Тенали

В крепости мы прожили четыре дня. Наверное, самые скучные четыре дня за всё наше пребывание на острове. Когда мы просыпались, солнце давно уже светило вовсю. Нам приносили лепешки и прохладный напиток на завтрак. Затем в каморку приходила знахарка с корзиной своих мазей, порошков, эликсиров и прочей бормотухи. Наполовину медицинской, наполовину «магической». Каждый раз она первым делом спрашивала меня при помощи жестов «болит ли нога?» и «можешь ли идти?». Затем подпаливала какой-то свёрток сухих листьев, заполняя каморку душистым дымом, и начинала свои колдунства над моей коленкой. Терапия в основном сводилась к натиранию различными растительными составами. Для щеки мне выдали пучок серого мха. На личном примере знахарка показала, что его надо разжевать и прижать к ране языком. На вкус зелье напоминало отраву, но рану рубцевало действительно хорошо. Девочками туземная врачиха тоже занималась, «прописав» им лиственные компрессы на синяки и гематомы. А дальше мы просто сидели, пытаясь разогнать скуку. Я прохаживался по камере и разрабатывал коленку. Она с каждым днём гнулась всё лучше, а боль отступала. Уж не знаю, что в этом играло ведущую роль — моя собственная регенерация или знахаркино мастерство. Во всяком случае, прогресс был и очень неплохой. Дженни от скуки принялась чинить прорехи в наших корзинах и подшивать дырявую одежду костяной иголкой. Мы с Сарой рубились в «камень-ножницы-бумага» или зырили на улицу сквозь щели в стене. Трахаться было как-то неуютно. Сложно расслабиться, будучи в плену. Настоящим «праздником» был поход в сортир! Охранница, видимо, была проинструктирована на этот счёт. Если постучать в стенку, то тебя выводили из карцера и заботливо конвоировали на парашу. Отхожее место под стеной за хижинами представляло собой деревянную жердь над ямой, частично прикрытой бамбуковым помостом. Стен, ширм и прочих средств ограничения личного пространства не было. Когда я впервые попал в эту уборную (надо сказать, весьма цивильную для первобытного общества), охранница всучила мне пучок листьев и встала рядом, опершись плечом на стену ближайшей хижины. Я ждал, когда же она в конце концов отвернётся, предоставив мне возможность спокойной сделать свои дела, но амазонка просто сложила руки на груди и сплюнула под ноги. Эти долгие минуты немого зрительного контакта, до абсурда странного и неловкого, будут всплывать в моей памяти до самой смерти… Вообще, аборигены за всё время ни разу не показывали себя тупыми дикарями или варварами. Это было на редкость слаженное и организованное общество, начиная с того же благоустройства туалета и заканчивая строгим распорядком дня. Щель в стене не позволяла увидеть многого, но караулы возле нашей камеры и на крепостной стене регулярно сменялись. Среди воительниц, проходивших по улице, четко можно было определить рядовых бойцов и командиров или же рода войск — лёгких и тяжелых пехотинцев или лучников. Один раз мимо нашей хижины, поскрипывая, проехала небольшая двухколёсная арба, гружёная мешками и корзинами с провизией. Её тянула всего одна амазонка. Применение местными колеса и арбалета — неведомых для индейцев технологий — наводило на мысли. Или амазонки очень толковые изобретатели, доперевшие до таких приспособлений своим умом, или их всё-таки обучил этому кто-то из внешнего мира. На арбе стояла корзина, из которой торчали блестящие рыбьи хвосты, и в этот день на ужин нам принесли большого жареного окуня. В остальные же дни нашу пищу составляли печёные клубни, кукурузная и бобовая каша или похлёбка, как в первый день. Иными словами, на хлебе и воде не держали. Наверное, нас кормили тем же, что ели сами амазонки. Единственной странностью был наш слишком уж крепкий сон. Дни напролёт мы ничего не делали, и всё равно каждый вечер нас вырубало так, будто мы в две смены цемент грузили. Мы засыпали раньше и просыпались позже всех в крепости. Должно быть, что-то нам всё-таки в питьё подмешивали. Или это шаманка своим кадилом нашаманивала. А так жаловать было не на что. Хорошее обращение позволяло думать, что вреда нам причинить не хотят. Во всяком случае, пока что. Хотелось верить, что это и вправду гостеприимство с предосторожностями, а не подготовка угодных Солнцу здоровых и сытых жертвенных бычков… На пятое утро после завтрака и лечебных процедур знахарка вывела меня из каморки и знаками велела пройти несколько кругов вокруг очага в центре хижины. Видимо, сочтя мою походку здоровой, она вернула меня в камеру и удалилась. Полчаса спустя к хижине подошла группа из шести амазонок. Возглавляла их лично воевода. Одна из воительниц катила арбу, на которой в корзине лежал весь наш конфискат. — Думаю, это за нами. — сообщила глазевщая в щёлку Сара. — Ага. — я тоже смотрел на конвой — Пора паковать чемоданы. Среди бойцов отряда я заметил светлые локоны, выбивавшиеся из-под кожаного шлема, и тату в виде змейки под наплечником. Амаиче, кажется, тоже идёт с нами. Воевода заглянула в каморку, видимо, желая нас поторопить, но мы и сами уже почти всё собрали. В пустом карцере из наших вещей остался только мой костыль. Он мне был уже не нужен. Мы вышли из хижины и закинули корзины на телегу. Я ещё раз бегло всё осмотрел. Ничего не украли. Даже связка моих теперь бесполезных стрел была на месте. Воевода снова протрубила в рог. Наш маленький отряд двинулся по переулку между хижинами ко вторым воротам. Они располагались в крепостной стене диаметрально противоположно относительно первых, и уже без оборонительных вышек. В поле за западными воротами не стояло никаких устрашающих тотемов, как за восточными. Отсюда же начиналась и полноценная дорога вместо тропы. Но ей всё равно было далеко до монументальных улиц мёртвого города или Дороги Истуканов. В ширину это «шоссе» было всего метра четыре. Как раз, чтобы могли разъехаться две арбы. А дорожное покрытие было не из булыжника, а из уплотненной и затвердевшей красной глины. Сразу перед тем, как скрыться под пологом леса, дорога пересекалась со второй такой же, идущей с севера на юг. Наш отряд как-то сам по себе вытянулся по дороге. Первой шла воевода. За ней одна амазонка катила арбу. За арбой шагали две воительницы, затем мы и ещё две замыкающих в конце. Всё по науке. Нам было ни удрать, ни дотянуться до оружия. Впрочем, пытаться бежать от амазонок было попросту глупо. Всё равно, что состязаться с рыбой в плаваньи. Амаиче шла позади меня и постоянно наступала своими длинными и сильными пальцами ног мне на пятки. Я каждый раз оборачивался, и светловолосая амазонка со своей, судя по всему, подругой шептались и хихикали. Я попытался просто игнорировать эту надоедливую особу. Но Амаиче, видимо, понравилось меня дразнить, и она отмочила новый прикол. Эта «юмористка» уровня младшей школы ткнула меня сзади дротиком! Хорошо хоть догадалась перевернуть его тупым концом! И не куда-нибудь, а точнёхонько в зад! Прямо промежду булок! — СУКА! — я от неожиданности подскочил вверх выше собственного роста. Приземлился я в какой-то чертополох на обочине дороги. Амаиче с подругой сложились пополам и заржали как две лошади! Воевода гневным криком остановила отряд. Широкими шагами подойдя к «юмористке», она отвесила ей командирскую затрещину, после чего приказала амазонке, тянущей арбу, поменяться местами с хулиганкой. Амаиче насупилась и молча запряглась в телегу. Перед началом движения она бросила на меня печальный взор, но я с решением воеводы был согласен полностью. Ибо нехер. Было уже сильно за полдень, когда мы, преодолев с привалом километров пятнадцать, начали замечать первые признаки близости большого поселения. Сначала джунгли вокруг стал приобретать всё более и более ухоженный вид. Не было поваленных стволов или опавших сухих веток на земле. Далее лесные дебри начали редеть. Попадалось всё больше дом-деревьев, банановой травы, папайи, кислоплода, розеток ананасов. Высились и деревья наподобие того, что торчало посреди крепости. В тени под кронами пышно цвёл имбирь. Казалось, все «ненужные» растения срубили, дав свободу для роста плодовым деревьям и кустарникам, превратив территорию леса в райский сад. Вскоре между древесных стволов начали мелькать фигуры людей. Это были те же амазонки в «гражданской» одежде. Они собирали по деревьям фрукты и раскладывали их в большие корзины. У дороги на обочине стояли то тут, то там такие же двухколёсные телеги, как и у нас. Собранные фрукты грузили на них. Садоводы, видя нас, бросали работу и с интересом глазели на чужаков. Фруктовые сады резко оборвались. Теперь дорога шла через поля. Словно шеренги солдат, стояли навытяжку стебли кукурузы. Эти растения были ещё больше своих полудиких аналогов из руин города. Некоторые стебли высились аж на четыре метра, а полуметровые початки были толщиной в руку! Посевы оказались разбиты на квадраты, между которыми тянулись земляные дорожки. Из кукурузных дебрей то и дело раздавался какой-то треск. Я пригляделся и рассмотрел на дорожках амазонок, размахивавших длинными бамбуковыми палками с трещотками и погремушками на концах. Так они, наверное, отгоняли от посевов птиц. Кукурузные поля тянулись почти на километр. Далее дорога перешла в деревенскую улицу. Ближе к плантациям располагались простые круглые бамбуковые хижины, как в крепости. Только тут дома были больше и добротнее. Да и жизнь здесь кипела куда активнее, чем в военном форте. Кое-где над крышами хижин возвышались отдельные большие деревья. Над многочисленными очагами вился дым, отовсюду слышалась речь, смех, болтовня. Между домов по переулкам перемещались носильщицы с грузами в корзинах. Поселение жило своей жизнью. Вот две женщины ремонтируют уложенную на бок арбу. В тени под навесом, напевая приятными голосами, орудовали челноками несколько ткачих. По улицам с визгами носились дети в набедренных повязках. И по прежнему — ни намёка на наличие мужчин. Люди, заприметив нашу процессию, почти все бросали свои дела и тянулись хвостом за нашим отрядом. Некоторые — в особенности, дети — даже тянулись к нам руками или лезли наперерез. Таких излишне любопытных соплеменниц наш конвой оттеснял в сторону, а воевода покрикивала, приказывая, должно быть, расчищать дорогу. Вся наша процессия, с каждым метром улицы делающаяся всё более шумной и многолюдной, приближалась к центру деревни. Впрочем, с таким центром этот населённый пункт уже имел право именоваться маленьким городком. Обширную утоптанную площадь примерно пятьдесят на сто метров окружали глинобитные хижины. Они напомнили мне аналогичные постройки в мёртвом городе. Только здесь они были более чем обитаемы. Эти дома уже обладали двухскатной крышей из листьев и небольшими окошками. Глиняные стены были расписаны узорами и рисунками. Над крыльцом у многих имелся дающий тень навес из тростника. У северного края площади находилось что-то вроде невысокого земляного помоста. Его украшали две жаровни и пара деревянных истуканов на классический местный мотив. За «сценой» в качестве кулис стояли пышные растительные кущи, но не дикие. В этот явно обрабатываемый пышно цветущий и плодоносящий палисадник убегала выложенная камнями тропинка. Из-за зелёной стены ухоженного сада веяло влагой и прохладой, да и небольшой уклон местности заставлял думать, что за садом находится река. На площадь со всех концов поселения с шумом валил народ. Девочки, девушки, женщины… Амазонки всех возрастов! Видимо, новость о прибытии чужеземцев разнеслась молнией. Нас вели прямо к сцене. Надеюсь, что к сцене, а не кровавому алтарю. Но ни жертвенника, ни следов ритуальных казней я не заметил. Это разом отбросило процентов девяносто тревоги. — Смотрите. — чуть склонившись вперёд негромко проговорил я идущим впереди меня девушкам — Видите ту тропинку из сада? Я готов поспорить, что их главный вождь появится именно оттуда. Ну, леди-вождь. Будет речь толкать с трибуны. Вокруг нас гудели десятки, если не сотни, завороженных голосов. Однако во всех этих разговорах было нечто общее. Я навострил уши, пытаясь вникнуть в хаос туземной речи. Каждая амазонка, безусловно, говорила что-то своё. Но одно словосочетание было на устах у каждой. «Талла-койя». Эти слова звучали отовсюду. Каждая туземка один или несколько раз упомилала в своей болтовне некую «талла-койю». Но что это за «талла-койя»? Или кто? Резкий и громкий крик внезапно раздался над толпой. На площадь вылетела худая девушка-подросток в юбке и повязке на грудь. С испуганным лицом она протолкалась сквозь скопище народа и бросилась прямо к воеводе и её бойцам. — Айра-май! — кричала девочка и указывала пальцем куда-то на западную сторону площади — Айра! Айра-май! Толпа встрепенулась в порыве испуга и волнения. Воительницы отреагировали незамедлительно. Воевода крикнула какую-то отрывистую команду, и наш конвой в полном составе быстро убежал с площади, доставая на ходу оружие. Самые крепкие амазонки из толпы тоже рванули по домам, но тут же бежали обратно кто с копьём, кто с жезлом, кто просто с палкой. — Какого хрена?! — воскликнула Сара — Что происходит? Дженни с испугом на лице схватила подругу за руку. — Ясно как день! Кто-то напал на деревню! — Гамадрилы?! Я схватил с арбы топор. — Не знаю! Но амазонки спасли нас, и мы у них в долгу. Я сбегаю помогу им! Сторожите вещи! Я побежал, следуя за общим потоком народа. Многие амазонки вокруг притормаживали и с удивлением смотрели на меня, но тут же опять неслись дальше. За площадью снова пошли круглые хижины, но не много. По правую руку за деревьями проглядывала широкая гладь спокойной реки. Народ бежал к невысокому продолговатому сараю в небольшой роще. Именно из-за этого сарая и раздавались крики, вопли гусей и какой-то хриплый, не сулящий ничего хорошего рёв. Сарай оказался птичником. Внутри хлопали крыльями и голосили от ужаса на все лады несколько десятков индюков и гусей. Я обежал строение вокруг и заметил кучу народа и шестёрку воительниц, с криками отгонявших от прорехи в стене сарая трёх чудовищ. Они выглядели чем-то средним между аллигатором и тиранозавром. На короткой мощной шее сидела здоровенная башка, похожая на крокодилью, но короче и массивнее. Недлинное туловище, покрытое бугристой зеленовато-черной кожей, напоминавшей броню, переходило в такой же хвост с гребешками от корня до кончика и составляющий более половины длины монстра. Основной же особенностью ящера была единственная пара конечностей, торчащая из середины туловища. Мощные длинные «руконоги» играли стальными мускулами под бронированной шкурой и заканчивались тремя длинными пальцами с когтями и перепонками. Самый крупный крокозавр имел около четырёх с половиной метров в длину! Самый мелкий — «всего» метра три. Пока здоровяк внутри курятника лязгал пастью, оставив снаружи только хвост, два молодых ящера противостояли амазонкам, издавая нечто среднее между рёвом, хрипом и громкой отрыжкой. Пока воевода, Амаиче и другие воительницы потчевали ударами жезлов среднего крокозавра, я решил взять на себя «малыша». Он как раз лязгал пастью направо и налево, превращая направленные на него бамбуковые шесты и копья в щепки. Я подхватил с земли обломок палки. Крокозавр, резво перебирая лапами, с рёвом ломанул прямо на толпу. Амазонки с криком отшатнулись, некоторые повалились на спины. Монстр уже хотел отхватить одной из них ногу, но в дело вмешался я! Подскочив к крокозавру с фланга, я отвесил ему добротного пинка прямо под мягкое белое брюхо! Зверюга с неожиданным проворством крутанулась на месте, описав хвостом в воздухе широкую дугу! Дерётся совсем как броненосец из буша! Хвост, больше похожий на обтянутое кожей бревно, ударил по ногам и свалил на землю несколько человек. Включая и меня. Зелёные злые глазёнки прицелились в меня, зубастая пасть распахнулась! Забыв о своей предыдущей жертве, крокозавр решил разделаться со мной! Два частокола зубов уже были готовы отгрызть от меня половину меня, но я выбросил руку с палкой вперёд и вставил её в крокодилью пасть как распорку! Её концы вонзились в нёбо и под язык! Чудовище взвыло, задрало башку и стало пытаться разгрызть палку или выплюнуть, но та засела как надо! Я вскочил с земли. Замахнувшись топором, я заорал и рубанул ящеру по шее! Остро заточенный топор влетел в зазор между пластинами брони, но зверюге было по барабану! Вырвав топор, я ударил бьющегося крокозавра по шее снова и снова, но гадина подыхать не хотела! Живучая тварь окончательно меня выбесила! Перевернув топор, я замахнулся еще раз и всадил врагу в череп длинную шпору на обухе, аккурат промежду глаз! Оружие прилетело по адресу! Прямо в центральный процессор! Глаза крокозавра мгновенно погасли, будто в них перегорели лампочки, и он как подкошенный враскоряку осел на землю. Толпа восторженно взревела! Воительницы тем временем разделывались со средним ящером. Пока две из них молотили его жезлами по балде, остальные насовали ему полную глотку дротиков и копий. Чувствовалось, что амазонки ведут бой по отработанной схеме. Значит, тёрки у туземок с крокозаврами тут идут уже не первый год. Оставался только последний. Самый большой, толстый и зелёный! Можно сказать, Крокобатя! Он всё ещё наводил шороху в сарае. Гуси и индюки разбегались во все стороны, истошно горланя и роняя перья! Люди внутри птичника, видимо, тыкали ящера шестами в морду, пытаясь помешать ему чинить разбой. — А ну, змий проклятущий! Выходи, паскуда! Богатырь русский пришёл! Я поплевал на руки и с размаху вогнал топор в торчащий из сарая исполинский хвост. Было две новости. Хорошая и плохая. Хорошая — змий вышел. Проломил в стене ещё большую дыру и вышел. Собственно, в этом же заключалась и плохая новость. Крокобатя был по размерам в полтора раза больше своего покойного собрата. Толщина его брони соответствовала. Мой топор завяз в ней, как муха в смоле, зажатый между пластинами. Ящер развернулся, и топор выдернуло у меня из рук. Он остался торчать в хвосте. — Да вы задрали у меня оружие воровать!!! Тварь, стоя на своих огромных конечностях, была ростом почти мне по плечи. Изогнувшись, крокозавр схватил топорище зубами и стал дергать, игнорируя летевшие в него дротики и удары шестами. Я был безоружен. Вытянув руку в сторону толпы, я проорал что-то несвязанное. Но амазонки догадались, что мне нужно оружие. В руку мне легло древко чего-то увесистого. Вырвав топор, крокозавр лихо отшвырнул его в сторону. Распахнув вонючую кривозубую пасть, он с ревом бросился на меня. Я махнул с плеча. Длинный деревянный молот прилетел Крокобате в челюстной сустав! Звук раздался такой, будто я ударил по сухому бревну! Ящер снова попытался поднять башку, но я отоварил его и с другого бока. На землю посыпались сломанные зубы. Удары прилетали в чешуйчатую морду один за другим! Справа! Слева! Сверху! Слева! Пендель в бороду! Справа! Между глаз! Огромная рептилия стала отступать. Крокозавр пытался пятиться, но уперся хвостом в сарай. Хорошо приложив ему по темечку и дезориентировав, я подловил момент и вскочил ящеру на шею! Тот взревел и попытался крутить башкой, но я сжал его ногами как в тисках! Под моим весом монстра пригнуло к земле. Сидя на чудище верхом и размахивая кувалдой, я снова принялся потчевать крокозавра звездюлями! — Отведай! БАМ! — Силушки! БУМ! — Богатырской!!! ХРЯСЬ! С глухим хрупом внутри крокодильего черепа треснула какая-то кость. Он уже не рычал грозным рёвом, а завывал во всю глотку! В последней попытке избавиться от меня он вытянулся во весь рост и грохнулся на бок! Это и стало его роковой ошибкой. Как только крокозавр открыл своё мягкое белое брюхо, с десяток копий, дротиков и жезлов амазонок вонзились ему в живот и горло. Он захрипел, задергал ногами и вместе с кровью испустил дух. Я же успел вовремя разжать ноги и отцепиться от шеи ящера, избежав участи быть погребённым под его огромной зелёной тушей. Вся туземная толпа восторженно взревела! В воздух взметнулись бесчисленные палки, копья, жезлы, молоты и черт знает что ещё! Возле меня неизвестно откуда возникла радостно голосящая Амаиче. Размахивая жезлом, она пустилась в бешеный боевой пляс. Воевода и остальные воительницы с улыбками похлопывали меня по плечам. Должно быть, поздравляли. Думаю, несколько очков к репутации я нам с девочками заработал. «Гражданские» вокруг бросились ловить разбежавшуюся домашнюю птицу. Снова началась шумная свалка с падениями и хохотом. Группа амазонок обступила туши крокозавров. Ещё несколько побежали обратно в деревню за телегами и разделочными ножами. Однако нападение монстров, судя по всему, сорвало основное мероприятие. Воевода схватила меня за руку и потащила сквозь толпу. Её воительницы, в том числе и Амаиче, последовали за нами. По дороге кто-то снова сунул мне в руки потерянный топор. Вокруг нас радостно кричала и рукоплескала толпа. Командирша привела меня обратно на площадь. Народ всё ещё толпился. Девочки так же стояли у арбы. Возле них находились три вооружённых амазонки в шлемах и бронехалатах. Но это были бойцы не из крепости. С нами в дороге их не было. Судя по всему, в деревне тоже имеется свой гарнизон. Их главная по экипировке походила на нашу воеводу. Разве что не носила пафосную ягуаровую накидку с костяными наплечниками. Две военачальницы с улыбками обнялись и коротко о чём-то переговорили. Было видно, что эти две знакомы давно и повидали вместе всякого. Я же обратился к девочкам. — Ну, как вы? — Мы?! — с удивлением спросила Дженни — На себя посмотри! Весь ободранный! В кровище, в грязище! Опять дракона убивал? Я расхохотался так, что на меня массово стали озираться люди. — Ты даже не представляешь, насколько права! Думаю, скоро его сюда на телегах привезут. Точнее, всех трёх. У вас-то какие новости? — Приходили две какие-то девки в белых балахонах с капюшонами. — сообщила Сара. — Из сада? — Да! Вышли по тропинке на сцену, посмотрели на нас, спросили о чём-то у солдат и ушли обратно. Как ты догадался? — Очень просто. Это жрицы. Значит, в этом саду располагается храм или капище. Или другой объект культа. Будьте готовы. Очень может быть, что нас сейчас именно туда и поведут. В душе я снова начал нервничать. В саду был не дом вождя, а святилище! Нехорошие домыслы о жертвеннике и окровавленном ритуальном ноже снова заскреблись в голове. Но я же только что сражался с амазонками плечом к плечу! Сердце бешено заколотилось. Неужели его всё-таки вырежут?.. Наша воевода, завершив разговор, дала нам знак следовать за ней. Две амазонки проверили, не подхватили ли мы какое-либо оружие, и легонько подтолкнули нас в спины. Мы по боковой лесенке поднялись на сцену и с неё по дорожке углубились под сень сада. Вокруг пышно цвели кусты и лианы. Дженни восторженно смотрела на яркие чашечки цветов и вдыхала ароматы. Густые кроны деревьев бросали прохладную тень на изумрудную траву. То тут, то там зрели разнообразные плоды. По саду порхали бабочки, птички посвистывали в густой листве. Мощёная тропинка петляла, поднимаясь в горку и растянувшись метров на двести. Наконец, деревья расступились, и мы оказались на вершине высокого крутого обрыва над рекой. Здесь высилось самое большое дом-дерево, что я в принципе видел на острове. Ствол имел порядка десяти метров в диаметре. Чудовищные чёрные корни, словно громадные питоны, забуривались в речной берег. Наверху ствол делился на множество побегов — двадцать или тридцать, не сосчитать! Эти живые колонны держали на себе крону, казавшуюся размером с весь остальной сад. И не только крону! Прямо на дереве располагалась богатая, я бы даже сказал роскошная, дощатая хижина с окнами на все стороны! Попасть на её крыльцо, охраняемое истуканами, можно было по широкой деревянной лестнице, являвшейся продолжением тропинки. Воевода почтительно, даже с трепетом, сняла шлем и положила его вместе со щитом и посохом на траву возле лестницы. Отдав приказ нашим стражницам, она поднялась по деревянным ступеням и постучалась. Видимо, получив приглашение, амазонка откинула шторку и вошла внутрь. Минут двадцать спустя она вышла обратно. Сопровождала ее как раз одна из тех самых жриц, о которых мне говорила Сара. Статная девушка в белоснежных одеждах до земли и с таким же поясом. Казалось, что она не шагает, а плывёт по ступеням, как туман или призрак. Ее лицо почти полностью было скрыто капюшоном. Оставались видны лишь подбородок и губы. Конвой, проведя ещё раз тщательный обыск на оружие, передал нас в руки священнослужительницы. — Эй… — шепнул я девушкам. — А?.. — отозвалась Сара. — Если закричу — бегите. — Что? — Заору — прыгайте в реку через окна. Я задержу их насколько смогу… Мы взошли по лестнице, пройдя мимо истуканов. Девушка в белом откинула шторку на двери, и мы вошли в хижину. Просторное помещение было наполнено светом. Оно представляло собой единую большую круглую комнату. Посередине её находилось тоже круглое ложе метра четыре в диаметре, убранное шитыми покрывалами и подушками. За ним высились опять же два истукана. Вдоль стен располагались многочисленные кувшины, столики, ящики и сундучки, на стенах висело богатое оружие. Всё указывало на то, что мы попали в жилище лидера этого народа. Ещё три белоснежных жрицы столпились в дальнем конце помещения. Казалось, они слушали кого-то. Кого-то с мягким, ласкающим слух голосом. Даже не видя его обладателя, при звуках этого магического тембра хотелось полностью отбросить подозрения и верить каждому сказанному слову. Жрицы расступились, и вперёд выступила она. Высокая статная женщина, лет сорока на вид, была одета в такое же безупречно белое платье с поясом, но без рукавов. Ее прекрасные руки украшали золотые и медные браслеты и искусные татуировки. В руках она держала тонкий резной посох. Выше плеч вся её шея и голова была плотно обмотана тонкими белыми бинтами, оставляя открытым лишь прекрасное лицо. Сверху же голову покрывал убор, похожий на древнеегипетскую головную накидку. Он плотно охватывал её лоб тонким золотым обручем, из-под которого смотрели лучезарные большие глаза цвета безоблачного неба. — Добро пожаловать, чужестранцы! — произнесла она тем самым чарующим голосом — Приветствую вас в деревне Омавази! Мне доложили о вашем прибытии и об отваге одного из вас в сегодняшней битве с айра-май. Будьте же нашими самыми дорогими гостями! Позвольте мне представиться. Я Талла-Койя, вождь народа икче-мочика и верховная жрица Доброй Матери Тенали. Её английский был безупречен.