Три желания

На счастье Вуди, тему о крови они больше не трогали. Да и не до этого было — её интересовало, что случилось в итоге с Луи, и какой вердикт сделал король насчет его судьбы. О чем они договорились, о чем не договаривались… А так же Вуди было безумно интересно, что за кольцо в миг спрятал он, когда поймал его при броске Казана, но что-то ей подсказывало, что эту тему трогать не стоит, не сейчас. Бартимеус так и не пришел, и всё больше Вуди замолкала — боялась за него. И лишь через час после его ухода, сам он вошел и сказал, что их запирает на ночь. Он был сух на ответы, но Вуди всё же заметила, как с его лица спало то напряжение. И он вернулся. Запирает сам. Значит, сам и должен будет отпереть. — Скажи хотя бы, что решили насчет тебя! — взмолилась Вуди, подбежав к двери, слушая, как Барти читал заклинания, чтобы закрыть дверь. — Переживаешь за меня? — усмехнулся Барти, когда закончил с заклинанием. Это был хороший знак. — Не волнуйся, все хорошо. Завтра расскажу. Хлопнув по двери в знак прощания, Барти ушел в поисках комнаты, где смог бы поспать вдалеке и от Вуди с Луи, и от джиннов, и от всех проблем. — Кажется, он весел, — пробормотал Луи, приподнимаясь на кровати, которую оккупировал. Послушав, какие там приказы передали страже у двери, он откинулся обратно на подушки. Вроде до завтра их трогать не собирались. Это был тот шанс, которого они ждали, но раз у них времени до утра, питание может и подождать. — Это не может не радовать. — Пусть Луи и не разделял её радости, но и скрывать её она не могла. Барти и правда был весел, а значит, с его судьбой всё хорошо. Вуди повернулась обратно к Луи и подошла к лежбищу из подушек, на которой лежала и смотрела оттуда на него. Устроившись так, чтобы ножки её упирались в кровать, Вуди впервые расслабилась. Еда и отдых — этого так не хватало её организму, но из-за морального истощения ни о чем другом, кроме о своих магических парнях и думать не могла. Наконец-то они все в безопасности. Луи, конечно, временно, но это дело поправимое. — Знаешь, а я уже думала о том, чтобы Барти забрать с собой, когда убежим, если бы ему грозила казнь, — с усмешкой сказала она, привставая на локтях. Понимала, какой эффект это может сейчас оказать на Луи, но пусть уж лучше будет серчать, чем грустить от мыслей, когда он будет оставаться один на один с королем. — Ты слишком добрая, — буркнул Луи и опять поднялся, чтобы посмотреть на Вуди. И пусть его голос звучал осуждающе, но на лице его играла лёгкая улыбка. — И как ты себе это представляла? Любой джинн меня ненавидит, мы бы не ужились вместе. К тому же… — Он схватил Вуди за ногу и слегка потянул на себя. — Я тоже ревнивый. Засмеявшись, он отпустил ножку и лег так, чтобы видеть Вуди на полу. — Я же не говорю, что он бы с нами жил! — засмеялась она, а чтобы больше не повторил этот трюк, скрестила ноги в позе лотоса, но всё равно была к нему слишком близка. — А знаешь, по тебе ведь не скажешь, что ты ревнивый. — А я обычно делаю это тихо и незаметно. Соперника потом просто никто не видит, — пояснил Луи и показал клыки, демонстрируя, куда обычно девал соперников. Отсмеявшись, он опять уставился на Вуди и просто разглядывал ее. Интересно, что бы сказала Анна на его новое увлечение? Он столько лет хранил ей верность, хотя она давно мертва. И даже если бы её не убили тогда, любая человеческая жизнь подошла к концу за такой срок. Получив кольцо обратно, Луи не почувствовал того, что ожидал. Не было больше той жгучей боли и гнетущей печали, которые предследовали его в изгнании, а пустота внутри постепенно заполнялась чем-то новым и приятным. А от Анны остались лишь хорошие воспоминания. Несколько секунд Вуди отвечала на его взгляд, но ей казалось, что чем дольше он на неё смотрит, тем пронзительнее взгляд становился, и вскоре она смущенно отвела глаза в сторону, зато вместо них, как бы говоря, что всё хорошо, появилась глупенькая такая влюбленная улыбка. — Опасный тип, — пробубнила она, — но хоть буду знать, кого винить в пропажах, если таковые будут. Встав с подушек — всё же совсем смущало то, как он на неё смотрел, да еще и сверху вниз, Вуди переместилась на кровать и села рядом с ним, зарываясь пальчиками в волосы Луи, расчесывая их и поглаживая. — Луи, — тихо позвала она его, — я хочу тебя спросить, но это без намека. Мне просто интересно. А как в этом мире становятся вампирами? Вы рожаете себе подобных или создаёте? — И то, и другое. — Луи с тяжёлым вздохом вынырнул из своих раздумий. Он с блаженством прикрыл глаза, наслаждаясь тем, как её руки водят по волосам. — Чистокровных вампиров не очень много, мы составляем аристократическую верхушку нашего общества. Дальше идут первообращенные и просто вампиры. Те же, кто оказался недостаточно силен, так и остались низшими кровососами. Договорив, он открыл глаза и внимательно взглянул на Вуди. Хотелось распознать, к чему она задала такой вопрос. Пусть и сказала, что это без намека, он все равно решил предупредить. — Даже не проси, я никогда тебя не обращу. — Я и не прошу, мне нравится моя жизнь, нравится, что я тебе… нужна. — И пусть звучало как-то особенно, Вуди же хотела намекнуть про её кровь. — Спросила из интереса. В мифах и книгах моего мира вампиры не могут иметь детей. — А вот чтобы он не подумал, что она ещё о детях думает, добавила очень настойчиво: — Я просто поинтересовалась, Луи. Не вкладывай смысл туда, где его нет. Поняв, что она нарушила его некий внутренний покой, Вуди опустила голову и невесомо поцеловала Луи в лоб, улыбнувшись при этом. Как бы вытягивая дурные мысли. И вновь вернулась к своему делу с его волосами. Белоснежные, будто мёртвые, но на ощупь живые и шелковистые. Их было очень приятно трогать. — Ты мне и правда нужна, — шепнул Луи. И дело было не только в крови. Она дарила ему какой-то покой, которого в его душе не было очень давно. Обхватив ее ладошку, Луи потянул Вуди на себя и заставил лечь рядом, после чего обнял, утыкаясь носом в её волосы. Ему нельзя привязываться к ней настолько, ведь он хотел, чтобы она вернулась к себе. Но ничего не мог с собой поделать. Расставание им дастся очень тяжело. Но пока они вместе, и надо думать о хорошем. — Дети у вампиров — это большая редкость. Мы же практически мертвые, и женщинам трудно поддерживать жизнь в двух телах сразу. Чаще всего ребенок пожирает все жизненные ресурсы матери. Если выживает при этом, то появляется новый вампир. — Ну вот, ты всё испортил, — захихикала Вуди, хотя вообще-то хихиканье тут неуместно, но он защекотал своим носом, — этих подробностей можно было и не рассказывать. Она некоторое время не двигалась, чтобы Луи насладился моментом, но всё же её интересовало еще много вопросов касательно его жизни, на которые хотела знать ответы, и его покой она вновь нарушила, но теперь уже безобидным вопросом. — Луи, а расскажи, сколько тебе лет? И когда у тебя день рождения? — Если подумать, даже в этом вопросе таились её планы на то, чтобы остаться с Луи в этом мире. Так-то она знала, что ему очень много лет, и он её совершенно не смущал — Луи выглядел чуть старше её самой, а голова у него не думала, как у старика, и потому цифра была лишь просто… цифрой. — Мне вот двадцать четыре. А тебя это, кстати, не смущает? Не чувствуешь себя… педофилом? — Этот вопрос показался ей даже слишком смешным, и Вуди засмеялась. Правда, не долго это делала — слово Луи было незнакомо, потому она коротко, избегая некрасивых подробностей, рассказала, что оно означало в её мире. — Ну знаешь, для меня даже самая старенькая человеческая бабушка будет ребенком, если смотреть только на цифры, — засмеялся Луи и приподнялся на локте, чтобы посмотреть в лицо Вуди. — Иногда мне кажется, что ты старше, потому что знаешь больше меня. В твоём мире столько интересных штук: телефон, Твиттер, что бы это ни было. Я же знаю только войну, убийства и одиночество. Мне триста тридцать… три, кажется — я уже не помню. А уж дни я давно перестал считать. Вампиры не празднуют дни рождения. — Ну да, — не очень удивилась она. — В вашем мире триста тридцать три подарка не сыщешь, чтобы не повторяться. Вуди-то думала, что он скажет тысяча или три, но его возраст не огорчил ее. Напротив, Вуди хоть комплексовать не будет. Подарив ему улыбку, она опустила голову рядом с ним, чтобы они соприкоснулись кожей, и закрыла глаза, наслаждаясь моментом. — Зачем подарки? — не понял Луи, но потом догадался, что это традиция такая, и задумчиво хмыкнул. — Значит, я тебе должен двадцать четыре подарка? Что бы ты хотела получить? — Ты ничего не должен. Это делается на день рождения и по собственному желанию. — Обязательно на день рождения? Я бы хотел просто так тебе что-нибудь подарить. Луи вспомнил о перстне в кармане, но он принадлежал Анне. Дарить кольцо своей бывшей другой девушке точно не стоит. Усмехнувшись своим мыслям, он лег поудобнее, вновь прижимая Вуди к себе. — Нет, правда, что бы ты хотела? Что обычно дарят женщинам в твоём мире? — На день рождения это лишь традиция. Мне почему-то кажется, что у нас как и у вас, — пожала она плечиками укладываясь так, чтобы быть чуть-чуть под Луи; чтобы он накрывал её своим плечом и рукой. — А дарят… Да кому что в голову придёт. От цветов до смартфонов и маши… До дорогой техники. Ты знаешь, мне, наверное, ничего и не нужно, я ничего не хочу. Иначе бы уже давно покинула этот мир, загадав все хотелки Бартимеусу. Вуди решила, что сейчас ему объяснять про машины и смартфоны — это до самого утра разговаривать. Хотя в принципе тот же телефон, точнее он же и есть. — А если бы тебе выпала возможность получить всё, что ты только хочешь, что бы ты загадал? — Цветы, смартфоны и дорогую технику для тебя, — усмехнулся Луи. К счастью, спрашивать, что это такое, он не стал. Повисла пауза. Луи думал, что не суждено ему завалить Вуди подарками, и опять стал грустным. Однако, если джинны разрешат ему выходить в сад, то он сможет хотя бы цветами ее радовать. Лишь бы Джабраил позволил, он кажется разумным джинном. Решив, что завтра обязательно попросит об этой услуге, уже с улыбкой повернулся к Вуди. — Чем хочешь заняться? Отдохнёшь, или… попробуем то, о чем говорили днём? — Да ну тебя! — засмеялась она на его первую фразу. — Я же о серьёзном спрашиваю. И вот он перешел на серьёзную тему. Потом — вечером — мог зайти Бартимеус, чтобы накормить её. Или Джабраил, дав вампиру отдохнуть, захочет с ним что-то обсудить. Всего этого Вуди очень не хотела и тайно молилась, чтобы в эту комнату вообще никто не входил, а их оставили бы в покое. Увы, эта мечта несбыточная, и Вуди посчитала, что сейчас, когда их только-только заперли, не должны были беспокоить ближайшие часа два, а может, и больше. Если не накормить Луи сейчас, то когда? Ночью, когда она будет спать? — Наверное, попробуем. — Как же быстро её голос стал тихим и кротким, а сама Вуди приподнялась на локтях и взглянула на свои ноги, которые сейчас скрывал подол лёгкого светло-желтого платья. — Но… как мне лучше?.. Сидя или лёжа?.. «Да оба никак!» Представив его голову между своих ног… «Нет! Даже представлять нельзя! Этот поганец ведь слышит сердце!» Слышит, как оно участилось, и догадывается, о чем она могла думать! — Тише, не нервничай так, — тихо засмеялся Луи. Он тоже поднялся и мягким движением уложил Вуди обратно на подушки, хитро улыбаясь. — Я сделаю все сам, просто расслабься и получай наслаждение. Знал, какое впечатление произведет эта фраза на неё, но его так забавляла ее реакция, когда он говорил двусмысленные вещи. И сейчас он не разочаровался, услышав, что её сердце, наоборот, забилось ещё быстрее. Он боялся представить, что же с ней будет, когда он возьмётся за дело. Чтобы сделать укус для нее максимально безболезненным, Луи собирался отвлекать ее тем, что точно должно было понравиться. Так обычно и делают хищники: заманивают жертву, а затем набрасываются. А ещё более умные делают так, чтобы жертва в следующий раз сама пришла и попросила повторить. Рука Луи, которой он обнимал Вуди, погладила ее по волосам, а затем переместилась обратно к талии, сжимая крепче. Сам же он проводил свою руку взглядом и, вернувшись глазами к лицу Вуди, осторожно опустился к ее губам. Неотрывно следя за его губами, Вуди невольно сама потянулась к ним, обволакивая его нижнюю губу в неуверенном, но таком сладком поцелуе. Его холодные прикосновения разжигали её плоть в каждом месте, куда касались лишь только пальцы. Но пока еще не готовая, пугливая, Вуди сомкнула ножки, слегка согнув их в коленях и отодвинув, чтобы они не мешали Луи целовать её. А первое касание так понравилось ей, что не хотелось прекращать. Запустив пальцы в его волосы, она нежно кончиками пальцев массажировала его голову и нарочно путалась в волосах, чтобы каждая попытка разъединить поцелуй была провалена. Всё это так не походило на «подготовку к ужину», больше на ласки перед кое-чем более сладким, что через какое-то время Вуди вовсе забыла, что они собирались делать. Она так увлеклась вампиром, что, неосознанно заводила его еще больше — жертва Луи приподнималась телом навстречу его рукам, сердце стучало так быстро, что его стук почти сливался в один звук, но такой сильный, такой болезненный, что перекрывало дыхание, и когда Вуди требовался воздух, она рвано, почти задыхаясь, вбирала в себя воздух и вновь тонула в его губах. И лишь когда холод стал опускаться вдоль талии и бедер вниз, Вуди дрогнула, но не остановилась. Ножки поддались, разъехались чуть-чуть в сторону, но будто еще не разрешая Луи кусаться, она углубила поцелуй, наслаждаясь новым экзотическим ощущениям — даже внутри он был таким холодным, но как же это заводило, интересовало, возбуждало. Жаль только серебряный шарик в её языке жалил Луи при каждом соприкосновении языками. Ему нравилось, как она движется навстречу, как она реагирует на все его прикосновения. Но ему нельзя было терять контроль, ему нужна холодная голова, чтобы остановить себя, когда будет пить кровь. Поэтому он сосредоточился на этом. Луи не терпелось вновь впиться в её нежную кожу, почувствовать вкус. Ещё в прошлый раз она разожгла в нем этот огонь, который теперь разгорается все больше. Луи пришлось глубоко вдохнуть, чтобы собраться с мыслями. Пора было ее кусать, потому что ещё немного, и он забудет, зачем все это затевал. Он выбрал правую ножку и лизнул место, куда собрался укусить. Последний раз взглянув на Вуди уже красными глазами, он осторожно впился клыками в бедро. Её нога дёрнулась и напряглась, зажимая собой руку Луи, но когда первые, самые болезненные нотки, забравшие всё удовольствие, над которым он так старался, ушли на второй план, Вуди расслабилась в его руках. Приподнявшись на локтях и подмяв под спину подушек, она легла на них и просто стала ждать. Первые минуты было так странно и как-то стыдно смотреть на Луи под таким ракурсом, но чем дольше шел процесс, тем пошлее, но при этом возбуждающе была эта картина. Если бы не щипание от того, как Луи вбирал в себя её кровь, она бы воображала, что Луи просто целует её ногу, ставит свою метку, что она — его. Не зная, куда деть руки и не имея желания бороться со своими прихотями, Вуди вновь приподнялась, но лишь чтобы сначала осторожно, боязливо, коснулась его волос руками, тревожась, что он, как в прошлый раз, сделает рывок вперёд, к её шее. Луи лишь открыл глаза, но без тени той кровожадности, того желания, перевёл зрачки на Вуди, и уже смелее она стала поглаживать его по голове, иногда спускаясь пальцами к лицу и изучая скулу, щеку, уголок губ, особенно уделяя внимание прядям белоснежных волос, что падали ему на лицо и мешали. Такие она заправляла за его ухо, не теряя возможностей еще раз пройтись по волосам. А ему все было мало, он никак не мог насытится ее сладкой кровью, но в этот раз не терял себя. У него будет ещё много таких возможностей, пока Вуди здесь. Наконец оторвавшись от бедра, Луи облизал губы, чтобы ни капли не потерять. То же самое он проделал с бедром, зализывая ранки, которые нанес. А потом с такой хитрой улыбкой посмотрел на Вуди, возвращая своим глазам нормальный цвет. В следующее мгновение Луи подарил незабываемые ощущения Вуди в благодарность за ее жертву. В конце, когда губы онемели от жарких прикосновений к его устам, Вуди отпустила лицо Луи и долго, такими по-девичьи влюбленными глазами всматривалась, изучая будто заново. Изучая не просто его, как вампира, а как… уже кого-то большего. — Луи, — лишь губами позвала она его, — спасибо. Но произнести она хотела совсем не это… — Тебе спасибо, моя сладкая Вуди, — шепнул Луи, даруя ещё один нежный поцелуй, но уже совсем невесомый. Давно с Луи не случалось нечто подобное, счастливая улыбка не сползала с лица. Облокотившись на локоть и подставив руку под голову, он разглядывал лицо Вуди с небывалым интересом. Такого выражения на ее лице он ещё не видел, и оно показалось ему самым прекрасным на свете. — Не называй меня сладкой, — отвела взгляд она и попыталась спрятать глупую улыбку. — Это смущает. Да и то, как он её разглядывал… Хотелось забраться под одеяло и спрятаться от него, вот только они сами лежали на этом одеяле, и Вуди повернулась на бок и уткнулась носом в его плечо. Хотя, учитывая, сколько она уже при нём краснела за последние сутки, он уже запомнил это лицо и наверняка его сейчас в воображении рисует. — Лучше скажи, тебе было достаточно? На этот раз у меня даже голова не закружилась. — Хотя слабость была, но от потери крови ли? — Пока хватит, — кивнул головой Луи. — Я достаточно восстановился, чтобы не чувствовать голод все время. Теперь мне достаточно питаться маленькими порциями, чтобы постепенно наращивать мощь. И мне не хочется тебя доводить до истощения. Для джиннов ты должна выглядеть свежей и полной сил. Да и мне приятнее на тебя смотреть, когда ты в порядке. Если в тебе будет мало крови, откуда возьмётся этот румянец? Обняв Вуди, он пощекотал ее щёчки, но посмотреть на себя не заставлял. Раз уж она прячет лицо, он позволить ей это у себя на плече. Вуди захихикала и сладко зевнула. Всё-таки он очень хорошо обессилил её, но какая же приятная это была усталость. Так и не отрываясь от плеча, Вуди закрыла глаза, пощекотав его кожу ресничками. — Я и не говорю, чтобы ты меня истощал. Просто удивилась, что на этот раз мало. — Она еще раз зевнула, но и не скрывала своей усталости — он всё понимал. И потому, очень быстро засыпая, пожелав Луи спокойной ночи, где-то, когда сон вот-вот должен был окутать её разум, бессознательно ли это сказала или воспользовалась тем, что уже не услышит ответа, который мог бы её опечалить, губы сладко прошептали: — Я люблю тебя, Луи. Вот она и сказала это. Слова стали приговором для них обоих. Луи знал, что теперь она не захочет вернуться домой, не пожелает. И это его вина. Нужно было ее оттолкнуть… вернуть тот телефон сразу и отпустить ее. Тогда она не попала бы вместе с ним под атаку джинна, не спасла бы его. Не влюбилась. Но судьба распорядилась так, чтобы все эти события случились именно с ними, и соединила их сердца. Но нести эту ношу на себе он будет с радостью. — Я тоже люблю тебя, Вуди, — тихо шепнул Луи, зная, что она уже сладко спит и не слышит. Крепче обнимая ее, он тоже прикрыл глаза. *** В городе, несмотря на войну, кипела жизнь, в которой активно участвовали все джинны. Даже те, которых не просили — услышав, что любимая принцесса вновь начала работать на благо беженцев, у многих возникло желание поделиться с ними тем, что есть. — У меня есть пустой дом в Угольном городе! Если нужно, пусть туда кто-то заселится. — Ваше высочество, моя семья сберегла золото. Прошу вас, перенаправьте страждущим! — Принцесса, возьмите меня! Я помогу, чем смогу! Куда погрузить ящики с провизией? В общем, у принцессы не было нехватки рук. Джинны всегда были очень дружелюбными — если их собрат попал в беду, они обязательно шли на помощь, даже если не знали его лично. Казану это было только на руку — он не хотел надолго покидать Джинну, а порой, работа и помощь этого могла потребовать. Но он быстро находил себе замену, и в скором времени был именно стражником, а не грузчиком. — Принцесса, одним караваном этого не утащишь, — задумчиво сказал Казан, смотря на загруженных верблюдов. Это взрослые джинны могли перемещаться, а вот маленьких эфиров нужно будет отвозить в пункт нового дома, не говоря уже о том, чтобы уже на месте в другом городе раздавать и разыскивать нуждающихся. — Я запросила у отца дополнительную стражу для сопровождения. Что не унесут они, мы переместим с помощью магии. Нам главное доставить эфиров в целости в безопасность, — сказала Бриджинна, обеспокоенно смотря на толпу. Она не ожидала такого ажиотажа среди жителей, и немного растерялась, когда они собрали больше пожертвований, чем принесла с собой она. Большая часть провизии останется здесь, а вот золото и одежды она уже знала в какие из городов отправить. Сердечно поблагодарив всех жителей, Джинна направилась развлекать детишек, пока все ждали подкрепление из дворца. Таким образом она хотела избавиться и от своего беспокойства тоже. Все будет хорошо, ведь до этого у нее получалось справиться. Заскучавшие эфиры быстро приняли принцессу в свои игры и уже весело бегали от нее, спасаясь, как от водящей. И через какое-то время очень быстро невидящую принцессу окружила тьма. Она этого не видела и не чувствовала, но слышала, как веселье становится всё тише и тише, и когда последний звонкий смех эфира затих, на её глаза легли ледяные ладони, а позади послышался приятный смех: — Мне кажется, я выиграл. — Бриджинна! — что есть мочи закричал Казан, и её отбросило прочь от могильного холода, который кружил за её спиной. Тьма в центре улицы появилась неожиданно, и многие приняли этот дым за какого-нибудь джина-шутника. Ведь ни у кого в голове не укладывалось, что тут могли появиться вампиры! Но это были они. Из тьмы, которая становилась всё больше и больше, выходили десятки врагов, и невесомой черной пеленой они разбегались по городу. И был лишь слышен их смех: красивый, низкий, но пронзающий до глубины души. — Джинна! — Успев отбиться от одного, Казан подскочил к принцессе, сдирая с неё платочек и закрывая собой. В его руке появилась сабля, и он не боялся ею воспользоваться. — Она всё равно еще совсем молоденькая, — с какой-то скукой сказал угольно-волосый вампир, который посмел к ней прикоснуться. Но вот стоило ему ощутить силу Казана, как глаза врага загорелись. — А вот твою лампу я бы получил. — Ничью лампу ты не получишь. — Хоть голосок Джинны был слабенький, а сама она вся тряслась от страха, но она была решительно настроена защищать всех, кого сможет. Особенно лампу Казана, пока она у нее, Джинна жизнь положит, но не позволит ни одному вампиру к ней прикоснуться. Ее рука обхватила магический посох, наконечник которого засиял ярким светом, разгоняя тьму, которую принесли с собой вампиры. И пусть она не была так же сильна, как Казан, это ее город, ее джинны — она их не бросит. Им просто нужно продержаться, пока не придет подмога. Джинна никогда не бывала в настоящем бою и сейчас словно в мгновение забыла все, чему учил их отец. Что нужно делать? Она просто крепко сжимала посох и неотрывно смотрела на вампира перед ними. — К-казан, нужно увести э-эфиров, — прозаикалась она, но беспокойство за жизнь будущих джиннов было сильнее страха. Хотела бы она добавить, что здесь сама справится, но прекрасно знала, что это неправда. Оставалось надеяться, что вампир не слышит, как трясутся ее коленки. Казан продолжал прикрывать собой принцессу, но его сердце разрывалось. В первую очередь — его долг — Джинна! Он горд был отдать жизнь за неё, за будущую королеву, за… любимую. Но король должен знать! Оглядевшись, он увидел, как сопровождающая его стража ринулась в бой. Отпускать одну Джинну нельзя — она, еще недавний эфир, была уязвима без лампы. Её жизнь находилась не в спрятанном сосуде, а именно в ней самой. Один удар — и Джабраил уничтожит Казана. Хотя не успеет. Он сам добровольно покинет мир вслед за ней. — Держись меня, — сказал он ей и бросился на вампира, чьи глаза уже стали краснеть от вида трясущейся жертвы. Казан не просто так славился сильным джинном, и если ему не удавалось особо опасных противников убить, то он хоть давал себе время, обезоружив их, выбив из колеи. — Оглашайте тревогу! Тревога! Вампиры в городе! Кричал он, но с ужасом увидел, как сотни черных дымок появлялись даже в небе. Его глаза расширились от ужаса. Если бы кто-то из стражи додумался на секунду бросить принцессу (с ним же!) и переместиться в замок… Но каждый, кому был отдан приказ Джабраила, считал своим долгом остаться подле принцессы. Принцесса Бриджинна же считала своим долгом защиту эфиров. Сотворив солнечный щит вокруг сгрудившихся в кучку ребятишек, она приказала страже охранять их, а сама оставалась подле Казана, как он и просил. И к счастью, он выиграл для нее время, чтобы сотворить сигнальное заклинание. Яркая вспышка сорвалась с наконечника посоха и взорвалась в небе, распугивая тени. Джабраил не мог не понять, что это значило. Ей было до ужаса страшно, и вампирам она была не соперница, но делала все, что в её силах. Увидев спасающихся бегством горожан, она ставила щиты, чтобы кровососы до них не добрались. За Казана и других стражников она не переживала, но вот мирные джинны — другое дело. — Спасайте горожан! Мы должны защитить как можно больше джиннов и людей! — приказывала Джинна. И кажется, пока что у них даже получалось. Но недолго. Они с Казаном сильно разделились, и один из вампиров воспользовался этим, выбирая слабую жертву. Кровосос выбил из рук Джинны посох, он швырнул ее на несколько метров. С глухим криком она упала на землю и прокатилась по ней ещё какое-то расстояние. В голове сразу зазвенело от удара, и было трудно сфокусировать взгляд, но когда она поднялась на локтях, придерживая голову, увидела, что лампа Казана выпала, и увидела, что вампир ее тоже заметил. Даже мыслей не было — просто какой-то инстинкт — Джинна кинулась к лампе одновременно с вампиром и чудом успела раньше него, накрывая драгоценный сосуд своим телом. Но она поплатилась за это глубокими царапинами когтистой лапой по спине. Она громко вскрикнула, но даже с места не сдвинулась. — Джинна! Казан увидел лишь момент, как рука врага возносится над телом Бриджинны, но как бы он ни хотел, просто не успевал прийти ей на помощь. Его клинок проткнул спину, лишь когда удар был сделан, а кровавые капли орошили пустынную землю. Со всей злостью, всей местью, что была внутри Казана, он выпустил яркий солнечный свет, который даже смог отпугнуть близ стоящих вампиров. Но пепел этого вампира, покрывший кровь Джинны, не ослабил злобу, лишь усилил. Пользуясь светом своей души, выходящий через меч, Казан кромсал и уничтожал заклинаниями всех вампиров, что смели появиться или встать в десяти метрах от Джинны. К его счастью, это были лишь низшие кровососы, и его одного хватало, чтобы избавиться от толпы. Боль была жуткой, Джинна никогда не чувствовала ничего подобного. Глаза застилала пелена, а любая попытка подняться причиняла только новые страдания. Джинна слышала крики, а гнев Казана словно чувствовала на каком-то физическом уровне. Хотела сказать ему, остановить, но было так больно. — Казан, — тихо позвала она, заставляя себя открыть глаза. Она видела его ноги, видела свет, идущий от него, но он был пропитан злобой. Это было неправильно, не с такими чувствами должен сражаться джинн. — Казан, успокойся, прошу тебя. Желая остановить его, она вытянула руку, но не достала. Могло ли ей показаться, но её рука поймала свет Казана… его слегка покрасневший свет. Или это было лишь пеленой от боли? Но её старания не были напрасны. Обезумевший Казан увидел боковым зрением любимую ладонь с кожей, которая светилась ярче солнце. Светилась для него. И только тогда, когда он увидел эту ладонь, его чувства вдруг переменились. На смену злобы пришел страх за любимое существо. — Джинна, — упал он на колени к её телу и осторожно вознес руки над спиной, но так и не посмел прикоснуться. И он увидел, что под тем самым телом была частичка его жизни — его лампа. — Глупышка, — прошептал он, лишь коснувшись её, и прежде, чем на джиннов обрушился дождь из когтей, бросив народ, но спасая принцессу, Казан переместил её во дворец, сразу в тронный зал, где Джабраил во всю отдавал приказания. Король резко развернулся и готов был напасть, думая, что эта дымка принадлежала вампиру, но когда она развеялась, и он увидел истекающую кровью дочь, его ужасу не было предела. — Бриджинна! — вскрикнул он и бросился к ней, окутывая её своей голубой, с легкой примесью черноты дымкой, излечивая и обезболивая страшную рану. — Дочка, держись. Казан не смел вставать при короле с колен. Да и не до короля было ему. Пусть делает, что хочет, лишь бы Джинне стало легче. Она дома. Она выживет. Но её страдания были страданиями и Казана. Почувствовав, как боль отступает, Джинна наконец смогла подняться, сесть и осмотреться. Родные стены, отец… — Отец! Там остались эфиры, я пыталась их защитить, — всполошилась она, когда боль отступила, и ухватилась за Джабраила свободной рукой. Во второй она все ещё сжимала лампу Казана. «Казан!» Она вспомнила его всепоглощающую злость и с беспокойством повернулась к нему, открыв рот. Но тут же закрыла его. Нельзя было говорить при отце. Так что она молча переложила свою руку ему на предплечье и сжала, с волнением заглядывая в лицо. — Спасибо, Казан. Проверив, что с дочерью всё хорошо, Джабраил вдруг заметил в её руке лампу… которая ей никак не могла принадлежать. — Казан, — как недобро прозвучало-то. Казан так и упал на ягодицы и попятился от короля. Как бы смешно ни было, но сейчас ему грозила большая беда. И он не ошибся. — Я даровал тебе самое большое моё сокровище, а ты, мало того, что из себя героя корчил, так еще и сделал из неё живую мишень, отдав свою лампу?! Ты с ума сошел? На этот раз это был не просто гром в тронном зале — настоящие черные тучи стали сгущаться под потолками, а расстроенный король подошел к отползающему ученику. — Ты получил свою лампу, как совершеннолетний джинн, чтобы нести за неё ответственность, нести свою собственную жизнь на своих плечах, а ты её отдаешь кому-то чужому? Свою лампу? Ты хоть понял в этом возрасте, как мы связанны лампой, или я слишком рано позволил тебе пройти испытание?! Оказавшись позади, Джинна не сразу сообразила, почему Джабраил так разозлился. Шокированная, она смотрела в спину отца и не знала, что делать. Даже отголоски боли отошли на второй план. Казана нужно было спасти от него, а то опять засунет в лампу, теперь уже на гораздо большее время. Не позволит! — Я не чужая… — тихо сказала Джинна, но скорее всего за громом ее и не услышали. Закусив губу от волнения, она решительно встала и преградила путь Джабраилу к Казану. — Разве это не наш долг, как правителей, защищать лампы? Я бы сделала это, даже если бы он мне её не отдал. Он ни в чем не виноват, я сама подставилась. Я была не готова к настоящему бою и… Я испугалась! Не наказывай Казана за мою ошибку. Все ещё взволнованная, Джинна крепко сжимала лампу в руках и готова была до последнего стоять против любого, кто будет угрожать ей или Казану. Даже если это отец, король джиннов. Повернув голову, она ободряюще улыбнулась Казану. Она не даст снова запереть его во тьме и сама вытащит из того ужасного омута гнева, что почувствовала сегодня. — Бриджинна, если ты, неподготовленная, без лампы, будешь бросаться защищать телом каждого джинна, наш мир очень быстро останется без наследника! — рявкнул Джабраил на дочь и вернулся к упавшему на колени Казану. Невооруженным взглядом было видно, как тот трясся, готовый к любому гневу, любой молнии короля. И она не заставила себя ждать — на потолке красивая голубоватая молния вспыхнула и ударила в спину молящегося джинна, не коснувшись принцессы. Он резко вскочил на ноги, потом вновь упал на спину и закричал от боли. Конечно Джабраил был в ярости. Его лучший ученик подверг опасности его дочь! Любимую и единственную! — Казан, ты получил лампу, чтобы оберегать её! За неё ответственен в первую очередь ты! Это и делает тебя джинном! — говорил Джабраил, пока сам Казан корчился от боли. — Если ты не готов брать на себя эту ответственность, то, значит, испытание ты прошел слишком рано! С тех пор, как ты получил лампу, как ты вернулся с четырёхлетнего задания, ты только и делаешь, что расстраиваешь меня! Ты не достоин своей лампы, Казан! Джабраил подошел к Джинне, но, не взглянув даже, грубо отобрал у неё лампу Казана. — Нет, повелитель, умоляю, не забирайте силу! — даже на секунду забыв о боли, провинившийся Казан подполз на коленях к Джабраилу и схватился за его ногу, лбом уперевшись в колено. — Повелитель, сжальтесь, не забирайте силу! — Прекрати! — вскрикнула Джинна и кинулась сначала к Казану, которому сильно досталось. Но когда поняла, что отец собирается сделать, с ужасом подняла глаза на него. Только не Казана… И за что? Он же защищал ее, Джинну, вместе с лампой. Среди их поколения он сильнейший и самый одаренный джинн. Даже принцесса ему не ровня. И Джабраил хочет лишить королевство такой поддержки, чтобы просто наказать Казана за то, что доверил лампу Джинне, и ее ранили. — Не смей. — Голос ее, конечно, подвёл, но она поднялась на трясущихся ногах и уже увереннее сказала: — Это несправедливо! Казан не заслуживает такого наказания. Он защищал и меня, и лампу, не его вина, что вампиры добрались до нас. Но она понимала, что никакие слова сейчас не достигнут Джабраила. Он был слишком зол и расстроен. Движимая страхом за Казана, Джинна предприняла попытку отнять лампу у отца, но куда ей с ним тягаться? Она даже тучи его под потолком была не способна разогнать. Но Джабраил был глух к мольбам своей дочери. Для него Казан покинул свою лампу, отдав её на попечительство другому джинну. А это непозволительно! — Казан должен был защищать тебя, держа свою лампу в руках. Его вина, что его лампа оказалась в твоих руках, — громом огласил Джабраил, смотря без капли сочувствия на испуганного Казана. Тот, понимая, что уже ничего не изменить, зажмурился, отпуская ногу короля и падая перед ним лбом в пол. Внутри сердца всё еще теплилась надежда, но когда он ощутил, как силы, будто сама жизнь, покидали его, невольно всхлипнул. — Казан, ты уже дважды забыл смысл нашей жизни; забыл наши устои, правила; нашу судьбу. За это я лишаю тебя магических сил и твоей лампы до тех пор, пока ты не вспомнишь о смысле нашей жизни. Джабраил с легкостью скинул руки дочери с лампы Казана, а та, в свою очередь, поднялась вверх. Из лежащего Казана, из его тела вырывался золотистый свет, и именно его поглотила лампа, через носик всасывая и не позволяя ни одной частички магии остаться внутри джинна. С последней блестящей пылинкой, лампа взорвалась на миллионы маленьких песчинок, которые также исчезли, не долетев до пола. Казан ощутил небывалую слабость по всему телу. Такую, какая была привычна для эфиров и несовершеннолетних джиннов, но которая была уже почти смертельной для тех, кто познал могущество. Наступила могильная тишина в тронном зале, и были слышны только всхлипы провинившегося Казана, который не смел сейчас поднять головы. Оно было и не нужно — Джабраил бросил последний холодный взгляд на своего ученика, повернулся к нему спиной и испарился, чтобы появиться в городе и защитить свой народ. — Нет! — последнее, что успела выкрикнуть Джинна, прежде чем лампа взорвалась. Она ещё пыталась поймать пылинки, которые стремительно исчезали, в надежде, что сможет сохранить хоть капельку силы Казана. Он же лучший из них и не заслуживает такого! Оступился раз, но ведь все ошибаются. Слезы обиды за него накатили на Джинну, и она упала рядом с Казаном, обнимая его за плечи. Больно было видеть его таким, а чувствовать его слабость — страшно. Но теперь она должна быть его силой, его защитой, пока они не придумают, что с этим делать. — Казан, мы со всем справимся, — шепнула она, крепче обнимая его. — Я попытаюсь переубедить отца, а если он останется глух, сама найду способ. Я обязательно верну твою лампу, обещаю. Она не могла исчезнуть насовсем. Пойдем ко мне, поднимайся. — Его не переубедить, — всхлипнул Казан, так и не поднявшись с колен и с пола лицом. Ему было стыдно показывать такую слабость еще и перед принцессой. Она ведь могла подумать, что это так жалко, когда джинн плачет по лампе, которую вполне можно вернуть. И ему было стыдно и боязно, если Джинна будет так думать. Потому и вжимал голову сильнее в пол. Да и сил не было у него подняться. — Какой позор… Я не помню, чтобы на моей памяти кого-то еще лишали лампы… Позор! — Мне не понять твои чувства, — шепнула Джинна, сама уже чуть ли не всхлипывала. — Но прошу тебя, не отчаивайся. Мы обязательно найдем выход. Мы вместе. В таком состоянии, Джинна была уверена, Казан никуда не сдвинется. Она закрывала его собой от возможных свидетелей и туч, которые продолжали сгущаться под потолком, отражая настроение Джабраила. Нельзя было и дальше оставаться здесь, кто-нибудь обязательно зайдет, кто-нибудь увидит, и тогда слухи точно разойдутся среди джиннов. Но Джинна спрячет его, станет его щитом, каким всегда был для нее он. Холодный пол тронного зала сменился на мягкий ковер в комнате Джинны. Она перенесла их подальше от любопытных взоров и больше не пыталась поднять Казана с пола, оставаясь с ним и продолжая гладить по волосам. Прохладный ветерок, проникший сквозь балконную дверь, которая всегда оставалась открытой, напомнил, что её плащ и платье все ещё разорваны и мокрые от крови. Надо бы переодеться, но какое сейчас до этого дело? Внутри Джинны бушевала целая буря эмоций от того, как несправедливо поступил отец. Она не понимала, зачем нужны были такие крайние меры, и потому растерянно перебирала локоны, стараясь успокоить Казана. — Несправедливо, — тихо возмутилась Джинна, устав крутить эти мысли лишь у себя в голове. — Отец слишком много требует от тебя. Я не понимаю… Если он хотел наказать меня… «…То выбрал лучший способ», — пронеслось в ее голове. Действительно, лампы у нее нет, чтобы отнять или запечатать, а телесные наказания никогда не применялись Джабраилом. Отыграться на Казане было самым действенным. По крайней мере, Джинна теперь вдвойне чувствовала свою вину. — Прости, — шепнула она и уткнулась в шею Казану, пряча и свое лицо. — Я мало того, что чуть не проиграла твою лампу вампирам, так в конце концов все равно не смогла ее защитить. Ты доверил мне самое ценное, а я не справилась. Я всё исправлю. — Это я виноват, — затряслись его плечи в объятиях Джинны. — Я не должен был давать тебе лампу. Она моя. Это мой крест… Джабраил прав. Действительно ли так считал Казан, или так на него повлиял гнев и наказание короля — трудно было сейчас сказать. Сейчас был во власти эмоций. И первая его чувство было на данный момент — сожаление. Сожаление, что не смог сберечь лампу не только от вампиров, но и от самого правителя. — Ты не в чем не виновата. Это я… — шептал он, обхватив её ладони, до которых в данном положении мог дотянуться, и сжал их. — И ты пострадала из-за меня. Я должен был сразу отправить тебя домой. Моя ошибка, ваше высочество, моя вина, принцесса. Я прошу прощения у вас, что не смог быть достойным стражем. — Ты достойнейший из всех, — без раздумий ответила Джинна. Если бы она только могла его поднять, заставить заглянуть в лицо, он бы увидел, что она ни в чем его не обвиняет; что эти слова были произнесены не только для того, чтобы успокоить его. Он действительно был лучшим, и она искренне верила в это. А сейчас он говорил глупости и опять использовал это «благородное» обращение, которое ее всегда так злило. — Ещё раз обратишься ко мне на «вы», я тебе ухо откушу, — прорычала она в то самое ухо, крепче сжимая пальцы Казана уже больше от злости. — Раз уж я принцесса, то наше высочество повелевает тебе успокоиться и подняться с пола! Я пострадала, потому что защищала свой народ, в этом вина только вампиров. Так что нам обоим хватит винить самих себя в произошедшем, надо думать, что делать дальше. Ты должен помочь мне призвать человека. Это вырвалось у нее само собой, и она даже понять не успела, когда решилась на испытание. У Джинны, кажется, даже глаз дернулся: интересно, что с ней сделает отец, если узнает, что она проделала это без его дозволения? Но почему-то именно в этом она видела выход — так она сможет вернуть лампу Казану. — Наверное… — пробормотала она и опять спряталась на шее Казана. Хотела отказаться от своих импульсивных слов, но не хотела быть трусихой перед ним. Только не когда она решила быть сильной для него. Первые слова Джинны действительно взбодрили его, а в конце он и вовсе чуть-чуть хихикнул. Он мог помочь, стоило ей только приказать, но не видел в этом смысла. То есть она еще так молода! И если Казан до сих пор, по словам правителя, не понял смысла «быть джинном», отдав свою лампу, то что говорить о маленькой принцессе. — Это большая ответственность, — прошептал он, — твой отец нас убьёт. Меня так точно. И после Бартимеуса я понял, что не все испытания проходят легко и гладко. Я не буду иметь права помогать тебе в исполнении желаний. Ты должна сама знать все заклинания на самые банальные желания: деньги, власть, сила… И если это затянется… Горе будет. Казан, хоть и было приказано, так и не поднялся с пола, а всё еще так сидел (лежал), но теперь не только стыд не повзолял ему это сделать, но и теплое… горячее приятное тело Джинны и её дивный запах, что сейчас окутывал Казана, как тонкая вуаль, обладающая лечебным и успокоительным эффектом. Так не хотелось сейчас менять положение, и так не хотелось, чтобы она поднималась с него. — По доброй воле я не имею права тебе помочь с призывом, — прошептал он. — На это должна дать приказ королевская кровь. Сам того не ведая, он дал ей подсказку. — Я могу приказать, — пожала плечами Джинна, но идея ей казалась все более глупой, поэтому она помотала головой из стороны в сторону, как бы отгоняя мысли о призыве, особенно после упоминания Барти, которому приходится несладко, из-за чего только сильнее потерлась о шею Казана. — Но ты прав, отец будет недоволен, а так как меня он не тронет, то отыграется на тебе. А я не хочу, чтобы он сделал тебе ещё хуже. Сжав его ещё крепче, хотя уже некуда было, она все же подумала, что надо подняться. Пусть и не хотелось, но прохладный вечерний ветерок, который продолжал задувать в комнату, гонял мурашки по оголенной спине. Отчего-то она вдруг смутилась, что сидит в таком виде перед парнем, хотя он и не видит, но она заерзала на месте, желая подняться и не желая этого одновременно. — Казан, мне бы переодеться, — все же шепнула она, — а то я вся в крови. Не страшно, но… немного холодно. — Да, — после долгого молчания сказал он и нехотя отпустил её ладошки. — Прости, я не подумал. Почувствовав, как она и сама поднялась, Казан выбрался из её объятий и быстро поднялся, из-за чего сверху вниз ему предстала обнаженная спина Джинны. Он, как взрослый мужчина, подумал бы о том, о чем надо, но рваная одежда и кровь лишь напомнили ему о провале — не до мужских мыслей сейчас было. — Мне стоит уйти, — прошептал он, повернувшись к ней спиной — приличие всё-таки. — Ты должна умыться и переодеться. Да и мне несдобровать, если повелитель застанет меня здесь с тобой. — Он не придет, потому что знает, как я на него злюсь. А если всё-таки заявится, то пусть. Это моя комната — кого хочу, того и приглашаю к себе, — фыркнула Джинна, поднимаясь следом. Боясь, что он все же уйдет, ухватилась за его плащ, но настаивать сильно не хотела, поэтому вышло странно: она еле ухватилась за ткань двумя пальчиками. Но будто чего-то испугавшись, отдернула руку. — Прости, тебе, наверное, тоже хочется смыть с себя этот день. Я не должна тебя задерживать. Замявшись, она все же скинула с себя изодранный плащ и накрылась первой попавшейся тканью, которая лежала на ближайшем кресле. — Дело не в том, что это твоя комната, — сказал он обернувшись, подойдя к ней ближе и обхватив её ручки своими, — а в том, что мы уже не дети. Мужчина не должен находиться в комнате с одинокой женщиной без свидетеля. Он-то уже успел это понять. Да и словесная оплеуха Джабраила не так давно тоже напомнила Казану об этом небольшом факте. — Понимаю, тебе плевать на слухи, но в будущем они могут сыграть с нами злую шутку. — Но… мы же… ничего такого… — засмущалась Джинна, когда Казан ткнул ей в это носом, и на щеках проступил яркий румянец. Слухи для нее и правда не имели значения, но стоило подумать о Казане в таком ключе — как о мужчине, а не просто друге — стало как-то не по себе. Ей вовсе не было неприятно, даже наоборот, но представлять его спутником было странно. С Барти она была ближе, особенно за время отсутствия Казана они много проводили времени вместе, и она успела задуматься именно о нем, как о мужчине. Но когда вернулся Казан, все изменилось. Барти из-за испытания отдалился, но это было не главной причиной. Возможно, они бы с ним и стали славной парой со временем, но все внутри Джинны трепетало, когда Казан был рядом, когда его губы в шутку касались ее руки, когда с таким серьезным видом смотрел прямо в глаза. — Хорошо, если ты считаешь, что тебе лучше уйти, я не смею задерживать, — пробормотала Джинна, опуская голову, чтобы спрятать чувства, которых испугалась больше, чем возможных слухов. Точнее осознание собственных чувств ее совсем запутали. — Так говоришь, будто я хочу уйти, — с легкой обидой сказал он, но, заметив её настрой, сам же, наоборот, почувствовал необходимость как-то взбодрить её, несмотря на свою ситуацию. В привычной уже для неё манере, Казан опустился перед Джинной на колено и коснулся губами её руки. Она заметила, как во время наклона головы, уголок его губ приподнялся вверх — специально это делал. А как еще её головку освободить от глупостей, которые сейчас наверняка витали в её голове? — Всё будет хорошо, моя принцесса, — прошептал он после поцелуя. — Я верну свою лампу и докажу повелителю, что я вырос. Мои ошибки отныне в прошлом, и я больше не буду поводом для вашей печали. Он это сделал специально, но вторая часть его слов была сказана от всего сердца. И ведь правда — он причина, по которой она сейчас была расстроена. Пожалуй, думая сейчас об этом, казан посчитал, что это куда болезненнее наказание для него, чем потеря сил. Поднявшись на ноги, он склонился перед Джинной, но выпрямился быстрее и уже с добродушной улыбкой добавил: — Отдохни, Джинна. В ближайшее время я точно буду в замке, так что, если нужна будет компания — зови. Вот только проводить он это время будет в библиотеке — вместо того, чтобы хныкать, лучше становиться сильнее! Тогда он точно выполнит данное принцессе обещание. — Что я тебе сказала, если ещё раз обратишься так ко мне? — спросила она, сдвигая брови к переносице. Он неисправим. По крайней мере, улыбнулся, и это не могло не радовать. А ей оставалось только исполнить свою угрозу. Попытаться… — Давай сюда свое ухо. Но даже лишенный магических сил Казан был быстрее и ловчее и как обычно с лёгкостью увернулся и от возможного удара, и от захвата. Рука Джинны поймала только пустоту, где ещё мгновение назад было ухо Казана, а после он и вовсе ретировался из комнаты. — Дурак, — буркнула она закрытой двери, все ещё краснея от того, что продолжала ощущать губы Казана на своей руке. Позовет, обязательно позовет, а если и нет, то она была уверена, что он сам придет. Его ничто не остановит от того, чтобы забраться к ней на балкон. И это грело душу, заставляя ее улыбаться.