Худший случай

Весна уже неоспорима. Отовсюду лезут всякие дурацкие веселые цветочки, кое-где мелькают насекомые. Форзиция расцветает вся и сразу, и я примерно так же удивлен этим желтым вспышкам, как и ребенок. Весна всегда внезапная, сколько ни живи на природе. То вдруг обнаруживаешь подснежники у крыльца, то мохнатые катышки на ветках вербы, а потом и рододендрон взорвется невыносимым фиолетовым, я жду этого каждый год — и каждый год изумляюсь фейерверку цветов за кухонным окном. Тимофей по ночам хулиганит, скачет по дому, роняет всё подряд. То ли возраст такой, то ли тоже весна. Ребенка эти его выходки не тревожат, он в последнее время спит хорошо. Я знаю, потому что сам сплю плохо, урывками. Просыпаюсь из-за кота, пытаюсь снова уснуть, сдаюсь, включаю ноутбук и смотрю какое-нибудь кино или перевожу. Зато днем Тимофей дрыхнет — и я тоже. Однажды ребенок заходит в гостиную ближе к утру и сообщает: — Там кого-то убивают. — Где? Я снимаю наушники, прислушиваюсь, заодно вспоминая, куда положил топор. За окном раздается вопль. — Вот, опять. — Это не убивают, — говорю. — Даже наоборот. — В смысле? — Барсуки женятся. Ребенка мой выбор слов явно веселит, но он всё же недоверчиво переспрашивает: — Правда, что ли? К счастью, доказательства легко гуглятся. Вопль с экрана хором подхватывают голоса снаружи. Ребенок ежится. — Никого не убивают, — заверяю его я. — Всё равно как-то неуютно. Они кота не съедят? Я поворачиваюсь к дрыхнущему на спинке дивана коту. — Не сейчас. Вообще, — уточняет ребенок. — Взрослого не съедят. — Он не взрослый. — Поэтому он пока дома. Летом сделаем ему дверь, будет гулять сам по себе. Я не говорю о совах, лисах и прочих хищниках, которые могли бы закусить котенком. Зачем усугублять… Ребенок тем временем укладывается на диван, тянется за котом и сажает его себе на грудь. — Боишься, как бы барсуки не украли? — спрашиваю я, укрывая их пледом. — Не с нашим счастьем, — ворчит ребенок. Но кота на всякий случай прижимает к себе покрепче. Я снова надеваю наушники, собираюсь включить кино. Не успеваю. — Мы завтра гулять собирались, — говорит ребенок. — Я спросить забыл. — С Тимофеем? — Нет, с Игорем. Можно? — Можно. Я кладу наушники на стол, слушаю, как выравнивается дыхание ребенка и затихает мурлыканье кота. Потом гуглю. Игорей в их школе всего восемь. Может, конечно, и больше: наверняка же не все регистрируются под настоящими именами и указывают возраст и школу… Я отсеиваю самых мелких, рассматриваю оставшихся. Который из них? Что он за человек? Можно ли ему доверять? Стоп. При чем здесь какой-то Игорь? Вопрос в том, доверяю ли я своему ребенку. Я без колебаний сворачиваю поиск, надеваю наушники и снова включаю кино.