Худший случай

Я сажусь в машину и вдруг ощущаю прилив тревоги. В тот раз я ведь тоже весь раздулся от самодовольства и самоуверенности, чуть ли не вслух насвистывал от предвкушения того, как всё исправлю. А потом был морг. Нельзя ждать хорошего, если не хочешь разочаровываться. Я достаю телефон, мысленно готовлюсь к худшему. Сейчас ответит кто-нибудь чужой. Или вообще никто не ответит. Телефон окажется отключен, ребенок никогда не вернется домой, я его не найду, хоть и буду искать до конца своих дней… — Что? Настороженный, угрюмый голос человека, который не ждет от звонка ничего хорошего. Никаких там «алло», сразу вопрос. Наверное, это еще вежливая версия. На самом деле он хотел бы спросить, какого чёрта мне надо, но стесняется. — Тебя забрать? Я тут недалеко… Вздох. Нет, конечно, он не хочет, чтобы я его забирал. Я лезу на его территорию. Я… Блин, я же как отец с его внезапными наездами в дедушкину деревню. Ничего у меня не получится. Я окончательно всё разломал. — Отрицательный ответ не принимается? — без особой надежды спрашивает ребенок. — Принимается, если есть причины. Пусть будет какая-нибудь нормальная причина. Может, он хочет погулять после уроков? Я же не запрещаю, я… Или запрещаю? Наверное, он думает, что да. Может, у него и друзей-то нет из-за меня. Мы же оба помним, как замечательно я разрулил ситуацию с Никой… Разумеется, всё из-за меня — и его одиночество тоже. — А если я просто не хочу? — А ты не хочешь? Скажи, что хочешь. Пожалуйста. — Допустим, нет. Ладно. Не буду настаивать. Нет так нет. — Можно узнать, почему? Кто меня за язык тянет? Я не Доцент, ребенок — не мой клиент. Не надо выпытывать. Или надо? Может быть, мы наконец научимся разговаривать и слышать друг друга? Ребенок снова вздыхает, потом говорит: — Ладно, заберите меня. Победа не греет. Это как поймать кота капканом, а не заслужить его доверие. Кто так делает вообще? Вон он, ребенок. Пересекает сквер, оглядывается, чтобы понять, не видит ли кто его позора, и поскорее ныряет на пассажирское сиденье, хлопает дверцей. — Всё нормально? — Угу. Я только что испортил ему день, выставил себя тираном — снова, а так-то да, всё нормально, отлично просто. Угу. Идея с книжным кажется смехотворной. Я вспоминаю мелькающий в сети юмор: «Я принес ей в постель кофе и ее любимые булочки, а эта неблагодарная плакала и просила снять наручники». Вообще-то и у Фаулза в «Коллекционере» так было: завел герой себе зверушку, всячески благоустраивал темницу, а зверушка возьми и сдохни. Не надо было его забирать. Но теперь-то что делать? Не высаживать же… Может быть, рассказать ему всё как есть? Ну, не про Доцента, конечно, это слишком личное. Но про то, что я хочу помириться, можно же? Даже нужно. Я скажу. Я смогу. Я… Сначала я резко бью по тормозам, почти одновременно жму на аварийку, потом уже соображаю, что именно увидел на дороге. Лохматый рыжий комок. Отдельный, не слившийся с дорогой. Живой. Пока еще живой. Я не думаю. Я останавливаю машину, отстегиваюсь, выбегаю на дорогу, ни разу не посмотрев по сторонам, просто надеясь, что меня сейчас не размажет по асфальту, что в машину не влетит какой-нибудь торопыга. Хватаю кота, возвращаюсь. Ух, какой же я идиот. А если бы меня переехали прямо на глазах у ребенка? А если бы его прямо с машиной всмятку на глазах у меня? Что я творю? Поздно уже раздумывать, дело сделано. Я пытаюсь пристегнуться, потом соображаю, что руки всё ещё заняты котом, и протягиваю его ребенку: — Подержи.