Тайна профессора Хайне

      Кто же знал, что слова Хайне окажутся пророческими. Двадцать пятого декабря Виктору исполнилось восемнадцать, а всего через две недели от апоплексического удара скончался его отец, немолодой уже король. Теперь Виктору, как единственному наследнику, было суждено взойти на престол в столь юном возрасте.       Он долго не мог принять эту новость, а еще дольше не мог осознать, что теперь всей его прошлой жизни конец. На похоронах он все еще находился в какой-то прострации, машинально пытался утешить несчастную мать, которая, как только ушли все посторонние, бросилась ему на шею и горько шептала что-то о «последней надежде королевства Граннцрайх».       Ответственность, с малых лет дамокловым мечом висевшая у него на плечах, без всякого предупреждения срывается и погребает Виктора под собой. Он не был сильно привязан к своему отцу, его воспитанием занимались придворные учителя, поэтому горя как такового он не ощутил. Скорбь была, но не невыносимая. И было осознание, что началась новая глава его жизни, и она есть самое важное, ради чего он вообще живет.       В ночь перед коронацией он никак не мог уснуть, ворочался, думал. В голову лезла всякая дрянь, недостойная его внимания, однако, сильно его беспокоившая. Что подумают главы соседних королевств, увидев на посту главы государства такого… Тут даже слово трудно подобрать. Юнца? Мать говорила, что нынче на Западе неспокойно — беспорядки на границе. Не воспользуются ли враги неопытностью молодого правителя и не нападут ли?       Всю эту череду мыслей прервал тихий стук. Невысокого юношу, стоявшего по ту сторону окна, трудно было не узнать. Виктор переехал в покои на первом этаже специально для того, чтобы Хайне мог приходить к нему, когда ему захочется. Принц выдохнул, встал и раскрыл настежь окно, давая другу залезть внутрь.       — Так это правда? — выпалил Хайне без всяких предисловий. Он все еще не выровнял дыхание после ночной пробежки от канализации до дворца, отчего его голос звучал слегка прерывисто.       Новости о смерти старого короля дошли до них с детьми непозволительно, с точки зрения Хайне, поздно.       Виктор кивнул. По лицу его сложно понять, что он думает по этому поводу.       — Ты выглядишь так, словно завтра тебя казнят, — беззлобно заметил Виттгенштайн. — Напрасно. Ты готовился к этому всю жизнь, Виктор. Я уверен, что ты не облажаешься.       — Я не облажаюсь, — Виктор пожал плечами, напуская на себя притворно-безразличный вид. У Хайне научился.       — Еще бы, мне еще в этом королевстве лет сорок жить, так что только попробуй, — Хайне сел рядом, как бы невзначай касаясь ладошкой руки своего больше, чем друга.       — Я в тебя верю.       Хайне пошел на физический контакт первым, что случалось нечасто, оставив на щеке Виктора теплый, почти родственный, поцелуй.       Виктор не мог не улыбнуться. «Лишь бы не выглядеть со стороны, как полный придурок», — подумал он.       — Останься, — Виктор сказал это с легкой повелительной ноткой, и, когда с неудовольствием заметил это, тут же прибавил: — Пожалуйста.       Хайне и не собирался уходить. Он понимал, что, быть может, эта ночь — последнее, что у него осталось перед тем, как Виктор целиком и полностью посвятит себя государству.       — Останусь, если ты сейчас же ляжешь спать. Завтрашний день будет непростым, — Хайне тычками в спину направил друга к искомому предмету — громадной кровати, на которой поместилось бы в сумме человека четыре при большом желании.       — Я лягу, если… — тут принц принялся щекотать своего друга, а Хайне, страшно боявшийся щекотки, стал изо всех сил отбиваться.       Виктор утянул сопротивляющегося Виттгенштайна к себе на кровать, и, хохоча друг над другом, они улеглись рядышком.       — Знаешь, Хайне… Это ужасно несправедливо, — произнёс принц, отчего-то перестав веселиться.       — Чего? — коротко и емко ответил Хайне.       — Я всю жизнь мечтал о дне, когда я наконец стану королем, а на деле… Сейчас все бы отдал, чтобы быть простым бродягой.       — Чушь не неси, — фыркнул Виттгенштайн, но глаза у него были серьезные. — У каждого своя судьба. И твоя в сто раз значительнее, чем жизнь, как ты выразился, простого бродяги.       Виктор вздохнул и, придвинувшись поближе, прижался лбом к теплому лбу Хайне. Он знал, что Виттгенштайн понял, что он имеет в виду, только почему-то не хочет это принять. А именно: что ради общения и близости с ним Виктор был готов отказаться от всего, в том числе и от королевского титула.       — Виктор, будь добр, запри дверь. Будет забавно, если слуги утром обнаружит меня в твоих покоях, — без тени улыбки попросил Хайне, однако Виктор, представив себе реакцию этих несчастных, хихикнул, но просьбу выполнил и повернул ключ в замочной скважине.       — Будет отличное начало дня коронации, ничего не скажешь… — вернувшись к кровати, принц стал переодеваться на ночь. — Ты ведь не собираешься спать так?       — Обычно я сплю в одежде, — пожал плечами Хайне. — Холодно. Виктор обругал себя, что не додумался до этого сам.       — Я дам тебе ночную рубашку. Хайне выглядел в ней жутко нелепо: рукава доходили ему до кончиков пальцев, а длиной рубашка была чуть ли не по щиколотки, но Виктору показалось, что тот выглядит очаровательно. Новый прилив нежности затопил ему все мысли, и он сказал Виттгенштайну, что думает.       — Ну-ну… Тебе виднее, — пробурчал Хайне недоверчиво, укладываясь лицом к принцу и сворачиваясь калачиком.       — Должно быть, одиноко спать на такой большой кровати, когда рядом никого нет.       — Да, — не стал лгать Виктор.— Одиноко. Он лег так, чтобы их с Хайне лица были на одном уровне.       — Доброй ночи, — тихо пожелал Виктор и мягко поцеловал лежащего напротив него партнера, однако, прикосновение осталось просто прикосновением. Осторожное, несмелое. Хоть они теперь ничего не скрывали друг от друга, близость смущала. После того раза на холме они никогда не заходили дальше поцелуев.       — Виктор, — тягуче протянул Хайне и приподнялся на локтях. Его тон немного насторожил принца — странная, совсем нетипичная для него интонация — уверенно-горькая.       — Хотел сказать. Ты не думай, я не питаю лишних надежд о вечной любви, ты — будущий король и рано или поздно у тебя будет жена и дети. Но сегодня, пожалуйста, — он положил руки к Виктору на плечи. — Раз уж ты еще не король… Побудь моим. Хотя бы этой ночью.       По губам Хайне проскользила взрослая усмешка, странно исказившая его юное лицо, Виктору почудилось, что он в первый раз видит этого рыжего мальчишку перед собой.       — Хорошо, Хайне, — мягко улыбнулся Виктор, доверительно, так, как он умел, а потом крепко ухватил Хайне за запястья и завел их ему за голову. Зафиксировал так, чтобы тот и шевельнуть руками не мог, однако, палку не перегибал и боли не причинял. Гром и молнии, какие же тонкие были у рыжего запястья: Виктор смог перехватить их одной левой рукой, правую оставив свободной.       Хайне было дернулся, на секунду ему стало жутко. Виктор всегда был осторожен и не позволял себе подобного, а сейчас… Черт, а он улыбается. И эта улыбка вселяет уверенность, что все в порядке.       — Ты собираешься?..       — Доверься мне, пожалуйста, Хайне, — тихим, хрипловатым голосом повторил принц свои же слова, опаляя жарким шепотом ухо партнера. И куда только смущение подевалось. Виттгенштайн прикрыл глаза и расслабился. Он знал, что Виктор сильнее, знал, что, если ему захочется, тот может сделать с ним, что угодно. А еще знал, что Виктор подставится под пули, лишь бы с ним самим не случилось ничего плохого.       — Я доверяю тебе, — шепчет в ответ Хайне.       Виктору от его шепота срывает крышу. Весь вечер принца изводили мысли о предстоящей коронации, нервы были натянуты до предела. Он не в силах сдерживаться, видя перед собой в до ужаса беспомощной позиции Хайне, который, доказывая свои слова на деле, закрывает глаза.       Виктор возбуждается тут же, на периферии мыслей осознавая, что ему очень нравится держать контроль над ситуацией. Власть опьяняет. Принц ведет пальцами по шее партнера, почти сразу же впиваясь в намеченное место губами и легко кусает. Хайне шипит: это оказалось больнее, чем он думал, но сделать он ничего не может. Дьявол и сто чертей, какое же странное, непонятное ощущение…       Несмотря на былой страх, с каждой секундой Хайне все больше и больше нравится подчиняться уверенным рукам принца. Прикосновения к низу живота оборачиваются простреливающим все тело током, Виттгенштайн стонет сквозь зубы, дергает скованными руками.       — Все в порядке? — во взгляде Виктора мелькает беспокойство, но Хайне лишь быстро кивает и просит, чтобы тот не смел останавливаться. Виктору приходится ненадолго отпустить партнера, чтобы снять с него одежду и обнажиться самому, а еще, чтобы достать флакон с маслом из тумбочки рядом с кроватью. Принц знал, что рано или поздно им захочется перейти на новый уровень близости, и готовился. Правда, менее страшно от этого не становилось.       Хайне видит в руках Виктора масло, облизывается нетерпеливо и ведет плечами, словно сбрасывая с себя остатки смущения.       — Я читал… Будет больно, — как данность произнес Виктор, потемневшими под цвет грозового неба глазами глядя на партнера. — Ты уверен?       — Нет, — беспечно отзывается Хайне. — Но я верю тебе. Этого достаточно.       Виктор дрогнувшей рукой проводит по рыжим волосам Виттгенштайна.       — Так и знай, что твое вранье, что все нормально, со мной не сработает. Пожалуйста, не надо скрывать, если тебе больно. Договорились?       Хайне усмехнулся про себя, но кивнул. Он действительно не боялся боли, а беспокойство Виктора было ему приятно. Хайне собирался перевернуться на живот, чтобы было удобнее, но Виктор, положив ему ладони на грудь, уверенным толчком остановил его.       — Я хочу видеть твое лицо, — говорит принц; Хайне кажется, или ему приказывают?       Виттгенштайн подчиняется, не потому, что не может ослушаться, просто не хочет. Он смотрит на Виктора мутным взглядом и широко разводит ноги, предоставляя ему право на всего себя, даже на самые сокровенные места. Виктор чувствует себя так, словно ему только что в руку вложили поводок.       Когда он окунает неожиданно похолодевшие пальцы в масло, под ребрами скребется страх. Всего одна фаланга указательного пальца, а все тело Хайне покрывается гусиной кожей, сотрясаясь мелкой дрожью. Горячая ладонь ложится ему на бок чуть выше тазовой косточки, ее жар успокаивает и дает ощущение безопасности. Время теперь существует какими-то урывками: вместо неразрывного полотна оно делится на куски-вспышки.       Виктор не обманул: больно. Боль глубокая и тянущая, даже постыдная, очень хочется соскользнуть с влажных пальцев партнера. И Хайне делает прямо противоположное. Опускает бедра навстречу Виктору, прикрыв глаза и считая до десяти про себя. Неприятные ощущения потихоньку стираются благодаря нежным рукам, которые гладят его спину, плечи и грудь.       — Потерпи немного, — слышится мягкий голос откуда-то сверху — Хайне машинально жмурился, и сейчас не видел Виктора.       Каких усилий стоило ему изображать уверенность и спокойствие, знал один лишь принц. На деле было страшно,  казалось, что каждое его движение — шаг по тонкому льду. Напряжение Хайне, его сжатые губы и кулаки, все это напоминало о том, что нельзя терять контроля над собой. Как бы не хотелось поставить его в коленно-локтевую и отдаться бурлящему внутри животному желанию.       Пальцы входят будто бы свободнее, и Хайне вдруг содрогается всем телом, в его взгляде мелькает испуг.       — Что это было? — спрашивает он хрипло, протягивает руку и хватается ей за запястье Виктора. Так было легче. Он ведь обещал не скрывать свои чувства.       — Там где-то есть точка… Должно быть приятно, когда касаешься ее, — объясняет принц, сплетая пальцы партнера со своими. Он медленно выдыхает через рот и в сто первый раз напоминает себе о самоконтроле. Однако мысли путаются, и вьются они только вокруг горячего, живого тела, которое недавно изогнулось дугой от удовольствия.       Виттгенштайн отворачивается, пряча красное от стыда лицо. Виктор больно кусает себе губы с каждым новым хриплым стоном партнера. Хайне вообще очень тихий, и стонет лишь тогда, когда уже три пальца находят ту точку. Но зато как стонет: у Виктора внизу живота потом все пульсирует. И сердце в ушах набатом бьет.       Несколько верных движений подряд — Хайне скулит, сильно сжимая ладонь партнера в своей. Лицо у него распалено, губы влажные, а глаза чуть прищурены.       — Ты издеваешься, — выдыхает он чуть слышно, а Виктор, словно подтверждая его слова, вновь заставляет его сдавленно застонать и запрокинуть голову назад.       — Издеваюсь, — в льдистых глазах принца играют чертики.       — Виктор… — осуждающе тянет Хайне, приподнимаясь на локтях.       — Хочу быть ближе к тебе.       — Иди сюда, — тот усаживает его к себе на бедра, и обнимает за плечи. Ближе некуда. Кожа к коже, тело к телу, можно сказать, почти единое целое.       Спина у Хайне узкая, плечи маленькие, а его веса принц почти не чувствует. Виктор целует партнера в верхнюю губу, проводит по ней языком. Для нормального поцелуя ему слишком высоко.       — Я думаю, хватит пальцев, — заплетающимся языком выговаривает Хайне, у которого сил терпеть эту пытку уже не остается.       — Ты боишься… Не стоит, — он опирается лбом о грудь Виктора и оплетает его руками. Не один принц держал невербальную связь. Виттгенштайн не менее наблюдателен : чувствовал, какие несмелые иногда у принца движения и прикосновения — будто тот держал хрусталь или стекло.       — Ты тоже, — улыбается Виктор снисходительно. — Боишься.       Хайне сквозь объятия чувствует, как быстро стучит сердце Виктора. Свое сердцебиение не отстает, и вскоре становится непонятно, чья это ритмичная пульсация в груди, собственная, или принца.       Страшно было им обоим - что верно, то верно. Но вместе страх преодолевать легче.