Тенали

Ближайшие к лесу гамадрилы успели скрыться в зарослях. Но штук семь угодили в ту же ловушку, что и мы. Люди с факелами перекрыли им путь отхода, и приматы оказались зажаты на скалах порога между нами и отрядом неведомых воинов. Осознав своё положение, павианы стали драться ещё яростнее. Их было немного, но они навалились на нас с утроенной злобой, желая пробиться к выходу из западни. В спины им летели стрелы и дротики. Основной удар пришёлся на меня. Несколько тумаков палками попало мне по плечам, рёбрам, голове и лицу. Я пошатнулся, но равновесия не потерял. Взмахнув топором по широкой дуге, я отогнал обезьян и начал цеплять их по очереди и разделываться по одному. Крупный гамадрил с толстой палкой в лапах метнулся мне в ноги. Я попытался прибить его топором, но он уклонился, заверещал и шарахнул мне дубиной по коленке. Я заорал от боли и повалился на спину. Примат, предвкушая победу, скакнул мне на грудь, придавил морщинистой ногой и замахнулся дубиной, целясь мне в голову. Оружие встретилось с черепом. Но не моим. Один их воинов подскочил к павиану сзади и вмазал ему палицей по затылку. Тот соскочил с меня и попытался сделать ноги, держась лапой за голову. Но воин в один прыжок настиг врага и, перехватив оружие, вогнал обратный его конец обезьяне под рёбра. Сметая оставшихся приматов в реку, к нам подоспели и другие люди, освещая себе факелами путь по камням. Как только опасность миновала, меня отпустил адреналин. В голове красной сиреной взвыла боль. Колено тоже болело. По лицу и губам текла кровь. Тело, словно не обращавшее до этого внимание на ушибы от палок и дубин, теперь будто вспомнило о них. Мне здорово досталось. Однако я успел покрутить головой и посмотреть на девчонок. Им тоже пару раз прилетело палкой, но к счастью гораздо меньше, чем мне. Они сидели на камнях справа и слева от меня, потирая ушибы и переводя дыхание. Шок от появления людей и нашего неожиданного спасения вкупе с усталостью и нервами не оставил нам никаких сил сопротивляться. Но таинственные воины враждебности в нашу сторону не проявляли. Я опять ощутил ладони на торсе, помогающие мне сесть, а к губами чьи-то руки поднесли сосуд с холодной речной водой. Как будто я снова пришёл в себя на спасательном плоту после крушения лайнера. Я сделал несколько глотков. Сознание гасло, организм отказывался работать. Дальше я ничего не видел. Только слышал и чувствовал. Судя по звукам, незнакомцы забрали с катамарана наши корзины и оружие, а также выломали из судна несколько бамбуковых шестов. Длинные ловкие пальцы полили мне на лицо водой и умыли. Ладонь гладкая, кожа шелковистая. Рука казалась женской. Голоса вокруг тоже по тембру не походили на мужские. Но мне было все равно. Меня подняли и понесли. Мягко, но сильно. Я болтался на чьих-то крепких твердых плечах, как мешок с дерьмом. Звуки реки остались где-то в стороне. Меня уложили на сыпучую береговую гальку. Люди вокруг ходили, хрустя гравием под ногами, и о чём-то негромко переговариваясь на совершено неизвестном мне языке. — С… Сара… — тяжело прохрипел я — Дже… нни… Вы здесь?.. Во рту было солёно и липко. — Да, здесь… — Я тут… Судя по голосам, девочки тоже лежали на гальке возле меня. Их речь звучала гораздо менее убито, чем моя. Мне этого было достаточно, чтобы относительно успокоиться. Меня переложили на носилки. Кожа ощутила хорошо знакомую щетинистую оленью шерсть. Должно быть, носилки соорудили из наших же спальных мешков. Меня мерно покачивало от шагов носильщиков. Под их ногами хрупала галька, где-то далеко шумела вода. Или это кровь шумит у меня в ушах?.. Я отрубился. — Бззззззззз! Мушка. Маленькая паршивенькая мушка противно дребезжала у меня перед самым носом. — Бзззззззз! — Пффф… Я сдул надоедливое насекомое, но оно продолжало настырно льнуть прямо к моему лицу. — Бззззз! Это уже становилось хуже пытки. Я обратил в бегство амата, навешал люлей медведю и оставил без глаза верховного гамадрила. Но добьёт меня, по всей видимости, говномуха. Злость на насекомое немного взбодрила моё одеревеневшее туловище. Я продрал глаза и осмотрелся. Я лежал возле стенки в шалаше из листьев. Возле меня находились и девчонки. Мы лежали всё на тех же носилках. Должно быть, нас опустили на землю и прямо над нами выстроили навес. Из района ног пробивался яркий свет. Снаружи слышался смех, разговоры и треск костра. В воздухе веяло утренней свежестью пополам с дымом. Всё ещё лежа, я принялся разминать конечности. Сначала пальцы кистей, запястья, затем предплечья и плечи. Руки побиты, но вроде целы. Пошевелил ногами — правое колено противно ноет. Примат приложил дубиной от всей души. В голове только слегка мутило. Я попробовал пошевелить языком, но весь рот был заклеен кровью почти наглухо. Вчера один из ударов палкой пришелся мне по щеке, и я очень и очень сильно ее прикусил. Минут десять я ворочал языком, пытаясь разлепить слипшийся от крови рот. Наконец, мне это удалось, и я выплюнул мерзкий черный сгусток под стенку шалаша. — Кто харкается? — раздался слева от меня знакомый голос. — Сара? Привет. Ты как? — мой голос был сухим и хриплым, но силы с каждой минутой, вроде бы, возвращались. — Плечо отбили. — А мне морду. И колено. — Хреново выглядишь. — Как там Дженни? — Лучше, чем мы. Ей только палкой по спине попали. И то не сильно. — Ну ладно… Всё почти как тогда, на «Левиафане», хехе… Ещё с пару минут мы полежали. Снаружи доносилась чья-то бойкая речь. — А ещё нас спасли люди. Ну, так, к слову. Я засмеялся, насколько это позволяла боль в рёбрах. Надеюсь, хоть не сломали ничего. — Да я уже заметил. Ну, раз такое дело, то надо хотя бы выйти и поздороваться. Я попытался вылезти из шалаша. — Рома… — снова подала голос Сара — Они же нам точно не враги? — Во всяком случае, в ближайшее время нет. Желали бы смерти — не стали бы спасать. Всё будет зависеть от нашего поведения и учтивости. Не дрейфь. Всё утрясём. Охая и кряхтя от боли везде, где только можно, как старый дед, я понемногу выполз из шалаша пятками вперёд и уселся на траве. Зрение понемногу адаптировалось к свету, и я сумел осмотреться. Мы находились на небольшой поляне в подлеске джунглей. Посередине горел костёр. Вокруг расположились порядка двух десятков человек. Судя по округлым бедрам, высокой груди, выраженной талии и звонким голосам — все женщины. Ростом они разнились от примерно метра-семидесяти пяти почти до двух, то есть гораздо выше останков индейцев в мёртвом городе. Все крепкого сложения, с подтянутыми фигурами и рельфными мышцами на открытых участках тел. Кожа оранжевая, как полированная медь. Череп пропорциональной формы, без каких-либо признаков уродующего вытягивания в детстве. Черты лиц правильные, мягкие, с полными губами, аккуратными чуть курносыми носами и большими выразительными глазами. Цвет радужки варьировал от сиреневого и бирюзового до ярко-жёлтого, как у ягуара. Очень необычно выглядели уши — вытянутые вверх и заострённые, как у эльфов, но всё же не такие ослиные лопухи, как иногда рисуют. Волосы уложены в различные причёски или красиво острижены. Некоторые пряди окрашены или осветлены, но собственный цвет всё же черный. Не менее, а возможно и более занятными оказались костюмы и вооружение. Основным элементом одежды был своеобразный стёганый халат чуть выше колен и без рукавов. У одних он был из кожи, у других из холста. Внутри он казался набитым каким-то мягким материалом, а поверх — на животе и груди — были нашиты небольшие костяные пластинки. Такой доспех должен был неплохо защищать от обезьяньих кольев и дубин. Плечи прикрывали пластичные щитки, собранные из деревянных дощечек. На левом предплечье все женщины носили мощный наруч по локоть, переходящий в перчатку без пальцев. Наруч был сшит из толстой кожи, а на костяшках опять же крепились костяные бляшки. Талию у всех охватывали широкие расшитые узорами пояса, на которых болтались ножи в ножнах, пластиковые бутылки для воды (думаю, эти туземцы тоже собирали и использовали морской мусор) и небольшие кожаные сумки. Большинство ходили босые, но некоторые всё же носили кожаные сандалии на завязках, оставлявшие свободными длинные пальцы ног. Шлемы также были разными — или из нескольких слоёв кожи, или из деревянных дощечек, скрепленных блестящими медными обручами. Туземный арсенал тоже оказался весьма занятным. Помимо изогнутых поясных ножей, похожих на керамбиты без колец, самым популярным оружием были боевые жезлы. Носили их, продев в петлю на поясе. Из себя жезл представлял крепкую палку примерно сантиметров семьдесят. На одном её конце насажено тяжелое угловатое навершие, а на другом — острие, как у копья. Первое было каменным или медным, а второе — из металла, кости, твердой породы древесины или просто обожженное и заострённое древко. Я вспомнил, как вчера в битве на пороге одна из воительниц сперва огрела павиана таким жезлом, а затем заколола обратной его стороной. Удобно. Помимо жезлов имелись и другие интересные образцы вооружения. Например, палицы — плоские деревянные дубины, усаженные по краю острыми осколками камня и вулканического стекла. В одну и вовсе были понатыканы акульи зубы! Серьезные штуки! Схлопотать такой всё равно что угодить под бензопилу! Вооружены такими палицами были самые рослые и сильные воительницы, а на левой руке помимо наручей у них болтались небольшие круглые щиты, обтянутые толстой кожей. Вокруг костра сидело также и несколько лучниц. Длинные луки состояли просто из упругой палки. Стрелы же были гораздо длиннее и тоньше моих, с более пышным оперением и крупным накончником из стекла, кости или какого-то неведомого мне полупрозрачного материала. Колчанов не было. Каждая лучница носила не более пяти стрел и держала их в руке, прижав к рукоятке лука. Остальные же воительницы в качестве оружия дальнего боя имели при себе легкие метательные дротики. Имелись у туземок и украшения. Многочисленные сложные ожерелья, браслеты и вставки в прически описывать можно часами. Шлемы и края щитов также украшались перьями птиц. У многих на коже имелись татуировки в виде точек, линий, пунктиров и простых фигур вроде треугольников и кругов, переплетенных в затейливые узоры. Никаких уродующих аксессуаров вроде пирсинга, палочек в носах и всего такого прочего, чем обычно грешат туземные племена, у местных жительниц не отмечалось. Сидевшие вокруг костра амазонки с интересом смотрели на меня. Но, видимо, на нашу внешность и одежду они успели подивиться, пока тащили на носилках, а сейчас им было любопытно, что же я стану делать. За кустами я услышал негромкий шум воды. Я медленно поднялся на ноги, а затем потыкал себя в грудь и указал в сторону ручья, вопросительно смотря при этом на туземок. «Могу ли я сходить к воде?» Они закивали, тараторя что-то на своём языке и тыча пальцами то в меня, то в сторону шума воды. «Да, иди.» Что ж. Мне доверяют и отпускают одного. Наверное, это хорошо. Впрочем, на своей коленке я все равно далеко не убегу. Хромая и тихо ругаясь от боли, я поковылял умываться. Небольшой ручеек журчал в каменистом русле. Я уселся возле него на камень, разулся, стащил рубашку и закатал штаны до колен. С каждым движением кровь активнее бежала по сосудам, а боль и ломота в теле понемногу отступали. Побои на плечах и ребрах уже досаждали меньше, но колено и разбитая изнутри щека всё ещё довольно сильно мешали. Первым делом я напился и хорошо выполоскал изо рта остатки крови. Затем набрал пригоршню и плеснул на лицо. С левой брови потекла какая-то зеленоватая масса. Оказалось, что амазонки наложили на мою разбитую камнем бровь что-то вроде целебной мази из перетертых растений. Я потрогал рану над глазом. Она уже схватилась. Скоро должна зажить, хотя шрам, скорее всего, останется. Я вообще заметил, что помимо прибавке к физической силе и выносливости, у нас на этом острове стали гораздо быстрее заживать разные мелкие травмы. Это давало мне надежду на скорое восстановление. Пока я осуществлял водные процедуры, из-за ручья показались ещё две амазонки-лучницы с толстым индюком в руках. Они что-то проговорили в мою сторону, и звонкий девичий голос ответил им прямо у меня над ухом. Я вздрогнул, подскочил на камне и испугано оглянулся. Молодая воительница, сидевшая позади меня, и обе охотницы залились громким смехом. Лучницы с индюком перешли ручей и удалились в сторону лагеря, а я остался один на один с девушкой. Выглядела она лет на двадцать. Рост примерно метр-восемьдесят. Стройная фигура, грудь двоечка и крепкие мускулистые ноги с широкими бедрами. Большие янтарные глаза внимательно смотрели на меня, губы обнажили в любопытной полуулыбке ровный ряд белых зубов с несколько увеличенными клыками. Волосы острижены по плечи, частично заплетены в косички и сильно осветлены, так что девушка казалась почти седой. На правом плече татуировка в виде обвивающейся змеи. Она была босая, с ожерельем на шее, в холщовом халате и с простым поясом, на котором в петле болтался боевой жезл. Амазонка ёрзала, сидя на камне. Я явно был ей интересен гораздо больше, чем всем остальным. Подумав с минуту, я решил познакомиться. — Привет. — я слегка помахал рукой. Эльфийские уши девушки сразу же навострились и повернулись в мою сторону. — Я… — я указал пальцем на себя — Я Рома. Ро-ма. Рома. — Рома! — звонко выпалила девушка и, улыбаясь, начала тыкать в меня пальцем — Ро-ма! Ро-ма! — Да! — я тоже усмехнулся — Я Рома. А ты? Я указал на неё. — Я Рома. А ты?.. Она вопросительно взглянула на меня и тоже указала на себя. — Да, ты? — А-ма-и-че! — девушка встала на ноги и громко продекламировала, прижав кулак у груди — Амаиче! — Амаиче! Я — Рома, ты — Амаиче! — Рома! — Амаиче! — Рома! — Амаиче! Мы ещё минут пять тыкали друг в друга пальцами и как дураки кричали имена друг друга. Наконец, Амаиче решила сообщить кое-что новое. Она села на корточки, опёрлась руками на землю, запрыгала в мою сторону и заворчала. — Так. Ты, наверное, изображаешь павиана. Амаиче продолжала свою пантомиму. Её «павиан» принялся приближаться ко мне и скакать всё грознее. Затем она снова встала на ноги, выхватила жезл и махнула им по воздуху. Затем перехватила его и изобразила колющий удар другим концом. После чего гордо выпрямилась и, улыбаясь, указала на себя. — И к чему ты мне это… Ааа! — я внезапно понял смысл всего этого представления — Так это ты вчера спасла меня на пороге! Ты! Я указал не неё. Она закивала, радостно улыбаясь. — Амаиче! — я приложил руку к груди и поклонился ей — Спасибо! Спасибо большое! Увидев мой поклон, она расхохоталась и, продолжая выкрикивать моё имя, убежала к своим. Думаю, первый контакт с представителем неведомого народа можно считать с грехом пополам состоявшимся. Завершив свой утренний туалет, я, с рубашкой в руках и синяками по всему телу, направился обратно на поляну. Как только я появился у костра, туземки снова засмеялись, несколько вскочили и насмешливо принялись бить мне поклоны. Громче всех хохотала сидевшая среди подруг Амаиче. Сара и Дженни тоже уже вылезли из шалаша и в недоумении смотрели на весь этот балаган. — Чего это они кланяются и ржут как лошади? — спросила Сара, указав взглядом на туземок. — Да фигня. — отмахнулся я — Скажем так, пытался с аборигенами дипломатию наладить. — Это что… здесь одни только женщины? — удивилась Дженни, приглядевшись к амазонкам. — Как видишь. — А где мужчины? — А их эльфийские уши и глаза тебя не смущают? — вставила Сара. — Ну, природа этого острова уже достаточно подготовила меня, чтобы я перестал удивляться разным биологическим странностям. Но местные абсолютно внешне не похожи на индейцев. Они выше и крепче. Да и лица иной формы. Сколько лет руинам города? Тысячи три? Это фигня для таких кардинальных перестроений организма. Хотя чем чёрт не шутит. Здесь же вообще всё возможно. В то же время, их одежда и оружие очень похожи на индейские. Значит, они всё же как-то связаны с теми людьми, чьи останки лежат в городе. — Ну, так, а мужики-то их где? Я не так сильна в истории, как ты, но, насколько я знаю, феминизм в древности жаловали далеко не все народы. — спросила Сара. — Сложно сказать. Не будем забывать, что на этом острове вся биология сикось-накось. И становится такой очень быстро, судя по произошедшим с нами изменениям. Не нужно даже смены поколений, чтобы новые свойства проявились. Люди — такие же биологические существа, как медведи или рыбы. В природе зачастую на самом деле самки крупнее и сильнее самцов. Они делают основную работу по выведению и сохранению потомства, являются лидерами в группах или главными добытчиками пищи, а самцы просто играют роль ходячих писюнов для оплодотворения. Впрочем, зачем нам ломать голову и путаться в версиях? Думаю, скоро мы сами всё и увидим. Мы прошли к костру и сели на свободные места. Десятки разноцветных глаз внимательно за нами следили. В это время подоспел и завтрак. Как оказалось, амазонки приготовили почти все овощи, что я сумел раздобыть в руинах мёртвого города. Початки кукурузы бросили на угли прямо в листьях. Стебли лука порея тоже просто запекли до черноты. С индюком опять же не церемонились — ободрали перья, распластали как цыплёнка табака и уложили на горячие угли. Впрочем, готовое мясо они приправили перцем и, что удивительно, солью — у многих древних народов, да и у большинства современных полудиких племен, пищу солить не принято. Завтрак был бесхитростный, но сытный. Простая пища военного похода. Не столько кулинария, сколько способ сделать продукты пригодными к употреблению. Каждому достался порция индюшатины. С кукурузы снимали почерневшие листья и грызли желтые зерна. Они оказались несколько твердыми для наших зубов, но всё равно вкусными. С лука тоже сняли обугленную корку и дали каждому по кусочку. А пили простую воду, принесенную из ручья в наших бутылках и котелке. После завтрака отряд начал готовиться к дальнейшему пути. Одна из амазонок показала на наши носилки и вопросительно глянула на нас. Девочки отрицательно замотали головами. Что до меня, то у меня ещё побаливало колено, но ехать на носилках мне не позволяла гордость. Лучше уж сделаю себе костыль. Я уже было потянулся за ножом, но рука нашарила только пустые ножны. Проклятье! Мой главный рабочий инструмент, выручавший меня с самого первого дня на острове, теперь находился хрен знает где. От осознания этого мне вдруг стало ужасно грустно и неуютно. Как будто меня правой руки лишили. Вот уж не думал, что так сильно привяжусь к ножу! Я подошёл к корзинам. Наше оружие стояло возле них. Однако главными здесь теперь были амазонки. Неизвестно, что они могут подумать, если я вдруг внезапно схвачусь за мачете. Я указал на себя, а затем на инструменты. «Можно взять?» Сидящая возле корзин туземка подвинулась, согласно кивая. «Да, бери» Кажется, мы совершено не вызывали никаких опасений. Я взял маленькое мачете, извлёк из корзины моток верёвочек и принялся из бамбука сооружать костыль. Сара и Дженни тем временем собрали наши поредевшие пожитки. У амазонок же вещей и так было немного. Через полчаса мы затушили костёр, и отряд был готов выдвигаться. Вперёд выступила широкоплечая воительница огромного роста — даже выше меня. В ней нетрудно было узнать воеводу. Ее доспех был из кожи, а шлем с пернатой гривой — из дерева и меди. Командирскую спину покрывала пятнистая накидка из шкуры ягуара, а наплечники были собраны не из деревяшек, а из нижних челюстей гамадрилов! Брутальность на максимум! На поясе помимо сумки и ножа болтался маленький медный топорик. На левой руке висел богато украшенный щит. Оружие воевода также носила статусное. Его можно было назвать «старшим братом» жезла — полутораметровый посох с тяжелым трехгранным медным набалдашником. Такой штукой можно было наносить и удары, и уколы убийственной силы. Атаманша громко протрубила в резной буйволиный рог, и пешая колонна выступила в путь. Судя по солнцу, река осталась где-то справа. Мы двигались по тропам на юго-запад. Амазонки забрали наши корзины, так что я и девочки шагали налегке. Нас вели в середине колонны. Хотя мне и позволили воспользоваться мачете в лагере, на марше всё, что могло служить оружием, снова отобрали. Мне поначалу было немного непривычно управляться с костылём. Моя «третья нога» постоянно в чем-то застревала. Один раз я конкретно споткнулся и полетел лицом вперёд. Но тут чьи-то изящные, но очень сильные руки резво подхватили меня и не дали упасть. Я обернулся и увидел улыбающееся лицо Амаиче. Вообще в течение всего пути ее светлые волосы постоянно мелькали где-то неподалёку от меня. Мы продвигались, делая привалы примерно каждый час. Думаю, в основном это из-за хромого меня. По виду и настроению амазонок казалось, что они способны за пару часов пробежать в полном вооружении километров двадцать и даже не вспотеть. Как бы то ни было, к вечеру лес впереди стал редеть, и мы наконец вышли к поселению. Это была военная крепость по всем правилам фортификации. Без преувеличений. Форт располагался посередине большой круглой поляны на вершине невысокого холма. Между кромкой джунглей и укреплением имелась расчищенная от растительности полоса метров сто шириной. Любой враг из леса вынужден был выйти на открытую местность, превратившись в лёгкую мишень. На этой полосе распологался только очередной трёхметровый истукан. Он был вырезан из большого бревна и изображал по-прежнему носача! Ещё одна ниточка, связывающая амазонок и индейцев. Только здесь статуя не улыбалась. А совсем даже наоборот. Полная острых деревянных зубов пасть сжимала павианий череп, словно грозясь разгрызть. Черепа был и в вытянутой руке, и в пастях у ягуаров. На шее болталось ожерелье из таких же жутких бусин. Вместо головного убора тоже красовалась костяная «шляпа», на которой восседала деревянная птица с распахнутыми крыльями. В крючковатом клюве она держала, опять же, череп павиана. Этот грозный тотем смотрел деревянными глазами из-под хмурых бровей в сторону востока — туда, где раскинулись земли приматов. Статуя более чем красноречиво выражала свое предназначение — нагонять ужас на ненавистных обезьян. Непосредственно же крепость начиналась с мощного частокола метров пять высотой. Бревна наверху были заточены, а между ними торчало множество деревянных кольев поменьше, так что круглая ограда напоминала большого и очень злого ежа. По краям двустворчатых бревенчатых ворот на веревочных петлях высились две небольших башенки, на которых под навесами стояли дозорные. Ворота были открыты, и наш отряд, голося и размахивая оружием, вошёл в форт. Замкнутая внутри кольца территория имела в диаметре тоже около сотни метров. С внутренней стороны частокола примерно на двух третях высоты по всей окружности находились своеобразные леса на опорах. По ним прогуливались дозорные лучники. На земле возле стены стояли на подставках жезлы и палицы, связки стрел и копий. Было видно, что жители крепости готовы в любой момент отразить атаку лесных павианов. Само же поселение состояло из разнокалиберных круглых домов метров по десять в диаметре. Они были выстроены из бамбука и без окон, только с дверьми, прикрытыми шторкой. По наружному периметру стен — земляная завалинка. Конические крышы покрыты тростником или банановыми листьями. В верхушке конуса имелось отверстие без кровли для выхода дыма. Кое-где между домов стояли просто навесы на столбах. Под ними в тени зачастую и располагались люди. В середине форта имелась небольшая площадка с каким-то плодовым деревом посередине. Такое растение мне ещё не попадалось. Ветвистое дерево с зеленовато-бурой гладкой корой имело ствол в два обхвата и метров двенадцать в высоту. Пышная крона состояла из больших глянцевых листьев, как у фикуса, и между ними висели круглые плоды размером с небольшие арбузы. Их покрывала ярко-желтая кожура с крупными чешуйками. Судя по стоящей возле дерева бамбуковой лестнице, эти плоды собирали. Земля под деревом была твёрдая, утоптанная. Вокруг распологались несколько глиняных жаровен, в данный момент холодных, и стоял на подставке здоровенный барабан. Он был сделан из выдолбленной внутри колоды, обтянут кожей и размалёван всяческими узорами. Воевода нашего отряда, судя по всему, значилась главной и во всём поселении. Снова достав буйволиный рог, она громко протрубила. Из хижин вокруг повалил народ. Впрочем, люди начали выглядывать из домов ещё раньше, как только мы вошли в ворота. Но сейчас на площади под деревом топталась настоящая толпа в две сотни человек точно. Должно быть, всё население крепости собралось. Все хотели посмотреть на чужеземцев. Жители были уже одеты проще. Все носили простые набедренные повязки, впрочем перехваченные такими же поясами, как и у воинов. Из верхней одежды имелись расшитые холщовые пончо и повязки на грудь типа бюстгальтеров. Несколько женщин с небольшим размером груди, не нуждавшейся в поддержке, были и вовсе голыми выше пояса. Все босые, но в неизменных ожерельях и браслетах, с тату и хитрыми разноцветными прическами, украшенными лентами или перьями. И поголовно — рослые крепкие молодые женщины. Детей, мужчин и стариков не наблюдалось. Нас вывели на видное место. Воевода встала на высоком изогнутом корне дерева и произнесла почти получасовую речь, обращаясь к соплеменникам. Ясно дело, разговор шёл о нас. Большего, увы, понять было невозможно. Ораторша не скупилась на эмоции, очевидно, живописуя удаль храбрых воинов в битве с гамадрилами на речном пороге. Публика то охала в изумлении, то издавала одобрительный гул. Под конец были продемонстрированы наши вещи. Я очень боялся, что сейчас туземцы просто вытряхнут корзины на землю и растащат всё по хижинам, но ошибся. С нашим багажом обращались очень бережно и тактично. Все вещи извлекались по очереди, подвергались осмотру и обсуждению, а затем аккуратно выкладывались на землю в рядок. Многие предметы вроде оружия, ножей, посуды, одежды и спальных мешков были аборигенам, судя по всему, понятны. Но вот маска, ласты, гавайка, огниво, фонарик, аптечка и монокуляр вызвали долгие и громкие споры. Решив, что расследование зашло в тупик, воевода поднесла все непонятные вещи нам. Я продемонстрировал туземкам работу фонаря и почиркал огнивом, выпуская искры. Толпа следила за мной, распахнув глаза и разинув рты. Затем я взял в руки монокуляр и настроил фокус на дозорных лучниц, которые тоже внимательно следили со своих вышек за происходящим под деревом. После чего жестом обратился к воеводе и пригласил её глянуть в оптику. Сперва амазонка мало что поняла, но, приглядевшись, замахала дозорным рукой и дала толпе комментарий о назначении этого прибора. Вокруг снова раздались одобрительно-удивленные звуки. Далее мы объяснили, для чего нужна аптечка. Попытались, во всяком случае. Я указал на своё больное колено и разбитую бровь и уселся на землю. Дженни по моему указанию открыла аптечку и сделала вид, что обрабатывает мои раны. Ничего лучшего в этой игре в «крокодила» мы придумать не смогли. Публика долго не въезжала, но всё же спустя некоторое время догадалась, что это набор для врачевания. Ласты и маску нацепила Сара, после чего легла на землю животом и подвигала руками и ногами, как будто плыла в воде. Здесь тоже угадывали долго. Но потом чей-то голос с задних рядов громко выкрикнул свою версию, и, судя по согласному киванию голов, она показалась всем наиболее убедительной. Последней я продемонстрировал гавайку. Стоило мне взвести пружины и зарядить трезубец, как несколько женщин что-то громко вскрикнули и куда-то убежали. Вскоре они вернулись, неся большую старую корзину, плотно набитую сухой травой, и какой-то довольно сложный агрегат длиной почти в метр. Как только одна из амазонок согнула два упругих плеча на конце этого оружия и натянула тетиву, я понял, что передо мной огромный ручной арбалет! Оружие зарядили коротким тяжелым болтом, затем одна амазонка довольно легко вскинула массивный арбалет и метко пальнула по корзине от бедра. Снаряд с хрустом прошил мишень навылет. Я согласно кивнул и с лязгом выпустил трезубец из гавайки. Железная вилка застряла между прутьев корзины. Толпа восторженно заголосила. На этом представление было закончено. Воевода дала команду, по всей видимости, означавшую: «Расходимся! Чужеземцам надо отдохнуть!» Толпа, продолжая эмоциональную болтовню, стала понемногу расползаться по домам. Наши вещи были бережно уложены обратно в корзины. Несколько амазонок сопроводили нас в одну из хижин вслед за воеводой. Судя по добротности жилища, можно было предположить, что здесь живет и сама начальница крепости вместе со своей ближайшей дружиной. Внутри помещения царил приглушенный свет, особенно ощутимый после залитой солнцем площади. Но понемногу я сумел рассмотреть внутреннее устройство туземного жилища. Посередине на твердом земляном полу находился глиняный очаг, обложенный вокруг циновками. Это, следовало полагать, кухня и столовая. Справа и слева от входа имелись два небольших закутка, ограниченных тонкими плетеными стенами. Они играли роль кладовок и складов для различной утвари. Часть вещей также размещалась под крышей хижины на стропилах в подвесных плетёных сетках. По стенам висело оружие, а на полу вдоль всего периметра находились спальные места — циновки в качестве матрасов. На них лежали подушки-валики и тонкие холщовые покрывала — в тропическом климате не было нужды в теплых одеялах. Нас завели в кладовку слева от входа. Её, судя по всему, предварительно освободили от утвари, и теперь она служила чем-то средним между гостевой комнатой и тюремной камерой. Вообще всё обращение аборигенок с нами можно было назвать вежливым, мягким, но не терпящим ни малейших возражений. Мы уже имели честь видеть амазонок в бою, и их способность в случае чего силой принудить нас к «сотрудничеству» сомнений не вызывала. Вместо двери вход в нашу каморку завесили плотной шторой из звериных шкур. Нижние концы ее привязали к дверному косяку, так что просто так было не выйти. А сквозь плетёную стенку был хорошо виден силуэт стоящей на посту охранницы. Нам оставили наши вещи, но изъяли оружие и всё на него похожее. Даже огниво и фонарик. Видимо, опасались, что мы можем устроить пожар. Проще говоря, нас крепко взяли за яйца. Я плюхнулся на циновку-постель. Таких кроватей в нашем новом жилище тоже было три. В дальнем углу стояла небольшая корзинка с фруктами. В пластиковой бутылке под потолком копошились пока не активные светляки. — Мда. — хмыкнула сидящая напротив меня Сара. Точнее и не скажешь. — Что теперь будет? — с легким волнением в голосе спросила Дженни. — Думаю, мы сейчас в том же положении, что и год назад на плоту. Можем лишь дрейфовать по течению и строить догадки. Мы под охраной, вокруг ограда, местность не знаем, оружие неизвестно где. Короче, ничего не поделать. — Не думаешь, что эти бабы сейчас разжигают большой-пребольшой костёр, и основное блюдо на ужин — это мы? — При местном-то многообразии животных и растений? Исключено. Традиции каннибализма зарождаются от безысходности, когда кроме друг друга есть больше нечего. А в местных лесах еды навалом. Нет. Мы им нужны живыми. — Кстати, вопрос с их мужиками по прежнему остаётся открытым. Мы вот пришли в поселение, а здесь тоже одни женщины! — Сам вот гадаю. Разные есть мысли… — у меня заворчало в животе — И главная из них, что пора бы что-нибудь схавать. Мы принялись чистить фрукты. Это оказались плоды дом-дерева. В темноте и с набитым ртом мне было проще спрятать волнение. Девочки пребывали в блаженном неведении, а я, черт побери, историю учил! Индейцы доколумбовой Америки были большие любители вырезать людям сердца на алтарях. Не готовят ли нас к рандеву с ножом верховного жреца? Снаружи начало смеркаться. Понемногу стали включать свои фонарики светляки в бутылке. Кожаную «дверь», судя по звукам, отвязали. В каморку вошли две амазонки. Кажется, они принесли нам ужин. Первая несла в корзинке керамический горшок с крышкой. А в руках у другой были три глиняных тарелки и плетёное блюдо, полное ещё горячих желтых лепёшек! Туземки поставили свою ношу на пол и разлили по тарелкам густой дымящийся суп. Но супов за год мы наелись. Даже и не знаю, что на нас нашло! Словно безумные, мы принялись набивать рот хлебом! Я почти не жуя заглотил первую лепёшку, принялся за вторую! Девочки тоже как с цепи сорвались! После стольких месяцев без хлеба даже пресное обжаренное тесто таяло во рту и казалось пищей богов! Амазонки в недоумении бросили взгляд на чужеземных дикарей и молча удалились. Наконец, наш приступ голодного безумия миновал. Мы пришли в себя и сумели-таки толком распробовать местную еду. Суп походил на жидкое картофельное пюре с кусочками лука, бобами и разваренной кукурузной крупой. В меру острый и ароматный от приправ. Отличная сытная пища. Лепешки тоже были превосходны. Они напоминали мексиканские тортильи, и, судя по желтому цвету, пекли их из кукурузной муки, обжаривая тонкие «блины» на горячих сухих камнях. — Уффф! — я растянулся на лежанке, чувствуя, что мне больше ничего не нужно. Еда спасла не только от голода, но и выровняла мысли, отогнала панику. Не даром на всех авиарейсах пассажиров кормят. — Ну, кое-что понемногу проясняется. — произнёс я, лежа, подложив руки за голову. — Например? — девочки, кажется, тоже заняли свои койки. — Нас поведут отсюда дальше. — С чего бы? — Наблюдение и анализ, Сара. Наблюдение и анализ. — я привстал, опершись на локоть — Только что нас накормили кукурузными тортильями. А ты заметила по дороге сюда поля с посевами? — Нет. — И я не заметил. Потому что это не поселение. Это аванпост. Военный гарнизон на границе с территорией врага. Продукты питания производят где-то еще и отправляют сюда. Как и самых боеспособных людей, кстати говоря. — Так, а мы-то им на кой-хрен? Куда нас поведут? — Главному показывать. Ну, в данном случае, скорее главной. Иных вариантов не вижу. — Может, и насчёт здешнего тотального феминизма догадки есть? Где, блин, их мужчины? — Сару явно интересовал этот вопрос. — А тебе парней что ли не хватает? — усмехнулся я — Я всё больше склоняюсь к версии, что их мужики представляют из себя что-то вроде трутней в пчелином улье. Какие-нибудь задохлики с яйцами, необходимые лишь для продолжения рода. И живут они, опять же, подальше от границы. — По тебе совсем не скажешь, что мужики здесь деградируют в придаток к пенису! — хохотнула Сара — Скорее даже наоборот. То, что хрен у тебя тут работает, как у Джонни Синса — это правда. Но в остальном ты превратился совсем в другого Джонни. Рэмбо. Я засмеялся. — Ты права. Я — живое опровержение своей же собственной теории. Нууу… Может быть, здесь как раз не матриархат, а наоборот — старый добрый махровый патриархат. Просто процент рождаемости мальчиков крайне низкий. И мужиков этих холят, лелеют, почитают как богов и, опять же, держат подальше от опасности. А выглядеть они могут так же, как и я. — Но раз мужчины здесь в такой цене, то вокруг тебя уже должен виться рой красоток! А ты, вроде как, сидишь в той же каморке, что и мы. — заметила Дженни. — Тьфу! Такую версию обломала! Тут явно что-то нечисто. Проклятый остров! Снаружи уже было совсем темно. Возле нашего карцера сменилась охранница. Под потолком хижины пиликал одинокий сверчок. Или не сверчок. По звуку он, во всяком случае. Со стороны площади, где днём досматривали наш багаж раздавались отдаленные звуки. Смех, болтовня, мелодия свирели. Сквозь щели в стенах между стволами бамбука виднелись многочисленные оранжевые огоньки. По всей крепости горели факелы и жаровни, чтобы ни одна грязная макака из джунглей не смогла пробраться через границу незамеченной. Племя отдыхало после очередного дня. Наверное, про нас говорят. По любому про нас… Кожаная «дверь» снова пришла в движение. Амазонка опять поставила на пол объемистый кувшин. Она держала его прямо в руках, а не в корзине. Значит, содержимое было холодным. Жажда и вправду была ощутимой. Особенно после съеденных всухомятку лепёшек и продолжительных разговоров. Мы стали прихлебывать напиток, передавая кувшин друг другу. Питье было слегка кисловатым, освежающим, с привкусом фруктов и ароматом каких-то цветов или трав. Разговоры на площади понемногу утихли. Казалось, заткнулся даже сверчок. И в наступившей тишине гулко и басисто заухал большой барабан. Но лупили в него не бездумно. Это был чёткий структурированный сигнал. Скорее даже, шифрованное послание. Барабан умолк. Вся крепость слушала. Далеко-далеко, словно на другом конце мира, слух улавливал такие же низкочастотные сигналы. Нашему барабану из-за леса отвечал его собрат. — Я же говорил. Есть и другое поселение… Я повернулся к девушкам. Но они уже сопели на койках. Веки отяжелели и у меня. Я отвернулся к стенке и, словно покачиваясь, поплыл в мягкую дрёму… Барабаны вели и вели свою нескончаемую ночную беседу. Беседу, чье начало затерялось в веках…