Худший случай

— Блин! Грифель обламывается под корень. Ребенок расстроенно смотрит на карандаш и на закончившуюся внезапной загогулиной прямую линию, потом виновато оглядывается на меня. Я делаю вид, что не заметил. Да и вообще, «блин» — так себе ругательство, могло быть и хуже. Ребенок роется в ящике с инструментами, достает канцелярский нож, выдвигает лезвие. Наверное, на моем лице отражается тревога, потому что он спешит меня заверить: — Я умею точить карандаши. Точилкой, ага. Но он уверенно снимает древесину, не задевая грифель, потом подтачивает кончик почти невидимыми движениями. — Где научился? — В художке. Он убирает нож, подправляет испорченную линию. В художке. Разумеется, он ходил в художку. Если у ребенка есть к чему-то склонности или просто желание, его записывают в соответствующую секцию, школу, кружок или что там у них. В нормальных семьях так. Почему я об этом не подумал? Таня, кстати, тоже могла бы об этом подумать. Знала же, кому его оставляет, почему не написала подробную инструкцию? Уже сколько раз я начинал думать, будто разгадал его, а потом случается вот такой карандаш, за которым прячется очередной пласт неизведанного. Я вообще смогу когда-нибудь узнать его до конца? Ладно, не до конца. До конца он и сам себя не знает. Но хотя бы настолько, чтобы не удивляться тому, что он ходил в художку. Чтобы не было внезапных открытий. Чтобы… Я же даже не знаю, кем он хочет стать, чего ждет от жизни, о чем мечтает. Мы слишком долго были заняты элементарным выживанием, но пора уже двигаться дальше. Давно пора. — Я туда три года ходил, — вдруг сообщает ребенок. — А потом Танита Фернандовна переехала. — Кто? — Ну, она у нас занятия вела. — Ее прямо так и звали? — Угу. Испанка. А может, и справедливо, что я ничего не знаю о нем. Он же тоже обо мне ничего не знает, так? — А я никогда ни на какие кружки не ходил, — говорю я, прикручивая ножки к будущему стеллажу для цветов. — Хотел записаться на плавание, но… Не сложилось, в общем. Сейчас он спросит о причинах. И я не смогу рассказать ему, замкнусь в себе, ощетинюсь… — Может сейчас запишетесь? — предлагает ребенок. — Ну, не на кружок, а просто в бассейн. — Зачем? Пожимает плечами: — Чтобы делать то, что нравится. Шуруповерт соскальзывает и клюет древесину, оставляя на стеллаже некрасивую канавку. Я тянусь за наждачкой, исправляю дефект. Потом спрашиваю: — Может, и тебя в художку отдадим, раз так? — Без Таниты Фернандовны будет совсем не то, — вздыхает ребенок. Я отставляю в сторону шуруповерт и жду продолжения. Ребенок какое-то время молчит, потом очень смущенно говорит: — Она мне нравилась.