Тенали

Когда я проснулся на рассвете, девушки ещё спали. Лучи солнца уже врывались в долину озера с восточной стороны. Меня разбудил переполненный мочевой пузырь и желание ещё раз осмотреть даль острова. Первым делом я поставил третью засечку на рукоятке своей пики — когда закончим экспедицию, я перенесу все эти засечки в календарь, и мы не потеряем счёт дням. Взяв из кострища уголёк, я написал на скале: «Ушёл на разведку. Скоро буду.» Затем сунул за пояс нож, в карман — монокуляр. Накинув пончо — утро выдалось свежим — я трусцой побежал к скале. С ее вершины я огляделся ещё раз. В прошлый мой визит сюда я так был увлечён идеей глянуть на запад, что совсем забыл уделить должное внимание северу и югу. Сейчас же я был более спокоен и производил обзор планомерно и тщательно. С севера за пределами скалистых россыпей саванна расстилалась на несколько километров, а затем снова переходила в подъем, скрывая дальнейший вид. Наверное, там на высоте и гнездятся гигантские орлы. На ней иногда попадались отдельные камни и небольшие группы скал. С юга вид был более открытый. Здесь поверхность плато имела незначительную холмистость, а так больше ничем особым не отличалась от остальной саванны — трава да валуны. Она тянулась насколько хватало глаз и терялась в голубоватой дымке, но был заметен лёгкий изгиб местности в сторону запада. Это наводило на мысль, что горы идут по всему периметру острова, окружая центральную котловину, в которую стекала вся дождевая вода. При помощи монокуляра я сумел рассмотреть вдалеке резкую впадину на гребне хребта, со скалами по краям. Не исключено было, что там находится ещё одно карстовое озеро. Наконец, я ещё раз осмотрел запад. Скатерть саванны переходила в буш не так резко, как на восточном склоне. Большую ее часть покрывали редкие деревья и кустарники — одиночные или небольшими купами. Это хорошо — можно не беспокоиться о дровах. Горы, долина и река на западном горизонте все так же были покрыты голубоватой дымкой — наверное, из-за испарений, поднимающихся из влажной низины. Удовлетворившись результатам разведки, я победоносно помочился с края скалы, а затем спустился к берегу озера. Когда я вернулся в лагерь, девочки уже проснулись. Дженни на карачках раздувала огонь в костре, а Сара вытряхивала сено из тюфяков. Пора было собираться и идти дальше. — Доброе утро, товарищи пионеры! — поприветствовал я свою команду. — Как спалось? — Неплохо. Но в хижине всё равно лучше. А ещё лучше на диване дома. — ответила Сара. — Рома, у нас воды мало. — Дженни показала на пустые бутылки. — Как это мало? Целое озеро! Сейчас наберём! — Разве не ты нам вчера всеми силами доказывал, что от этого озера нужно держаться как можно дальше? — Я, не спорю. Угри смертельно опасны, но это не значит, что из озера нельзя набрать воды. Дженни, дай мне тарелку. Сара, бери бутылки и котелок — поможешь. Я повёл Сару к скале-трамплину. Возле неё я долго прилаживал шнур к тарелке из кокосовой скорлупы. Проще было бы привязать за проволочную ручку нашу жестянку-котелок, но я не хотел ей рисковать. Если угорь набросится и попортит тарелку, ее нетрудно будет заменить. А вот если продырявит или утащит котелок, то сразу можно будет попрощаться с супами, чаями и компотами. Наполнив понемногу всю нашу тару, мы вернулись к Дженни. Она разогревала на камне у костра вчерашнего жареного угря — рыбы ещё хватало на день или даже два плюс имелись ещё и запасы из дома. Быстро, но плотно позавтракав, мы напились компота, сложили вещи в корзины и выложили из камней стрелку в сторону запада. Вскоре мы уже гуськом шагали к узкому каньону между скал, откуда обычно приходили к озеру олени. Миновав его, мы сделали первые шаги по неизведанной земле. Сюрпризы могли ждать на каждом шагу. Но поначалу всё шло вполне спокойно. Мы уже час спускались через луга по звериной тропе, и ничего подозрительного или опасного не случалось. Слева от нас я заметил небольшую группу оленей и лам — стадо было немного поменьше, чем-то, восточное, олени из которого становились моей добычей. Я поспешил достать монокуляр и глянуть, нет ли возле него готовящихся напасть бегунов. Но местность вокруг стада была лишена каких-либо укрытий, да и птиц не было видно, так что опасность попасть под копыта нам вроде бы не грозила. Тем не менее я велел девочкам ускориться, чтобы поскорее миновать близость стада. Ещё часа через полтора начали попадаться деревья с кронами, похожими на зонты, и заросли кустарников, усажанные острыми шипами. Кое-где попадались странные извилистые просеки в зарослях — с утоптанной травой и поваленными или поломанными деревьями. Зонтичные акации выглядели так, будто все зеленые ветви с них оттяпали топором, оставив только самый толстый основной ствол. Точно так же поступают слоны в африканском буше — ломают, жрут и топчут всю растительность на пути, оставляя за собой в зарослях дорогу. Наверное, тут тоже есть гигантские вегетарианцы, так что стоило быть настороже. Некоторые кусты также были переломаны и объедены, несмотря на шипы. Колючки их больше напоминали кинжалы — наверное, они бы даже сгодились для наконечников стрел. Кое-где в зелени проглядывали ярко-оранжевые цветы, похожие на крупные колокольчики. Дженни захотела такой себе в волосы, но я ее остановил. — Это же просто цветы! — обиделась девушка — Что в них может быть такого? — Может, и ничего. Я просто делаю выводы. Раз у куста такие колючки, значит тут есть животные, которые его поедают, и он от них защищается. В саваннах Африки растения тоже так делают. А для тех, кто всё же доберётся до зелени, они накапливают в листьях, плодах и цветах токсины. Здесь может быть то же самое. Сунешь ты себе такой цветочек за ухо, а через пару часов будет аллергия, красная сыпь на коже и отек на всё лицо. — Ой! — Вот тебе и ой! Давайте лучше повернём немного севернее, направо то бишь. — Зачем? — спросила Сара. — Я со скалы примерно в той области озерцо видел. Хочу возле него сахарный тростник поискать. Уж его-то я знаю хорошо! — Я за! — оживилась Сара, когда речь зашла о сахарном тростнике — Я в деле! В монокуляр я различал среди кустов, в каком месте трава становится выше, гуще и сочнее, означая близость воды. Вскоре пришлось сделать привал — с корзинами дальше продираться было трудновато. — Сара, твоя очередь сторожить наше барахло. Дженни я одну оставлять остерегаюсь. — Ладно! — согласилась мулатка и прихлебнула из бутылки — Я и сама посидеть на травке не против. Налегке, с одними мачете, мы пошли рубить зелёные дебри. Попадалось много всяких трав — как знакомых, так и неизвестных. Особенно противной была гигантская осока. Ее острые, как сабли, листья цеплялись зубчатыми краями за одежду и кожу, оставляя царапины. Дженни даже пару раз зацепилсь волосами. Но тростниковых листьев с бордовой каёмкой я не замечал. Наконец, они попались мне на глаза. Я углядел пучок стеблей в просвете между растениями — он висел почти над самой водой. Прыгая по кочкам и слою слежавшихся сухих трав, сквозь который уже начинала продавливаться вода, я наконец-то сумел до него дотянуться. Чтобы не свалиться в воду, левой рукой я схватился за какую-то лиану и потянулся к стеблю клинком мачете. В такой неудобной эквилибристической позе мне и пришлось рубить тростник. Озеро было меньше горного, но гораздо больше тех прудов, что мне попадались в буше на восточом склоне. На противоположном берегу в просвете среди тростников виднелся утоптанный водопой, правда, без посетителей. По поверхности воды плавали толстые гуси с пышными перьями на шеях и наростами на переносицах, над вершинами прибрежных зарослей реяли оранжевоголовые бакланы, уже знакомые мне бежевые, голубые и розовые цапли прохаживались вдоль берегов. Одна из них сидела прямо посреди озера на какой-то отмели или маленьком островке. Я дорубил стебель, и он с шумом упал в воду. Только я хотел зацепить его клинком и подтащить, как вдруг раздался громкий плеск и шум воды, а затем карканье цапли и хлопанье крыльев. Чувствуя приближение неведомой херни, я быстро подцепил тростник, выхватил его из воды и отступил от берега шага на три. Островок, на котором до этого стояла цапля, шевелился! Сама птица с криками кружила над водой. Отмель развернулась, и на нас глянуло очередное удивительное животное. С первого взгляда его можно было принять за бегемота. На это указывли огромные размеры, толстые бока, покрытые серой безволосой кожей, и здоровенная прямоугольная башка с ушками-фунтиками на макушке. Но было достаточно одного взгляда на морду, чтобы признать в звере громадного грызуна — родича бобра и капибары. Верхняя губа была раздвоена, из-под нее проглядывали чудовищные резцы по центру, плоский нос не имел ничего общего с ноздрями гиппопотама. Зверь глядел на нас подслеповатыми глазками-бусинками, шумно нюхал воздух и поворачивал ушки в нашу сторону. Мы медленно, без шума, шаг за шагом отходили вглубь зарослей, не теряя чудище из виду. Крыса может щипнуть до крови, а щипок грызуна с габаритами бегемота вне всяких сомнений будет фатальным. Но, кажется, зверь агрессии не проявлял. Увидев, что мы уже уходим, он нырнул, продемонстрировав нам громадный плоский хвост на заднице, чем окончательно убедил в отсутствии родства с африканским речным копытным. Он вынырнул минуты три спустя на другом краю водоёма. В пасти зверь держал целую копну водорослей. Мы не собирались портить ему полдник, тем более что и нам самим пора было перекусить. Я обломал со стебля листья, и мы направились обратно с сочной сахарной палкой. Сара всё так же была на своём месте — сидела у корзин с копьём на коленях. Мы очистили тростник от коры, нарезали сладкую губчатую мякоть на кусочки, прибавили немного сушеной рыбы и сели обедать. За едой мы рассказали Саре про озёрного зверя. Нужно было придумать ему название. — Значит, это капибара размером с гиппопотама, да? — начала рассуждать Сара — Капибаропотам? Каппипотам? Дженни засмеялась. — Слишком сложно. — усмехнулся я — Да и это скорее бобёр, чем капибара. С таким-то хвостом. — Бобропотам? Тоже как-то неуклюже. — сказала Дженни. — Ну, в английском и правда есть только слово «hippo». А в России гиппопотама ещё зовут бегемотом. — Бобёр-бегемот… Бобромот! — предположила Дженни. — Бобромот! Мне нравится! — усмехнулась Сара. — Ну, раз с вопросами таксономии мы покончили, давайте вернёмся на тропу по нашим следам и продолжим путь. — я поднялся с земли. Сладкая мякоть дала заряд бодрости, и мы резво зашагали дальше. Единственным нашим ориентиром было солнце. Оно в этих широтах практически в любое время года встаёт точнёхонько на востоке, в полдень зависает ровно над макушкой, а к вечеру по такой же ровной траектории скатывается к западу. И даже такого примитивного ориентира нам хватило, чтобы понять, что тропа на протяжении нашей полуторачасовой ходьбы загибается и сворачивает на юг. Кроме того это уже была не узенькая тропинка, а почти что маленькая дорога, испещрённая звериными следами. В этой мешанине я заметил коровьи копыта буйволов и трехпалые лапы кабанотапира. Остальные отпечатки я или не различал, или видел впервые. Я велел Саре, как замыкающей, периодически поглядывать назад, и не зря. За спиной послышался топот, фырканье и мычание. Звуки быстро нарастали и приближались. — Буйволы! На обгон идут. Давайте-ка, девчонки, уступим им дорогу. Стоило нам отойти в сторону на полсотни метров, как по звериной автостраде с задранными хвостами рысцой протрусило стадо почти из тридцати зверей. Буйволы были несколько крупнее, чем те, что я видел раньше. Первым бежал большой бык с мощными рогами, за ним следовали несколько молодых самцов, затем коровы и телята, а в конце, облепленный мухами, плелся понурый старый бычара с обломанным правым рогом. Не успели мы вернуться на тропу после шествия этой кавалькады, как с противоположной стороны из-за кустов показалась пара косматых лам. Они двигались навстречу и замерли, заметив нас. Вытянули шеи, навострили уши и стали принюхиваться. Нам пришлось снова сторониться, и звери, не сводя с нас взгляд, прошли мимо. — Движение как в центре Манхэттена! — заметила Сара. — Да уж! Здесь мы точно голодать не будем. Интересно, куда это они все так носятся? — Наверняка на водопой. — предположила Дженни. День стоял солнечный и жаркий, так что зверей наверняка мучала жажда. — Думаю, вон за тем пригорком мы и найдем ответ. — я указал посохом на холмик, увенчанный корявой зонтичной акацией. Тропа огибала его вокруг, а мы решили срезать напрямую. Когда мы добрались, то перед нами открылась картина, достойная лучших национальных парков Кении и Танзании. С пригорка открывался вид на озеро лишь немного меньше, чем Проклятое, и не такой идеальной круглой формы. На его берегах почти не было прибрежного тростника в отличие от озера, где мы видели бобромота. Вместо этого водоём окружала плотно утоптанная земля или наоборот — лужи топкой грязи. Лишь в нескольких местах кустарники и осока произрастали у самой воды. Но доминантой в этом пейзаже были, безусловно, животные. Такого разнообразия дикой жизни в одном месте я не видел ни на этом острове, ни до попадания на него! На воде, фыркая и тряся ушками, покачивалось несколько бобромотов. Буйволы, пробежавшие мимо нас по тропе, сгрудились у ближайшего к нам — северного — берега. Они с шумом пили, толкаясь боками и поднимая тучи пыли. К восточному берегу водоёма, вытянутого с севера на юг, приходили жители травяных лугов. С десяток оленей, расставив передние ноги, припали к воде. Возле них пара зайцев-газелей также освежались. Вдалеке можно было различить четырёх лам, приближающихся к озеру. Западный берег был наиболее богат растительностью, из которой осторожно высунул продолговатую морду кабанотапир. Убедившись в безопасности, он радостно вылез из зарослей и блаженно шлёпнулся в жижу на мелководье. Грязные брызги полетели в пьющего рядом колючего барсука, который резко отскочил от чумазой свиньи и сердито принялся чистить мех. Девочки чуть ли не вырывали друг у друга мой монокуляр, желая получше рассмотреть всю эту чудную картину. Им ведь тоже прежде не доводилось видеть такой дикий зоопарк! В отличие от горного озера, этот водоём ни для кого не жалел воды! Но самое интересное творилось на самом дальнем — южном — берегу. Казалось, что деревья на нём… двигаются! — Сара, дай-ка монокуляр на минутку. — На, держи. — девушка протянула мне оптику — Куда смотреть будешь? — Вон туда. — я ткнул пальцем на юг и начал ловить фокус. — Какие-то деревья на поляне, кажется. — Сара пыталась разобраться невооружённым глазом. — Ой! Да они ходят! — раздался удивленный голос Дженни — Это не деревья, а животные! — Эээ, да тут всё намного интереснее! — я наконец смог рассмотреть непонятные объекты — Это не растения и не звери. Это птицы! — Птицы?! Ты шутишь?! Дай погляжу! — Сара попыталась отобрать у меня монокуляр. К берегу озера действительно направлялся примерно десяток птиц. Да каких! Самые высокие страусы рядом с ними казались бы воробьями возле гусей! По прикидкам их рост составлял метра четыре или пять. Две относительно короткие, но могучие лапищи несли на себе туловище размером с военный внедорожник, поросшее густым оперением, похожим на длинную шерсть. Но его почти не было видно под слоем проросших прямо среди перьев мхов, трав и лоз! Одна из громадных птиц несла на спине целый куст осоки, другая — небольшое деревце! Толстая лысая шея была покрыта темной кожей, собранной в крупные складки, и обвита тонкими лианами. А голову венчал исполинский клюв из двух коротких, но широченных полукруглых половин, так что птичья башка походила на огромные кусачки. Позади от маленьких круглых глаз виднелись слуховые отверстия. Я передал монокуляр Саре, и она с отвисшей челюстью залипла на пернатых исполинов. Я и сам продолжил наблюдать. Разобравшись, что это не деревья, и где у них ноги, туловище и шея с головой, даже без оптики становилось понятно, что они делают. В стаде было шесть взрослых птиц и четыре птенца. Ростом эти птенчики превосходили бегунов, а уж массивностью и подавно. Они постоянно жались к взрослым, совсем как слонята. Стадо исполинов подошло к воде. Птицы погрузили клювы в воду и начали пить. Когда одна из них наконец напилась и подняла голову, мы заметили, что на горле у неё надулся огромный кожаный бурдюк, который тяжело колыхался из стороны в сторону. Птица повернула голову назад, раскрыла клюв и извергла, как уточнила Сара, глядевшая на это в оптику, из-под языка мощный поток воды прямо себе на спину, где у нее произрастала настоящая клумба. — Удивительно! — Сара отдала монокуляр Дженни — Ну давай, юный натуралист! Есть мысли по поводу этих курочек? Зачем они у себя на спинах огороды выращивают? — Мне кажется, «огороды» — это побочный эффект. Мы, если ты не забыла, в экваториальном поясе. Солнце шпарит во всю. Чтобы избежать перегрева, птички напитывают оперение водой, чтобы оно как губка охлаждало их в жаркие деньки. А тепло и постоянный полив — милое дело для прорастания всяческих семян. — Ты погляди! Выкрутился! Тогда такой вопрос. Ты всем местным тварям находишь родичей среди нормальных зверей. Кто приходится кузеном этим верзилам? Страус? — Почти. Больше всего они похожи на ныне вымерших моа с Новой Зеландии. Моа тоже были громадными нелетающими птицами, только поменьше. А ещё у них совсем не было крыльев, даже самых крошечных. У местных моа я их тоже не заметил. Наполнив свои бурдюки до отказа, птицы решили закусить. Они обступили густой кустарник на юго-западном берегу озера и приступили к трапезе. Их громадные «кусачки» срезали даже толстые ветки с такой лёгкостью, будто садовник резал прутики секатором. Вода из резервуара на шее, видимо, облегчала проглатывание огромных сучьев и колючих кустов целиком. Треск стоял ужасный — даже мы отчётливо это слышали! В несколько минут дебри кустов заметно поредели, а от пары акаций остались только стволы. Рожки да ножки, как говорится. — Вот и открыта тайна просек и обглоданных деревьев! — заметила Сара. — Я даже больше скажу. Видимо, моа являются причиной того, что здесь буш растёт островками и отдельными деревьями. А на нашей восточной стороне — единый массив с мелкими полянками. Эти громадины буквально создают ландшафт! — А почему эти птицы не живут у нас, раз там такое обили пищи? — спросила Сара. — Да ты посмотри на них! Они же размером с грузовик! Им каждый день нужна гора корма и несколько бочек воды! Переход через крутой первал без деревьев и водопоев им не осилить. — Почему же они растения с самих себя не объедают, раз такие обжоры? — Не знаю. Может, они поняли, что это хорошая маскировка. — От кого?! Кто вообще осмелиться переть на таких монстров? Да они больше на шагоходы из «Звездных войн» похожи, чем на животных! — Я вот и сам ломаю голову. Здесь слишком много зверья, чтобы на него не нашлось охотника. Бегуны гоняют стада на открытой местности. Орёл охотится высоко в горах и в саванне, да и вряд ли он сможет утащить моа или бобромота. Падальщики? Думаю, они максимум молодого буйвола смогут свалить. Ягуар? Тоже не соперник для моа. Что-то тут нечисто… — Рома! — подала голос Дженни, до сих пор молча следившая за стадом — На монокуляр, глянь на заросли слева от птиц. Кажется, там кто-то крадётся! И он большой! Я чуть ли не вырвал из рук у Дженни отпику. Жадно прильнув к ней глазом, я вперил взгляд в указанном направлении. В осоке действительно кто-то был. Мне была видна только часть спины, покрытая красноватым мехом. Ясно было одно — зверь подбирался к стаду моа, стараясь не привлекать внимания. Один из птенцов как раз решил пощипать листочки в сторонке от своих родичей. Таинственный хищник полз прямо в его сторону. Вдруг легкий ветерок подул с гор, с юго-востока. Он прошуршал в осоке и полетел над озером, неся запах затаившегося охотника. Кабанотапир всё ещё нежился в своей грязной луже. Внезапно он резко вскинул голову, потянул воздух своим гибким рылом. Он унюхал хищника! Издавая страшный визг на всё озеро, свин вылетел из грязи, как ядро из пушки, и, не прекращая истошно орать, скрылся в кустах! Вслед за ним, головы вскинули олени, ламы и зайцы. Всего пару раз нюхнув воздух, они сорвались с места и галопом полетели на просторы саванны, где врагу негде прятаться! Буйволы даже нюхать не стали, с мычанием и грохотом копыт бросившись наутёк! Бобромоты посреди озера — и те насторожились! Моа тоже оторвались от еды и начали тревожно озираться, издавая отрывистые крики. Кажется, зверь понял, что он на грани провала, и решил атаковать в лоб. Огромными прыжками он ринулся напролом сквозь заросли, прямо к неосторожному птенцу! Но тот уже осознал опасность! Неуклюже, но резво ковыляя, он бросился под защиту стада! Моа, спрятав птенцов за собой, сомкнулись в непробиваемую стену, издавая оглушительные трубящие звуки! Хищник вылетел на поляну, затормозив всеми лапами перед строем грозно щёлкающих клювов и топающих ног! Но рассмотреть горе-охотника толком не вышло, потому что птицы выкинули свой коронный приём! Распахнув клювы, все шесть моа обрушили на своего врага мощные потоки воды! Они били, словно полицейские водомёты по демонстрантам! Хищник, которого эта контратака застала врасплох, был подхвачен бушующей водой и просто смыт в озеро! Заметив, что зверь оказался в воде, бобромоты мигом ушли на глубину, будто субмарины. Моа, не прекращая трубить, пустились бежать тяжелой рысью, и вскоре тоже скрылись в зарослях. Всего за каких-то пару минут озеро, напоминавшее фуд-корт в торговом центре, совершенно опустело. Хищник вылез на берег и стал отряхиваться. Я навел на него окуляр. Рассмотрев его, я содрогнулся! Страшная тварь! Больше всего он напоминал тигра. Только вот даже самые большие тигры Уссурийского края ему и в подмётки не годились! Зверюга была более полутора метров в холке и метра три с половиной в длину без учёта метрового хвоста! Тело, покрытое красноватым в бурую тигровую полоску мехом, несли четыре сильные кошачьи лапы. Но самой пугающей была голова! Ее сложно описать. Даже относительно размера тела она огромная! Могучие череп и челюсти сильно вытянуты, так что морда больше напоминала волчью или гиеновую. Было даже отдаленное сходство с продолговатой башкой крокодила! Выпуклые бугры на щеках указывали на наличие жевательных мышц сокрушительной мощи! На голове виднелись косматые уши, а на морде — крупный черный нос и пронзителные глаза. Зверь, явно досадуя на промах, сушился на берегу, озирая окрестности опустевшего озера. Мы как дураки продолжали торчать на вершине пригорка под акацией. Хищник нас заметил… Он практически заглянул мне в душу! Этот взор не нес предупреждения или послания. Он просверливал и прожигал насквозь, как лазерный луч! Он физически ощупывал! От этого взгляда стало тошно, затряслись коленки и побежали по телу мурашки. Он словно пробудил во мне обезьяну, которой человек когда-то был — хотелось отдаться страху полностью, хотелось бежать, вереща от ужаса, забиться в самый темный угол и всем телом ждать смерти и пожирания! Когда меня отпустили объятия страха, хищника уже не было. Озеро было пустым и безмолвным, лишь ветер шуршал в листве акаций. Дженни осела на траву. Слава богу, обморока с ней не случилось. Но когда я положил руку ей на лоб, ее лихорадило. Сара таращила на меня глаза, у нее тряслись губы, а черная кожа стала жуткого пепельно-серого цвета. Я чувствовал, что и у меня по всему телу проступил ледяной пот, а зубы пустились в пляс. Шатаясь, мы оттащили свои пожитки в корзинах метров на двести от холма. Мне пришлось нести две корзины, так как Сара держала под руки ослабевшую Дженни. Дойдя до широкой просеки, присхождение которой теперь было нам известно, мы почти рухнули посередине и стали судорожно глотать воду из бутылок. — Что это за тварь? — ледяным голосом спросила Сара. — По мне разве не видно, что я тоже встретил такую впервые? — мой голос осип и дрожал, будто я простыл. Вспомнилось, как я трясся от страха на охотничей вышке, когда в ста метрах от меня пировал ягуар. — Жалко, что она не сожрала того птенца. Глаза у Дженни расширились. Я почти мгновенно понял, что бедняжка сейчас подумала обо мне. — Тихо, без паники! — я обнял её, и она тихо заплакала у меня на груди — Я не какой-то там маньяк, желающий всем вокруг смерти. Но зверь так и не утолил голод. Все животные в округе теперь знают, что он вышел на охоту, так что, кажется, сегодня добычи ему не видать. Меньше всего я хочу вас пугать еще сильнее, но этой ночью он будет бродить здесь голодный, и нам надо подготовиться. Я поцеловал Дженни в лоб и поднялся на ноги. У меня уже созрел план, и он вселил в меня уверенность. Нужно было зарядить боевым настроем и девочек. — Так. Сара, бери топор и вали вон те два сухостоя. Ночью нам понадобится большой костёр! Дженни, режь траву, набивай мешки, готовь лагерь. Останемся на просеке. А я нарублю колючих кустов. Сделаем бому. — Что сделаем? — спросила Сара. — Бому. Традиционное африканское противольвиное убежище — ворох колючек, наваленный круглой оградой вокруг лагеря. За работу! Рыжей гадине придётся попотеть, чтобы добраться до нас! Я хищно улыбнулся, словно каждое утро таких тварей голыми руками душу. Мне снова удалось приободрить девушек. Дженни вытерла слёзы и несмело начала разбирать корзины. Для начала уже неплохо. Мы с Сарой взяли инструменты и принялись за дело, но старались не терять друг друга из виду. Хотя внешний вид грозы буша и напугал нас до чёртиков в глазах, обстановка вокруг совсем не располагала к нытью и трусливому прятанью головы в песок. Солнце светило, даря жизнь каждой травинке, цветы в колючих кустах походили на яркие фонарики, и между ними порхали нарядные бабочки. Буш словно говорил нам: «Не падайте духом! Да, тут живёт страшная зверюга! Но несмотря на это, жизнь здесь процветает, а значит и у вас получится!» Мы работали усердно. Труд разогнал страх. Мы уже больше не холодели от мысли о возможной повторной встрече с чудовищным хищником. Даже робкая Дженни, обустраивая нашу временную стоянку, стала напевать какую-то задорную песенку на корейском. Я срубил при помощи мачете несколько засохших колючих кустов. Я специально выбрал сухие, памятуя собственные слова о возможной токсичности цветов и листьев. Засохшие узловатые ветки были прочны будто камень, и мне пришлось изрядно попотеть. Кроме того, колючки несмотря на всю мою осторожность оставили у меня на руках уйму кровавых царапин. Но я не жаловался. Пусть уж лучше меня приласкают эти шипы сейчас, чем огромная зубастая пасть ночью! Ворох естественной колючей проволоки я обвязал веревкой и волоком притащил к стоянке. Попив воды, я отправился на подмогу Саре. Она сумела свалить за всё это время только одно сухое дерево и теперь пыхтела над вторым. Я же, несмотря на долгую работу мачете, всё ещё чувствовал себя полным сил. Видимо, инстинкт самосохранения даровал мне второе дыхание! Я забрал у Сары топор, и от дерева только щепки полетели! — И откуда у тебя столько энергии? — недоумевала Сара. Два сухостоя лежали на земле, а я разминал плечи после рубки. — Давай я их тебе расколоть помогу! — Лучше длинных палок наруби. Они нужны будут для бомы. Я бревна так перенесу. — Сбрендил? Да они весить должны как бетонные балки! Но нужно было спешить! Через несколько часов уже зайдёт солнце, а постройка заграждения ещё даже не начата! Я приладил к первому бревну две веревочных петли, ухватился за них покрепче и, собрав все силы, взвалил его себе на плечи, как будто собирался приседать со штангой в тренажёрном зале. — Нихера себе ты Арнольд! — воскликнула Сара. — Я не Арнольд! Я орлёнок Ильича! Огромный ствол твердой древесины я протащил где-то двести метров до стоянки и даже не особо измучался, хотя и пришлось изрядно напрячься. Правда, второе бревно Сара уже не дала мне тащить одному — мы привязали к нему канат и вдвоём потащили его в лагерь волоком. — Я тебе иногда удивляюсь! Да этот ствол человек десять минимум должны нести, а ты его один поднял! — Не думай, что такой трюк для меня в порядке вещей. Помнишь наши первые дни на острове? Когда мы шли на нашу первую разведку в лес, мы с Дженни тебя вдвоём на уступ втягивали. А потом я с каждым днём стал становиться сильнее. Сначала целого буйвола за несколько километров перетащил. Потом, уже в саванне, когда встретил долгоногую сову, я от страха отскочил метров на пять. С места! Я, блин, рву олимпийские рекорды! А сейчас я вспомнил всё это и решил, что раз я по неясной причине стал тут таким мощным, то и бревно поднять смогу. — За собой такого вроде не замечала. Хотя и наработала тут такую форму, о которой и не мечтала! — она усмехнулась — Но таких результатов не выдавала, это точно. А ты всё-таки побереги себя, великан! — она остановилась и чмокнула меня — Без тебя нам никак! Мы дотащили бревно до места. Сара с мачете убежала за палками — опять же, оставаясь у нас на виду — а я принялся за дрова. Спустя пару часов, огромная поленница была сложена возле костра. Ее хватило бы на неделю, но уж лучше перестраховаться, чем остаться во мраке ночи. И перекочевать оттуда во мрак желудочно-кишечного тракта. Топор и мачете изрядно затупились. Браконьер Альварес определенно подобрал инструменты лучшего качества для своего незаконного бизнеса, но сегодня мы имели дело с особо прочным сухим деревом, так что после всех работ мне стоило их подточить. Сара притащила шесты — три десятка хороших крепких палок. Она несла их все одной связкой на плече и даже не сгибалась. Кажется, кто-то поскромничал по поводу своей физической формы! Мы взялись за бому. Сперва вокруг стоянки мы воткнули в землю с дюжину шестов, оставив внутри круг примерно в десять шагов диаметром. Между ними мы проплели два наших троса. Один пролёт остался незатянутым — там по плану была дверь. Когда каркас был готов, мы плотно, без зазоров, обложили его снаружи сухими колючками. Провисающие внутрь кусты подперли палками изнутри. Из шести шестов мы собрали раму для двери, подходящую под размер свободного пролёта, и примотали к ней колючий куст. Бома готова! Дженни стала готовить ужин. Правда, перед этим мы сходили к озеру за водой. Для этой вылазки мы вооружились до зубов! Я всё время держал лук наизготовку, Сара с дикими глазами наставляла копьё в сторону каждого шороха, а когда Дженни набирала воду, мы стояли к ней спиной и держали на мушке все ближайшие заросли! Но всё было тихо. Птички щебетали в гуще буша, бобромоты дремали на поверхности, несколько оленей снова пришли на водопой. И всё же мы вернулись в лагерь как можно быстрее. На ужин были остатки хищного угря, печеная картошка и отвар из имбиря и тростника. Мы и сами удивились, насколько проголодались, и этот приём пищи был очень для нас кстати. Запасов ещё оставалось на пару дней. Дальше придётся добывать еду самим. Впрочем, с мясом проблем быть не должно — оно тут стадами бегает. Из растений уже найден сахарный тростник, а поискав получше мы наверняка отыщем что-нибудь ещё. После ужина девочки прилегли вздремнуть. Пусть отдыхают — ночь будет беспокойная. Поэтому надо быть во всеоружии. Я достал из своей корзины личные запасы — пластиковую банку с топлёным оленьим жиром и ворох старого тряпья. Последнее в изобилии выбрасывалось морем на берег в числе прочего мусора, нужно было его лишь собрать и просушить на солнце. Также я выбрал три шеста и четыре стрелы. Тряпки я разрезал на полосы. Эти полосы я обильно мазал жиром, после чего мотал на концы шестов и на наконечники стрел. В случае чего их можно было быстро подпалить от костра. Любой зверь боится огня, так что факелы и огненные стрелы могли стать важным козырем для нас. Затем я налил себе имбирный отвар в стакан и принялся точить топор и мачете найденным на берегу озера камнем. Через час проснулась Дженни и велела мне самому отдохнуть, пока она займётся инструментами. Я попытался возразить, мол дескать не женское это дело, но вовремя вспомнил про принцип «вдруг война, а я уставший», потому что именно к войне мы и готовились. Я проснулся уже на закате. Девочки сидели у костра и пили чай. Копья лежали возле них на земле. Блестящие наточенными кромками инструменты стояли у корзин. Хорошо. Солнце готовилось к погружению за горизонт. Я взял лук и стрелу и сел возле девушек, положив по их примеру оружие рядом — мало ли что. Принял из рук стакан с горячим напитком. Ушедшая за день тревога снова начала подползать с приближением вечера. Мы молчали, но и так было ясно что думаем мы все об одном — о чудовищном звере. — Рома… — тихо спросила Дженни — Ты уверен в ограде? — Уверен, абсолютно. — соврал я — Жители Африки применяют такие уже тысячи лет для защиты людей и скота. Да и потом, — продолжил я уже более уверено — мы используем колючки и огонь. Зверь точно знает, что это штуки делают больно, так что он не полезет, видя заведомо опасные препятствия. — А вдруг полезет? — спросила Сара. — Нет. — я вспоминал все больше фактов о поведении хищников, о которых читал в книгах, и всё больше убеждался в верности выбранной нами тактики — Он и внешне похож на тигра, и нападает как тигр — из засады. Хищник-засадник привык, что игра идёт по его правилам. Так что если случается форс-мажор, то он отступает, потому что не умеет импровизировать. Вы и сами видели, как этот зверь сел в калошу, когда моа устроили ему головомойку! — Да уж! — Сара улыбнулась. Отлично! Нужно не падать духом! — Действительно, головомойка! Ха-ха! Кстати говоря, пора бы ему уже и имя подобрать. Есть у этой твари родичи? — Есть, если я не ошибаюсь. И к великому счастью они вымерли. Это были очень древние хищники. В науке они называются гиенодоны. — То есть этот зверь — огромная гиена? — Не совсем. Гиена ближе к медведям и енотам. А гиенодоны — прародители, как это ни удивительно, собак и кошек! Их останки находили советские палеонтологи в Монголии. Но по размерам здешний зверь скорее измельчавший эндрюсарх. — Измельчавший??? — Сара вытаращила глаза — Каким же монстром был тогда оригинальный эндрю… кто-то там?! — Эндрюсарх. Самый крупный сухопутный хищный зверь в истории. Удивительно, но это был не родич волков, гиен и им подобных, а копытное! Можно сказать, кузен обычного козла! Нашли только его громадный зубастый череп и пару шейных позвонков, кстати, опять же в Монголии. Такая колоссальная башка больше подошла бы динозавру, чем млекопитающему! По самым скромным прикидкам, сделанным на основании данных костей, это чудовище было 4-5 метров в длину и больше двух метров в холке! Он питался громадными безрогими носорогами, а когда они вымерли, следом за ними, к счастью, вымер и эндрюсарх. — Хватит, ботаник, перестань! Мозги кипят уже! — Сара отпила чаю. Она снова была в своём шутливо-лихом настроении. Дженн тоже прихлебывала из стакана, укутавшись в пончо, и улыбалась глядя на нас. Мы переживём эту ночь. — Мне он вообще напомнил огромного котяру с крокодильей башкой! — Кажется, в какой-то легенде было такое существо. Голова крокодила и львиное туловище. — заметила Дженни. — Не в «какой-то», а вполне в конкретной. И у него еще задница бегемота была до кучи. Это древнеегипетский миф. — Расскажи! — попросила Дженни — Я проболела экскурсию нашего класса в египетский музей. — Душа умершего попадала в подземный мир Дуат прямо в зал Посмертного Суда. Владыка мертвых Осирис следил с трона за судебным процессом и решал участь души. Покойник приносил на суд свое собственное сердце. Анубис — эдакий прокурор с головой шакала — помещал сердце на одну чашу весов, а на другую — перышко из крыла богини истины Маат. Праведное сердце было равно по весу эталону истины, и радостная душа летела в загробный мир к вечному блаженству. А если же, отягощенное грехами, оно перевешивало, то в зал врывался тот самый монстр по имени Амат и сжирал сердце и душу покойника, обрывая навеки всякое его существование. — Вот только не надо сейчас про обрывание всякого существования! В особенности, навеки! — замахала рукой Сара — Я, знаешь ли, ещё немножко посуществовать намерена! — Может, нам так и стоит назвать это животное — амат? — предложила Дженни. — Почему бы и нет? Это ёмко и хорошо отражает суть! Молодец! — Всё это, конечно, замечательно, — вмешалась Сара — но у нас есть план на случай, если этот томат придёт жрать наши сердца и души? Или просто будем сидеть здесь и стучать зубами от страха? Она показала на солнце, почти уже скрывшееся за верхушками буша. Его последние лучи играли в кронах акаций. — Есть. Прежде всего спать будем по очереди. Если часовой увидит хоть что-то подозрительное, он тут же должен разбудить всех остальных. Нужно ещё поддерживать яркий костёр и внимательно следить, что творится за пределами бомы. Для этого я и нарубил дров с запасом. Нужно много света! Я взял три заготовленных факела и показал их девушкам. — Если же амат появится в поле видимости, нужно зажечь факелы и не спускать со зверя глаз. Но не смотрите ему прямо в глаза — он может принять это за вызов. Не бояться — бояться свойственно жертвам, и он это знает. Нужно держаться с ним, как равные. Если же он начнёт проверять ограду на прочность, то я угощу его стрелой. Сперва без наконечника. Потом уже острой. А в крайнем случае — горящей. Я немного помолчал. Девушки только-только успокоились, и вот теперь мне нужно сообщить им план на самый плохой расклад событий, а это значило, что я не исключаю и такой. — Если амат нападет… — мне самому стало не по себе. Я помнил эту ураганную атаку днем у водопоя. В броске он не замечает преград. Страшно представить, что такая сокрушительная первобытная мощь может обрушиться на нас. Девушки замерли неподвижно, глядя на меня. — Если нападёт, то колите его копьями в глаза и нос, лупите факелами по морде. Задержите его хотя бы на несколько секунд, чтобы я успел дотянуться до топора. Даже такому монстру не выжить с разрубленным черепом. Догорали последние отблески заката. Игра началась. — Отбой. — сам не своим голосом сказал я — Я первый в дозор. Но, понятное дело, сна ни у кого не было ни в одном глазу. Впрочем, вся саванна будто напряглась, когда солнце, весь день дарившее изобличавший засаду убийцы свет, уходило, и непроглядный мрак падал на всё вокруг. Наступала ночь, стремительно, как и всегда на экваторе. Всего минут двадцать назад глаза слезились от солнца, и вот уже единственным источником света остался костёр, фонтанирующий искрами навстречу звёздам. Я подбросил несколько больших поленьев, и оранжевый свет заполнил всё пространство внутри бомы, просачиваясь лучиками сквозь колючую ограду. И всё же темнота стремительно вступала в свои права. Света от костра было недостаточно, поэтому мы положили оружие под руку и обратились в слух. Буш и саванну наполняли десятки ночных звуков. Легкий ветер дышал со стороны озера, шелестя кустами. Потрескивал костёр. Над ним с шорохом клубились огромные белые мотыльки. Из темноты вылетело какое-то ночное существо — не то птица, не то летучая мышь — и принялось шнырять среди тучи насекомых, тихонько попискивая. Рассмотреть этого ночного летуна не получалось. Только крылышки от съеденных им мотыльков бесшумно падали сверху, словно осенние листья. Но мы старались услышать нечто другое. То, что творилось за пределами нашего относительно безопасного убежища. Со стороны озера донеслись треск кустов и глухой храп. — Без паники, девчата. Это, должно быть, бобромоты вышли пастись. С запада, из дебрей буша, послышался топот и отрывистое мычание. — Так, а это, кажется, буйволы! — предположила Сара. — Да, они. Пока что, вроде, все спокойно. Животина не паникует, а значит и нам не надо. Словно в подтверждение, два силуэта прошлись за пределами бомы по поляне. Я направил на них луч фонарика, и зайчиха с детёнышем изящным галопом ускакала в темноту. Хорошо. Даже трусливые зайцы не боялись гулять. Я уже привык брать пример с животных, поэтому слегка расслабился. Девушки, как видно, тоже. Но всё могло измениться в любую минуту. Так мы сидели часа три. Дженни начала подрёмывать. В небе сиял серебром ломтик луны. Белыми искорками мерцали звезды. Ночная летучка продолжала хватать мотыльков над костром. Всё постепенно стихло. Не слышно было ни буйволов, ни бобромотов. Это что-то значит? Или просто все наконец улеглись спать? Как же мучительно не знать что-то наверняка! Сара тоже задремала сидя, укрывшись пончо и с копьём на коленях. Я подергал себя за бороду и усы, чтобы не заснуть вслед за ней. Бесшумно наложил тупую стрелу на лук и зацепил ее хвостовик за упор на тетиве. Сидеть и слушать. Вот моя задача. Я подкинул в огонь полено. В голове скрежетали шестерёнки, пытаясь вспомнить всё что можно о поведении хищников. Помогал ворох документальных фильмов, которые я взахлёб смотрел в детстве по телеку. Когда лучше всего нападать? В полночь, в самый тёмный час? А что, ягуар вот так и делает! Или перед рассветом, когда все уже начали терять бдительность? Черт его знает… Я уже и сам начал засыпать, вопреки своим собственным инструкциям, как вдруг до меня донёсся отдаленный звук. Услышав его в полусне, я сперва подумал «о, собаки гавкают», но тут же вспомнил, что в этом месте нет собак. Падальщики. Думаю, это они. Лают совершенно по-собачьи. Я достаточно наслушался их голосов, когда они приходили к кордону попировать на оленьих потрохах. Этот «гав-гав» явно неспроста… — Девочки, подъем! — негромко, но слышимо сазал я. — В чем дело? — встрепенулась ото сна Сара, сжав пальцами копьё. — Падальщики гавкают. — Те самые дармоеды? — Да. — А зачем они нам? — Они любят подъедать за каким-нибудь охотником. Раз устроили такую перекличку, значит неподалёку ходит и мясник. Падальщики и вправду начали подавать голоса и с севера, и с запада. Они не выли все разом, а отрывисто тявкали, как будто действительно переговаривались. В воздухе витало напряжение. Даже летучка, кажется, куда-то упорхнула. — Может, крикнуть? — пердложила Сара — Напугаются и не полезут сюда. Спорный поступок. Это в русских или американских лесах, где зверь знаком с человеком и ружьями, такой трюк прокатит. А здесь крик скорее спровоцирует любопытство. — Нет. Сидим тихо. Мы и так тут костром светим во всю ивановскую. Крик неизвестного существа только заинтересует эту тварь. Со стороны озера внезапно раздалось не то уханье, не то мычание. Сперва я услышал топот и шум раздвигаемых кустов, а затем — громкий плеск. — Бобромоты! — сама догадалась Сара. Я подпалил от костра факелы. — Вот, держите! Их кто-то сильно напугал, и он близко. Будьте готовы! Мы вооружились шестами с горящими комьями промасленной ткани на концах и вперили взгляд в темноту. Напрягая слух и зрение, мы пытались различить хоть что-нибудь в полосе густых зарослей, окутанных тьмой и простиравшихся между нами и озером. Шум от шмыгнувших в воду бобромотов утих и наступила глухая тишина, нарушаемая лишь треском костра и факелов. Звук… Вначале я даже не понял, откуда он идёт. Может, очередная горящая ветка в костре или шум ночного ветерка в колючках бомы. Но это повторилось снова и снова, доносясь не от озера, а у нас из-за спин. Мерный, ритмичный, едва-едва ощутимый шумок. Дыхание… Я развернулся на сто восемьдесят градусов и ткнул факелом во мрак. Метрах в пяти за пределами бомы сверкнули два глаза. Наше зрение постепенно адаптировалось к темноте, и мы смогли разглядеть всего в каких-то метрах пяти от ограды колоссальную продолговатую башку и две могучие передние лапы… Он стоял в полоборота, неподвижный как изваяние. Только косматые уши, словно локаторы, ловили доносящиеся звуки, а влажный черный нос, похожий на кожаный кошелёк, с тем самым пыхтением жадно нюхал воздух. Вблизи зверь казался ещё больше, чуть ли не с быка ростом. От вида такой громадины я застыл на месте, пальцы, казалось, готовы были раздавить рукоятку лука. Полость рта словно набили стекловатой — снова этот мерзкий вкус страха, сухой и колкий! Справа от меня я услышал тихий стон объятой ужасом Дженни, но не смог отвести глаз от зверя и посмотреть на неё. Сара наверняка чувствовала себя не лучше. То, что мы не принялись стрелять и швырять в зверюгу чем попало, было не нашей заслугой — страх парализовал нас по рукам и ногам. Впрочем, так даже лучше. Атаковав, мы бы спровоцировали хищника, и тогда уж точно не застали бы новый рассвет. Однако, амат вроде бы никаких признаков агрессии не проявлял. Он просто стоял по ту сторону ограды, смотрел на нас, втягивал носом воздух и слегка топорщил шерсть на загривке. Несмотря на неудачную охоту сегодня днем, сейчас им двигало скорее любопытство, нежели голод. Пауза длилась пару минут, но казалась вечностью. Мягкими неторопливыми шагами, будто громадный кот, амат пошёл вдоль ограды, не сводя с нас взгляд и настороженно поводя носом. И в самом деле — будто кот кружит вокруг клетки с хомяками. Мы также стали перемещаться, чтобы между нами и зверем всегда был костёр. Обстановка напряглась до гудения. Я почти физически ощущал состояние девушек справа и слева от меня. Нужно набраться самообладания и держать себя в руках! Пока всё идёт в пределах плана. Амат принялся оценивающе осматривать нашу ограду. Сейчас он взвешивал все за и против. Он разглядел страх и неуверенность в наших глазах. Попытка их скрыть вышла никчёмной. Наверное, это Дженни тряслась как осиновый лист. Сложно ее в этом винить. Впрочем, не важно. В системе ценностей амата мы, кажется, попали в список потенциальных жертв. Сейчас он выбирал — попробовать выцарапать двуногих из колючей ловушки, в которую они сами себя посадили, или не связываться с шипами и огнём и поискать другую добычу. Как и его мифический побратим, амат сейчас решал нашу участь… Жизнь или смерть… Верхняя губа зверя закатилась, обнажив сверкающий ряд громадных белоснежных зубов. Клыки длинною в ладонь были созданы пронзать жертву и удерживать ее без единого шанса на спасение. А бугристые коронки могучих моляров имели лишь одну цель — разгрызать и прожевывать всё, что поймали клыки. Амат вынес приговор и отступать намерен не был! Он приблизился к боме и исполинской лапищей пошевелил колючий куст. Я многократно отработанным движением натянул тетиву, прицелился и отправил тупую стрелу в просвет в ограде. Она щелкнула зверю по переносице! Он тихо отрывисто рыкнул — от этого звука у меня мурашки вдоль хребта пробежали — и мягко отскочил назад. Отпора от трусливых существ, спрятавшихся за огнём, он не ожидал! Впрочем, пустой желудок добавлял ему дерзости и наплевательства на опасности. Его зрачки, будто лазерные прицелы, снова ощупывали нас, а слюна капала с клыков! Амат явно намеревался сегодня лечь спать сытым! Он кружил вокруг бомы, словно пытаясь отыскать в ней брешь или зайти к нам за спины. Взмахи факелов и бросание дров в костёр, сопровождаемое снопами искр, не произвели на него ровным счётом никакого эффекта. Амат лишь тихо ворчал и продолжал шумно втягивать насыщенный нашим запахом ночной ветерок своим влажным черным кожаным носом! Нос! Ну конечно! Нос! Изощренный анализатор запахов, призванный ощущать тончайшие поветрия, понимать срок давности многодневного следа на влажной земле, наделённый нюхом в сотни тысяч раз острее человеческого! Нос! Его главное средство сбора информации об окружающем мире и его же ахиллесова пята! Я бросил лук на землю. — Эй! — сиплым дрожащим голосом зашипела Сара — Ты чего? Не сводя глаз с амата, я расстегнул ширинку и вывалил член из штанов. — Ты спятил??? — снова прохрипела Сара. — Тихо! — прошептал я. — Есть идея… Амат, заинтригованый моим поведением, уселся, вытянул голову в мою сторону и раскрыл ноздри пошире. Давай же, нюхай, тварь, вдыхай полной грудью! Ночной бриз повеял мне в затылок. Его порыв дул с моей стороны через костёр прямо в сторону принюхивающегося зверя. Получай! Мощно, по-пионерски, я обильно помочился прямо в пылающий костёр! Угли зашипели, как взбешенные коты, а ветерок подхватил тучу зловонных испарений и сдул их в сторону амата! Прямо в его сверхчувствительные ноздри! На морде зверя выразилось недоумение — че это вообще только что было? Затем он зафыркал, завертелся волчком на месте, принялся бешено колотить себя хвостом по бокам, а лапами тереть морду! Он храпел и оглушительно чихал, будто аллергик в лавке с пряностями! Наконец, он издал короткий отрывистый вой и рванул в сторону озера! Все ещё с писюном наружу, я заложил два пальца в рот и оглушительно свистнул, разбудив по кустам всех окрестных птиц и усугубив посрамление грозы буша — уже второе за последние сутки! Девочки молча следили за всем этим фарсом, почти ничего не понимая. Я же, как только треск зарослей на пути убегающего зверя затих, громко расхохотался! — Вы видели, как я его! — я чуть ли не плясал вокруг костра, так и не убрав хрен в ширинку — Наука, мать твою!!! Сработало, сука! Поверить не могу! Накось-выкуси, педик полосатый!!! — я показал ночной темноте два средних пальца — Знай наших!!! — Ничего не понимаю! — наконец произнесла Сара — Ты просто взял и нассал в костёр. После чего зверь завизжал и дал дёру. Где тут наука? Да хватит уже скакать как полоумный! И убери червяка своего в штаны! — А я разве не убрал? — я глянул вниз — О, точняк! Пардон, мадемуазели, моветон! Забыл на радостях! Убрав хозяйство на место, я плюхнулся на землю у костра. — Падайте, барышни! Мы теперь в безопасности. Впредь с нами связываться он не захочет. Позвольте мне разложить всю ситуацию по полочкам. Честно сказать, я и сам предположить не мог, что придётся применить мои познания в медицине именно так! Короче. Согласно биохимии, в организме человека образуется мочевина. Выводится она способом, понятным из названия. Ее молекула — не что иное как две связанных молекулы аммиака! Стоит мочевину нагреть, как она снова развалится пополам и освободит газообразый аммиак. А аммиак зловонен! Невыносимо зловонен! Даже для хилого человеческого нюха! Если обморочному пациенту дать понюхать раствор аммиака, именуемый нашатырём, то он тут же вскочит бодреньким как огурчик! — Кажется, я начинаю понимать… — отозвалась Дженни. — Да-да, юная леди! Вы совершенно правы! Если аммиачная вонь способна так долбануть по носу человека, представьте, какой эффект она произведёт на тончайшее обоняние хищника! Эффект удара молотком в рыло! Когда я напрудил в огонь, мочевина от жара распалась, выделив облако аммиака, а ветерок доставил это облачко точно по адресу! Ох, и не завидую я сейчас этому горе-охотнику! Ему, наверное, моей ссаниной все рецепторы в носу сожгло, как если бы он порошок чили нюхнул! Небось сейчас на озере из носа вонищу выполаскивает! — Погоди! — резко прервала меня Сара — Так это значит, что мы тут с середины дня от страха трясемся, к смерти готовимся, а этого пожирателя душ надо было всего-навсего обоссать??? — Совершенно верно! Сара грохнулась на спину, схватилась за живот и принялась орать в голос! Дженни тоже звонко захихикала. — Во даёшь! Герооой! Нечего сказать! — выговаривала Сара в перерывах между взрывами хохота — Обвешался оружием, топор наточил, факелы зажег, а победу одержал струёй мочи!!! — Как раз наоборот! — отозвалась сквозь смех Дженни — Наш Рома настолько, крут, что даже справляя малую нужду обращает в бегство самых ужасных хищников! — Благодарю за комплименты, миледи! — я тоже покатывался со смеху от понимания комичности ситуации — Ради Вас я готов обоссать всех жутких тварей на острове! Мы ещё долго не могли успокоиться. Поток шуточек по поводу способа победы над аматом был неиссякаем! Наш радостный гвалт заглушил напрочь все окрестные звуки. Несмотря на всю дневную усталость и испытанный стресс, нам хотелось с улюлюканьем плясать у костра! Наверное, всё зверьё сейчас навострило уши и слушало наш балаган. Вдруг с юго-запада раздался шум, перекрывший звуки нашего празднества. Топот, треск зарослей, и мычание неслись из буша на некотором отдалении от нас. Но это были не те звуки буйволов, что мы слышали в не так давно. Казалось, сейчас стадо не просто переместилось с поляны на поляну, а в панике рвануло врассыпную, спасая свои жизни! Шум длился минут пятнадцать, затем стих, и, пронзая ночь, над бушем разнесся вой двух десятков голодных глоток падальщиков. — Что это было? — спросила Дженни. — Думаю, после стольких унижений, обливаний водой и окуриваний мочой, наш лохматый товарищ наконец добился своего. Он напал на стадо буйволов. И, судя по хору подхалимов, успешно. Вы заметили, что падальщики замолчали незадолго перед появлением амата у нас на поляне и только сейчас снова заголосили? Не в их интересах завыванием портить охоту своему господину. — Ну, можно только порадоваться, что каждый из нас сегодня получил, что хотел! — Сара прихлебнула остывший имбирный напиток — Амат наелся, мы живы остались, и даже драться не пришлось. Разве что бедолаге буйволу не повезло! — Давайте-ка ложиться спать! — я поднялся на ноги — Завтра нам снова в путь-дорогу! Нужно отдохнуть. Я уж, так и быть, посижу в карауле. Мало ли что ещё… Когда я вернулся с утренней разведки, девочки уже почти собрали вещи. — Вот! Смотрите, что нашёл! — я швырнул на землю свою находку. Этот предмет представлял собой большой кусок толстой кости, перемазанный в засохшей крови. К нему крепились два темных мощных изогнутых отростка, испещренных трещинами. Длинный заканчивался загнутым остриём, уже изрядно стертым и затупленным. Короткий же был сломан в нижней трети длины. — Узнаёте? — Нет. — Дженни пошевелила предмет копьём — Хотяяя… — Да вы же помните его! — Кого? — не поняла Сара. — Старого буйвола со сломанным рогом! Он вчера топал в конце стада, которое мы пропустили на водопой! Вот эта штука — его лобная кость с рогами! — И где же ты нашёл её? — На полянке, как раз там, где ночью падальщики выли. Там теперь просто какая-то адская скотобойня! Вся трава вытоптана и заляпана кровищей! От старика остался только хребет с парой рёбер, фрагмент таза и вот эта штука с рогами. Уж не знаю, что из этого сделал амат, а что падальщики, но по виду — жуть жуткая! Рога мы пристроили на одном из столбов бомы. Тросы сняли, и колючки, оставшись без опоры, осели на землю ворохом. Тлеющие головешки в костре я затушил тем самым способом, вызвав новый приступ хохота у своих спутниц. Солнце уже было на полпути до зенита, когда мы взвалили на себя корзины и вереницей продолжили свой путь на запад…