантастики, естественно, за исключением размеров отдельных представителей. А джунгли манили меня. Даже больше, чем до этого манил Каменный Театр. Они уже дали понять, каких поражающих ум существ сконструировала эволюция на этом изолированном от мира клочке земли. Кроме того, давненько уже хотелось теплокровного сухопутного мяса, а также овощей и новых фруктов. Это было не только гастрономическое желание, а ещё и важная необходимость разнообразить рацион ради здоровья. Как медик, я это понимал. Дженни исправно вела хозяйство, Сара поменялась со мной ролями и таскала из моря рыбу и креветок (от Театра она держалась подальше), а я был открыт для новых изысканий. Одним словом, я ушёл со флота и сам из себя сформировал экспедиционный корпус колониальных войск. В составе одного бойца. А бойцу нужно оружие. Конечно, у меня уже были мачете и охотничий нож. Однако нужно было что-то дальнобойное. Я достал сохранённые хвостовые перья от того самого индюка. Пора было воплотить в реальность давно уже находящиеся в проекте лук и стрелы. Плечи лука я решил изготовить из черенков пальмовых листьев. Они были упругие и становились только лучше при высыхании. Вырезав два одинаковых плеча, я надежно прикрутил их тонкой проволокой к деревянной основе — над ней пришлось попотеть с ножом, стамеской и резаком, придавая ей эргономику, формируя площадки для крепления плечей, рукоять и полочку. Сделать тетиву мне помогла Дженни — мы сплели её из нескольких пучков тонкой лески, а упор для пальцев обмотали растительным волокном. Из какого-то колючего куста вроде розы вышли стрелы. Его сухопарые стебли были крепкие, лёгкие, практически равномерного диаметра и прямые как струна. Правда, пришлось повозиться и посадить с десяток заноз, добывая их и обдирая шипы. Производство стрел оказалось даже более трудоемким и кропотливым процессом, чем создание лука. В качестве наконечников я вставил острые осколки алюминия, а оперение из хвоста индюка посадил на клей — смесь толчёного угля и смолы какого-то низкорослого дерева. Вышло пять великолепных легких стрел с отличным балансом и довольно компактный, но мощный лук. Я устроил показательные полевые испытания — в присутствии девушек сделал несколько выстрелов по кокосу. Разумеется, я промазал и был поднят на смех. Однако мой подводный опыт напомнил мне, что результат придёт только в ходе практики. Также я изготовил что-то вроде короткой пики для добивания добычи — к прочному полуметровому древку прикрепил заострённый стальной наконечник сантиметров тридцать в длину. Дженни сплела мне продолговатый чехол с двумя отсеками — в более коротком помещались стрелы, а в том, что поглубже — пика и мачете. Нож на поясе, чехол на спине, лук в руках, в небольшой торбе моток тонкой веревки, огниво, индюшачий крючок, монокуляр, еда и вода. Я был готов. Первым делом я, естественно, проведал наших старых знакомых — рогатых индюков. После упокоения их вожака в наших желудках, второй самец — тот что был поменьше — занял лидерство, разъелся и теперь стал таким же здоровяком, как и его невезучий предшественник. Самки сами лезли к нему и любовно ворковали. Вот это я понимаю — пацан к успеху пришёл! Я хотел немного проредить его гарем — четыре бабы на одного мужика это чересчур жирно! Но когда я внимательнее рассмотрел их группу, то заметил что за каждой самкой ходит выводок цыплят. Пришлось от них отступиться — нельзя же оставлять птенцов без мамы, а группу без вожака. Но это было не единственное стадо. В тех же зарослях обитала ещё одна группа индюков — три самца и восемь самок. У них также были цыплята, поэтому куры отпадали, но вот на петухов можно было бы поохотиться. Своей целью я избрал вожака — его было, кому заменить. Я мог бы пустить в дело крючок и «вареники», как на самой первой своей охоте, но это был неизбирательный метод, а мне нужны была практика стрельбы. Сначала я просто учился подбираться на близкую дистанцию — даже это удавалось не всегда. Затем надо было поднять и натянуть лук, оставшись незаметным. И только после этого прицелиться и мягко, чтобы не было щелчка, отпустить тетиву. Помимо непосредственно выслеживания индюков я продолжал стрелковые тренировки — моей мишенью был старый пень. Всё это вкупе дало результат, и через пять дней шатания по лесу я сумел вогнать индюку стрелу в бедро. Он завалился на бок, но поднялся и попрыгал на одной ноге в бамбук. Я догнал его и прервал страдания, скрутив шею. Настоящим наслаждением было вспомнить вкус мяса! Кроме того я ознакомился и с местными насекомыми. Помимо известных нам жуков-буравов и «вареников» в лесу жили пауки-нитемёты. Сетей они не плели, а сидели на ветках в замысловатых позах, подвернув под себя зады. Как только мимо пролетало насекомое, паук выстреливал из желёз на заднице длинной клейкой нитью. Жертва запутывалась, а паук подтягивал её за нитку и с удовольствием хомячил. За такой метод охоты Сара прозвала его «Паук-Человек-Паук». Кроме того, нить была ядовита и применялась также и для обороны. Один паук как-то раз обгадил мне руку, наградив красными волдырями и страшным зудом на пару дней. В подстилке из листьев копошились полуметровые сороконожки с мощными жвалами — мы всегда держались от них подальше. Я видел как одна такая тварь раскопала в листве личинку и мгновенно превратила её в фарш своими челюстями. От цветка к цветку на берегах лагуны перелетали сверкающие сапфировые пчёлы, издавая густой приятный бас. Я пробовал отыскать их улей, но, видимо, они, как и их изумрудные сородичи из Южной Америки, жили поодиночке. Сара уже давно рассказывала о каких-то древесных существах, которых она видела во время собирательства, пока я нырял в бухте, однако ей явно надо было учиться описывать животных. Больше всего её описания были похожи на «хрен с ногами и жопа с сапогами», так что сложно было набросать даже приблизительный портрет животного. Я знал только, что они не очень крупные, живут на деревьях и что «там один большой желтый и он остальных жрет». Вскоре я сумел повстречать этих зверей. Встреча произошла в небольшой рощице по ту сторону ручья. Она состояла из нескольких плодовых деревьев (на них росли мелкие и противно горькие яблочки — в пищу мы их не использовали) и высоченного как башня фикуса, возвышавшегося над остальным лесом. На яблонях кучками сидела стая серых млекопитающих и обрывала фрукты. Я подкрался и достал монокуляр. Зверьки были похожи на белок, но размером — почти с мелкую кошку. К беличьему телу крепились сильно развитые конечности с длинными цепкими пальцами, а хвост был голым, длинным и сильным. Животные иногда хватались им за ветки и даже повисали на нем. Это были явно представители отряда грызунов, но по поведению и, скорее всего, по экологической роли очень напоминали мартышек или других мелких приматов. Стрелять по ним было бессмысленно — далеко, много веток да и мяса в этих тушках мало. Вместо охоты я стал наблюдать за грызунами-обезьянами в монокуляр. Может, назвать их «грыбезьяны»? Внезапно с верхушки фикуса сорвалась тень и в свободном падении обрушилась на кормящуюся стаю. Это был тот самый «большой желтый». Раскрывшись в полёте как морская звезда, хищник шмякнулся в кроны деревьев и ловкой лапой сцапал ближайшего грызуна. Остальные с верещанием бросились врассыпную. Охотник перехватил добычу в руки и мгновенно прикончил, укусив в затылок. Затем уселся задом на развилке и приступил к трапезе. Он уже больше напоминал обезьяну, чем белки. От шеи и до пяток это была самая настоящая макака — бесхвостая задница, отстоящий большой палец, хватательные конечности. Спину и бока покрывала соломенная шерсть с бежевыми пятнами. Но голова у зверя была… кошачья! С треугольными ушами-локаторами, круглыми янтарными глазами и чуть вытянутой усатой мордочкой! Даже на этом острове была известна игра в кошки-мышки! Вскоре эти зверьки поняли, что бродящий внизу человек им не враг. Теперь я намного чаще встречал на деревьях стайки белок, а котобезьяны мирно дремали на солнышке у меня на виду. Как-то раз я отправился в дальний поход на лесистый мыс. До этого никто из наших там не бывал. Я прочесывал леса на предмет интересностей и в склоне небольшого грунтового обрыва под корнями дерева обнаружил зияющее круглое жерло норы. Она явно была обитаема, и хозяин, кажется, был дома. У входа была просторная утоптанная площадка. Над ней стоял густой и душный запах зверя. У входа в нору лежали какие-то пожёванные корешки, твёрдые головы и надкрылья жуков и треугольный рогатый череп лапчатой гадюки. Повсюду виднелись следы широких когтистых лап. Что ж. Рискну предположить, что здесь живет барсук. Впрочем, на этом острове ни в чем нельзя быть уверным, когда дело заходит о фауне. Я начал с разведки. Осмотрев с расстояния нору и склон в монокуляр, я добрался до вершины обрыва. Там тяжелыми нагромождениями лежали замшелые валуны. Я заглянул под каждый и не зря — в потайном местечке я обнаружил ещё один темный туннель. На земле около него также виднелись следы лап с когтями. Сомневаться не приходилось, что это разные входы в одну нору — два когтистых барсука на одном холме друг друга не потерпели бы. Я уже давно не приносил в лагерь мясо, поэтому решил извлечь из норы её обитателя. Вспомнился один приём из документального фильма. Для начала я тихо, крадучись на цырлах, подошёл к норе и извлёк из кармана шнур для силков. Один его конец я привязал к дереву у входа в нору, а из другого сформировал скользящую петлю и зафиксировал её в проходе, распялив прутиками. Если гипотетический барсук пулей вылетит из норы, то петля крепко схватит его за шею или ещё за что-нибудь. Оставалось только заставить его летать пулей. Я изготовил дымовуху — отломал с дерева сухой гриб и расслоил его на половинки, как булку для бургера. В этот «бургер» я напихал прелых листьев, сухой травы для затравки горения и крепко перевязал лианой. Сейчас устрою газовую атаку! Я подобрался к выходу под валуном, огнивом подпалил дымовуху, дал ей разгореться и зачадить, после чего спихнул в нору. Затем добавил пару камней и страшно завыл в темноту! В глубине холма что-то зашуршало. Как ядро из пушки, из барсучьей норы (кто бы мог подумать?) вылетел барсук. Петля крепко сцапала его за горло, дернула, подбросила вверх и опрокинула на спину. Я спустился с холма, на ходу доставая из-за спины пику, и приготовился увидеть очередного «зверя — 2 в 1». Это действительно оказался крупный толстый барсук, но, конечно же, не обычный. Вместо барсучьего хвоста «поленом» у него был пушистый меховой шар. Спина и голова чёрные, а лапы и живот серые. Из спины и боков торчали редкие иглы, как у дикобраза. Они были довольно длинные, острые и плоские, в белых и светло-коричневых кольцах. При виде меня барсук попытался свернуться в калачик и взъерошил иглы. Он лежал на боку и тихо скулил. Очевидно, рывок шнура сломал гортань и жить ему оставалось не долго. Одно дело — убить рака, рыбу, рептилию, даже птицу, и совсем другое — млекопитающее. Чем ближе эволюционно животное находится к человеку, тем морально тяжелее даётся убийство. Но здесь сострадание равнялось быстрой смерти. Я сорвал с дерева большой лист, накрыл барсуку глаза и перевернул его на живот. Зверь успокоился, перестал скулить и просто тихо сопел. Я занёс оружие.  — Прости, приятель. Мне своих кормить надо. Ты не бойся. Я быстро. Одним ударом я вогнал пику между шеей и затылком — в сочленение спинного мозга с головным. Барсук мгновенно обмяк. Не было даже конвульсий. Я вытер кровь с наконечника. Дело было сделано. Я посмотрел под хвост — это был самец. Внезапная мысль поразила меня — а если бы это оказалась самка? Сейчас почти у всех зверей в лесу есть маленькие детеныши! Если бы я оставил барсучат без матери, я бы себе этого не простил. Внезапное осознание того, насколько варварские мои методы, ошеломило меня. Я приперся на чужую территорию, вытравил бедного барсука из его же дома, разбудив его посреди дня, и заставил мучаться от боли. Я должен пересмотреть свой подход к охоте, если собираюсь стать частью этого леса. С этими тяжелыми мыслями я выдрал из барсука иголки. Я решил сделать из них новые наконечники для стрел, чтобы они пробивали навылет и разили наповал, не причиняя ненужных страданий. К туше зверя я приладил перевязь из того самого шнура, что использовал для петли, взвалил на спину и отправился домой. По пути я обдумывал свою новую тактику. У меня были идеи о силках и удавках, но теперь я решительно от них отказался. Нужно было уподобиться хищнику и охотиться так, как это диктует природа. А ни один хищник не ставит петли у нор и не травит добычу дымом. Я приволок добычу в лагерь уже под вечер. Девочки подивились новому зверю, особенно когда я показал им иглы. Я освежевал и выпотрошил барсука, заодно удалив последние мелкие иглы, оставив только мягкий чёрный мех. Шкуру я выскоблил песком, натер солью и распялил на бамбуковой раме. Когда она просохла через несколько дней, то из неё вышел отличный коврик на крыльцо нашей хижины. Тушу мы обильно приправили солью, перцем и кислоплодом, насыпали в брюхо сочных капсул дом-дерева, обернули в несколько слоёв банановых листьев, закопали в сухой песок, а сверху развели большой костёр. Барсук должен был печься там до самого утра. А на ужин Сара притащила из садка креветок. Тем временем Дженни достала вок. Один раз, когда я отдыхал от походов в лес по просьбе изголодавшейся по сексу Сары, я перебирал лодочный алюминий. Мне на глаза попался кусок очень занимательной формы. Я раздобыл круглый выпуклый камень, достал молоток из набора инструментов и путём холодной ковки на каменной наковальне неспеша придал металлу форму полусферы. Я приделал к нему проволокой ручку — вышла довольно кривая сковородка, похожая на китайский вок. Я отдал его Дженни, но он стоял без дела — не было ни масла, ни сала для жарки. Теперь же мы разжились целой кучей барсучьего подкожного жира. Дженни перетопила его в воке на костре и слила в скорлупу кокоса. Там он застыл. Перетопленный жир долго не портится, а мы сможем разнообразить питание. В сковородке кипело сало с перцем, а в нем шкворчали и подрумянивались креветки. Дженни переворачивала их палочками, а готовые перекидывала в плетёное блюдо. Я сидел понурый.  — Чего ты такой тусклый, как лампочка в сортире? — шутливо спросила меня Сара.  — Барсука жалко…  — Я тебя не узнаю! Раньше ты только и рвался замочить кого-нибудь да приготовить повкуснее! А сейчас начал сантименты к ужину проявлять!  — Вот именно! Я тоже раньше относился к животным, как к сосискам на полке в супермаркете. Но так нельзя. Мы делим с ними лес, делим воду и землю. Они живут тут веками, а мы от силы два месяца. Ты же не полезешь в гостях в хозяйский холодильник?  — Бывало и такое!  — Да ну тебя. Мне повезло, что попался одинокий самец. Я же бил вслепую. А что если бы я убил самку с выводком? Тогда и детеныши были бы обречены. Не хочу опустошать берег, приютивший нас… Дженни отставила сковородку, придвинулась ко мне и крепко обняла тоненькими ручками.  — Не переживай. — ласково, почти шёпотом сказала она — Ты не виноват. Мы с Сарой ведь понимаем, что все это ты делаешь ради нас. — она прижалась ко мне своей кукольной головкой — Хорошо, что ты вовремя все понял. Ты же хороший, ты исправишься. Ты ведь исправишься? Она глянула на меня своими чудесными глазами и улыбнулась так по-доброму, что я чуть не расплакался. Сиротка прониклась моим беспокойством о том, чтобы у каждого были родители, и это растрогало меня до глубины души… Корявые алюминиевые наконечники я закопал. Вместо них я снабдил стрелы бритвенно острыми иглами колючего барсука, преподавшего мне важный урок. Кстати, мы думали, что барсук, приготовленный в земляной печи, будет разить псиной, но на вкус он оказался вполне съедобным и даже вкусным. Тем не менее с охотой на барсуков я решил завязать. Вместо этого я наделал стрел без наконечников и с оперением из листьев и стал тренироваться. Чтобы стать хищником, я должен был бить со звериной точностью. Также я решил расширить свои охотничьи угодья и искать более многочисленную добычу, на которую можно охотиться без сильного вреда для популяции. А ещё я попробовал действовать в положенное для зверей время — ночью. Для начала я наловчился спать на дом-деревьях, и теперь не появлялся в лагере дня по три кряду. В ночное время состоялось ещё одно любопытное открытие — огромные светляки! Конечно, им далеко по яркости до ртутных лампочек, но вот со свечой они вполне могли потягаться. Я набрал таких несколько штук и принёс домой. Там мы посадили их в пластиковую бутылку, и в нашей хижине появилась люстра. Она сама загоралась по ночам и сама гасла утром. Нужно было только подкармливать «лампочек» влажными гнилушками. Ночь на этом острове была полна неоновой биолюминесценции, и освоиться не составило труда. Я нашёл какие-то лиловые овальные ягоды, сок которых светился особенно ярко, и обмазал ими своё снаряжение. Теперь с приходом темноты оно загоралось призрачным голубоватым светом, а когда я ещё и сам раскрашивался такой краской, то совершенно растворялся в ночных джунглях. Также я предпринял экспедицию вглубь суши — за лагуну и водопад. Лес там был гуще, дом-деревья больше и раскидистее, а на земле виднелась куча разнообразных следов. Настоящее раздолье! Вполне неплохие декорации для дебюта ночного хищника! Первым делом я разобрался в следах на пыльных тропах и у водопоев — из знакомых были только индюшачьи лапы. Остальные я еще никогда не видел. Судя по следам тут обитали маленькие козлики, здоровенные крысы и какой-то крупный кошачий хищник — меньше льва или тигра, но покрупнее леопарда. Скорее всего, ягуар. Это заставило меня понервничать. Под покровом ночи меня ждала не только добыча, но и грозный конкурент. Были ещё одни следы — совершенно непонятные. Подошва круглая, а перед ней виднелись три отпечатка копыт. Я бы решил, что это тапир, но копыта были длинными, узкими и острыми — почти как у кабана. «Опять какой-нибудь местный тянитолкай» — решил я и заочно нарек зверя кабанотапиром. Звери в в этих леса были активны ночью — днём стояла полная тишина, а следов и навоза было полно. Особенно деловыми были козлики. Они любили тусить под дом-деревьями, собирая опавшие плоды и ощипывая листья с кустов вокруг. Кабанотапиры тоже иногда следили на полянках — паслись и разрывали ногами и мордами подстилку. Я решил подкараулить их в этих самых «столовых». Я оборудовал сразу насколько прикормочных площадок под дом-деревьями — навалил кучи сочной зелени, набросал с деревьев плодов и рассыпал много личинок-вареников. Начнут жрать двумя ложками и в три горла — совершенно чувство реальности потеряют! Тут-то я их и хлопну! В кронах дом-деревьев я снарядил стрелковые позиции — маленький бамбуковый помост, оплетённый живыми лианами. Разрастаясь, они должны были ещё лучше спрятать моё укрытие. Судя по признакам ночной активности на кормовых площадках, моя идея имела право на успех. Днём я попытался поспать в лагере, но Сара ластилась ко мне и почти что мурлыкала, и я не устоял. Ближе к вечеру, так и не подремав перед ночной засадой, я выдвинулся к одной из самых посещаемых «столовых». Придя на место, я добавил свежих листьев и фруктов, засел на дереве и разрисовал лицо и руки светящейся краской из бамбукового флакона. После чего сел по-турецки, наложил стрелу на тетиву лука и принялся ждать. Солнце спряталось за горы. Резко потемнело. В лесу начали зажигаться огоньки. Совсем как в игре — город засыпает, просыпается мафия… Из чащобы понеслись шорохи, лес постепенно переходил от дневной жизни к ночной. Светляки загорелись на кустах таинственным светом и подсветили мне площадку. Что ж, спасибо. Удобнее будет целиться. Я сидел как на иголках — так всегда бывает, когда в первый раз берёшься за какое-нибудь большое дело. Ладонь потела на рукоятке лука, глаза напряжённо всматривались в тускло светящиеся заросли и пытались уловить в них движение. Джунгли свистели, щёлкали и подвывали на все лады, но кусты по краям полянки с грудами прикормки оставались неподвижными. По мере холостого ожидания начала угасать бдительность. Я сидел и тупо пялился в темноту… Шорох и шелест подо мной вернули меня в реальность. Небо посветлело и звезды померкли. Неужели я заснул? А кто это шуршит внизу? Я немного подался вперёд и глянул на площадку. Хотя небо уже и светлело от приближающегося рассвета, но внизу все ещё царил полумрак. Однако я заметил, что по поляне в трёх метрах подо мной движутся темные силуэты. Блеющий крик дал мне понять, что это те самые лесные козы. До меня доносился стук копытц, шелест листвы, чавканье и прочие звуки кормящегося стада. Я выждал ещё полчаса. Света прибавилось, ночная люминесценция начала тускнеть. Козы внизу из размытых черных пятен превратились в более четко очерченные тени с различимыми ногами, туловищем и головой. Последняя казалась непропорционально огромной. Медленно, стараясь двигаться под звуковым прикрытием шороха и блеяния коз, я взял лук наизготовку. Надо было выбрать цель. Один из силуэтов был немного крупнее остальных и держался в обособленном одиночестве. Определённо, самец. Он неторопливо двигался вдоль кромки кустов в профиль ко мне, иногда замирая на месте. Идеально. С крайней осторожностью я натянул тетиву — в этот момент добыча очень часто замечает охотника, потому что тетива может скрипнуть. Обошлось. Не скрипнула. Стрела была тоже покрыта светящейся краской и чуть мерцала в предрассветном полумраке. Ориентируясь по ней, я стал целиться. Это было в сотни раз сложнее чем целиться в лобстера в Театре. Нужно было навестись на середину груди, чуть впереди от уровня передней ноги, чтобы пробить сердце. Чуть назад — пробью лёгкие, и козел умрет, но не мгновенно и, возможно, сумеет скрыться. Чуть вперёд — есть риск что стрела засядет в грудной клетке, не повредив жизненно важные органы, и тогда подранок убежит, а потом мучительно погибнет от нагноения. Я усилием воли выверял ритм дыхания и ловил промежуток между ударами пульса. Наконец все факторы совпали — козел остановился, моя стрела смотрит в нужную точку его тела, пик выдоха, сердце замерло на четверть секунды. Выстрел. Чуть щелкнула тетива, тоненько свистнула стрела, пронзив воздух. Удар наконечника о живое тело. Без единого звука козел завалился на грудь и замер. Наповал. Услышав необычный звук, стадо оторвалось от кормежки и подняло головы — неизвестный им доселе звук их насторожил. Однако товарищ, очень резко решивший отдохнуть, подозрений у них не вызвал. Я решил не раскрываться — пусть они и дальше считают кормушку безопасной. Можно было убить ещё козу, но я уже получил, что хотел. Рассвело. Добытый козел валялся под кустиком. Стадо стало различимо. Козочки были чуть меньше лабрадора, с округлым чуть приподнятым задом, тонкими как спицы копытцами и оливковой шерстью. Голову украшали круглые влажные глаза и уши-лопухи. Но самыми примечательными были рога. Или рог. Или все-таки рога? Я не знаю как это назвать. Это образование напоминало одновременно роговой ирокез и лезвие старинного топора. Из головы росли два столбика, выше срастающихся в единую костяную пластину, которая тянулась от середины морды почти до затылка. Этот топорик был отполированный, блестящий и с довольно острым краем. Как только лучи солнца начали проникать под полог леса, козы и безрогие козлята гуськом двинулись в кусты. Впереди шёл самый крупный козел, делая кивающие движения головой и прорубая своим рогом-гребнем-топориком дорогу сквозь заросли. Я выждал, чтобы стадо ушло подальше, и спрыгнул с дерева. Острейшая стрела с барсучьей иглой прошла через тело насквозь и торчала из другого бока. Я был страшно доволен своей работой и, взвалив козью тушу на плечи, потопал в лагерь. По дороге домой я даже насвистывал под нос что-то вроде «Бабушка козлика очень любила — в лес на веревочке писать водила!» Когда я пришёл, очаг ещё не горел и пирога была на месте. На пальме висели ласты, маска и гавайка. На крыльце лежала наполовину сплетенная корзина. Девочки ещё спали. На моей роже заиграла глумливая улыбка. В голове созрел отвратительно подлый, но ужасно заманчивый розыгрыш. Я сложил снаряжение на траву и в обнимку с тушей козла прокрался к хижине. Козел, на удивление, козлом не вонял. Он пах корой и прелыми листьями. То есть так же как и я — если сутками шатаешься по лесу, этот запах прилипнет к тебе неизбежно. Я откинул шторку. Девочки спали спина к спине. Ближней ко входу была Сара. Прости меня, Сарочка, но лесная падла вернулась с охоты и жаждет развлечений, а тут такая золотая возможность! Я аккуратно уложил козла Саре под бочок. Слюнявая морда с вываленным на бок языком, растопыренными ушами и покосившимися глазищами легла в паре сантиметров от мирного лица спящей Сары. Всеми силами стараясь не заржать, я склонился над её ушком и максимально нежно прошептал:  — Я дома, милая! Сара сладко улыбнулась во сне и ласково обняла козла. Я был луплен сковородкой. Той самой, которую сам же и сделал. Хорошо, что алюминий — легкий металл. Пока Сара потчевала меня оплеухами, я валялся на земле. Поверьте — бегать и ржать одновременно крайне затруднительно! Я только успел крикнуть Дженни, чтобы быстрее разводила костёр, потому что эту психованую только завтрак успокоить и сможет. Но Дженни стояла на крылечке, сложив руки на груди, и советовала подруге лупить посильнее — заоравшая на все побережье Сара её тоже здорово напугала. Наконец — час спустя — я был относительно прощён. Дженни даже сказала, что приготовит еду, если только я разделаю козла и починю сковородку. Но Сара заявила, что после моей выходки она сегодня и пальцем ни пошевелит, а от секса я буду отлучён на неделю минимум. Ой, напугала ежа голой жопой! Еда у нас и так есть, а через пару дней в лагуну пойдём, там она меня сама за мыс потащит — уж я-то её знаю! Гуляш из козлятины был неплох, но стандартный набор приправ — соль-перец-кислоплод — уже порядком поднадоел. Также хотелось больше растительной пищи.  — Не знаю, как вы, девчата, а я скучаю по картошке! — я зачерпнул из кокосовой тарелки гуляш самодельной ложкой — Знаете, по жареной! На сковородочке! С подсолнечным маслом и лучком! И большой ломоть черного бородинского хлеба! Про щи или борщ со сметанкой я вообще молчу!  — Ничего из вышеперечисленного не пробовала. — Сара наконец-то успокоилась. Она была намного более отходчивой, чем хотела казаться — Но, наверное, это вкусно, раз ты так скучаешь.  — Ты чего? Да у нас это самая основная еда! Дед мой хлебал борщ, батя хлебал борщ, и я борщ с детства хлебал. У меня борщ в генах! Моё сердце гонит по сосудам наваристый красный борщ! Как мне по нему не скучать?  — Яичная лапша с овощами, блинчики с сиропом, черничный кексик, шарик мороженого и чашечка какао! — Дженни мечтательно зажмурилась.  — Мелко вы мыслите! — заявила Сара — Я вот, как домой вернусь, буду пару месяцев без остановки бухать и метелить колу, пиццу, чипсы, пончики и вообще все то, что смертельно вредно! Мне здорового питания на лоне природы на всю оставшуюся жизнь хватит! Козлятина была съедобной, но весьма посредственной на вкус, хотя и довольно доступной. Мы решили её засаливать впрок вместе с рыбой — сезон муссонов был все ближе. Шкурки я, в меру своих навыков, выделывал и застилал ими пол нашей хижины. Я продолжал исследовать леса и охотиться с вышек. Козлов я выслеживал пару раз в неделю, остальные дни изучал лес, собирал дрова и фрукты, один раз даже по старой памяти подменил Сару на подводном промысле — она оцарапала ногу о коралл, а я с привкусом ностальгии проведал Пограничный риф. Действовать старался максимально хаотично и непредсказуемо. Для этого я присвоил каждой из засидок номер, написал их на одинаковых ракушках и перед каждой ночной засадой тянул номер наугад. Это нужно было, чтобы козлы не заметили регулярные потери в своих рядах и не составили в головах «расписание» моих засад. Каждая охота проходила по совершенно разному сценарию. Ни одна засада не была похожа на предыдущую. Бить я старался одиночек, бродящих в сторонке от остальных. Несколько раз меня раскрывали на этапе прицеливания, и стадо с криком и топотом разбегалось во все стороны. Иногда не приходили вообще, несмотря на лакомства. Убить наповал, чтобы остальные ничего не поняли — как в первую ночь — я считал достижением. Но чаще я промахивался или козел помирал не сразу, а успевал поднять панику и сам пробежать несколько десятков метров, но я без проблем находил тушу по кровавому следу. Новым моим бзиком стала добыча кабанотапира. Я так и не увидел это таинственное животное, но они явно бродили где-то совсем близко. Иногда я слышал их тяжелую поступь, хрюканье, склоки и копание в земле, пока сидел в засаде на козлов, а поутру находил ямы, жесткую бурую щетину на деревьях и груды смрадного говна. Судя по ширине вырытых ими траншей и высоте расположения клочков щетины зверь был ой какой немаленький! Кроме того кабанотапир оказался далеко не таким дурачком, как «серенький бабушкин козлик». Наверное, они вычисляли меня по запаху, чего слабенькие козьи нюхалки сделать не могли. Потому-то и водили меня за нос, не давая приблизиться, и сами не шли в засаду, если там сидел я. Хотя в моё отсутствие жрали на кормушках в три горла! Тем не менее было одно место, где имелся мизерный шанс скрасть кабанотапира. На одной из полян располагался прудик с жидкой грязью, который подпитывал тоненький ручеёк. Для свинтусов это был настоящий SPA-салон! Я оборудовал дом-дерево рядом с этой омерзительной парашей — они в неё ещё и срали до кучи, видимо, для пущего кайфа — под стрелковую позицию. Но, разумеется, если я сидел в «гнезде» ни один хрюндель даже близко к купальне не подходил. Да и вообще, смогу ли я моей козлиной стрелой с барсучьей иголочкой завалить матёрого секача? Короче, эти слишком уж умные сволочи выводили меня из себя! До сих пор мне удавалось водить островное зверьё вокруг пальца, но что делать с этими гадами — я понятия не имел. Но вскоре я узнал, что соображалка тоже иногда не даёт выхода, уступая место навыкам, силе и напору. А заодно усвоил, что я в этих лесах далеко не самый крутой убийца. Я сидел в засаде на козлов. На эту ночь мне выпала площадка, которая была метрах в ста от грязевой ванны свиней. Как только стемнело, за кустами тяжелой трусцой пробежало несколько тяжелых туш, похрюкивая совершенно по-свински. Я с досадой положил лук, убрал стрелу в колчан и пристроился для сна — если прибежали эти скоты, то козлов можно не ждать. Но уснуть не получалось — со стороны параши доносились звуки купания, плеск и чавканье грязи, счастливый хрюк и радостный пердеж. Все это заставляло меня попросту скрежетать зубами от злости! Шашлык из беспардонной свиньи стал не просто целью, а делом принципа! Я уже начал дремать, как вдруг звуки свиней на мгновение умолкли, а затем по лесу разнесся топот и раздался адский леденящий душу предсмертный визг! Но куда страшнее было глухое утробное ворчание, звучавшее в аккомпанемент завыванию борова! Прямо через поляну подо мной пронеслась здоровая грязная туша, но она мелькнула так быстро, что я не успел её рассмотреть. Неведомый ночной хищник — вне всяких сомнений, ягуар — продолжал терзать свою жертву. Впервые я сходился с ним накоротке — до этого видел лишь следы. Вскоре возня и вопли кабанотапира прекратились, и со стороны грязевой лужи доносилось только ворчание насыщающегося зверя и треск разрываемой плоти. Громоподобный победный рёв — это враки. Голосом кошачьи обозначают территорию и подзывают половых партнеров, а на охоте ни один зверь не афиширует, что убил именно он. Я сидел ни жив ни мертв от страха, тело бил озноб, зубы отплясывали комаринского. Тут совсем рядом со мной неведомая зверюга подобралась к целому стаду свиней, которых я даже поодиночке выследить не мог, порвала одну, как Тузик грелку, а остальных обратила в паническое бегство. А ну, как она ко мне наведаться решит, чтобы проучить за проникновение в свои охотничьи земли? Вряд ли этот зверь будет делать предупреждение, как акула на рифе. Внезапно у меня проскочила мысль — а что если ягуар (или даже ягуары) уже давно исподтишка за мной наблюдает и знает всего как облупленного, просто пока ещё сожрать не удосужился? От такой мысли стало совсем дурно, и я почувствовал себя ещё тщедушнее чем лесной козлик. Я просидел как статуя, не сомкнув глаз всю ночь до самого рассвета. И ещё часа три после, боясь лишний раз шевельнуться или вздохнуть. Джунгли тоже были безмолвны после ночной охоты лесного короля. От грязевого пруда доносилась только тишина. Единственным звуком был бриз в кронах. Наконец, я собрал яйца в кулак, взял вещи, на ватных ногах и негнущихся пальцах слез с дерева, взял в дрожащие руки пику, выдохнул и нетвердой походкой двинулся к грязевой купальне. У дальнего её края лежала массивная туша. Моя версия оправдалась. Это действительно был полу-кабан, полу-тапир. От первого у него были развитые клыки, бурая жесткая шерсть на некоторых местах, сильные плечи с толстой мозолистой шкурой и мощный загривок. От второго — размер с мотоцикл в холке, голова с длинным подвижным хоботком вместо плотного рыла, толстые ноги, прямой хвост и уши «фунтиком». Строение копыт подтвердило — это действительно был объект моих давних поисков и происков. Туша выглядела так, будто её десять маньяков полосовали ножами на все лады, а под конец запихали в брюхо гранату. Кожа и мясо висели буквально лентами, а потроха и кровища замазали все метра на три вокруг трупа. Ягуар так не охотится! Он череп разгрызает! Ты кто вообще такой? Цепочка кровавых кошачьих лап тянулась от туши, затем они превращались в обычные чистые, а после вовсе терялись под пологом джунглей. Само собой, следовать по ним я не стал. Я вернулся к туше. Морда была вытянутая, а хоботок очень длинный для тапира, так что издали зверь напоминал миниатюрного безухого слона. На морде были видны наросты, как у бородавочника, а верхние клыки были не ножами, а направленными вперёд лопаточками. Значит, во время кормежки зверь поджимает хоботок, выставляя вперёд эти лопатки, и роет ими землю и подстилку, а затем снова расправляет хобот, обнюхивает раскоп и выбирает из него вкусняшки. Хитро. Нижние же клыки были прямые и острые, как гвозди, и очевидно предназначались для драки или обороны. Этот свин воспользоваться ими так и не успел. Я поспешно достал мачете. Передняя часть свиньи пострадала меньше, и я хотел отхватить кусочек от трапезы хищника — туша была ещё свежей. Я отделил голову вместе с частью шейной мякоти и поспешно ретировался. Судя по моему лицу, девочки поняли, что сегодня ночью я видел некоторое дерьмо. Все ещё заикаясь от пережитого страха, я рассказал о своём ночном кошмаре. Дженни испугалась корявой окровавленной свиной башки и попросила убрать её подальше. Шашлык из свиной шейки — всегда беспроигрышная тема и прекрасная подпитка для подпорченной нервной системы. Хоботок мы тоже испекли — крайне сочная штука! А причудливый череп кабанотапира с его наростами и зубами различных форм я решил сохранить, за что получил от Сары прозвище «Повелитель Мух». С головы я старательно ободрал все что только мог, а затем засунул её в креветочный садок в качестве долгоиграющей приманки. За пару недель креветки вычистили череп до блеска, и я пристроил его над входом в хижину. Дженни поначалу была против, но не могла не признать, что выглядит это очень круто. Случай у грязевой купальни надолго отбил у меня желание соваться в лес ночью, отрезвил мой охотничий пыл, как ведро ледяной воды. Я снова принялся исследовать джунгли в светлое время суток. Долго я не мог настроиться на такую уже слегка подзабытую деятельность, и моя продуктивность была невысока. Пока в один день я не сорвал джекпот, я заодно от души посмеялся над девочками, но уже по-доброму. Как я уже говорил, мы испытывали потребность в растительной пище или хотя бы в новых приправах. Дженни сплела мне большую прочную корзину с лямками, чтобы я мог собирать в неё все, что сочту съедобным. Однако поиски долго были низко продуктивными. За несколько дней я обнаружил растение, напоминающее лук-порей, и узловатое корневище наподобие имбиря или галангала. Но, видимо, удача все это время копила свои дары, чтобы вывалить их на меня все разом. Я возвращался с собирательства довольный собой. В этот день было два новых открытия — я в дальних лесах нашёл похожий на фисташку орех, имевший запах кориандра, и укроп с анисовым ароматом. Кроме того я набрал немало лука, имбиря, перца, кислоплода и фруктов дом-дерева. Но это были по большей части приправы, а мне хотелось найти полноценный питательный овощ. Поскорее бы поспели бананы, а то мы их уже заждались… Из раздумий меня вывело… чавканье! Кто-то совсем рядом чрезвычайно шумно жрал! Я присмотрелся сквозь просвет в зарослях. Под кустом, повернувшись ко мне жирным задом, сидел зверь размером с молочного поросёнка. Он походил на невероятно разожравшегося хомяка с серебристой шерстью. Я видел только его бок, щеку, здоровенный зад и короткий толстый безволосый хвост, похожий на большую свёклу. Судя по следам, это был ещё один зверь, с которым я давненько хотел познакомиться — гигантская крыса. Обычно они бродили ночью, но эту угораздило вылезти днём. Лук у меня был — правда, овощ, а не оружие. Пику я тоже с собой не брал. У меня был только нож на поясе, но я решил попробовать. Крыса гуляла по лесу днём и жрала в неположенное ей время, а значит надо было её проучить. Я извлёк нож из-за пояса. Крыса хомячила, абсолютно потеряв какую-либо связь с реальностью. Я зашёл к ней чуть с бока, перехватил нож за лезвие. Совсем как тогда, при первой моей встрече с рогатыми индюками. Но теперь у меня было пространство для броска, жертва не была настороже да и охотничьего опыта у меня теперь на три месяца больше. Выверив дистанцию, я швырнул нож крысе под рёбра. Он вошёл между костей аж по самую рукоятку. Крыса повалилась на бок, пронзительно заверещала и задрыгала лапами. Я подбежал к ней, придавил её голову ногой, выдернул нож и добил в сочленение затылка с шеей — я и здесь придержался принципа быстрой смерти. Голова у крысы оказалась круглая, с крошечными ушами и глазками-бусинками. Под курносым шнобелем кустились густые щетинистые усищи, а из узкой пасти торчали — сверху и снизу — по два здоровенных желтых резца, похожих на стамески. Общее выражение всей морды было невероятно глупое и в высшей степени офигевшее. Мех оказался пушистый и мягкий, похожий на шиншиллу, а сама туша была весом почти с лесного козлика — уступая копытному в габаритах, грызун был намного толще. Но что же заставило его забыть обо всем на свете и проглядеть меня? Я заглянул под куст. Вот это да! Оказалось, что крыса трудилась над огромным клубнем! Она обгрызла довольно много, но по остаткам можно было понять, что клубень был не меньше дыни! Из обгрызенного места сочился мутный крахмалистый сок, а запах походил на сырую картошку. Я осмотрел мясистые ползучие побеги, торчавшие из макушки корнеплода. На них красовались мелкие белые цветочки с приятным запахом. Секундочку! Так у нас же этих цветочков вокруг лагеря тьма тьмущая! Дженни ими даже иногда еду на тарелках украшает! И есть побеги раза в два или три пышнее и больше этого! Во я лопух! Буквально задницей сижу на груде картошки и по картошке скучаю! В лагерь я бросился почти что бегом. Крысу в корзину так и не сунул — притащил в руках. Дженни стирала в черепашьем панцире, поглядывая на готовящуюся на углях рыбу, обернутую листьями. Сара тащила бутыль воды со стороны ручья.  — Ты чего это счастливый такой несешься? — издали спросила она меня.  — Смотрите, кого изловил! — с торжественным видом я презентовал девушкам обалдевшую крысиную рожу.  — Бобер по пьяни трахнул хомяка! — засмеялась Сара.  — И что ты предлагаешь с ЭТИМ — Дженни потыкала палочкой крысе в резцы — делать?  — Приготовить на ужин! Разве не очевидно?  — Крысу? Серьезно? — Сара вздернула бровь — По лесу свиньи бегают, нам овощи нужны, а ты зачем-то эту мышь-мутанта замочил.  — Конечно, в некоторых областях мира крысы это деликатес, но я тоже, пожалуй, откажусь. — Дженни пошла к костру, на ходу отряхивая руки — У меня там пара кефалей в листьях печётся. Давай рыбкой угощу!  — Дамы, вы зажрались! — в моем голосе смешались удивление с возмущением — Совсем недавно вы до косточек обсосали барсука и даже не поморщились! А теперь воротите нос практически от кролика! Сара и Дженни одновременно посмотрели на меня.  — Все! Я на вас в обиде! Вы уязвили мои нежные чувства мужика-добытчика! А знаете что? Жуйте вашу рыбку на здоровье, а я сам для себя приготовлю королевский пир и сточу его полностью в одно жало! А вам не достанется даже крысиного пальчика! Я гордо удалился потрошить крысу. Вскоре вернувшись, подхватил с кухни сковородку, солонку, взвалил на плечи корзину с овощами и направился под деревья чуть в стороне от лагеря. Девочки ели рыбу и следили за мной взглядом. Проходя мимо куста, под которым по земле вились мясистые побеги с белыми цветочками, я присел на колени, вынул нож и без единого слова, будто уже тысячу раз так делал, извлёк из земли клубень. Девушки офигели! Я и сам офигел! Эта картофелина была почти что с арбуз! Однако виду я не подал, а собрал дров и развёл костёр. Первым делом я растёр в кокосовой скорлупе ягоды перца, кусок имбиря, анисовый укроп и пряный орех, затем посолил и выжал сок кислоплода. Новые ароматы мгновенно поползли над лагерем. Душистой смесью я натер тушу крысы, насаженную на бамбуковый вертел. Затем неспеша нарезал колечки лука и ломтики крахмалистого клубня. Все это время я напевал песенку на манер Фигаро, чтобы постоянно напоминать девушкам об их неправоте. Я с корешками Крысу поджарю! Только делиться Не обещаю! Пусть голодают Сара и Дженни И вспоминают Об уважении! Я пел по русски, и прямого смысла девушки не понимали. Однако аромат нового мяса с необычными приправами бил прямо в мозг и вынуждал забыть о пресной кефали. Они отложили рыбу и уже с легкой завистью поглядывали в мою сторону. А мне и дела до них не было! Я взял похожий на свёклу крысиный хвост. В этом отростке зверёк накопил к дождливому сезону целую горсть жира. Это сало я вытопил на сковородке и начал максимально цинично жарить в нем картошечку с лучком. К запаху душистого мяса, клубившемуся над лагерем, прибавился аромат овощного гарнира! И девушки не выдержали! Пряча за спиной тарелки, мелкими шажочками они засеменили ко мне, встали в двух шагах и состроили глазки кота-попрошайки. Я выводил куплеты на оперный манер, сидя на земле у костра, шевелил картошку деревянной лопаткой и мазал подрумянившуюся тушку салом со сковородки. Я уже сам с ума сходил от аппетита, но все-таки продолжал игнорировать явившихся с повинной гордячек. Я хотел, чтобы они сами ко мне обратились.  — Роооома… — заигрывающим голоском промяукала Сара. Я поднял на них взгляд.  — Дамы, вы что-то хотели?  — Прости нас, пожалуйста… — виновато проговорила Дженни.  — И за чтоооо?..  — Мы были неправы, ругаясь на твою добычу. Ты так стараешься для нас, а мы перестали это ценить…  — Обещаем, что будем исправно кушать любых тварей, что ты нам из лесу принесёшь! — Сара села возле меня и обняла за шею — Даже самых-пресамых жутких!  — Ну, раз уж вы ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ПО СВОЕЙ ДОБРОЙ ВОЛЕ… — девушки снова виновато заулыбались и потупились, но носы их продолжали шмыгать, нюхая ароматы моего ужина — пришли ко мне с извинениями, то придётся вас в этот раз простить! Но только два условия. Первое — нос от моей добычи впредь не воротить, а второе — проявлять чуть больше уважения к тому, кто вытащил вас с тонущего корабля, не дал умереть в океане и далее по списку. Вам ясно?  — Ясно! — хором заявили девочки и протянули ко мне свои тарелки. Картошка была фантастически хороша! Наконец то у нас появился доступный и питательный растительный продукт! Жирная крыса на вертеле тоже оказалась восхитительна, наверное, благодаря новым приправам. Мы с Сарой развернули активную заготовку картошки, лука, имбиря и специй. Дженни раскладывала овощи в корзины, а приправы сушила на солнце и складывала в бамбуковые сегменты. В дальнем углу хижины у нас было собрано много припасов — сушеное мясо и рыба, овощи, фрукты и кокосы. Мы подготовились к сезону дождей — он уже приближался. Стали частыми пасмурные дни, дожди начали идти ежедневно, а скоро вообще должны были начаться затяжные ливни или даже бури. Я оправился от эпизода у грязевого пруда, и мне хотелось проникнуть ещё дальше вглубь острова — на редколесья и луга, точнее, горные саванны, а потом подняться на пик хребта (он был километра полтора над уровнем моря) и оценить истинные размеры этой земли. Я был полон новых планов и авантюр, но реализовать их не успел. Пришли муссоны…