Худший случай

Утром встаю рано, наскоро проглатываю кофе, подумываю уже о том, чтобы молча сбежать. Думаю еще раз. Подхожу к двери, стучу, ответа не дожидаюсь. Заглядываю. Он не спит. Просто лежит на кровати, разглядывая стену. Обычная белая стена, что там можно увидеть? — Я на свалку, — говорю я. — Угу. Я не зову его с собой, он не предлагает помощь. Хорошо. Мне же лучше. Не надо волноваться, что он снова поранится, что снова промолчит. Не надо избегать встречаться взглядом, не надо пытаться уловить скованность движений. Чем меньше времени я провожу с ним, тем лучше. А с лестницей он сам вызвался помочь. Я не виноват, что он всё испортил. Это не я его оттолкнул, а он сам залез в свою раковину. Пусть там и сидит, меньше будет проблем. Мне не нужна помощь, я и сам прекрасно справляюсь. А уж тем более мне не нужен помощник, который калечится на ровном месте, который не в состоянии сообщить об этом, который… Пусть сидит дома. Разгружаю прицеп, чуть сам не цепляюсь за гвоздь. Чтоб его! Может, так даже лучше? Заболею, умру и избавлюсь от необходимости разгребать последствия чужих ошибок. Доски летят в контейнер. Я каждую из них разглядываю, пытаясь угадать, который из гвоздей виноват в случившемся. Только ведь виноват не гвоздь… Управляюсь быстро — что и требовалось доказать. Мне лучше одному. Интересно, он так и разглядывает стену? На обратном пути заезжаю в книжный. Выбираю всякую чушь с чудовищами на обложках, особенно налегаю на Стивена Кинга. Раз уж ему такое нравится… Дома выгребаю из шкафа все книги, расставляю их заново, запихивая подальше серьезную литературу, а на передний план выдвигая только что купленные ужастики. Заодно вытираю пыль с мебели, передвигаю комод. Ребенок на шум никак не реагирует, и я даже начинаю думать, что он сбежал, пока я был на свалке. Сдерживаюсь, не заглядываю к нему, потому что повода нет. Ухожу во двор, чтобы сделать замеры для новой лестницы. Когда возвращаюсь, замечаю, что одна книга с полки пропала. Остаток дня я провожу в спальне, дверь до конца не закрываю. Работаю, прислушиваюсь к тишине. Ближе к вечеру ребенок пробирается на кухню, тихо звякает там посудой. Я по звукам восстанавливаю ход событий. Вот он идет к холодильнику, что-то из него достает, ставит на стол. Отодвигает стул, садится. (Зачем волочить стул по полу, если можно его приподнять? Царапины же останутся…) Нарастающий шум. Чайник закипает. Снова отодвигается стул, уже без душераздирающего скрипа. Ребенок встает, чтобы налить себе чай. Я так и вижу, как гримаса боли искажает его лицо, но это только мои фантазии, боль уже давно прошла. Звон ложки о фарфор. Шум воды. Затишье. Снова звякает посуда, уже вымытая, вытертая и возвращенная на место. Шаги из кухни через гостиную и в коридор, скрип двери. Выжидаю еще немного, тоже иду на кухню. Горячей воды в чайнике как раз хватает на мою чашку.