Султан и пираты
7 марта 2020 г. в 00:31
— Анкутма-конунг послал меня говорить с тобой его голосом. У тебя есть дочь, что родит ему сына, который станет конунгом над конунгами, — проревел на весь тронный зал варвар с волосами цвета соломы. Ростом он превосходил любого из придворных султана, даже могучий здоровяк Хаким казался рядом с ним не таким высоким. — Тебе предложена великая честь, о конунг Аграбы!
Посланник не обращал внимание ни на ропот придворных, ни на угрожающий взгляд Хакима. Свой рогатый шлем Хауд-ярл держал на сгибе локтя, а рукоять длинного меча в знак мирных намерений он примотал ремешками к ножнам, объявив, что не отдаст своё оружие никому, пока в его жилах есть хоть капля крови.
Вместо плаща Хауд-ярл накинул поверх грубой брони из чёрного железа белую шкуру огромного хищного зверя, при жизни не уступавшего ростом Радже, а золотые браслеты на толстых, как бревна, руках северянина покрывали странные символы,от пристального взгляда на которые кружилась голова. И от ярла шла такая нестерпимая вонь, что султана мутило.
— Отдай руку своей дочери моему конунгу и все твои враги умрут, — продолжил Хауд-ярл. — Ни один народ не сравнится на поле брани с людьми Севера, ни один военачальник не сравнится с Анкутмой! Через год, в этот самый день и час, у твоих ног будут лежать головы всех тех ярлов, что бунтуют против тебя.
— Щедрое предложение, Хауд-ярл... — произнёс султан, глядя на северянина с высоты своего трона. Слова полузабытого языка вспоминались с трудом. Варвар не обратил на это внимания, словно не сомневался в том, что султан знает его язык. — Передай своему конунгу, что мне нужно подумать.
— Ты сомневаешься в том, что я говорю правду? — негромко спросил ярл, коснувшись при этих словах бронзового амулета в виде оскаленной волчьей морды. — Или считаешь лжецом самого Анкутму-конунга?
— Нет, Хауд-ярл… — начал было султан, но варварский ярл махнул рукой и стоявший позади него рыжебородый воин шагнул вперёд и вытряхнул из кожаного мешка содержимое. Из мешка выпала голова и покатилась по мозаичному полу. Султан с трудом сохранил спокойствие, узнав в искаженном мукой лице знакомые черты.
— Сарлы не лгут никогда и никому. При жизни этот человек называл себя ярлом Лашиека, — пояснил присутствующим ярл, наслаждаясь произведенным эффектом. — Он нанес обиду Анкутме-конунгу и теперь Лашиек принадлежит конунгу сарлов. Сарлы всегда мстят за свои обиды.
— Думай, конунг Аграбы, — сказал на прощание Хауд-ярл. — У тебя достаточно времени. Анкутма-конунг поклялся, что ещё до полудня станет мужем твоей дочери. Когда взойдет солнце, я приду за ответом.
За время правления султана светловолосые варвары не появлялись, но при его деде их длинные корабли с бронзовыми носами в виде голов чудовищ видели у берегов Арабии чаще, чем этого хотелось бы местным эмирам и шейхам. Они приходили с далекого стылого Севера, поклонялись кровожадным богам и считали смерть чем-то надоедливым и не стоящим излишнего внимания, будто бы она была назойливым комаром или мошкой.
Сейчас идея отправить Джафара с армией отбросить угрожавших Ширабаду кочевников казалась сродни безумию. Сражаться с пустынниками нелегко, им проще рассеяться и отступить, чем сражаться с войском одного из султанов. Пока визирь будет охотиться за неуловимыми налетчиками, Аграбу успеют десять раз разграбить. Даже поимка их предводителя - мелочь по сравнению с норскийской ордой у ворот.
Султан помнил, как нелегко было одолеть ревущих дикарей в шкурах, размахивающих топорами даже когда им приходилось прижимать руками внутренности из распоротых животов. Некоторых нужно было утыкать стрелами, точно ежей, прежде чем они смирялись со своей смертью. Без страха бросаясь на боевых слонов, они пытались подрубить серым исполинам сухожилия на ногах и метали в них копья.
Однако арабийские галеры были больше и мощнее, чем любой из кораблей северян, на их палубах стояли дальнобойные баллисты, и всего лишь один удачный таранный удар отправлял набитый дикарями корабль на корм рыбам. Соединенный могучей волей умелого правителя флот вечно враждующих арабийских городов потопил большую часть армады захватчиков в решающей битве у устья Змеиной реки.
— Скеллинги, — так называли свой народ налетчики. Те немногие северяне, что попали в плен, кое-что рассказали о своей родине. Султан предпочел бы не знать подробностей, но запомнил это, как и малую часть языка северных варваров. Тогда казалось, что ужас тех лет сгинул, подобно страшному сну, но норскийцы вернулись вновь и ныне Арабия была разобщена.
— Малыш Бобо, как ты мог допустить подобное? — спросил бы его дед, качая своей головой. Не скажешь же, что четвертый сын четвёртого сына и мечтать не мог занять трон деда!
Сейчас султан приближался годами к возрасту своего великого предка. Увы, хотя его борода и седа, но дни величия Аграбы остались далеко в прошлом. Некогда покорные эмираты Лашиек, Кофер и Эль-Хайекк стали намного сильнее и богаче Аграбы, и разумеется начали бороться за право властвовать над всеми землями Арабии.
Упадок Аграбы начался еще при его отце, внук великого деда мало что смог исправить, когда взошел на трон сам. Разве что сумел сохранить то немногое, что удалось отстоять от посягательств соседних эмиров. Но из всех детей султана выжила лишь Жасмин, так что скоро некогда славная династия пресечется. Ибо он слишком стар, чтобы мечтать стать отцом сына на склоне лет.
Десять лет, немногим больше. Он сумел бы протянуть столько, если бы небеса были милостивы. Но на одиннадцатый год Жасмин получила бы отравленный дар, власть над Аграбой. Отвергая женихов, его дочь злила соседей ещё больше. Султан с горечью думал, что пора выдать ее за Джафара. Прежде сама мысль об этом привела бы гордого наследника великих владык в бешенство, но его визирь хотя бы умен и решителен, в отличие от тех тюфяков и баранов, которые вряд-ли удержат трон.
— Ему нужна будет Жасмин и дети от неё, — размышлял порой султан, куря кальян и лениво наблюдая за танцем чёрных, как смоль, танцовщиц. Перезвон их ножных браслетов напоминал лязг цепей рабов на их родине, далёком побережье Медийского залива. — Любви с первого взгляда не будет, но тоже самое было со мной и с матерью Жасмин. Стерпится-слюбится. Я делаю это ради дочери и Аграбы!
Чужеземец, сын мариенбургского графа-выборщика, был не более чем пешкой в этой игре. Самодовольный имперец в мехах и бархате не имел ни малейшего шанса, даже не красуйся на его знаменах сжимающая меч русалка. Это сразу сделало Андерса посмешищем во всех тавернах и караван-сараях Аграбы. Он давно покинул город, а люди ещё смеялись. Вернее, смеялись, пока не появились северяне.
Сотня боевых кораблей под красно-белыми квадратными парусами принесла тысячи бледнокожих воинов, с волосами цвета меди и золота, чьи светлые глаза были холодны, как заледенелые вершины гор их родины. Султан знал, что в Империи, откуда был родом Андерс ван Бальк, этих морских бродяг называют норскийцами, а их землю Норской. И он знал имя того, кто привёл этот флот.
Анкутма из Одифера, конунг сарлов, прибыл к берегам Арабии с целой армадой и разграбил Кофер с союзе с султаном Лашиека. Недавнему союзнику Анкутмы дорого обошлась попытка перебить на пиру предводителей сарлов, чтобы не платить норскийцам за услуги. Неизвестно, что уберегло Эль-Хайекк: высокие стены, сильный флот или увесистые сундуки золота, отданные сарлам за «мир и дружбу».
Стремительность этих побед ужасала султана. Стоит ему сказать нет и тысячи чужеземцев ринутся на штурм города, штурм, который ему не удастся отбить. Старика уже мало пугала смерть, однако участь горожан будет печальна. Его дочь станет женой этого жестокого владыки пиратов, но сначала она увидит в Аграбе ту бойню, которую норскийцы до этого устроили в Кофере и Лашиеке.
Решив принять Хауд-ярла, султан отослал Жасмин в ее покои. Ему было больно от мысли, что его отказ превратит Анкутму-конунга в свирепого врага, а надеяться на скорое возвращение Джафара бессмыслено. Ещё больнее было представить, что придётся отдать дочь пропахшему кровью морскому разбойнику. Обычно такие орды держатся вместе, пока жив их вождь, но убить такого человека нелегко…
Настала время искать нужных людей. А там да помогут ему боги пережить все это и уберечь город да дочь!