Худший случай

В среду звонит Наталья Михайловна. Вздыхает, говорит, что сейчас многие болеют, и очень советует держать ребенка дома, пока он не выздоровеет. А что, были варианты? Температура начинает сдаваться в четверг. Она держится в районе тридцати семи с половиной без помощи парацетамола всё утро, но к вечеру всё равно поднимается до тридцати восьми. Ребенку из-за нее снятся кошмары. То есть это мне хочется думать, что из-за нее. На самом деле, конечно, у него и так проблемы со сном. Иногда он резко поднимается и несколько минут просто сидит на диване, хватая ртом воздух. Поначалу я спрашиваю, что случилось. Он молчит, отворачивается, и мне приходится идти на кухню, чтобы принести ему воды, и ждать там целую вечность, давая ему возможность взять себя в руки. Потом я перестаю спрашивать. Может, он сам расскажет когда-нибудь — но я бы на это не рассчитывал. В пятницу я занимаюсь уборкой. Ребенок порывается помочь, но я ему не разрешаю. Кажется, это его обижает. Ну и пусть. Зато выздоровеет быстрее, если будет соблюдать постельный режим. Он снова укладывается на диван, заматывается в одеяло и делает вид, что спит. Или на самом деле спит? Нет. Вряд ли он мог бы по-настоящему уснуть под вой пылесоса. Разобравшись с полами, я начинаю вытирать пыль. Натыкаюсь на потертый экземпляр «Овода», достаю его с полки и кладу на журнальный столик. Почему-то хочется перечитать, восстановить в памяти. Эта книга мне очень дорого стоила — и поэтому, наверное, она мне так дорога. Сую в духовку замороженный пирог с сыром и брокколи, прибираю на кухне. Достаю пирог, раскладываю по тарелкам, тащу в гостиную. Обнаруживаю, что ребенок уже присвоил мою книгу. — Читаешь? — Угу. Он кладет книгу на столик, усаживается, ставит тарелку с пирогом на колени. — Съедобно? Пожимает плечами: — Не знаю, я вкус не чувствую. — Я тоже, — признаюсь я, следуя его примеру и устраиваясь с тарелкой на своем матрасе. Он фыркает, потом кивает на книгу и сообщает: — Я ее уже читал. — В школе проходили? — Нет. То есть да, но я до того читал. Дома. Это слово выскакивает из его горла шипастым шариком и, кажется, на минуту лишает возможности говорить, дышать, жить. А потом он решительно мотает головой, избавляясь от оцепенения, и продолжает: — Я ее на папиной полке нашел, когда болел. Конечно, Таня хранила Сережкины вещи. Конечно, она берегла его книги. В этом нет ничего странного. — За одно утро прочитал, — продолжает ребенок. И в этом тоже нет ничего странного. Книга небольшая и захватывающая. Это всё — просто совпадение. Он не скажет сейчас, что встал на печатную машинку, чтобы дотянуться, правда же? Говорит, но совсем другое: — Надо было забрать все книги. Вздыхает. — В следующий раз заберем, — говорю я. И чувствую, как давлю его этой перспективой. Понимаю, что не надо было упоминать о возвращении в старую квартиру. Тороплюсь забить эту оплошность чем угодно другим, спрятать ее с глаз долой: — У нас «Овод» был в двух экземплярах. Вот этот и тот, который… Который остался в Таниной квартире. Я не договариваю, но он и так понимает. Продолжаю: — Один, кажется, еще мой дедушка покупал, а второй списали из библиотеки, и какая-то мамина знакомая его нам отдала. Раньше книги было сложно достать, поэтому… Ребенок кивает. Он в курсе. Конечно, в курсе, он ведь Танин сын. — Знаешь, — вдруг говорю я, — а я тоже прочитал его за один день. Правда, между моментом, когда я нашел книгу на отцовской полке, и тем самым днем, когда я ее прочитал за один присест, был еще оглушительный треск крышки печатной машинки, была целая вечность мучительного ожидания. И было еще кое-что, о чем я не буду вспоминать. Я убираю опустевшие тарелки, бросаю взгляд на ребенка, снова поглощенного книгой, отмечаю про себя, что больше не стремлюсь уловить его сходство с Сережкой. Он ценный сам по себе, как бы глупо это ни звучало. Пока он читает, делаю вялую попытку перевести инструкцию к электрочайнику, но на третьей странице сдаюсь, закрываю ноутбук и глаза. Во сне приходит всё то, вспоминать о чем не хочется. Просыпаюсь, резко сажусь, стараясь как можно скорее вырваться в реальность. Понимаю, что наверняка напугал ребенка, поворачиваюсь к нему. Он спит. Слава богу, он спит. Он не видел. Осторожно беру из его руки «Овода», раскрываю на первой главе и погружаюсь в чтение.