Тенали

Следующий день прошёл особо без происшествий. Мы снова проходили пороги и стремнины. Но они с каждым разом становились всё проще, а попадались всё реже. Один порог индейцы даже не оснастили указателем, настолько его считали простым. Но признаки человеческой деятельности с каждым километром становились всё более и более явными и заметными. В месте сужения русла, где по берегам возвышались мощные отвесные скалы, через реку был перетянут древний мост поразительной по своей гениальности конструкции. Древние использовали невероятную пластичность и темпы роста баньянов для возведения переправы. Направляя и фиксируя воздушные корни, они заставили два дерева по разным берегам расти навстречу друг другу. В конце концов, баньяны соединились, переплелись и задеревенели, создав единую конструкцию. Этот живой мост не нуждался в обслуживании или ремонте. Корни сами искали наиболее выгодный путь роста для прочности баньяна. И до этого додумались древние люди без малейшего инженерного образования! Уму не постижимо! Цивилизация уже давным давно исчезла, а живой мост продолжал стоять. Правда, теперь он служил переправой только для диких животных. Пройдя немного дальше и миновав довольно крупный порог, мы заметили по правому борту — на северном берегу — еще одну погрузочную пристань. На этот раз она была сложена не из темного, а из светлого камня вроде песчаника или известняка. Чукча не геолог. Мы причалили и пришвартовались к каменным кнехтам. Мы решили заночевать здесь. Разбив лагерь, мы пересмотрели наши запасы. Кажется, в корзинах снова мышь повесилась. Овощи и приправы уже подходили к концу, как и конина. Пора было опять искать пополнение. Я осмотрел реку. Потенциальных мест, где могла бы клюнуть рыба, было немало. Пара камней, водоворот над омутом, упавшее в воду у берега дерево. Я снова снарядил свою «закидушку» с гайкой и крючками. Для пущей привлекательности примотал к крючкам яркие попугайские перья. На наживку же пошли крупные водяные жуки, похожие на ручейников. Они ползали по гальке возле самого берега, и в случае чего ныкались в свои панцири, склеенные из песчинок, мелких камешков и так далее. Я вытащил из этой скорлупы несколько таких толстых светло-серых насекомых, нацепил на крючки и принялся расхаживать вдоль берега, делая забросы в наиболее интересных местах. Само собой, больше всего мне хотелось поймать здоровенного и вкусного лосося! Однако возле водоворотов, где обычно скакала полюбившаяся нам рыба, поклевок не отмечалось. Я начал облавливать камни и бревно. Здесь удача мне, наконец, улыбнулась. После пары неудачных поклёвок мне удалось подсечь и вытащить серебристую рыбину килограмма на два. Она напоминала большого окуня, но иной окраски и с большим радужным спинным плавником, как у сибирского хариуса. — Неплохо! — проговорил я, снимая трепыхающуюся добычу с крючка — А можно ещё штучек пять таких? Бревно действительно принесло неплохой урожай в виде ещё шестерых окуней схожего размера или чуть поменьше. Видимо, 2 килограмма был их предельный размер. Этих рыбок мы попробовали во всех видах. Филе зажарили, из хребтов и голов сварили уху, а для остальных соорудили коптильню. На вкус, конечно, не лосось, но тоже очень и очень неплохо. Особенно после целого дня гребли. За ужином мы беседовали об увиденном сегодня, и главной темой в разговорах была эта новая пристань, от которой также в джунгли уходила мощёная дорога. — Я осмотрела округу. — рассказывала Сара, притащившая на ужин немного перца, имбирь и побеги папоротника — Там чуть дальше по дороге опять штабель блоков. — Очередной путь от каменоломни. — я вытер капли ухи с усов — Только уже по добыче светлого камня. — А мост сегодняшний каков? — заметила Дженни. — Мне кажется, мост — это часть пути к областям добычи стройматериалов. — В смысле? — Рабочие шли по южному берегу по пешеходным тропам, которые за века уже заросли. Далее преодолевали реку по живому мосту и продолжали путь уже по северной стороне. Прямо к месторождению этой породы. — я постучал пальцем по блокам пристани — Там готовый материал перемещали по специально проложенной для этого дороге сюда на пристань, а здесь грузили на лодки и отправляли на место строительства города. — То есть ты уверен, что на южном берегу реки нам попадётся древний индейский город? — заинтригованно спросила Сара. — Нисколько не сомневаюсь. Слишком уж много блоков они добывали. Я не ошибся. Первым признаком грядущего эпического дерьма стал береговой маяк. Монументальная древняя башня, сложенная из светлых и тёмных каменных блоков в шахматном порядке, возвышалась на южном берегу. На ее верху под небольшой крышей на колоннах виднелась полусферическая каменная жаровня. Наверное, раньше в ней по ночам горел огонь, чтобы лодки могли находить пристань круглосуточно. Сразу же за маяком начиналась набережная с пирсами для швартовки лодок, тянувшаяся почти на километр вдоль реки. Остальное же было скрыто за зелёной стеной джунглей. — Правим к северному берегу! Там всё объясню. Катамаран уткнулся носом в гравий длинной галечной косы у противоположного от набережной берега. Мы пришвартовали нашу посудину к одиноко торчащему валуну. — Ну, и что за план, босс? Ошибся берегом? — отряхивая руки, спросила Сара. — Хочу залезть повыше и осмотреть тот берег через монокуляр. После стычки с медведем и нахождения змеиной кожи я не хочу соваться куда бы то ни было вслепую. Восточное побережье по сравнению с внутренними районами острова — просто парк культуры и отдыха! — А зачем нам вообще в эти руины надо? — Поискать еду. — Ты думаешь, индейцы забыли в холодильнике буррито? — засмеялась Сара — В таком случае оно очень, очень сильно просрочено! — Извини за вопрос, но чем вы занимались, когда «Левиафан» делал остановку в Лиме, в Перу? — Прошлись по магазинам, по городу погуляли, в кофейню… — Вот. А я ходил в исторический музей. И, как оказывается, не зря. Вокруг индейских городов всегда находились обширные возделываемые поля. Надо же чем-то кормить ораву народа? Кукуруза, бобы, арахис, иногда картофель и помидоры. А здесь, возможно, клубни и баклажаны. Не суть. Сейчас эти посевы никто не обрабатывает, но одичавшие сельскохозяйственные культуры мы вполне можем там найти. Причём в хороших количествах и с большой долей вероятности. — Звучит разумно. С чего начнём? — С моего залезания вон на ту сейбу. Я скинул всё лишнее, оставив при себе только оптику и нож, дошёл по косе до берега и осмотрел выбранное мной дерево. Ствол был неохватный и гладкий до блеска, словно его нарочно наполировали и натёрли маслом. Но от корней и до самой кроны змеилась по спирали, вгрызаясь в кору сейбы, корявая паразитическая лиана с многочисленными отростками. Фактически готовая винтовая лестница. По виткам лианы я забрался до самой кроны, стараясь не смотреть вниз. Затем вскарабкался еще выше по ветвям, нашёл подходящую развилку и поудобнее пристроил в ней свою задницу. Высота была порядка метров тридцать. С такой верхотуры вид на всё открывался совершено под другим углом. Река широкой голубой полосой струилась у меня под ногами, а на галечной косе возле игрушечного катамарана сидели в ожидании меня две крохотных фигурки. Но я здесь был не за этим. Что ж, приступим к разведке. Южный берег представлял собой широкий пологий склон, спускающийся к реке. На нем распологалось полукольцо скал. Концы этого полукруга из утёсов располагались примерно в паре километров выше и ниже по течению от краев набережной. То есть диаметр всего этого скального комплекса составлял примерно километров пять. Выход к реке и естественная крепостная стена, возведенная самой природой. Теперь я понимаю, почему индейцы выбрали именно это место для постройки города. Я перешел к осмотру территории, заключенной внутрь этого полукольца, двигаясь снизу вверх. Итак. Пристань с пирсами и маяк. От центра набережной перпендикулярно ответвлялась широкая мощёная дорога и уходила вверх по склону. Должно быть, это в прошлом была центральная городская улица. Чуть выше среди стволов деревьев смутно проглядывался рельеф местности. Она была будто нарезана на широкие ступени. Эта гигантская «лестница», собственно, и занимала большую часть замкнутой в кольцо скал территории. Далее в просвете в лесной зелени я заметил слева от условной линии центральной улицы часть какого-то массивного сооружения. Ребристая грань. Думаю, это храм в виде ступенчатой пирамиды, типичный для южноамериканских древних цивилизаций. Также берем в расчёт симметричность их архитектуры и предполагаем наличие аналогичной пирамиды с другой стороны от дороги. Движемся дальше. Выше по склону над пирамидами я заметил фрагмент колоннады, держащей плоскую каменную крышу. Ага. Помню изображения таких штук в перуанском музее. Это, насколько я помню, крутые дома для знати. Думаю, эти здания тоже парные и симметричные относительно центра. Дальше шла полоса сплошной зелени, сквозь которую рассмотреть что-то под пологом леса не представлялось возможным. Вероятно, там не было крупных строений, а располагалась городская площадь или базар. Но вот следующий ярус выглядел крайне впечатляюще. Ровно по центру почти на половину своей высоты между крон проглядывала главная пирамида города. Кладка была такая же, как у маяка — шахматное чередование блоков светлого и тёмного камня. Было отлично видно ступенчатые ребра и переднюю грань. По ее середине проходила каменная лестница, а на плоской вершине стояло что-то наподобие небольшого святилища или алтаря в виде фигурной крыши на колоннах. Пирамиду покрывала вездесущая зелёная поросль, кое-где сквозь кладку пробились небольшие деревца, но выглядела она всё столь же величественно, как и много веков назад. Несколько минут я просидел на ветке, переваривая в мозгах всё увиденное. А затем сунул монокуляр в карман и приступил к спуску. — Чего нового? — живо полюбопытствовала Сара, когда я вернулся к катамарану. — На словах изложить трудно. Запилю макет. Из гальки я примерно сформировал то, что видел. Сначала маяк и набережную. От неё — главную улицу. Строчками из гравия изобразил ступени, кучками — приамиды, грядками — дома с колоннами. Затем промежуток в роли площади и в конце дороги — большую груду камней. — Итак. — я использовал нож как указку — Вот эти ступени, что ближе всего к реке, это террасы. На них, собственно, и выращивали еду. Поэтому и соорудили их ближе всего к воде. А возле полей всегда располагались хижины земледельцев и прочих смердов. Я указал на маленькие пирамиды. — Вот эти штуки — храмы для молитв. Наверху стоял жрец и мотивировал толпившийся внизу люд активнее тяпать землю мотыгой. Идём далее. Кончиком ножа я провел вдоль дороги и ткнул на грядки. — Это уже район покруче. В таких домах обычно селились пацаны состоятельные, сразу по несколько семей. Военачальники, вельможи, жречество… — Может, и золото их там до сих пор можно отыскать? — в глазах Сары заплясал хищный огонёк. — Серьезно? После всего, что мы пережили, ты и в самом деле хочешь набить карманы индейским золотом? Я вот был бы больше рад кукурузе! Зачем оно тебе здесь? — Нууу… Это же, блин, золото! Как его можно не хотеть! — Жадность грех, Харрис! — усмехнулся я — Ты даже не знаешь наверняка есть ли у них вообще тут золото. Но, по правде говоря, по пирамидам и особнякам я бы и сам пошарился с удовольствием. Этот город сам по себе бесценное сокровище. Хм… Продолжим. Я указал на широкую полосу. — Здесь, как я полагаю, был центр города. Рынок, площадь для сборов. Возможно, стадион или бойцовая арена. Надо же было им как-то развлекаться. И наконец… Я направил нож на модель большой пирамиды. — Главное святилище. Наверху алтарь. По любому в честь солнца. В этой пирамиде молились только самые большие шишки индейского общества. Верховные жрецы, царские советники и, собственно, сам царь. — Интересно, а чем он занимался? — спросила Дженни. — Сидел наверху на золотом унитазе и плювал оттудова холопам на лысины! — засмеялся я — Ну, если честно, не могу сказать наверняка. Издавал законы, вершил правосудие. Чем там ещё обычно занимаются цари? Я спрятал нож в ножны. — Но туда я не полезу. Проверю террасы и, возможно, самые ближайшие здания. — Говоришь так, будто собираешься идти один. — сказала Дженни. — Да, один. — Мы могли бы помочь. — Вы ждите на пирсе возле катамарана. Этот город чертовски заманчивый, но доверия мне не внушает. — Индейцев боишься? Или проклятых гробниц? — усмехнулась Сара. — Хищников. Водопой рядом, а руины — отличное убежище. Тут запросто мог обосноваться медведь или ягуар. А может вообще кто-то другой, с кем мы ещё не сталкивались. Давай переплывём реку, а я пока обдумаю план. Девушки запрыгнули на катамаран, я оттолкнул наше судно от берега и заскочил сам. — Правим к пристани. Держим слегка против течения. Все гребём! Течение всё равно сносило катамаран вниз, но мы, пусть и с усилиями, всё же успели добраться до пирсов, пока река не утащила нас слишком далеко. Пристань эта также была оснащена кнехтами. Мы пришвартовались у самого дальнего конца пирса, привязавшись к каменной тумбе только одним тросом. Я освободил от вещей одну из корзин и нацепил ее на спину. Из оружия выбрал лук, нож и мою короткую пику — не хотелось навешивать на себя лишнего барахла. Проверив надежность всех лямок, я перепрыгнул с катамарана на пирс. — Так какой план? — спросила Дженни. — Значит так. Сейчас я быстро пробегусь по террасам. Попробую найти и собрать побольше съедобных растений. Если они тут будут, конечно. Увижу, допустим, козлика или лесную лошадь — попробую поохотиться. Затем отнесу корзину вам и сбегаю осмотрю сам город. — Нууу, это надолго! — протянула Сара. — Неее. Я же говорю — только ближайшую пирамиду и, возможно, особняк с колоннами. За площадь я не пойду. — Поняли. Будем ждать. — И да. Если увидите, что я несусь сюда как в жопу ужаленный и ору не своим голосом — отчаливайте срочно. Не ждите меня. Я прыгну в реку и доплыву до вас. Я повернулся и пошагал по пирсу к набережной. На полпути я остановился, развернулся и сказал: — Последнее. Не появлюсь до заката — уплывайте. Не дожидаясь ответа, я трусцой побежал к началу центральной дороги. Главная улица мертвой столица была метров десять шириной. По меркам индейцев, не знавших о колесе — настоящий проспект. Даже спустя века, джунгли не сумели поглотить её в той же мере, что и Дорогу Истуканов. Посреди леса шла широкая свободная от растительности мостовая. Чувствовался уклон местности вверх. Я вертел головой, стараясь осмотреться получше. По прикидкам, здесь уже должна была закончиться «портовая зона» возле набережной и начаться собственно сельскохозяйственные террасы. Я уже было хотел свернуть с проспекта в сторону, как вдруг справа от дороги, метрах в тридцати, заметил руины нескольких домов. Это были, очевидно, лачуги земледельцев, в своё время возделывавших поля. Довольно большие по площади прямоугольные домики. Должно быть, сразу на 2-3 семьи. Эдакие древние коммуналки. Фундаменты сложены из плоских камней, стены глинобитные на бамбуковом каркасе. Крыши отсутствовали, провалились внутрь зданий. Жаль. Я бы осмотрел эти халупы изнутри, но разгребать завалы, в которых может сидеть очередная ядовитая шняга, желанием не горел. Раз здесь стояли жилища, то, наверняка, и до плантаций было недалеко. Я обогнул группу домов и углубился в джунгли. Местность действительно оказалась разбита на уступы. Эти огромные ступени, укрепленные каменной кладкой, имели метров по двадцать ширины, около метра в высоту, а по протяжённости, наверное, тянулись на всю длину склона. Возможно, далее их пересекали ещё улицы наподобие центральной, спускающиеся к реке. Однако я был здесь с вполне определенной целью. И долго искать не пришлось. На хорошо прогретых солнцем пятачках действительно возвышались трехметровые сочные стебли изумрудного цвета, с пышными листьями и метелками наверху. Индейцы действительно завезли с материка на этот остров кукурузу! Достав нож, я приблизился к побегам. Между стеблем и листьями торчали огромные початки, плотно упакованные в зеленые коконы. В длину они достигали сантиметров сорок! Удивительно! В том же музее в Лиме гид говорил, что крупными початками обладают только современные сорта кукурузы, а в древности они были от силы с ладонь. Похоже, здешний народ оказался талантлив не только в строительстве, но и в селекции! Я снял корзину и поспешно начал набивать ее кукурузой. Один из початков я развернул. Кукурузина внутри глядела на меня рядами крупных золотых зёрен. Рот мгновенно наполнился слюнями! Наконец-то мы вновь попробуем кашу! А может даже хлеб! Набрав штук тридцать початков, я оставил корзину возле глинобитных жилищ у дороги, а сам налегке прошвырнулся по террасам, исследовав ступени выше и ниже по склону. Джунгли вокруг были относительно спокойны, поэтому моя тревога понемногу начала отступать. Помимо кукурузы я обнаружил на террасах кустики перца, побеги лука и крахмалистые клубни. Значит, местные культуры индейцы возделывали наравне с завозными. Особенно меня заинтересовал способ выращивания клубней. В одном месте мне попались несколько десятков грубых пирамидок, сложенных из камней. Высота их была чуть больше полуметра, и сквозь кладку пробивались знакомые мне сочные ползучие побеги с белыми цветочками. То есть древние земледельцы насыпали кучу земли, укрепляли её каменной кладкой и натыкивали молодые побеги. Благодаря рыхлой почве внутри пирамидки, хорошей аэрации и поливу клубни вырастали гораздо крупнее. Крестьян здесь уже давно не было, а конструкции продолжали стоять, год от года выращивая внутри себя клубни. Затем «картофелины» отмирали, перегнивали, а на следующий год начинали расти уже новые. При помощи пики я развалил одну из пирамидок. Внутри оказалось штук пять огромных зрелых клубней. Я выбрал один, самый большой, и оттащил его к корзине. Что ж. Кукуруза, картофель, лук и перец. Я был более чем доволен. Взвалив корзину на горб, я направился к реке. Девочки ждали меня всё у того же пирса и радостно заулыбались, когда я с тяжелой корзиной показался на пристани. — Винсент, мы счастливы? — со смехом обратилась ко мне Сара. — О да, мы чертовски счастливы! Ужин сегодня будет просто царский! Я откинул крышку корзины и презентовал девочкам свои находки. — Ты где такие штуковины нашёл? — Сара вертела в руках длинный кукурузный початок. — Грабанул огород. Думаю, там ещё куча всего растёт, что я не нашёл. — Может, не пойдёшь туда? Поплыли отсюда подобру-поздорову… — в голосе Дженни ощущалось волнение. — Я быстро. Туда и обратно. Как Бильбо Бэггинс. Кроме того, под такие овощи хочется мясца, а не рыбы. Я готов поспорить, что заброшенные плантации освоили индюки или кабанотапиры. Я нацепил вместо корзины портупею с колчаном. — Ждите. Я скоро вернусь. Если найду какую-нибудь золотую штуковину, обещаю принести спецом для Сары. — Когда я назвала тебя Индианой, то даже не думала, что это так далеко зайдёт! — засмеялась Сара — Не забудь мешочек с песком на место идола поставить. Я помахал девушкам и снова убежал в джунгли по проспекту. Я двигался своим фирменным тихим бегом. Наработал эту поступь за время исследования буша. Необходимость возникла, когда я начал охотиться на куропаток и голубей. Стаи двигаются по кустарнику быстро, но и слушают чутко. Поэтому высматриваем участки земли с минимумом листвы и сухой травы, ставим сначала пятку, затем мягко опускаем на землю наружный край стопы, переносим вес на кончики пальцев. Повторять на каждом шагу. Готово. Вы ниндзя, бесшумнее предрассветного бриза, неуловимее тени мотылька, тише шептуна в ночи… Именно такой бег и принес мне очередную добычу. Периферическим зрением я уловил движение под корнями молодого дерева слева от дороги. Из норы высунулась знакомая круглая серая морда. Гигантская крыса выставила харю на свет божий и потягивала носом воздух. Но от ниндзя не укрыться. Почти не сбавляя бега я вскинул лук, выхватил из-за спины стрелу, оттянул тетиву и выстрелил. Пронзив воздух, стрела пронеслась в узкий просвет в зелени и прошила череп грызуна. Даже не поняв, что произошло, сраженная наповал крыса упала у входа в нору. Я соскочил с дороги, извлёк тушку из-под корней, вернул стрелу в колчан за спину, а крысу приторочил на пояс. На добычу мясной составляющей нашего ужина я потратил меньше минуты. Если вернусь к пристани сейчас, то девчонки точно больше не отпустят. Так что продолжаем экскурсию по безымянной столице. Дорога вдоль террас тянулась километра три. По краям улицы то и дело попадались руины глинобитных домишек, поросшие травой и увитые лианами. Природа неуклонно брала своё. Наконец ступенчатые плантации закончились, и я очутился на перекрёстке. По моим прикидкам эти ответвления вели к малым пирамидам. Их, видимо, и вправду две. Направо или налево? Да в целом, пофигу. Слева вон у дороги куст стрёмный растёт. Пойду направо. Бежать пришлось еще около километра. Ввиду приближения к крупным строениям, где могли прятаться хищные звери, я немного снизил темп бега и напряг слух. Ничего подозрительного, однако, не слышалось. Тем не менее лучше было оставаться начеку. Сквозь чащобу джунглей стал проглядываться монументальный профиль пирамиды. Она была сложена из грязно-серых блоков, в отличие от главного святилища. По цвету камень походил на скалы, окружавшие город. Видимо, храм для смердов сложили из доступной местной породы, а на строительство господской пирамиды тратили уже понтовый привозной материал. Ступенчатое здание с мощным широким основанием гордо нависало над небольшой площадью у подножия лестницы. Высотой оно было как минимум с пятиэтажку. Если это малая пирамида, то какой же громадиной должна быть царская цитадель? Я пытался вспомнить специальное название для таких ступенчатых южноамериканских пирамид. По моему, их называли «теокалли». Да, теокалли. Это слово я узнал совсем мелким, из романа Хаггарда «Дочь Монтесумы». Я вышел на площадь и встал у первой ступени длинной крутой лестницы, ведущей на вершину теокалли. В чём-то Сара была права. Я действительно ощущал себя Индианой Джонсом или Нейтаном Дрейком, не меньше. Я занес ногу, готовясь шагнуть навстречу тайнам погибшей цивилизации. Вдруг моё внимание привлек отпечаток. Ручьи дождевой воды во время муссонов намыли на площадь небольшие наносы песка, и в нескольких местах возле лестницы на нем четко вырисовывался след. Это не было похоже на копыто травоядного, лапу хищника или конечность рептилии. На рыхлом песке ясно виднелись контуры… пятипалых ладоней и босых ступней. Ещё никогда до этого столь дикую смесь шока, удивления и ужаса я не испытывал. Это чувство зародилось где-то под диафрагмой, пережало дыхание, закоротило на секунду сердца, а затем электрическим разрядом шарахнуло в мозг. Переводя дыхание, я осмотрел следы. В глаза сразу бросился огромный размер следов и длинные цепкие пальцы что на руках, что на ногах. Уйма догадок роилась в голове. Это какие-то приматы? А если… Морские животные вблизи острова вырастали до чудовищных размеров, завезенная кукуруза тоже вымахала будь здоров, мы сами стали сильнее и выносливее. Этот проклятый остров меняет всё живое, что попадает сюда. Вдруг и индейцы здесь деградировали до околозвериного состояния, превратившись из высокоразвитого народа в стада диких тупых троглодитов?.. Я физически не мог уйти отсюда, не получив хотя бы малейшего ответа. Но всё же задерживаться в городе становилось всё опаснее. Ладно. В тёмную пирамиду не полезу. Если вскарабкаюсь на теокалли — сам загоню себя в угол. Лучше по быстрому проверю особняк. Там, по крайней мере, относительно светло и есть, в случае чего, пространство для манёвра. А потом сразу же к реке. Я ещё раз осмотрел следы на песке и побежал к центральной улице, особо тщательно следя за бесшумностью шагов. На перекрёстке я свернул направо и снова продолжил подъём вверх по проспекту. Но долго бежать не пришлось. Вскоре справа и слева от дороги возникли из зелени джунглей большие здания с богатой архитектурой. Особняки стояли в строгом порядке. Ближе всего к крестьянскому району располагались и самые простые дома — серый местный камень, небольшое количество узоров и украшений, довольно скромные размеры. Дальше шли дома побольше из светлого известняка с резными колоннами. А в конце находилось самое большое и крутое здание шахматной кладки — такое же, как и главная пирамида. Планировка всех особняков была примерно одинаковая. Вытянутый прямоугольный фундамент метра три высотой располагался торцом к дороге. Подняться на него с улицы можно было по небольшой широкой лестнице. Даже у самых «бедных» домов на верху лестницы по обе стороны стояли черные каменные истуканы, как у дороги на востоке. Только здесь носачи располагались в профиль, а руки их не тыкали вперед ладошками, а любезно приглашали пройти внутрь дома. Видимо, герой с ягуарами действительно был здесь очень любим. Далее шла галерея из четырехгранных колонн, поддерживающая мощную плоскую крышу. В середине же здания располагались четыре каменных стены, ограничивающих внутреннее пространство дома. Человек должен был подняться по лестнице, пройти между колонн и зайти через высокую прямоугольную дверь в жилое помещение. Я, само собой, решил посетить самую крутую хату на районе. Миновав истуканов-дворецких, я вошёл на колоннаду шахматного особняка слева от дороги. Она, скорее всего, играла роль галереи для прогулок и времяпрепровождения богачей на свежем воздухе. Здесь я задерживаться не стал. Включив фонарик и приладив его на лук, я вошёл внутрь особняка. Однако света, на удивление, было достаточно. Двери на колоннаду, наподобие входной, были пробиты в стенах примерно каждые двадцать метров. В тропическом климате можно себе такое позволить. Через них внутрь и пробивался естественный дневной свет. Его хватало, чтобы рассмотреть некоторые детали. Кое-где возле стен стояли круглые каменные жаровни. В них даже сохранился слежавшийся пепел и следы копоти на потолке сверху. На полу попадались фрагменты практически сгнившей деревянной мебели. Сложно было теперь сказать, что это было. Наверное, корзины, низкие индейские кровати, прялки или ткацкие станки. Попадались в больших количествах и осколки керамики по углам. Но самыми занятными оказались человеческие кости. Судя по всему, смерть застигла людей в их собственных домах. Наверное, то был голод или болезнь. Морально я был готов увидеть здесь скелеты, да и за учебу в медицинском насмотрелся на них немало. Так что останки мёртвых людей вызвали у меня скорее любопытство, нежели страх. При жизни индейцы высоким ростом не отличались. Самые большие мужики оказались от силы высотой с Сару. Были и скелеты поменьше — женские и детские. По источенными костям беззубых челюстей я опознал старика. В углу среди сгнивших прутьев плетеной колыбели лежал скелетик младенца. Черепа у всех вытянуты. Знаю этот обычай. Индейцы зажимали головы новорождённых между двумя дощечками и утягивали верёвкой. Череп костенел в продолговатой форме. Считалось, что уродование головы угодно богам. Был в особняке и еще один элемент, на который я обратил внимание с самого начала. Ровно посередине здания располагалась каменная лестница. Она вела от квадратного проёма на потолке прямо в такой же люк в полу. Там ступени терялись в темноте. Я посветил фонариком в подвал. Он, вероятно, занимал изнутри весь фундамент. Луч подсветил кости на ступенях и занавески из паутины. Не, нафиг. Туда к паукам я не полезу. Сбегаю на крышу и всё. На пристань. По лестнице я поднялся наверх. Плоская крыша играла роль веранды для отдыха. По краю тянулся каменный бортик. Именно из-за него крыша с улицы казалось такой толстой. Вероятно, раньше здесь стояли лежаки и навесы от солнца. Опять же — кровати и ткацкие станки. Но сейчас тут были только мох и лианы. Всё, что могло сгнить, солнце и дожди под открытым небом разложили без остатка. Я осмотрелся вокруг. Далее на юг — то есть в сторону большого теокалли — за рядом невысоких деревьев раскинулась широкая площадь. Я присмотрелся сквозь стволы. Саму площадь покрывали редкие большие деревья и негустой подлесок. Так что довольно легко можно было рассмотреть строения на дальнем краю. Большое теокалли, чья верхушка высилась над лесом, оказалось лишь частью огромного архитектурного комплекса. Справа и слева от него имелись ещё две пирамиды поменьше, а между ними ютились особняки, казавшиеся по сравнению со святилищами крохотными коробочками. Все здания состояли из богатой шахматной кладки. Там, за площадью, наверняка жила самая-пресамая элита. Внезапные звуки откуда-то с юго-востока привлекли моё внимание. Голосили явно какие-то животные, причём очень разнообразно. До меня доносилось уханье, ворчание, визг и ещё всяческая какофония. Пригибаясь и прячась за бортиком, я стал пробираться вдоль длинной веранды. Судя по всему, источник звука находился возле восточного теокалли. Конец вытянутой крыши особняка как раз приходился вровень с нужной пирамидой. Я аккуратно выглянул из-за укрытия. На дальнем краю площади перед святилищем расположились вразнобой порядка тридцати животных. Это были именно те, кто наследил на песке у крестьянской пирамиды. На людей они походили мало. Самое краткое их описание — помесь павианов, горилл и орков из Варкрафта. Вынув монокуляр, я принялся изучать стаю приматов. Нас разделяло где-то метров сто. Обезьяны были весьма разнообразны как по внешности, так и по занятиям. Самцы рассыпались по площади. Кто копался в земле, кто тряс ближайшие деревья. Это были большие и сильные звери. Длинные руки с крепкими мышцами заканчивались огромными кистями. На предплечья и кулаки витками были намотаны твердые лианы. Туловище также выделялось мощными плечами и грудной клеткой. Задние конечности очень напоминали стопы человека, но длинные цепкие пальцы позволяли обезьянам в равной мере уверено себя чувствовать и на земле, и на деревьях. Шеи, плечи и загривки покрывала густая черная шерсть, а из оттопыренных задов торчали уродливые скрюченные хвосты. Но самой примечательной — и пугающей — была башка. Низкий лоб, толстый надбровный валик. Исподлобья сверкали маленькие злые глаза. По бокам морды топорщились густые черные бакенбарды. Плоский нос с вывороченными наружу ноздрями был еле заметен. А большую часть хари состовляли страшные челюсти. Нижняя выпирала вперёд относительно верхней, и наружу торчали колоссальные острые нижние клыки. Когда один павиан зевнул, распахнув пасть почти на 180 градусов, то продемонстрировал не менее внушительные верхние зубы. Морды и лапы самцов были белыми, хотя сама кожа имела такой же черный цвет, как и шерсть. Кажется, они вымазывали рожи чем-то вроде мела. Самки были мельче, менее волосатые, с уродливыми обвисшими сиськами. Кроме того, они не белили морды и не носили на руках обмотку из лиан. Они сидели под деревом в стороне. Вокруг них суетился и верещал целый детский сад из нескольких детёнышей. — Агааа… — прошептал я мысли вслух — А где же ваш босс?.. Я поднял окуляр чуть повыше, на первые ступени теокалли. Нынешний царь мертвого города расположился там во всей своей красе. Босс заседал воистину как босс. Это была просто невообразимая громадина! По росту его можно было сравнить с виденным нами медведем. В остальном он был схож с другими самцами. Ручищи и торс похлеще чем у любого бодибилдера, белая рожа и обмотка на лапах. И финальным украшением была длинная и пышная, словно у боярина в допетровской России, роскошная угольно-черная борода, густыми волнами ниспадавшая на громадные грудные мышцы. Босс восседал своим царственным задом на подстилке из листьев. Это даже не подстилка была, а целый лиственный диван! Под правой его лапой на ступенях лестницы валялась здоровенная узловатая дубина под стать владельцу. Также возле «трона» лежала горка отборных фруктов. Самцы-собиратели постоянно подтаскивали боссу новые вкусняшки, которые тот с подлинным удовольствием закидывал в разверзстую пасть. Вокруг вожака также расселись по ступеням несколько самочек, которые тщательно вычищали что-то из господского меха. Бородатый обормот очень и очень неплохо устроился! И диван у него есть, и бабы его чешут, и фрукты он жрёт! Иными словами, отдыхает поприличнее большинства людей… Один из собирателей, ковырявшийся палкой под трухлявым пнём поодаль от босса, извлёк из-под корней большую зелёную лягушку. Думая, что начальник его не видит, он попытался потихоньку, отвернувшись в сторонку, свою добычу сожрать сам. Но босс был бдителен! Увидев творящееся самовольство, он взревел на весь лес, сорвался с дивана и с поразительной для такой туши скоростью подлетел к воришке! Сцапав преступника за шкирку, он со всей дури врезал ему пудовым кулачищем прямо в челюсть! Пожёванная лягушка упала на землю, а ворюга с визгом отлетел на несколько метров в сторону. Босс подобрал лягушку, проглотил не жуя и направился обратно в объятия своего гарема. Неудачливый воришка же поднялся с земли и, шатаясь, попробовал пройти несколько шагов. Получалось не очень. Нижняя его челюсть безвольно болталась как тряпка, и пасть больше не закрывалась. По любому перелом. Всё. Достаточно зрелищ на сегодня. Пора валить обратно. И не шуметь. Я убрал монокуляр и уже хотел, крадучись, пробраться к лестнице, как вдруг встретился глазами с ним… Метрах в пяти надо мной на лиане сидел павиан-подросток! Долговязый, без бакенбардов и обмоток, но уже с выбеленной мордой. Он пристроился и внимательно зырил на меня сверху вниз! — Уууууу! — восторженно протянул он. — Шшшш… — зашипел я на ублюдка. — У-у-у! Аааааа! — снова заголосил поганец. Маленький сучонок! А ну быстро завали хлебало! Я вскину лук и пустил стрелу в мерзавца, но тот ловко увернулся от выстрела! — О-О-О!!! АААААААААА!!! — заверещал он во всю глотку в сторону стаи и запрыгал по веткам, тряся листву и тыкая в меня пальцем. — УО! УО! УО! — раздалось со стороны пирамиды. Тваааюююю мааааать!!! Вопли приматов стремительно приближались и нарастали. Я огромными скачками пронёсся вдоль крыши особняка, вскочил на каменный бортик, а оттуда сиганул прямо на мостовую! Проделал бы я такое раньше — переломал бы все кости. Но и сейчас при приземлении мне пришлось сделать кувырок через спину, чтобы сохранить колени. Лук отлетел куда-то в сторону, стрелы в колчане на спине хрустнули и высыпались. Ваще похер! Самому бы спастись! Я бежал так, как не бежал никогда. О тихом беге я и не думал! Нёсся по мёртвому городу словно ураган! Рев и завывание гамадрилов за спиной приближались! Они звучали сзади, правее и левее. Вверху на деревьях трещали ветки и также орали приматы! По звукам мне казалось, что за мной гонится не меньше сотни тварей! Я мельком оглянулся назад. Меньше чем в десяти метрах от меня огромными скачками, держа в зубастой пасти свою дубину и излучая взором чистейшую ненависть, нёсся лично БОСС! В этот момент я и словил адреналиновый приход. Сознание — выключается. Организм — переходит на иной рабочий режим. Суперспособности — активируются. Рука сама сорвала с пояса привязанную крысиную тушку и швырнула ее прямо в орду приматов. А ноги рванули с места так, как в принципе не способны рвануть у обычного человека! Ветер свистел в ушах. Рёв павианов снова начал настигать. Впереди показалась пристань. — СССААААРРРААААА!!! Я вылетел на набережную, завалился на бок при повороте, тут же вскочил и рванул к нужному пирсу! Девчонки на катамаране встрепенулись. — ОТЧАЛИВААААЙ БЛЕАААТЬ!!! Судя по звукам сзади, орда гамадрилов уже выбежала вслед за мной на берег. Сара принялась суетиться и возиться с узлами. Но на удивление присутствия духа не потеряла именно Дженни! Она мгновенно схватила мачете и просто перерубила швартовые! Катамаран, подхваченный течением, стал отплывать от пристани. А я выскочил на пирс. Финишная прямая. Разгон… Я вложил в эти метры все свои силы, набрал скорость и прыгнул. Расстояние порядка шести метров над водой я перелетел по воздуху аки ласточка! От моего приземления на корму катамаран тряхнуло. Я обернулся назад. По пирсу с рёвом нёсся Босс. Свою дубину он уже выплюнул из пасти и занёс над головой! Он приближался к краю пирса. Я понимал, что он тоже хочет прыгнуть. А он знал, что такой прыжок ему по силам. Тело снова всё сделало за меня. Пальцы выхватили из-за пояса нож, плечо выполнило замах, предплечье скорректировало траекторию. Сверкая и вращаясь, клинок, словно стрекоза, отправился в непродолжительный полёт и вонзился монстру прямо в глаз. — УУУУУООООООААААААААА!!! Босс завывал и катался по пирсу, схватившись за морду и обагряя камень своей кровью. К нему уже подбежали его прихвостни. Один особо услужливый попытался помочь своему владыке и схватился лапой за рукоятку ножа. Босс в новом припадке ярости взревел, вскочил и одним ударом дубины укокошил верного слугу. Тот лишь глухо хрустнул, сложился в неестественную позу да так в ней и остался… Мы петляли по реке между камней. Поток с каждым метром опять становился всё более и более бурным и стремительным. Нас несло навстречу закату, а по левому берегу реки за нами не отставая ни на шаг следовало обезьянье полчище. Сложно было сказать, сколько именно их было. Больше двух десятков, это точно. И откуда, блин, столько повылазило? Все поголовно — здоровенные самцы, каждый почти с человека. Вооружены дубинами и острыми кольями. Только я успел порадоваться, что нас разделяет дистанция, как в дело вступила обезьянья артиллерия! На берег подскочили несколько павианов. В зубах каждый держал пучок коротких лиан с привязанными к ним камнями. Гамадрилы встали на задние лапы, схватили свои импровизированные снаряды, раскрутили их в воздухе и одновременно запустили прямо в нас! — Головы берегите! — заорал я девчонкам. — Что? — из-за рева воды не расслышала Сара. Черт! Я метнулся вперёд, сгрёб девушек в охапку и прикрыл собой. Моя спина встретилась с ливнем камней. Один попал в затылок, и в глазах у меня помутилось. Я поднял голову, и в этот момент другой камень надвое рассёк бровь. Кровь залила левый глаз. Ещё немного — и я тоже бы остался одноглазым. С берега раздался довольный вопль! Я зарычал от злости. Был бы у меня лук, преследователи бы за десять минут превратились в трупы. Но мой лук остался где-то в руинах города… Солнце уже давно скрылось за холмами на западе. Над долиной сгущались сумерки, в лесу загорались первые холодные огоньки, а река бурлила всё сильнее. Но гамадрилов приближающаяся темнота нисколько не смущала. Эти твари, судя по всему, ночью были не менее опасны, чем днём. Впереди раздался грохот. Он приближался и нарастал. Этот грохот показался мне слишком знакомым. — Что там впереди?! — Сара тоже услышала шум. — Не знаю! Надеюсь, не водопад! — Ты же сказал, что не будет водопадов!!! — Ну, извини! Я не оракул! Впереди показался частокол из чёрных острых скал. Он тянулся через всю ширину реки, и между камней кипели буруны. — Указатель! Где сраный указатель?! — орала Сара. Указателя не было. Индейцы оборудовали реку под водный путь только от дальней пристани до строящегося города. Проходима ли она ниже по течению или нет — для них значения не имело. Скалы стояли плотно. Проскочить между ними не было ни малейшей возможности. — Бросайте весла! Держитесь! Сейчас тряхнёт! Катамаран с разгону столкнулся с речным утёсом. Течение подтолкнуло его, и он, шкрябая баллонами о камень, тяжело вполз на скалу и засел на ней намертво. Мы спрыгнули на камни. Сразу за ними, срываясь с уступа, ревел и бесновался порог трёхметровой высоты. Абсолютно непроходимый. Вечер превращался в ночь. Люминесценция в лесу разгоралась ярче. Гамадрилы на берегу снова радостно завопили. Их крики переместились на прибрежные скалы, затем на камни порога, начали приближаться к нам. Мы были в ловушке. Я достал пику и отвязал от корзины топор. — Готовтье копья! Живыми не сдаваться! Первый примат, вереща во все горло, наскочил на Сару. Она заорала ещё безумнее и вонзила гамадрилу копье прямо в пасть. Тот захрипел, захаркал кровью и повалился на камни. Затем сразу два павиана бросились к Дженни. Она просто выставила свое копье вперёд, и зверюга со всей скорости насадилась на него сама. Вторую я зацепил шпорой на обухе топора и скинул в ревущий порог. Ещё одному я воткнул пику в горло, другому срубил башку, третьего пинком послал в реку. Но лавину обезьян было не остановить. Свет всё мерк, а враги прибывали. Как только ночь сгустится полностью — нам конец… Громкий чистый звук перекрыл грохот порога. — Что это? — крикнула Дженни. Звук повторился. Обезьяны будто остановились, повернули морды к скалам ниже по течению. — Это не животное. Это… На южном берегу протрубили снова. Уже совсем близко. — Охотничий рог! В спину ближайшему гамадрилу вонзилась длинная стрела. Ее наконечник из вулканического стекла прошёл навылет и выскочил из груди. Приматы заорали и, забыв про нас, бросились по камням к лесу. На южном берегу реки сверкали оранжевым светом огни факелов…