Когда скелет выходит из шкафа

— Арсений! — раздается жалобный голос. — Да, солнышко? — он отвлекается от конспекта. В соседней комнате чихает Сережа, и Оксана демонстративно морщится. — Я не солнышко, я звездочка! Арсений удивленно приподнимает брови. — Как скажешь. — Поможешь мне стать настоящей звездочкой? — она качается с носка на пятку, умоляюще складывая ладошки. — Нам в садик завтра нужно. — У вас завтра Новый год? — ахает Арс, садясь на кровати. — А папе ты сказала? — Сказала, но магазины уже закрыты, — нюнит она, — он сказал, чтобы ты помог мне стать звездочкой. — Почему я? — ошарашено спрашивает он. Вопрос риторический, но Антон ржет с соседней кровати: — Потому что один ты в платьях шаришь. Арсений со стоном лезет в ютуб, принимаясь терзать запросами о детских костюмах, Антон с деланным сочувствием предлагает принести картон и супер-клей. — А что за сценарий? Тебе обязательно надо быть звездочкой? Может, мы тебя сделаем звездой вечера? — Звездочкой! — Оксана поджимает губы. — Мы будем помогать Лесовичку искать его потерянную сосульку. Антон ржет. Арсений считает — глупо мучиться одному. Поэтому снабжает вмиг замолкшего брата картоном и ножницами для короны, тащит к ним Диму, тыкая параллельно в выбранный Оксаной костюм. Тот зачем-то берет лекало, поправляя очки на носу. Сережа чихает излишне громко, тем самым освобождаясь от семейного долга. Единственное, Арсений попросил его распутать завалявшееся мюзле — за неимением проволоки приходилось выкручиваться. Заняв ребят, Арсений занимается тем, что заходит в телеграм, начиная жаловаться всем подряд, как ему тяжело на свете живется. Ванятка хихикает, но сочувствует, а Вася вдруг говорит, что у его друга мать швея и отец швея, и сам он швея, и если надо, он может прислать Ваша. Арсений пишет, что он «пока не Наш, но за предложение спасибо» — все же вера в Диму у него сильнее. Он беспомощно крутит найденный в шкафу зеленый фатин, прикидывая, насколько это звездануто. Дима отнимает, прикладывая к желтому летнему сарафану. У Димы, кстати, оказывается, принцип: взял чужое лекало — получи по ебалу, поэтому спустя семь секунд Арсений огорченно трет ушибленный лоб. Оксана спокойно сидит рядом, глядя на корпящее над костюмом семейство, пока Арсений, откровенно не зная, что делать, лезет всем под руку. — А может, ты в магазин сходишь? — не выдерживает Дима. Он колется иголкой уже раз четвертый из-за любопытства Арсения. Но, к его чести, Димка начал пришивать черными нитками, совершенно кошмарно портя и так не превосходный костюм. — Зачем? — искренне удивляется Арсений, осматривая пол, усеянный вырезками тканей, пайетками, оторванными с маленьких Оксане платьев, и картона. — За пуговицами, — фыркает Антон. — За чем угодно, только съеби, пожалуйста. — Антон! — укоризненно тянет Оксана. — А что такое?.. — Пуговицы можно с твоего камзола перешить, — перебивает ее Арсений, — а я тебе потом обратно все сделаю. Я отлично пришиваю пуговицы! — Тебя бы в Страну Кошмаров, — бормочет Дима. Антон хмыкает. У него в руках вполне милая картонная звездочка, но сейчас Арсению кажется, что лучше согнуть каркас из проволоки и обмотать все мишурой, картон выглядит слишком дешево для их принцессы. Кстати, у них вроде бы было боа. — Я уже в ней, — парирует Арсений. — Я в ней кароль. Арс наблюдает, как клеем Антон присобачивает красную звезду на ободок, и тяжело вздыхает. Желто-зеленое платье и кремлевская звезда на макушке, ну пиздец. Оксана у них не звездочка, а светофор. — Антон! — не выдерживает он. — Давай переделывай, все не так! Антон поднимает мрачную физиономию, сжимая ножницы. Арсений сглатывает, представляя эти ножницы в самых нежных местах. Тихий напряженный момент разряжает Сережа, с шумом вваливаясь и вручая ему тонкую проволоку. Он шмыгает носом, уверяя, что если клей кончится, соплями он поделится. Сопло его извергает будь здоров, как говорится. — О! — возбужденно подпрыгивает Арсений. — Из этой штуки можно сплести классную корону. Антон… Он тащит из новогоднего ящика золотой дождик — господи, должны ли такие шутки быть озвучены при ребенке? — Арсений, — подозрительно ласково зовет Антон, и Арсений мгновенно фокусируется на его лице. — Давай поиграем. Протяни сюда руки и закрой глаза. Арсений доверчиво придвигается, протягивая ему ладони. — Глаза, — мягко напоминает Антон, трогая холодными кончиками пальцев его запястья. Он прислушивается к происходящему за спиной, но Дима молчит, видимо, заинтригованный, да Арсений и не обернулся бы, внимательный Антонов взгляд не отпускает. Он закрывает глаза, улыбается растерянно, надеясь, что это поможет, если Антон хочет сделать что-то неприятное. Хотя его улыбки на Антона никогда не действовали. Он вздрагивает от резкого громкого звука разрываемой липкости, распахивая глаза, но Антон тут же сжимает его запястья одной рукой и перематывает их скотчем. — Антош! — вопит Арсений, дергая руками, но скотч липнет сильнее. Он поднимает изумленные глаза на брата, но тот ни капли не раскаивается, глядя на него потемневшими глазами. — Ну какого черта, Эйвон? — причитает он, оглядываясь в поиске ножниц. Антон с усмешкой прячет их себе за спину. Арсений на него прыгает. Антон сидит на кровати, и прыгать с пола лягушечкой не особо удобно, но Арс справляется. Колени встречаются с мягкостью матраса и острой тазовой косточкой, Антон кряхтит, поднимая руку с зажатыми ножницами выше, Арс лезет за ними. — Дурак, пусти! — шипит Антон, изворачиваясь под ним, но он не обращает внимания на подобные мелочи. Дима тяжело вздыхает, Оксана радостно пищит. — А может, мы меня обмотаем фольгой? — с надеждой спрашивает она у Димы, пока они возятся. — Я буду робо-мумией! Антон смеется, краснеет под ним, но подтягивается выше, с трудом сгибая ногу и упирая пяткой в матрас. Арсений елозит на нем, тянет сомкнутые руки вверх, закидывает Антону за голову, а потом, поддаваясь маленькой шалости, раздвигает локти так, чтобы лицо брата оказалось в ловушке его рук. — Попался, — торжествующе произносит он, слегка сжимая голову Антона. Тот усердно дышит ему в шею. О. Пока Антон не закончил сопротивляться, Арсений может попробовать разгрызть скотч. Он тянет запястья к себе, — они оказываются где-то около уха Антона, — вытягивает шею тоже, принимаясь кусать липкую бумагу. Ему в рот набиваются заодно и волосы, но свобода требует жертв, даже в виде пожеванного сена. — Арсений, — напряженно говорит Антон. — Ты чавкаешь у меня над ухом. — Ох, простите, пожалуйста, — бормочет Арсений, а потом засовывает язык в оттопыренное горящее ухо. Он сам не знает, зачем это делает, но, кажется, это называется мокрый Вилли. Может, в его организме не хватает серы. Может, он просто еблан. Антон по-мужски взвизгивает, отталкивая от себя, но склеенные руки Арса все еще надежно обхватывают его, и отцепиться тяжеловато. Тонкие пальцы в обвесах пробегаются по его ребрам в качестве глупой мести — Арс начинает крутиться на нем, пытаясь вырваться, и в итоге они оба валятся на пол. Антон тяжело дышит через рот, придавливая его собой, Окси весело смеется и хватает ножницы, принимаясь прыгать вокруг них. Он всего-то планировал готовиться к макроэкономике, а не вот это все мокрое. Арс слегка устал уже, и вертеться с таким энтузиазмом он перестает, затихая. Антон тоже замирает, смотря на него темными шалыми глазами, лижет пересохшие губы, и пахнет вкусно курицей. — Оксана, дай ножницы! — хрипит Антон. — Оксана, солнышко, не ткни кому-нибудь в глаз! — подвывает Арсений. — Дима! Тот сжаливается, присаживаясь перед ними на корточки, аккуратно разрезает скотч. — Ты, Антон, дебил, — ласково резюмирует он. Арсений с шипением срывает скотч вместе с волосками, трет покрасневшие зудящие запястья, и, к его удовольствию, Антон выглядит виноватым. — Оксане пора ложиться спать, — объявляет Дима. Окси тут же прыгает на кровать Арса, вцепляясь в подушку. — Но еще не было спокушек, — жалостливо тянет она, — и платье совсем не готово. — Шоу ты уже посмотрела, — Дима закатывает глаза, — а костюм мы сами сделаем. Они сидят с ним еще три часа, пока папа не разгоняет по кроватям. А утром, глядя на выряженного желто-зеленого пайеточного монстра с ядовито-розовым боа на плечах, ржет так, что Арс даже возмущен. Ну да, сразу сообразить, что это звездочка, тяжеловато, но они так долго тренировали фразу «звезда в шоке», чтобы что? Слить ее? Оксана вновь предлагает фольгу и вновь оказывается в шоке, когда папа качает головой, хватает ее под мышку и мчит в Детский мир. У Арса самого скоро праздник, надо будет присмотреться к той симпатичной крыше на Лубянке. До макроэкономики и утренника всего пара часов. *** Когда Арсений надевает свой костюм на университетский вечерник, ему становится не до смеха. Он весь обклеен силиконовыми полосками, чтобы держался блондинистый парик, и если он переживал, что тот слетит в неподходящий момент, теперь его заботит, как бы с ним не умереть в старости. Над его лицом девочки тоже постарались: ему еще в кошмарах будут сниться щипчики для ресниц, но это того стоило. Он крутится перед зеркалом, стараясь посмотреть на красивый изгиб сбоку, напевает тихонько Братьев Грим, грим на лице и на языке, сегодня у него сказочно. К тому же катавасия экзаменов позади, и хоть он не отличился особым усердием, его сочли удовлетворительным в большинстве предметов. Он перестает переживать насчет самого номера, так его завораживает он сам. Арсений не переживает, что его кто-то узнает, он сам себя узнать не может. Широкие плечи скрадывают огромные фонарики, талию крепко сжимает корсет, а бедра в белых кружевных панталонах утопают в пышной розовой юбке. Арсений разглаживает ее, трогая взмокшими пальцами атласные пухлые розы, приседает в реверансе. — Готов? — спрашивает Тимур, заглядывая. У него широкий воротник, белое размалеванное лицо и голубые штанишки, и в принципе, он выглядит адекватно. Арсений вспоминает про тимбуллинг. — А почему ты не Тибул? — интересуется он. — Он ведь акробат, а не Тутти. — Потому что, если ты помнишь, — снова раздраженно начинает он, и Арсений сжимается, жалея, что спросил, — Тибул огромный циркач-педофил, а ты мало того, что меня выше, так еще и толще. — Неп-правда, — он даже заикается от неожиданности. — Я не толще! А Тибул не педофил! — Ой ли, — фыркает Тимур, окидывая его изучающим взглядом. — Ты готов? Арсений сглатывает, бросая на себя последний взгляд в зеркало. Единственное, что утешает — неделю назад они вроде как договорились, что Ваня придет на маскарад. Арсений догадывается, в каком костюме, вопрос только — Атос, Портос или Арамис? Ох, каналья. В зале полутемно и на них особо не смотрят, пока не начинает играть их музыка. Арсению не нравится мысль, что что-то «их», но сейчас он забивает, сейчас он сломанная девочка, оживающая под чужими прикосновениями. Его конечности сломаны и не смазаны, он движется со скрипом, демонстрирует колесо, жонглирует, но все вдруг идет не по плану, и новогодние мандарины валятся из рук, рассыпаясь по сцене. Кто бы, сука, сомневался. У него сердце бьется в ритме «провал», но он качает головой, прижимая неловко ладони к щекам резкими движениями. Он сгибается, непослушными прямыми пальцами пытаясь что-то подобрать, но кукле недостаточно мастерства. Не выдерживая, он поднимает взгляд — люди не разочарованы, они думают, что все так и задумано. Сломанная девочка ломает трагедию. Тутти корчится на другом краю сцены — но вот, отбрасывает сомнения, — и дает ему руку. Тутти подбрасывает его и прижимает к себе, они оба замирают, переводя взгляд на вытянутую вверх руку Суок — та делает легкую плавную волну. Пальцы другой руки мягко оглаживают лицо Тутти — и кукла превращается в девочку. Он смеется — снова радостно — прыгает, кувыркаясь на ходу, слышит чьи-то тихие аплодисменты, но танец еще не закончен. Тутти бьется и вертится на сцене, выполняя свои сложносочиненные трюки, и он искренне надеется, что тот не наступит в случайный мандарин. Суок теряет туфельку в рондате, сгибается, изображая горькое горе, отбрасывает и вторую туфлю, попадая куда-то в зал, но возмущений не слышно. Он сглатывает — сейчас ему нужно сделать самое сложное: фляк вперед. Он прыгает с двух ног вперед, широко шагая и сгибаясь в стойку на руках, и по инерции перекидывает ноги дальше, ворох юбок на мгновение его ослепляет, но вот он снова на двух ногах, и снова делает кувырок вперед, как в крутых фильмах. Получилось! Сердце бьется где-то в горле, пока он оборачивается, тяжело дыша и глядя искрящимися глазами на своего наследника Тутти, а тот падает перед ним на колени, касаясь губами руки. Тимур поднимает улыбающееся лицо и беззвучно шепчет: «Хорошо». Арс уверен, что потом он скажет: «Еблан», но сейчас он, не в силах удержаться, сгибается и прижимается губами к его рту. Он не думает, что где-то в зале ждущий его Ваня, кто-кто, а Ваня поймет. — А вот это уже инцест, идиот, — шипит Тимур. — Или тебе такое нравится? Арсений вздрагивает, отшатываясь, бледнеет под своим гримом, мотает головой. Он подбирает слетевшую туфлю и сбегает в зал, мгновенно теряясь среди графов, призраков из простыни, сэкономивших на костюме, людей в футболках и джинсах, но масках (в том числе и маске из «Крика»), многочисленных Джокеров и их королевских Харли. Ему хочется наглотаться дешевого алкоголя и забыть царапнувшие слова Тимура, так кто он такой, чтоб себе запрещать? Арсений не возвращается в гримерку, чтобы взять телефон, Ваню он и так найдет, а семья может прожить вечер и без него. Он ожидает найти на столах обычную отвертку, но, благо Доктору, вместо водки-сока его встречает в свои можжевеловые объятия джин-тоник. Ух ты. Он ставит обувь прямо на стол — ведь какой смысл ходить в одной? Его зовут на танец, и он, быстро глотнув прямо из бутылки, соглашается. Это его однокурсник, но Арсений не потрудился запомнить имя. Он прижимается слишком сильно, поэтому Арс укладывает ладони ему на грудь, мягко отстраняя. Потом он танцует с одногруппницей, которая спрашивает, нормально ли ему ходить в женском платье, и когда он соглашается, пожимает плечами. Арсений успевает влить в себя примерно Аладдиновскую лампу джина, заедая канапе с оливками, когда видит в толпе высокого мушкетера. На столе лежит чья-то забытая белая маска, поэтому он, недолго думая, цепляет ее на себя. Еще пару оливок, и он идет навстречу любовным подвигам. И еще один бокал. Он не помнит рост Вани — они сидели в поролоновой яме и больше не виделись, но разве кто-то еще может так тщательно одеться? Арсений, проталкиваясь к нему в огромных своих юбках, успевает восхититься шляпой с перьями, голубой накидке с нашитым крестом, шпагой на поясе. У него черная маска на пол-лица, в глазах черные склеральные окуляры, и выглядит это слегка жутковато — Арсений смотрел с Антоном «Сверхъестественное», но должен признать, что это довольно горячо. Он собирается выдать что-то тупое вроде «ну что, скрестим клинки?», но тут в уши начинает бить музыка, и он просто тащит парня на танцпол, с удовольствием подмечая, что тот выше. Пухлые губы округляются в удивленном «о», но он собирается, укладывая широкие ладони на талию Арсения. Арсений довольно улыбается, закидывая ему на плечи руки, и даже не собирается вести — должно же ему хоть где-то везти? Он и так заебался в край, поэтому все, что он сейчас хочет, чтобы его держали. Никаких самостоятельных решений, никакой ответственности хотя бы на один вечер, ему всего восемнадцать. Ваня склоняется к нему, поддевая носом белые волосы и касаясь горячими губами ушной раковины рядом с краем маски, и у Арса в паху все сжимается. Сделай, сделай так еще раз. — Я видел тебя там, — низко говорит он, прижимая ближе к себе. — Ты потрясающая. От его горячего дыхания у Арса мурашки расползаются, и он не сразу понимает, о чем тот говорит. Ну надо же, останавливается он от неожиданности, — его действительно приняли за девушку. Разве он не говорил Ване, что выступает? Он вспоминает до конца песни, но вычленить из вороха разговоров ни о чем и нытья что-то важное невозможно. Длинные пальцы скользят между его взмокших лопаток, и ему слышится тихий смешок, но музыка возобновляется, а они и не думают отлипать друг от друга. Ваня водит ладонями по его спине, не спускаясь ниже поясницы, хотя Арсений и сомневается, что под накрахмаленной юбкой и панталонами существует его задница. Он прижимается ближе, трется слегка, и Ваня вдруг кусает его за ухо. — Ты что? — пищит от испуга Арсений. Губы мушкетера растягиваются в дразнящей улыбке. — Ты чертовка. Арсений качает головой, хихикая, — и это говорит парень, у которого белков глаз не видно. В нем нет мозгов, но есть джин, поэтому он чуть сгибается, чтобы поднять подол платья, а потом берет ладонь Вани и укладывает себе на бедро. Стробоскопы бьют по толпе, разноцветно режа темень, поэтому его не волнует, что кто-то может увидеть. Ладонь сжимает ткань панталон, а сам Ваня выглядит донельзя смущенным. По крайней мере, видимый из-под маски кусочек скул темнеет румянцем. Арсений поощряюще кивает, двигая бедрами. Ди-джей включает «Транс» NЮ, и Арсений смеется, запрокидывая голову. Парень касается его члена через ткань, сжимает пальцы от неожиданности, и смех замирает у него в горле, весь Арсений застывает в его руках. — Я не понимаю, ты пацан или девка, мне мешают танцы в этом разобраться… — Надеюсь, ты разобрался, — мурлычет Арс, вставая на носочки. Он молчит, и Арсу становится неуютно — что, если это не Ваня? Арсений пялится растерянно в его лицо, черная маска интригующе поблескивает металлическими вставками, как же он горяч, его черные глаза нечитаемо мерцают. — Манящий щенячий взгляд, глубокий, глубокий вдох… Мушкетер поступает благородно — не отшвыривает его, склоняется, внимательно вглядываясь в лицо, ладони от члена не отрывает впрочем тоже. У Арса начинает вставать, и он смущенно утыкается лицом в терпко пахнущую шею. Господи, какая ошибка. Теперь ему хочется запрыгнуть на этого парня, кем бы он ни был, и висеть примерно пока не кончит. Минут семь, не больше. Мушкетер прерывисто вздыхает, но поглаживать не перестает, касаясь губами искусственных волос. Они качаются не в такт медленной музыке, как в трансе; Арсений отказывается что-то менять. — Идем отсюда? — предлагает вдруг парень. — У меня для тебя кое-что есть. Его руки так хорошо ощущаются на его теле, и Арсений правда желает близости. Но чего он не желает, так это того, чтобы этот парень его трахнул в туалете и бросил. Ваня бы так не поступил, но это очевидно не Ваня. Арсению не хочется грызть себя за такой поступок, его и так «да без б» обсуждают. Арсений качает головой; губы у его мушкетера досадливо поджимаются, и тогда Арсений тянет его к себе за шею, поднимает голову навстречу и целует. Его блеск для губ давно смазался, поэтому он не переживает, что теперь у мушкетера будет весь рот забит земляничной химией, скорее, хвойным спиртом, но парень напрягается, стискивая его талию. Это что же, секс без поцелуев? Арсений на мгновение касается упрямо сомкнутых губ кончиком языка, но парень рта не раскрывает, и, окей, он оставляет крохотный поцелуй прежде, чем отойти, растворяясь в толпе. На губах зудит разочарование недопоцелуя, поэтому он возвращается к столу, хватая туфлю, и сваливает в гримерку, чтобы вызвать такси. В телефоне обнаруживается непрочитанное сообщение от Вани: «Не могу прийти, удаляют аденоиды, отдал костюм другу».