***
Шерри сидела в полном одиночестве, окруженная тяжелыми облаками, из-под которых едва пробивались лучи света, словно слабые попытки ее мыслей соскользнуть с темы разговора с Вторым. Сквозь эту скудную пору вошло тихое, нежное мурлыканье, словно ласковое прикосновение к её ушам. Взглянув в сторону звука, она обнаружила, как окружённый грязными кудрями взгляд её рассматривает. В темноте и боли Шерри увидела, как глаза Райяна фиксировались на ней, искренне, открыто и полными эмоций. Несмотря на оторванную по коллегу ногу, он улыбался, и эта улыбка была не просто отражением на лице. Она была светом во мраке, символом надежды, что возвращается в её жизнь после долгого периода тьмы. Эта улыбка, подаренная в самый неподходящий момент, зажгла искру в её сердце, дав мощный импульс эмоций. Райян… Но для Шерри это было больше… Это было словно чудо во плоти и крови, неожиданное явление света в окружении тёмных обстоятельств. Это было возвращение потерянного кусочка её жизни, что заставляет её сердце вот-вот взорваться от эмоций. В этот момент она ощутила как будто она снова вернулась к жизни, увидев перед собой живое воплощение всего того, что она думала, что потеряла навсегда. — Эй, красотка, — сухим голосом произносит младший Форд, приподнимаясь на локтях, чтобы посмотреть на подругу со своей неизменной кошачьей улыбкой на бледном лице, — твой взгляд стал ещё магнетически прекрасней. Боже, она хотела ударить и расцеловать парня, что смотрел на неё таким наглым и мягким образом, после всего, что произошло, будто на самом деле это чепуха, которую он смел одним дыханием. В его голубых глазах не скрылась тень понимания травмы, что вызвала новый вид глаз его лучшей подруги и знание того, что его не было рядом, когда это происходило, вызывало дискомфорт в груди. Райян почувствовал ту тяжесть, что лежала на его плечах, когда осознал, что все-таки остался без части ноги. Уёбок отец Харта Гелдера не оставил его в покое, пока ее не отрезал. Он хотел причинить эту боль Райяну, хотел сделать все в самом жестоком виде, даже с избавлением части плоти у живого человека. Когда тот теряет сознание от внеземной боли, что подрывала каждую человеческую унцию жизни… Это было, словно удар молнии, который перерезал его жизнь, превратив её в непредсказуемую тень того, что было раньше. Он вспоминал себя как того парня, что привносил веселье и живость в стены Дурмгстранга, а затем и гриффиндорской гостиной, встретив прекрасную даму Маккиннон, словно магнит, притягивавший внимание и вдохновлявший других. Он был знаменитым спортсменом, чьи успехи выделялись в Дурмстранге, но теперь он был… таким. Внутри него волновались сложные чувства. Он отвергал мысли о том, что всё, что с ним произошло, было в порядке, но одновременно он не хотел, чтобы кто-то видел его слабым или растерянным. Райян был тем, кто старался поддерживать дух вверху, невзирая на все трудности. Он не хотел быть объектом жалости или сочувствия. Однако хотя мгновения уязвимости иногда посещали его, Форд быстро отгонял их. Он стремился к возвращению к своей привычной роли — тому весельчаку, который был раньше. Это был его способ остаться верным самому себе, не позволяя обстоятельствам определять его личность. Он старался вернуть тот образ, который был его неотъемлемой частью, даже в моменты горьких перемен и тяжёлых потерь. — Думаешь я стал ещё сексуальней? — подметив влажный взгляд своей Шерри, парень протянул ей руки и они слились в объятии. Райян медленно обнял Шерри, свою лучшую подругу, с которой они вместе прошли через сущий ад. Множество раз. И каждый раз они снова утопали в крови, что становилась океаном боли, горя и страданий. Он ощущал в её объятиях тепло и поддержку, позволяя себе на мгновение оставить в стороне свой весёлый фасад и просто быть уязвимым человеком, которому нужна поддержка. Так сложно. Он не любил показывать сои переживания. Легче притвориться будто их нет, чем разбираться с ними. Гладя её по волосам, он пытался передать ей ту уверенность и поддержку, которую сам испытывал в её объятиях. Шерри, в свою очередь, ощущала, как сердце Райяна бьётся рядом с её грудью, словно пытаясь выразить всю благодарность и взаимную привязанность, что сложилась между ними после всех испытаний. Обнимая Райяна, она чувствовала, что это был момент нежности и искренней поддержки, необходимый им обоим после того, что они пережили. Это было как возвращение к нормальности, когда каждое объятие и ласкающее прикосновение словно напоминало им, что они не одиноки, и что друг у друга есть поддержка и опора. — Шрамы украшают воина, — уточняет он, когда брюнетка хмуро смотрит на него. — Райян? — притворно удивляется Поттер, недоверчиво сощурив глаза и вдруг схватившись в изумлении за сердце. — Извини, перепутала тебя с Аполлоном. Разрушенные улыбки и холодные объятия создают ощущение, будто даже дружба не сможет залечить те раны, которые причинила война. В каждом мрачном взгляде кроется история потерь и предательств, каждый шаг в больничном крыле звучит как зловещая мелодия ступающих по разбитому стеклу надежд. Тени войны поднимаются из их прошлого, и воссоединение кажется скорее мучением, чем исцелением. — Мы сражались смело, и самое ужасное то, что мир покинули те, кто нужен здесь больше всего, те, кто заслужили это меньше всего, — проворчал дурмгстрангец, его глаза устали и измучены, когда он посмотрел на девушку, чье лицо вновь держалось холода и серьезности. Будто в какой-то момент его Шерри превратилась из восемнадцати летней девушки во взрослую ведьму, что познала трудного опыта на пятьдесят лет вперед. Её взгляд теперь был совсем другим. И речь не о последствиях ранения осколками. — Настоящие герои уходят слишком рано. Выражение его лица менялось — сначала в ужасно приводящей в бешенство улыбке, которую он приберегал для своих величайших шуток и выходок, а затем переходило во что-то меланхоличное. Райян носил в себе фантазию, присущую поэтам, нечто среднее между заблудшей душой и придирчивым убеждением, как если бы его мысли были искаженными стихами незапятнанной мудрости. Его слова, которые чаще всего неправильно понимались или упускались из виду из-за его фаталистического характера, могли быть написаны курсивом на литературных пергаментах. — Дерьмо, — выругался младший Форд, качая головой и прижимая холодную руку к лицу. — Я просто… — его слова пузырились и портились на его губах. — Всё это не кажется реальным, — пробормотала Шерри, ее взгляд скользнул в воспоминаниях, что вспыхнули под опущенными веками, по изогнутому склону носа Сильви, по неподвижным векам, которые оставались навсегда закрытыми. Форд положил тяжелую руку ей на плечо, успокаивая её, хотя он оставался немым, мысли грызли его способность говорить. Кучерявые волосы были залиты малейшим намеком на кровь, что свидетельствовало о произошедшей битве. Парень привык к горю — это была не неведомая аномалия, овладевшая его чувствами, а скорее затаившийся демон, вцепившийся в его существо. Форд знал, прежде всего, что однажды они все окажутся за пределами грязи, их тела будут холодными и гниющими. — Неужели все это было напрасно? — пробормотал он, после того, как Шерри рассказала ей о всех потерях, которые она знала, его рука касалась волосы Поттер и ласкала их. — Что с нами происходит теперь? Мы несовершенны, мы… Она покачала головой, закусив губу, чтобы не всхлипнуть снова, но ее тело покачивалось, и она почувствовала вкус крови на нёбе. Шерри подняла голову к потолку, моргая, пытаясь избавиться от слез, но черные ресницы цеплялись за каждую жемчужину горя и спускали ее сплошным ожерельем по щекам. Райян болезненно нахмурился, её горло слова застряли в горле, и он продолжал смотреть на свою подругу. Было очень жаль. Жаль, что столь блестящий ум как Сильви Карбонно пал так рано. Он недоверчиво покачал головой — это определенно было странно, хотя он не мог объяснить скрутку в животе какой-либо известной эмоцией — потерять такого товарища. Он знал как на самом деле девушка была дорога его брату, а когда на собрании в Берлоге он узнал насколько их жажда реформ стала общей основой для знакомства. — Мы продолжаем, — заявила Шерри, проводя рукой по чернильным кудрям. — Мы позаботимся о том, чтобы наши имена помнили, чтобы мы не стали марионетками в битве, в которую нас бросили. Я лично позабочусь о том, чтобы Джош вернулся, чтобы имя каждого погибшего звучало в стенах Министерства в чествовании. Чтобы каждый черт, что когда-то пошел против нас, при звучании наших имён, предпочитал умереть, чем встретиться ещё раз. Министерство заплатит за все, что они сделали, и мы позаботимся о том, чтобы нашу страну возглавил человек, что будет жить для своего народа. Тот обычный облик, который Райян привык видеть, теперь казался ему малоподвижным и неуверенным по сравнению с этой новой версией Шерри. Он увидел её как взрослую, сильную женщину, чьи слова несли смысл, искренность и мудрость. Он увидел в ней не просто свою подругу, но и лидера, готового взять на себя ответственность. Вот только мрак, который холодным пламенем горел в её глазах не был пугающим. Он выглядел смертоносно, но Райян не считал это плохим.***
Двери крыла распахнулись, и вошли Майкл, мародеры, и теперь только две француженки — они были такими же измученными, их лица искажены гримасами, и, приближаясь к Шерри с Райяном, они лишь еще больше исказились. Младший Форд резко вздохнул, его рука двинулась по раненной ноге при виде старшего брата, что мчался к ним словно сорванный с цепи разъярённый волк, что не может быть скован цепями. Шерри поджала губы, скрывая эмоции за суровым лицом, но ее руки сжались по бокам в таком нервном жесте, от которого зубы начинали стучать. Тяжелые шаги друзей рисовали меланхоличный ритм по грязному полу больничного крыла. Шерри, стоящая у окна, ощущала, как воздух становится гуще, когда в комнату входят первые из друзей. Ее дыхание сбивается, а сердце стучит так громко, что кажется, будто весь мир услышит его. Мимо неё проносится Майкл к младшему брату, и Поттер не обижает тот факт, что он не останавливается возле неё. Старший Форд потерял свою возлюбленную навсегда и едва не потерял младшего брата, когда младший Форд подвергся насилию и лишился ноги. Майкл нужен Райяну, а Райян ему. В медленном движении взгляд Орели пересекает комнату, волна ее грусти и потери находит отклик в глазах Шерри. Когда они наконец встречаются, общая боль и разрушенная надежда превращаются в утешительное объятие. Несмотря на то, как девушки отдалились через обстоятельства, они прижались к друг другу так, словно две души, временно потерявшиеся. Объятия с Сен-Пьер ощущались как встречи в кафе в Хогсмиде и танцы под громкую музыку в Берлоге, как грязные разговоры в комнате Фредегонды, полную дыма всяких трав и сигарет. Они напоминали мелодию, игравшую в сердце, когда наступает весна, но сейчас эта мелодия пропитана грустью и тяжестью потери, как если бы ноты пропели личные боли. Орели шепчет, что ей жаль, что с Шерри произошло столько дерьма, в ответ Поттер не может остановиться просить горького, пропитанного кровью прощения за то, что не вернула Джоша. За то, что оставила их в этом аду, который поглотил тело их маленького лучика Сильви Карбонно руками чокнутой суки, что заплатит за все свои убийства и издевательства. И Шерри плевать, на что ей придётся пойти, чтобы восстановить справедливость, она добьётся того, чтобы Лейстрендж страдала до конца своей жизни, медленно умирая. Агата, источник живой боли и горечи, приближается к ней сразу после Орели, что вытирая слезы с щёк направилась к Райяну. Ее руки, хоть и трепетные от скрытых страдании, обнимают Шерри, а глаза ее словно отражают все те мгновения утраты, которые Шерри пыталась забыть. Объятия с Агатой, как всегда, тяжелее и грубей, полностью подчеркивающие натуру чемпионки. Но Шерри не могла не почувствовать как горе несла душа француженки с потерей лучшей подруги. Они с Сильви были словно сестры. Такие настоящие и искренние, честные и сильные… Чувство вины за смерть Карбонно усиливается, когда слеза Агаты падает на плечо дурмгстрангки. Она не заслужила этого. Никто из них. Честно говоря, Поттер надеялась, когда послала Второго к ним с просьбой о помощи, что те откажут. Она надеялась, что в тот день, когда француженки ушли с организации, они забросят это дело навсегда… Но Шерри все испортила. Если бы она не сказала Второму тогда… может Сильви была бы жива… Когда Шерри тянет к себе Ремуса, она не может не спросить за то, как парень себя чувствует после полнолуния. Бороться с собственным проклятием и не знать как помочь себе и друзьям, когда Хогвартс настигла война… Девушка чувствовала некую схожесть с гриффиндорцем в зависимости с полной луной и… проклятием. Поцелуй Луны, что подарил ей ведение и позволил открыть портал, спрятать и забрать тайну в глубинах озера… Объятия с Люпином однозначно были как горький шоколад и осенний вечер при свечах за чтением книг. С Петтигрю она обходиться только обменом взглядов, не более. Она не знала про что говорить с парнем, отношению к которому было натянуто словно струна с самого первого их пересечения. И Питер был взамен в этом отношении. Поэтому когда она увидела, кто следует за парнем, почувствовала холод по всему телу и гнетущее чувство смерти на своей коже, что переместился к позвонку, куда и прилипло. Шерри ощутила, как обнимает своего брата, Джеймса — его руки были теплыми, но несущими тяжесть вселенского горя. Он прижал ее к себе так крепко, зарываясь носом в волосы и позволив наконец-то закрыть в спокойствии глаза. Его сестра жива. Она с ним. В этом объятии присутствовала вся боль, которую он пережил, все те мучительные мгновения, которые преследовали его. Смерть Джексона с улыбкой на устах и мгновенное убийство Лоскутти, что заставила его мир посереть в одну секунду. Она словно Дементор забрала все живое тепло и радость в один миг, погрузив Джеймса в вечную тьму. Теперь он понимал Шерри, его утрату Реббеки и первое убийство в порыве отомстить за семью. Он впервые понял как тяжело ей было все это время. Усе те чертовы слова, что он говорил ей в порыве злости, используя эти факты из жизни — отвратительны. Он ненавидит себя за это до сих пор. Шерри чувствовала его душу, разрываемую горем и утратой, и её собственная боль усиливалась от этого. В момент, когда её руки обволакивали его, она понимала, какой груз теперь нес на себе её брат. Его тяжёлая душа ощущалась в каждом его вздохе и трепете, словно утяжеляя воздух вокруг них. Шерри, прижимаясь к нему, понимала, что это был её способ донести до него своё сопереживание, свою готовность поддержать, несмотря на всё. Это были не просто объятия, но и способ показать, что он не один в своей борьбе с этим ужасом. Эмоционально она переживала каждый его трепет, каждое его слово, словно пытаясь передать ему свою собственную силу, когда он шептал о том, что произошло. Джеймс, прижимаясь к Шерри, был как защитный щит от внешних бурь, но в то же время его объятия напоминали шторм, который прошел, оставив после себя горечь и пепел. Шерри ощутила, как объятия с Сириусом стали чем-то большим, чем просто взглядом на друг друга. Теперь в этих объятиях присутствовала невысказанная привязанность и нежность, они были как океан, наполненный словами и чувствами, которые они разделили в тот решающий момент, во время той кровавой битвы. Они хотели поговорить о своих чувствах, когда все закончиться, но теперь Шерри не хотела этого больше всего, потому что знала как все закончиться… После того поцелуя на рассвете, их соприкасающиеся губы произнесли друг другу все те слова, которые долгое время были удерживаемыми внутри за стеной глупых мнений, принципов и опасений. Объятия с Сириусом Блэком были как перемены ветра, меняющие характер и настроение, как запах сигарет с ментолом, что быстро меняются на вишнёвый вкус. Они были как вечные подколы и острые шутки, но в тайне от всех этих пронзительных слов скрывались нежные и ласковые жесты, словно запретный плод, которому удавалось сохранить свою сладость и волнение. Эти мгновения интимности и нежности были словно запретный плод, за которым стояли скрытые эмоции и страсти. Это были моменты, когда слова становились излишними, их касания говорили громче любых фраз. Больше всего Шерри боялась увидеть в его чистых голубых, почти серых холодных глазах разочарование в ней, после всего, что между ними произошло и что ещё нет. Потому что-то решение, которое она приняла для себя и своей жизни болезненно расходиться с тем, что он от неё хочет. Что он бы хотел с ней… Когда они все спешат к Райяну, Шерри остаётся одна, глядя в окно с липким ощущением чужих эмоций. Она чувствовала груз боли, что был как тяжёлый плащ, накинутый на её плечи. Она не могла больше казаться слабой, потому что место этому нет, когда перед ней стоит выбор. Эта встреча придала ей понимание, силу и опыт, но она также сохраняла ясность ума и способность к сопротивлению. Когда она облизывает пересохшие губы — единственный признак её тёплого эмоционального состояния, что было закрыто за высокой дверью решений и будущего, чувствует мягкое касание к плечам. И когда она оборачивается, мгновенно встречается своим измененным взглядом, последствия которого оставили ей частичную утрату остроты зрения, сталкивается с воспаленными глазами Форда. Льдинки, идеально голубые, яркие, что несли на себе ожоги солнца. Она наконец-то обнимает его, понимая, что видела последний раз под действием Ложной смерти, когда стены того кошмара еще стояли, Майкла, чья душевная травма была свидетельством того, что война оставляет свой зловещий отпечаток на всех. Объятия с Майклом, словно склеенные из осколков стекла, но они все же приносят в своей теплоте надежду на будущее, несмотря на безысходность прошлого. Объятия с Майклом — это была как исцеляющее зелье, ощущение ласкового прикосновения, приносящего облегчение и надежду на исцеление. Она чувствует, что не может плакать, как бы этого не хотелось сейчас, слыша как все снова вместе, обмениваются горечью утраты, но под дурные фразы то Райяна, то Джеймса с Сириусом. Это то, чего она хотела? То, к чему стремилась?.. Шерри не успевает задаться вопросом чему это стоило, чтобы снова увидеть друзей вместе, как Грюм быстро разворачивает её к себе и некоторое время смотрит в глаза дурмгстрангки, что не выразили ни одну эмоцию. Конечно, он слышал по связи все, в момент, когда осколки полетели в неё и Грюм действительно в тот момент думал, что утратит всё. Он волновался о ней и о Райяне, как о личных бойцам, что глубоко запали в душу. Он волновался о них, со всей искренностью, но которую был способен. — Скоро сюда придут из Министерства, Поттер, они хотят допросить каждого из вас, — хмуро объясняет свое появление мужчина, глубоко заглядывая девушке в глаза, что утратили частичку своей импульсивности и ярости, что обычно горела в ярких глазах дурмгстрангки. — Но Антоний до сих пор здесь, они оттягивают момент его ареста, потому что, кажется, имеют причины это не делать… Я знаю, что ты знаешь, что с этим делать, потому я верю в силу твоего разума и твою ярость. Она нужна нам, чтобы добиться справедливости. И Шерри, я рад, что ты жива, мне жаль, что вам пришлось столкнуться со всем тем дерьмом и теперь жить вместе с травмами, что оно оставило. — Все, что происходит в нашей жизни делает нас сильнее, — только и отвечает Шерри, ощущая как клетки ее тела наполняются горящим пламенем, после слов Грюма об Антонии. Онемение так сильно заполняет её тело, что она не помнит как Аластор сказал ей ещё что-то, перед тем как уйти, оставив тёплый след от руки на её лопатке. Шерри внезапно ощутила удар, словно тёмный туман окутал её, когда мракоборец сообщил о намерении Министерства допросить их. Это словно было предательство, молниеносно захлестнувшее её в ярость и безысходность. Она почувствовала, как гнев застучал в висках, заставляя сердце биться быстрее, словно гроза, готовая разрядиться. Чувство несправедливости укоренилось в её душе, будто ядовитая тень, отравляющая каждую мысль. Они, сражавшиеся за благо, теперь стали мишенью подозрений и обвинений. Это зловещее ощущение вызвало у неё бурю эмоций, от безысходной ярости до горького ощущения обиды. Мрак беспомощности поглотил Поттер, когда она осознала, что её контроль над ситуацией оказался крайне ограниченным. Это был момент тёмного отчаяния, когда её чувства застряли между желанием доказать правду и страхом быть неправильно понятым или даже обвинённым в чём-то, чего она не сделала. Внутри неё бушевали эмоции, словно шторм, готовый сорвать всё на своём пути, и она понимала, что ей предстоит сражаться с этим мраком, чтобы вернуть свет истине и защитить честь свою и тех, кто верил в неё. — Слышишь, Грюм, — громко произносит Райян, разжевывая то, что ему принёс мракоборец, — вы не прихватили случайно мою ногу с собой? Ублюдки, на ней остался мой любимый берц и носки, что связала мама! Ей хотелось смеяться со слезами на глазах вместе с ребятами, когда Райян энергично говорил с Грюмом. Пережить весь спектр эмоций, быть живой и свободной, без вечного чувства сражаться за свою жизнь, но она чувствовала лишь холодную ярость и чувство, что худшее только начинается.***
Шерри-Кэмерин Поттер никогда не считала мир черно-белым, это глупое завуалированное желание людей не видеть того, что в каждом из нас есть тьма и свет, но даже они смешиваются между собой, создавая явления, что нельзя определить не к «свету-белому» ни к «темноте-черному». Она, сражаясь за условный «свет», полная тьмы и мрака внутри. Шерри руководят силы «черного», вспыхивают в ней ярость и желание бороться за справедливость, за свою семью. Они поднимают в ней все черноту, чтобы бороться с тем, что условно называться «тьмой». Так на стороне чего дурмгстрангка была, на стороне света или тьмы?.. Определив себя на сторону света, не предаст ли она то, что является ядром её силы, её решений и поступков? Определив себя к тьме, не предаст ли девушка свет, ради которого было столько жертв и страданий?***
Если травма и отобрала часть её зрения, но не отобрала способность видеть гниль, что глубоко укореняется в душах людей. Не забрала возможность видеть как под закрытыми холодными веками Сильви Карбонно должно было гореть пламя юношества, будущего сильного медика, чтобы дальше спасал людей. Даже обложенное плащом невысокое тело рыжеволосой француженки, не скрывало бессмысленность утраты. Чем руководил мир «света», когда позволил настоящему, самому чистоту войну света умереть в проявлении сострадания к мученику? Жар гнева застывал в её жилах, будто огненные всполохи, и её сердце тяжело колотилось от ярости. Она ощущала, как злоба проникает в каждую клеточку её тела, как немыслимая боль наполняет каждую мысль в ожидании встречи с директорами и представителями Министерств. Возможность увидеть Сильви перед тем, как её тело запрут в ящик и отправят в мир иной, разбудили в Шерри совсем новые ощущения, описать которые было трудно. Осознание с абстрактными ощущениями понимания вещей, которые она раньше не видела. Её друзья, бледные и содрогающиеся от увиденного, стояли рядом, их лица выражали молчаливую печаль и непонимание, как могло случиться такое. Но Шерри — она чувствовала, как внутри неё бушует буря, требуя выхода. Её глаза горели огнём негодования, готового разрываться на части. Она не могла поверить, что Министр Магии допустил столь ужасную трагедию, позволив столько бессмысленных смертей. ЛжеМинистертсво и лжеминистр пробили дно ада, в котелке которого варились Пожиратели Смерти с будущим гостем мира подземного — Волан-де-Мортом. А теперь настоящее Министерство прибудет сюда, чтобы скривить рожу в сожалении, с намеком на то, что они не при чем, но в то же время, допросив, при этому студентов, что защищали себя от того, что само Министерство поощряет. На ровне с убийцей, что построил тоталитарный режим в стенах свободного Хогвартса, что вербовал студентов под лживыми предлогами и обещаниями. На ровне с человеком, что шантажировал Майкла убийством Шерри и семьи Поттеров, угрозами семьи самого Форда… Страх, горечь, и безысходность смешивались в её душе, создавая опасную смесь эмоций. Шерри чувствовала, как каждый её шаг к встрече с Министром Магии усиливает эту бурю внутри неё, готовую вырваться наружу и воплотиться в словах, несущих ярость и обвинения. Взгляд ее пронзил бездну вопросов, ведь в этом замешательстве переплелись и жгуче обидное ощущение несправедливости. Она, вместе с остальными, кто стоял на страже Хогвартса, кто смело противостоял тоталитарному режиму, созданному Антонием, была призвана на допрос. Все, кого она знала и кому доверяла, теперь оказались под угрозой, как будто основные опоры ее жизни внезапно начали разлагаться. Шерри понимала, что в этот момент ее верность, ее преданность и даже ее сама личность стояли под сомнением. Раньше она не понимала почему правду так не хотят слышать, не хотят принимать. Но ведь причина в том, что правда, будучи самым искренним и свободным явлением служила оковами для тех, чьи интересы затрагивала. В дремучем полумраке коридоров Хогвартса, Шерри ощутила тяжесть беспокойства, пронзившую её душу словно ледяным клинком. Глубокий удар в сердце доверия обрушился на неё, как пламя разгорающегося пожара, пожирающего все их убежище и безопасность. Даже периодические разговоры с Джеймсом, что не переставал отпускать её руку и Сириус, что пытался вывести её из состояния глубокого погружения в уголки разума шутками и провоцирующими жестами. Это больше не действует, к нежному сожалению, с которым она смотрела на них в ответ. Она смутно осознавала все то, что парни говорили, не запомнив даже пару слов из того, что они говорили. Апатия. Выгорание. Дурмгстрангка не помнит, как вернувшийся Дамблдор говорил о чем-то с её друзьями, и пытался добиться реакции от Шерри, что не увенчалось успехом. Она больше не слышала никого, она устала. Вместо этого, в потухшем свете горящих свечей Шерри встретила новую грань ужаса. Антоний, чью тень она всегда видела как коварного предателя, сиял теперь в ином свете — как наемный инструмент в руках истинных врагов, играющих на грани её доверия. Это был он, кто поставил на карту жизнь её друга, дабы спасти свои интересы. Заклятый враг её убеждений и тоталитарного режима, Антоний, стал страшной тенью, предоставившей неожиданное условие — жизнь в обмен на послушание. Смутный огонек света в тусклом мраке заставил Шерри взглянуть в глаза решающего выбора: сохранить верность своим убеждениям и бороться или же идти на сделку с врагом, рискуя всем, что у них было. Но даже в тени предательства она не могла предать свои принципы. — Шерри, скажи мне сейчас честно, — в шуме стоящих в коридоре министров, членов Визенгамота и чертового дьявола Антония, Дамблдор обратился к ней, не сводя взгляда с того, как ее глаза вцепились в мужчину, что стоял в окружении того хаоса, что создавал. — Не прикрывая никого, мне нужна правда. Ты убила Эрика Гранта? Вопрос словно выстрел в голову. Она впервые чувствует насколько сильно взгляды прилипают к её телу, как со стороны француженок слышится рваный вдох, реакцию остальных она определить не может, потому что стоящий рядом Грюм уже знает ответ. Им нужен ответ Шерри, не ответ мракоборцев, что были там в тот момент. Дамблдору нужно знать все, чтобы знать, как отстаивать права студентки перед членами Визенгамота. — Да. — Бойцы Грюма захватили северную часть особняка, взяли пленных, должно быть кто-то из них ликвидировал… Начинает быстро перечеркивать её ответ женщина мракоборец, которую Поттер видела на собрании в Литтл Хэнглтоне перед тем, как они начали операцию в особняке. — Это я убила его! — вспыхивает дурмгстрангка, сказав это достаточно громко, чтобы перебить каждого мракоборца, что пытался снять с её шеи петлю, прикрывая активным боем, что не дал понять, кто на самом деле убил Гранта. — Шерри, — начинает Дамблдор, видя, что члены Министерства уже готовятся ко встрече с ними, — если… — Я убила его, сэр, — чётко произносит она, ощущая привкус крови на губах, желчи и яда, что вышел с его тела, когда она его сожгла. — Я! Не он, и не он, — указывая на мракоборцев, что стояли в ряду с Грюмом. — И не Аластор Грюм! Я! Я сожгла его лицо, а затем забрала жизнь, что привело к вспышке возмездия Корал Грант. Спросите меня ещё сотню раз, но ответ будет неизменным. Словно по зову, двери комнаты снова распахнулись, и вошел Антоний в окружении министров и других мракоборцев, его фигура уравновешена, его походка властна. Он излучал сияние могущественного колдуна, но Шерри почувствовал то же самое отвращение, за которым последовало непреодолимое ощущение, что что-то не так. Профессор взглянул на него, затем склонил голову, когда тёмный взгляд Антония скользнул по Шерри. Это ощущалось как открытое насилие, на глазах у всех. Насилие, что таким же взглядом убийцы пришлось по её друзьям, подметив тех, кто отсутствует. Короткая ухмылка, едва заметная сверкнула на его губах, от чего Джеймс ринулся вперёд, но был остановлен Грюмом. Подозрительно, но группа соратников Антония сопровождала его, очевидно не желая быть застигнутым врасплох каким бы замыслом Альбус не застал его врасплох. Предчувствие обвилось вокруг головы Поттер, как тронная корона, и распространилось по её профилю и шее, иглы и иголки протыкали его кожу. Под его кожей пробежала искра силы, волшебства, и она знала, что это значит — предчувствие… Его шаги стали громче, когда они остановились перед Дамблдором. Некоторые студенты собрались на пороге, в ожидании правосудия. После того как каждый представитель Министерства приветствует директора Хогвартса и мракоборцев во главе с Грюмом, Антоний делает самоуверенный и глупый шаг, настроенный на представление о своей открытости к каждому в школе, направившись к Дамблдору для… приветствия? После того, как каждый представитель Министерства приветствует директора Хогвартса и мракоборцев во главе с Грюмом, Антоний делает самоуверенный и глупый шаг, настроенный на представление о своей открытости к каждому в школе, направившись к Дамблдору для… приветствия? Шерри слышит как позади нее друзья разрываются от возмущения словами «он чертов псих», «серьёзно? После того, что сделал со студентами и осквернил пост директора Хогвартса?». Почти сразу мужчина почувствовал, что что-то не так, и повернулся на ногах, пытаясь подойти к Дамблдору, но между ними встала невидимая сила, и он почувствовал, что его останавливает подобная щиту поверхность. — Что это значит? — насмешливо нахмурился Антоний, его глаза округлились от гнева. Что это значит? Это значит, что гребанный ублюдок, убивший не одного студента, позволивший Пожирателям смерти чувствовать себя в Хогвартсе как в зоопарке, где маглороржденные «зверки» ставили жертвами насмешливых мучений над их природой, их кровью и происхождением. Этого достаточно? — Тебе больше не рады в Хогвартсе, Антоний, — заявил Альбус властным голосом и бросил на мужчину снисходительный взгляд. — С этого дня ни один из твоих помощников не сможет переступить эти границы. Пока я нахожусь под крышей этого замка, я буду следить за тем, чтобы твое зло не распространилось внутри. Ошарашенные взгляды министров бросались с угла в угол от категоричности решения директора, и Поттер на миг почувствовала как плащ горечи сползает с её плечей, достав шипы с кожи, откуда сразу потекла кровь. Стоя позади Антония, один из его мракоборцев попытался двинуться к мужчине средних лет, но Антоний оттащил его назад, удерживая от ужасной ошибки. Несомненно, Альбус представил себя победителем Геллерта Гриндевальда, и поэтому его репутация станет золотым щитом от немедленного вреда. Его сторонники, лжемракоборцы и лжеминистры стояли на своих местах, с тяжелой грудью и головокружением от долбанного предательства, а их тревоги превратились в затаившегося монстра, жаждущего мести. — Где-то, что ты должен отдать мне, Альбус? — выплюнул мужчина, положив одну руку на силовое поле, которое его удерживало. — Что ты с ней сделал? О чем это он? Рука Джеймса скользит в руку Шерри, она чувствует как его спина прижимается к её плечу, будто скала к солнцу. С другой стороны выросли фигуры Майкла и Сириуса, что бросали взгляды на Антония с очевидной яростью. Она не понимала, как и большинство присутствующих о чем говорит Дамблдор с Антонием, но что-то подсказывает Шерри, что кто-то из притворяющихся знает достаточно. Альбус склонил голову. — Она в безопасности; она спит, пока я не найду способ уничтожить любую силу, которую ты хочешь достичь, пока твоя судьба не исполнится и ты не потерпишь неудачу, — властно, без возможности противостоять, отвечает директор, игнорируя взгляды Грюма и студентов. С этими словами он развернулся на пятках, откуда-то взявшийся ветер подхватил его пальто, и он начал идти в конец Большого зала, где они встретились к мужчине, которого Шерри раньше не замечала. Шаги Дамблдора были тяжелыми, а его плечи оставались высокими, пока он не обращал внимания на яростные крики Антония. — Верни ее мне! — крикнул он, ударив кулаком по щиту, и подавил боль, раздирающую руку. — Отдайте ее! Похоже Альбус обманул его, и это единственная вещь, которую Шерри удалось понять из состоявшийся разговора. Мужчина снова ударил по щиту. И опять. И опять. Пока его костяшки пальцев не сломались, и кровь, которую он так лелеял, не запятнала барьер. Пока мракоборцам Министра Магии не пришлось оттащить его назад. И даже тогда он боролся с хваткой, нигилистической яростью, ослепляющей его зрение и портящей его душу. Внутри что-то безумное скрутило, отталкивающая потребность в гротеске, в пролитой сангине, и Антоний почувствовал, что взрывается от волнения. Он что-то хотел от Альбуса. — Ты заплатишь за это! Я позабочусь о том, чтобы убить тебя. Я поднимусь, Дамблдор, и ты будешь смотреть, как я заберу у тебя все, что тебе дорого, и ты будешь страдать. От моих рук ты потеряешь все. Запятнай ее имя и подпиши себе свидетельство о смерти, смею тебя, — крикнул Антоний отступающему Альбусу в спину. Затем решительным движением он достал палочку и взмахнул ею вперед, с кончика полетели искры разрушения. Щит выдержал атаку, и даже когда к нему присоединились мракоборцы, словно глупые псы, подняв палочки и пытаясь сбить его, он удержался. Тени вились вокруг него, поднимаясь, обнюхивая солнце, когда тьма поднималась над Хогвартсом. Теперь каждый, кто был на стороне ублюдка был связан мракоборцами, теперь, благодаря скрытым манипуляциям Дамблдора допрашивать Антония смысла не было. Он сказал те вещи, которые Министерство имеет желание раскопать уже когда тот будет гнить в стенах Азкабана. Потому что кажется у Дамблдора с мужчиной в конце Большого зала, наблюдающим за представлением и бросившим мракоборцам знак повязать их, был договор. Антоний язвительно усмехнулся. — Итак, подожди, Альбус Дамблдор. Потому что их кровь будет на твоих руках. Ты рассердил не того человека, и я обещаю тебе ничего, кроме агонии.***
Если бы ненависть и разрушение были жидкими и могли быть поглощены, то Шерри-Кэмерин Поттер с радостью выпила бы их, если бы это означало получение энергии, чтобы высвободить самый страшный гнев, подобный Армагеддону, подобный молнии, пронзающей небо и ударяющей прямо в дьявольское существование всего Министерства. Волан-де-Морта. Она парила, порхая в воздухе, как маленькая бабочка, украшенная не крыльями, а острыми как бритва лопастями. Глупо понадеявшись, что после выпровождения отсюда Антония и его нечисти, вуаль мрака медленно начнёт растворяться, их поразила новая вуаль — несправедливости, обвинения. — Корал Грант и Джошуа Гранта объявлены в международный розыск, — произносит одна из женщин в форме Визенгамота, и лица членов организации Магов золотого круга вытягиваются в недоумении. Глубоком, яростном недоумении. — Как только будет возможность, Корал Грант предстанет перед судом, мисс Поттер и тогда ваши сведения против мадам Грант будут озвучены. Шерри поднимается на ноги с длинной лавочки гриффиндорского стола в Большом зале и следом за ней дергается Джеймс. Они объявили их в розыск? Какой к черту розыск, если они сами сделали все так, чтобы большинство преступников сбежали! Они, Министерство, поощряло деяния Антония в стенах Хогвартса, позволяло Пожирателям смерти властвовать по всей Британии! Они не найдут их, сделают всё, чтобы их никто не нашёл. Лживые лицемерные мрази! — Ваш международный розыск бессмысленный также, как и вы, — выплюнула громко брюнетка и в зале поднялся гул, а вместе с ним и ребята, что ошеломленно следили за откровенно лживыми действиями представителей Министерства. — Простите, мисс Поттер? — визгнула та-же женщина, что была источником резкой реакции дурмгстрангки. Ее губы дрожали от оскорбления, будто плевок в лицо и Шерри остаётся наблюдать, как слюня скатывается по коже мерзкой суки. Сквозь туман неведомого будущего Шерри видела лица своих друзей, обвиняемых в деле защиты Хогвартса, своего дома, и она знала: их дух, противостоящий темным силам, был их главным грехом в глазах тех, кто жаждал власти и контроля. Они, воинствующие за свободу и справедливость, стояли на пороге тяжелого выбора — защитить истину и подвергнуться опасности или спрятаться во мраке, предательски оставив свои убежища. Шерри, окруженная мерцанием свечей и мраком, ощущала, как её душа сжимается в непроглядной душевной пустоте, несущей на себе бремя неведомого будущего, полного испытаний и разлук. — Они загоняют маленьких детей, женщин, мужчин, в угол и требуют, чтобы они стали членами их кланов, как если бы мы были в каком-то средневековом театральном спектакле, — медленно начинает брюнетка, шипя как змея, когда гул возмущения на наглое поведение поднимается. — И когда наступит темнота, они будут там, чтобы доказать, что не только демоны, но и люди могут быть ответственны за тяжкие грехи. Я не знаю, что меня больше беспокоит: то, что они с такой наглостью терроризируют людей и что они гордятся своим поведением, или то, что вам так нравиться покрывать это деяние. Маленькая девочка, что стала подопытной крысой Эрика и Корал Грант, под руководством Волан-де-Морта, стала ещё и жертвой сексуального насилия Пожирателя Смерти. Вы также поощряете насилие над детьми, а, министр, ответьте на вопрос, — громкий голос Шерри звучал как ожоги на коже, как сыпь, что раздражает все тело. Ее голосовые связки так напряглись от переизбытка эмоций и страха, потому что сейчас она играет с огнём мирового масштаба. Будь это представители настоящей демократии, а не лже, она бы не боялась так, но когда говоришь правду в лица тех, кто бояться её как огня, и тушат всякий раз, корда она воспламеняется. Ей страшно, честно страшно, но справедливость и свобода выше этого. — Лично мне было бы стыдно называть себя чистокровным волшебником, потому что из пожирающего их яда они высосали кровь многих других, смешивая ее со своей собственной до такой степени, что даже их алая жидкость не является чистой. И также стыдно было бы мне, стоя перед студентами и людьми, что стояли против монстра, которого вы кормили, а потом нагло врать им о справедливости, о правосудие! Когда она прикоснулась к правде, что давно взгревалась внутри ее души, что-то злобное схватило министров за ребра и яростно затрясло. Она, должно быть, сама это почувствовала, потому что то, что схватило их, потянулось и к ней, и у нее затрясся позвоночник. — Если желаете правосудия, мисс Поттер, мы встретимся с вами в суде Визенгамота для рассмотрения всех ваших правонарушений магического законодательства, — отчеканила женщина, едва не задыхаясь от того, что она сказала перед этим, хватая воздух ртом. Она видела как Майкл и Сириус хотели броситься к ним, она видела как рот последнего раскрывается для язвительного комментария. — Тогда вам придется встретиться со всеми нами, мисс. Надеюсь ваш невинный девственный суд выдержит клевету страшных студентов. — Удачи, — ухмыляется брюнетка, когда рот женщины искривился от слов Блэка, что вальяжно насмехался над ними, смутив ещё и коротким подмигиванием со своей соблазнительно яркой улыбкой. — Не забудьте прихватить личного адвоката, потому что вам придётся ответить на вопрос о том, почему Пожиратели Смерти находились в Хогвартсе. Почему сторонник Волан-де-Морта занял место директора, — она услышала громкие вздохи при упоминании запретного имени, как горят глаза министров, потому продолжает давить. — Почему выдвинутые ложные обвинения Аластэру Мэйнарду в убийстве Джошуа Гранта ещё не сняты. И почему ложные обвинения вообще позволительны месту Правды и Суда? — Достаточно! — кричит другой высокий мужчина, что опасно надвигается на Шерри, но возле неё уже вырастает фигура Джеймса. — Мисс Поттер, нам придется вас временно задержать. Шерри едва не отшатнулась назад, её дыхание было тяжелым, грудь колотилась, и все, что она видела, была кровь. Разрушение. Убийство. Резня. Её зрение окрасилось в багровый цвет, и вены отвратительной болезни окутали ее душу, тянув и разрывая ее, пока не разорвали ее на части. — Только попробуй! — встал перед другим мракоборцем Аластор Грюм, преграждая путь к девушке. — На каком это основании?! — схватила подругу за руку Сен-Пьер, вскинув подбородок и сверкнув серыми глазами на женщину, что также пыталась подобраться к ним. — Почему вы судите тех, кто противостоял тьме, что поселилась в Министерстве? — не унимается младшая Поттер. — Почему не судите себя за то, чему позволяли твориться в Британии руками Пожирателей смерти? Почему такие люди вообще сидят в Министерстве магии? Почему исчезновение более сорока чистокровных волшебников у вас не вызвали подозрения? — Я сказала достаточно! — Если вы не верите мне и любому из нас, давайте используем Сыворотку правды! И мы и вы! — в зале на секунду повисла тишина, Дамблдор с мужчиной наблюдали за всем этим издалека, когда голова Грюма едва не свернулась, когда девушка произнесла следующее. — Только тогда не бегите со страны, когда правда лавой выльется на всё Министерство и окажется, что вы врали всё это время. Потому что вас будут поджидать на каждом шагу! Будто с маниакальным смехом Шерри поднес клинок к их коже, глубоко порезав ее. Кровь капала на землю, и она закрыла глаза, строго напевая. — Когда правда окажется не на вашей стороне, мисс Поттер, что предлагаете нам делать? — когда обстановка в зале осталась напряжённой, но более спокойной темнокожая женщина с седыми волосами спросила. — Не притворяйтесь, вы хорошо умеете заметить следы, — огрызнулся Джеймс, дав понять, чья сторона была истинной. Она могла видеть это издалека — заинтересованность, отразившаяся на лице Дамблдора, понравилась ей. — Профессор, сюда ломятся миссис и мистер Поттер, они требуют увидеть детей, — послышался в натянутой тишине голос неизвестной им женщины, что показалась на секунду с Новой комнаты. Шерри не нужно разрешение, она разворачивается с победоносной улыбкой на лице, не глядя на океан предательства, что плескался внутри. — Спросите у Сильви Карбонно, что умерла от рук пособницы Волан-де-Морта. Она даст один чёткий ответ на все вопросы, что нужно сделать с Антонием и каждым, кто поддерживает эту сторону, — просто произнесла Шерри, слегка задев плечами тех министров и лжемракоборцев, что не давали ей с Джеймсом пройти. — Ну, или у оторванной ноги Райяна Форда, если откопаете её в углях аргумента того, что сделали Грант. Министры магии удерживали свои позиции, ветер сопротивления хлестал их сломанные тела, и они медленно начали отступать, выходя один за другим с Большого зала. Шерри-Кэмерин Поттер оставила свой отпечаток на их влияние, и теперь настала очередь дурмгстрангки рождать хаос из пустоты. Когда девушка шла на встречу к родителям она думала над тем, что на лице Волан-де-Морта застынет маска ереси и вероломных намерений, когда ему доложат обо всем, что здесь произошло. И Пожиратели Смерти знали, что в конце концов они вернутся. И если бы не они устроили резню, они бы передавали свою жажду мести из поколения в поколение, пока последний из их родословной не выполнил бы последнее задание. Личный, рожденный годами мучений и сшитый обманом. Но теперь Поттер не остановиться. Она знала, что через пару дней, сразу после похорон получит письмо из суда. Как и Джеймс за убийство Гримы Лоскутти. Она знала, что родители приедут в ярость и от Министерства не останется ничего, пока Поттер ведут борьбу. Единственное слово, что крутилась в её голове все это время… Месть.***
— Мисс Поттер, я бы хотел предложить вам выступить с речью на церемонии похорон, — перелавливает её Альбус Дамблдор, когда девушка шла по мокрой яркой траве, поправляя ворот, что вместе с удушливыми эмоциями раздражал ее, — студенты будут рады услышать что-то от того, кто их вдохновляет. — Единственная речь, которую я могу предложить — будет с детальным описанием того, как Пожиратели убивали, резали и насиловали людей всех возрастов и рас. Я буду настолько откровенна, что министры сами пожелают моей смерти. Так что, в ваших интересах не трогать меня сейчас. Маленькие глаза профессора не сходили с лица девушки, что щурилась даже при не ярком свете пасмурного неба. Деформированный глаз плохо реагировал на свет, из-за чего кожа вокруг казалась воспаленной. Его взгляд так цепко сканировал девушку, что казалось он читает строку за строкой её мыслей. — Вы изменились, Шерри… — Из-за того, что я не соответствую вашим ожиданиям? — стреляет она в ответ, ощущая как живот сворачивается в ощущение опасности и нервозности. Разговор с Шрамом и Юстейсией по поводу директора Хогвартса всплывал в голове и она не могла его игнорировать. — Нет, это потому, что вы начинаете сомневаться в моих мотивах, — отвечает он спокойным тоном, наблюдая за птицами в небе точно также, как делала это Шерри. Будто это поможет ему проследить траекторию её мыслей. «Нет, из-за того, что ты не такой, каким казался», — хотелось ей сказать, но Поттер вовремя прикусила язык, медленно развернувшись к директору и задумчиво глядя на него. — Интересно, кто из нас на самом деле защищает тех, кто нуждается в помощи? Единственный ответ на её вопрос были суженые голубые глаза из-под очков профессора Дамблдора. Первая ночь на корабле с момента, когда Мэйнард вернулся прошла для Шерри тяжело. Она не могла забыть те тёплые дни, когда Мэйнард дежурил крыло, где был Джош, потому что там всегда приносили незаконные вещи, пили алкоголь, курили и, если удавалось, приглашали студенток Хогвартса и Шармбатона. Не могла забыть как она с Райяном затопила каюту Калеба. Как они устраивали тусовки на палубе и в каюте Шерри с Фордами. Как возвращались туда после драк посреди ночи и наталкивались на Мэйнарда, что ждал их в гостиной, словив на горячем. Когда он садил их перед собой и они честно разговаривали обо всем. Как вместе с мародерами и француженками они продолжили праздновать Святочный бал здесь… Как сделала Сириусу татуировку и их последний разговор, когда корабль был полон Пожирателей смерти. Шерри ощущала, как каждая минута ночью на корабле тянулась, словно вечность. Возвращение Мэйнарда лишь добавило волнения, а не утолило его, потому что каждый раз, когда он обменивался с Майклом сообщениями о самочувствии Райяна, с которым тот остался, заставляло сердце уходить в пятки. Его присутствие, несмотря на его теплые слова, напоминало ей, что они оба пронесли через войну свою непередаваемую боль. Ей было сложно находиться здесь после того, как здесь находились Пожиратели. Даже после того, как наставник отчистил весь корабль от их крови, она чувствовала её на каждом шагу. В кровати, на полу, вещах, ступеньках, стенах, в воздухе… Закрывая глаза на секунду она сразу де открывала их с быстро бьющимся сердцем и желчью в горле. Потому что все те образы мучений, все, что происходило в Хогсмиде, на корабле и в особняке, прилипли к её векам и пробирались в разум словно вирус. Нападение на Фредегонду, убийство местных жителей, тайна Грант и озеро, борьба с Пожирателями на корабле, обещание Сириусу, тираний Эрика, его убийство, насилие Корал и встреча с Джошем… Они мучили её и не покидали. Холодное тело Сильви, оторванная нога Райяна, смерть Джексона, насилие над Джошем, издевательства над Майклом и Мэйнардом в особняке, первое убийство Джеймса… Появлялись каждый раз, когда она закрывала глаза. Палуба, обволакиваемая прохладным воздухом, становилась для нее своеобразным убежищем от собственных мыслей. Но даже там, в тишине, в неспокойной суматохе чувств, панические атаки настигали её, заставляя сердце бешено колотиться. Она сидела, обхватив колени, пытаясь отогнать страх, который словно теневые образы прошлого, всё еще терзал её сознание. Форд загнали её в каюту отдохнуть и выспаться перед церемонией, но она только пожалела об этом. Лучше сидеть в больничном крыле и слышать стоны и крики страданий, не спать всю ночь, но быть с Райяном и Майклом, знать, что она контролирует это. Каждый раз, когда Мэйнард приходил к ней на палубу, после обхода кают, это было как луч надежды в мраке. Они разделяли моменты, обсуждали бесконечные трудности, через которые прошли. Успели обговорить все, что происходило с ним в Министерстве и как ее родители помогли ему уйти и стать шпионом Грюма… О планировании их операцию по штурму особняка Грант… Все. Он тоже не мог заснуть. И эти разговоры были как оазис в безжалостной пустыне воспоминаний. Шерри чувствовала, что это не только их история, но и вечная связь между ними, прочная и несокрушимая даже перед лицом столь невообразимых испытаний. Когда второй рассвет в её новой жизни снова коснулся неба, она задумалась, что сегодня предстоит сделать. С тошнотой и едва теплыми руками она умывается холодной водой, расчесывает вымытые волосы, а перед глазами до сих пор вид того, как кровь стекала на кафель, когда она очищала тело от грязи. Как вырванные пучки волос стекает вместе с холодной водой… Сегодня похорон. А завтра в обед они отправятся назад в Дурмстранг. Родители хотели забрать её с Джеймсом сразу после церемонии, но Поттер не могла оставить Форд одних. Она вернется вместе с ними, встретится с мисс Форд и только после этого вернётся домой. А затем суд… В ее взгляде заметна была скованность и глубокая печаль, когда она в своей печальной облачности, словно покрове траура, собиралась на прощание со своей ушедшей подругой. Убитой Сильви Карбонно. Мантия кроваво-красного оттенка, покрытая шубами из клочковатого меха, создавала образ неуклонности, но сердце девушки тяжело подавалось под грузом горя. Ее облик, казалось, отражал внутреннюю борьбу между необходимостью собраться и тяготением горя, которое давило на нее, словно каменный вал. Серебряные кольца стягивали кожу вокруг пальцев, прикасаясь к костям, когда она шла молодой травой окрестностей после встречи с Шрамом и Юстейсией на заднем дворе Хогвартса. Она не ожидала встретиться с ними так быстро. И больнее всего было не видеть раздражающее вечно улыбающийся при виде Шерри лицо Джексона, что было готово к тому, чтобы её подколоть. Вместо этого тень его образа трауром упало на пустое лицо Юстейсии, что выглядела совсем… опустошенной. Несмотря на тяжесть своей утраты она готовила новую статью, что должна немного приглушить уверенность Министерства. Она хороший союзник, но злейший враг для них, и они это поняли. Но Шерри не ожидала, что разговор о её суде так быстро перетечет к Дамблдору. И то, что она услышала от Эгберта заставило погрузиться в себя в поиске моментов, когда он манипулировал ей в своих целях. Когда она следовала его желаниям… Это то, о чем им придется поговорить на первом собрании, после потери Джексона. Честно говоря, Поттер не ожидала, что они до сих пор считают её членом своей группировки, более того… Шрам хочет вырастить в ней идеального шпиона и бойца. Заменить Джексона, подумалось ей мимолетно, но это было не так. Ей никогда не заменить лучшего друга её отца, и она н когда не хотела это сделать. Но что больше всего потрясло её сознание, осталось запихнуто в щель между кроватью и стеной, под защитой чаров. Письмо, что было принесено на рассвете чёрной совой. И письмо это холодным следом повысило на её груди. Будто от покойника, мрачное, холодное и угрожающее, тянущее под землю. Она не могла выбросить его из головы. Потому что оно может положить начало её новой жизни.***
Ее планы казались абсурдными. Сразу спустя час после обеда в Большом зале Хогвартс начал наполняться людьми, что пришли на прощание с теми, кто стал жертвой этого несправедливого, жестокого террора. Шерри враждебно скользнула по толпе в поисках единственного человека, у которого всегда были ответы, того, кто построил себя из ничего. Но его не было нигде и Поттер боялась, что произошло что-то, чтобы заставило её снова почувствовать тошноту и желчь. Глаза Шерри встретились с глазами Сириуса, как магниты, всегда ищущие друг друга в море суматохи. Она заметила, что он следил за ней в течение всего обеда, взгляд его был полон внимания, как будто он только и ждал, что она тоже посмотрит на него. В его глазах было что-то такое, чего она не могла расшифровать, загадка собственного бедствия, хотя ведьма распознала, что она не совсем груба. Во всяком случае, это была эмоция, которую она никогда раньше по-настоящему не видела: смесь смятения и тоски, от которой волосы на ее руках встали дыбом. Рост Блэка по-прежнему был величественным, неподвижным, лагуны ада пропитывали ее тревоги, а его волосы были вылеплены из волн чернильной тьмы. Было что-то привлекательно злодейское в легком поднятии его губ. Даже несмотря на то, что его искренний взгляд заставлял ее сердце биться о грудную клетку, как будто оно вот-вот вырвется наружу и найдет утешение в его собственном животе, Блэк оставался аристократичной статуей. Большой зал был притихшим. Все надели парадные мантии, голода никто не испытывал. Похожее на трон кресло, что стояло в середине преподавательского стола, оставалось пустым. И Шерри знала, что это связано со встречей Дамблдора с родственниками убитых студентов. Зато в другом конце зала бесцеремонно стоял Гарольд Минчум — Министр Магии Британии. И мужчина, в чистой чёрной мантии и дорогом одеянии направился прямо к ней, пока девушка старалась не встречаться с обшаривавшими зал жёлтыми глазами министра — она испытывала неприятное чувство, что человек, поддерживающий всю хрень, что здесь происходила, заявился сюда так смело и нагло, высматривает именно её. Ее угрожающие глаза остановились на министре, и она повернула голову в сторону, чтобы внимательно его рассмотреть. Шерри не хотела встречаться с ним, когда ощущение смерти до сих пор сидело в легких, когда каждый отпечаток траура горел на её коже. Она была слишком подавленна, слишком загружена письмом и встречей с Шрамом и Юстейсией, чтобы иметь терпение вести себя так, как бы этого хотели другие. — Вам здесь не рады, — резво произносит она как только мистер Минчум остановился возле неё с важным видом, будто это не чёртова церемония похорон, а праздник. Ему здесь чертовски не рады. Это можно прочитать по диком взгляду Джеймса, что едва сдерживал себя, пока Ремус стоял возле него, успокаивающе втягивая в разговор. По холодному, пронизывающему взгляду Блэка, что следил за каждым его движением в сторону младшей Поттер. По братьям Форд, что яростно смотрели на пришедших министров. Лицемерие. Лицемерие. Лицемерие. — Я так понимаю профессор Дамблдор передал вам мое предложение произнести речь на церемонии похорон, — на наигранно хмурится он, поджимая губы, будто это его затронуло, но что затронуло саму дурмстрангку так это то, что Дамблдор и слова не сказал, что это было предложение министра… Во что они все играют? — Я так понимаю Гарольд Минчум не хочет выступить с честной речью перед семьями погибших с признанием своего сотрудничества с Волан-де-Мортом, — стреляет она в ответ, ощущая скопление яда на языке, её глаза устало и вражески смотрели на мужчину, серая кожа свидетельствовала о состоянии Поттер, а пальцы нервно перебрали кольца, — и признанием вины в смертях студентов, естественно. Ей плохо. Голова кружилась, зрение размывалось, а в голове стучали крики из Хогсмида, особняка и Хогвартса. Ей нужно быстрее уйти отсюда. В Большом зале раздался сердитый крик, и толпа расступилась, когда невысокая рыжеволосая женщина бросилась к хитрой фигуре одного из мракоборцев, намереваясь стереть с лица земли приводящую в ярость безразличность к тому, что произошло. Миссис Карбонно? Сен-Пьер в голубом пальто схватила женщину длинными руками вокруг плеч, оттянула её назад и удерживала на расстоянии от мракоборца, что стоял возле премьера. Министр молча смотрел на это, наблюдая как лицо дурмгстрангки поникло, а затем цокнул, небрежно пожав плечами. — В вашем возрасте нормально воспринимать все слишком драматично, — и речь шла не о миссис Карбонно, а о тех словах, что Шерри сказала ему до этого. — Сильви Карбонно слишком драматично притворяется мёртвой, пока её семья слишком драматично кричит от горя? — осанка девушки выровнялась как струна, а губы насмешливо искривились, вот только взгляд был совсем не дружелюбен и министр видел это, — а нога Райяна Форда была драматично отрезана Пожирателем смерти по вашему, министр? Он не мог не оценить её колкости лёгким дерганьем уголка губы, разгладив ладонями пиджак. — Не волнуйтесь, мой визит краток, — он выдавил что-то наподобие улыбки, кивнув дурмгстрангке и продолжив стоять рядом, из-за чего её раздраженный взгляд метнулся к нему в вопросе. — В ваших же интересах. — Я предлагаю сотрудничать мисс Поттер, — внезапно заявляет он, сменив свой тон на «дипломатический», но Поттер выглядела так, будто ей плюнули в лицо, — и возможно это повлияет на приговор вам и вашему брату в убийстве людей… Урод. — В убийстве ваших друзей Пожирателей, хотели сказать? — закусив щеки прорычала брюнетка, обводя взглядом колоны зала, чтобы не смотреть в уродское лицо министра, которое ей до боли в руках хотелось сломать. Вот какую цену он предлагает. Не беспокоясь, министр вяло моргнул. — Кэмерин, будет очевидно, что ты не оставишь всё как есть и твоя численность союзников будет недостаточной до достижения целей, — проговорил он монотонно, будто это звучит скучающе для него. — Я могу обеспечить тебе ресурсы, силу, людей и влияние, если ты выслушаешь мои предложения. Я звучу достаточно убедительно? Громко обернувшись к нему, Поттер проглотив ком слюни, что грозился полететь Гарольду Минчуму в лицо, широко улыбнулась. — Если не оставите меня в покое, министр, я с удовольствием зарежу вас и повешу тело на всеобщее обозрение на площе перед Министерством, — на одном дыхании произнесла она, затем сложив руки в замок улыбнулась ещё шире. — Я знаю, что вы видели, что произошло с Эриком Грантом. Я звучу достаточно убедительно? Ни один мускул на лице мужчины не дрогнул, но он замер будто статуя, не сводя с девушки мертвого взгляда, что сделала низкий поклон и вышла с Большого зала.***
Тело охватывает слабость, когда она выходит с зала и направляется к внутреннему дворику, надеясь на то, что переведет дыхание в одиночестве. Невидимые руки печали обвивают грудь, заставляя сердце биться гораздо быстрее, чем в полночь перед бурей. Слова министра в её травмированном разуме, что находился в аварийном состоянии, шепчет свои темные пророчества, и неумолимо уводит в бездонные пропасти бессмысленных мыслей. Рука обвилась вокруг ее талии, потянув ее в сторону другого коридора, что был коротким путем к двору. Сквозь собственный хаос она едва могла видеть профиль Сириуса Блэка, когда пыталась избежать паники. Оказавшись снаружи, моросящий дождь утешил ее обнаженную кожу, и они оба продвинулись вперед, пока не наткнулись на абсолютно пустой внутренний дворик, что походе стал их новым любимым местом для встреч, когда всё катится в пропасть. Сириус остановился, чтобы перевести дыхание, его тёмно-серые глаза наполнились опасением, и он вопросительно посмотрел на девушку. — Мерлин, я думал ты сожрешь Минчума, — успел он прохрипеть, прежде чем выпрямиться и глубоко вдохнуть, — могучему Министру магии было бы неприлично умереть по такой обыденной причине. Шерри полагала, что он прав, но не хотела присоединяться к его шутке, кружась от волнения. Министр был в чем-то прав: у Шерри пока не было чего-то серьезного. Даже в свои лучшие дни мракоборцы едва противостояли армии из сотен Пожирателей, особенно тогда, когда Антонию удалось взять под контроль половину Британии своими манипуляциями благодаря статусу в Министерстве. Она не считала своих друзей не способными противостоять им, но сейчас это совсем другое. Она собирается уйти с Дурмгстранга сразу после сдачи экзаменов, а не доучиваться ещё два года, как сделал это в свое время Майкл. Возможно останется работать с Эгбертом, развиваться и расти как боец, шпион с ним, а может быть пойдёт в Аврорат, чтобы изучить структуру изнутри и уничтожить… У неё мало времени для того, чтобы отомстить за всё и добиться справедливости для будущих поколений. Она не хочет, чтобы дети Джеймса разбирались с тем, с чем не удалось справиться им. Год? Пол года? Хрен его знает. А завтра она уезжает с Хогвартса навсегда… Завтра. Это казалось невообразимым — мысль о том, что все это закончится, опустошала ее, и огромная волна тревоги обрушилась на нее, утопив ведьму в собственном отчаянии. Она не знает как вернутся к жизни без мародеров и француженок. Она не знала, сможет ли оставить позади дни проведенные на корабле в Чёрном озере, Берлогу и всё это место, что открыло ей глаза на жизнь. На реальность, что накрывает их с каждым разом всё больше. Шерри сидела в тишине, ее дыхание звучало как тихий рокот в этой комнате, наполненной напряжением и неизбежностью. Сердце ее билось так громко, что казалось, будто оно хочет выбраться из груди и растерзать эту тяжесть, что лежала на ней. Она обещала Сириусу поговорить о них, когда все закончиться. Но Шерри обрела внутренний мир, который скрывала от Сириуса, страшась обмануть его, надеясь, что он останется за пределами тьмы, в которую она собиралась погрузиться. Но каждая мысль о нем пронзала ее, словно телепатия Грант, и она чувствовала, что ее решение разрывает на части — жертва своего собственного выбора ради его безопасности. Одиночество и отчаяние сплетались в ней, как узелки на веревке, и она понимала, что ее судьба неразрывно связана с этим решением. Было так паршиво на душе от того, что она не может просто закончить все так, как нужно было бы это сделать. Наконец пустить Блэка в свою личную жизнь… Она хотела сохранить ему надежду на светлое будущее, даже если ее собственное станет частью бесконечной тьмы. Потому что когда Шерри погрузиться туда, её не будет ожидать ничего кроме крови, боли, сражения, мучений и страха. Ей осталось не долго, она ощущала это, чувствовала как жизнь медленно вытекает из тела. Ее глаза сияли от слез, которые она не могла пролить — слезы отчаяния, любви и потери. Вдыхая медленно влажный воздух и опираясь на каменную перегородку перехода во внутренний двор, она чувствовала как все медленно рассыпается. Внутри Шерри гремела буря чувств, и она знала, что завтра утром она отправится в новую реальность, чтобы уничтожить ту тень, что угрожала им снова быть в такой ситуации. Война только начинается и этот старт был слишком травмирующим для всех. Она боялась собственных чувств, а теперь, когда есть возможность побороть этот страх и принять себя и их, боится сказать о том, что этого не произойдёт. Когда тёплая ладонь Сириуса ложиться на её щеку и медленно разворачивает к себе, девушка не желает слышать как сильно бьётся в панике её сердце и как разбивается всё внутри от того, как он на неё смотрит. С сигаретой между пальцами и хитрой ухмылкой, когда на белоснежную кожу попадают маленькие капли весеннего дождя. — Весь день не мог выбросить из головы как ты натянула вчера пол Министерства, — говорит он прямо и слова его звучат так светло на фоне пасмурного неба и цокота капель по бетону. Шерри замерла в его руках, не в силах отвести взгляд от красивой ухмылки и светлых глаз, что искрились при виде ее. — Не видел ничего более возбуждающего, чем тебя в такие моменты, — подмигивает Блэк, сделав затяжку сразу после последнего слова, прищурив взор на девушке. Он буквально ничего не мог с собой поделать глядя на такую Шерри. Ему хотелось, чтобы она была его, такой, как она есть. Шерри поцеловала бы его прямо сейчас и осознание этого желания стучало в голове противным звоном предупреждения. Несмотря на свою наглость и бесцеремонность, Блэк хорошо читал людей и разбирался в их эмоциях слишком хорошо. Горечь собиралась под языком от понимания того, что дурмстрангка отталкивает их разговор и теперь он не знает начинать ли его. Разве есть в это смысл? Новая затяжка и он думает, что Шерри боится и ограждается от тех, кому может причинить боль своих выбором. Потому что Сириус понимал, что Поттер не бросит то, что произошло так просто. Она хочет справедливости. И Шерри не могла позволить своему последнему жесту стать проклятием для его будущего. Но, кажется, Сириуса это не заботило сейчас. Он без предупреждения перемещает руку на затылок дурмгстрангки и наклоняется к ней. Их губы соединились в мгновение, наполняя пространство эмоциями, которые накопились долгие дни скрытых страстей. Ощущение на губах сигаретного запаха вишнёвого ликёра, что когда-то был сдержанный ментолом, взорвали её мозг снова. Началось это нежно, словно первые капли дождя после знойного дня, но затем их поцелуй превратился в вихрь отчаяния и горечи сдерживаемых и не озвученных чувств, как будто их сердца горели в огне конфликтующих желаний и неотвратимой разлуки. Их руки обвили друг друга с тревогой, корда Блэк выбросил окурок, а онемение Поттер растаяло в теле при соприкосновении их губ, будто пытаясь удержать ускользающий песок времени, но чувства и страсти, затаившиеся, вырвались наружу, тая в этом поцелуе. Сириус не сдерживался, когда вкладывал в её уста страсть, невероятно опьяняющею, и горечь того, что неизбежно. Будто в последний раз. Девушка, взглянув на парня, выразила смесь разочарования и возможно даже обиды. Ее глаза искали что-то в его выражении лица, словно ожидая хоть какой-то знак понимания или сожаления. Она отпустила его руку с невероятным страхом, словно отталкивая не только его, но и всю себя. Оставлять Сириуса было больнее терроризирующих действий Эрика. Ее выражение стало более суровым, чем она ожидала. Подобное прощание было для Шерри каким-то неприятным ударом реальности, и она, как бы при этом не хотела, выразила это своим взглядом на парня. В этот момент было больше грубости и разочарования, чем воспоминаний о страсти и чувствах, которые их когда-то связывали. Поттер опустила руки на каменную перегородку перед собой и увидела, как они дрожат, как никогда прежде. Ее грудь сжалась, и все, казалось, исказилось. Это было безнадежно. Она едва могла совместить в своей голове события. Только вчера утром она вырвалась от Грант, сегодня идёт на похороны друзей, а завтра отправляется в Дурмстранг. После чего её ждёт поездка домой и трахающий во все щели суд. И это письмо… она не знала как поступить. Она запуталась чертовски сильно, чтобы трезво мыслить. — Шерри, — обеспокоенный голос Сириуса прозвучал приглушенно, и ее уши едва уловили его сквозь звон. Она почувствовала, как его руки схватили ее за плечи, и только они не позволили ведьме упасть на землю. Глаза у нее слезились, дыхание остановилось, и Шерри почувствовала внезапный позыв, которого не ощущала уже несколько месяцев. То, что она не могла сделать этой ночью, когда нужно было выпустить эмоции. Потребность плакать была почти невыносимой, но она справилась с этим и взглянула расфокусированными глазами на гриффиндорца. — Этот ублюдок даже не дернулся, когда мама Сильви билась в истерики, — прошептала она с полу плачущим смешком, остервенело вытерев слезы с щек и это движение было почти комичным, но Блэк покачал головой, опустив вниз свои брови от чего взгляд заострился. — Своим змеиным ртом в это время выдавил мне жалкое предложение сотрудничать. — Шерри, послушай меня, — прохладные руки гриффиндорца снова легли на её щеки, вынудив посмотреть ему в глаза. — Минчум именно этого и хочет, он так играет. Дергает за ниточки Антония, мракоборцев, Визенгамот, впуская в игру сторону Темного Лорда. Он хочет тебя вывести из себя, залезть тебе в голову, и ты ему позволяешь. — Но я боюсь, — прохрипела ведьма с предательской улыбкой, ее голос надломился, и наконец на ее глазах выступили следы отчаяния, когда она посмотрела на парня. На мгновение взгляд на него принес ей успокоение, поскольку она вспомнила, как много раз они тусовались вместе и пережили столько миссий их организации, переводя даже самые страшные моменты в веселье. — Почему мне не должно быть страшно? Почему мне всегда нужно быть сильной? Мне тоже страшно, я тоже человек. Все забывают и ждут, что я сдержу себя в руках, но я тоже не хочу умирать. Я тоже хочу бежать, но не могу. Когда слова вырывались из ее рта, ей хотелось схватить их и втолкнуть обратно. Шерри научилась ненавидеть самовыражение в такие моменты; она спрятала все в себе, пытаясь позволить другим горевать, позволить им причинять боль, позволить им ныть и жаловаться, пока она идет сражаться за то, что затронуло их границы. Потому что, если она сломается, они тоже. Люди смотрели на Шерри-Кэмерин, они видели в ней символ того, за что боролись, и это заставляло ее чувствовать давление. Сириус посмотрел на нее взглядом, который она ненавидела — с жалостью. Кажется он открыл в своих мыслях новую главу для размышлений, когда сюжет достигает пика эмоций. — Мне очень жаль за все, через что тебе пришлось пройти, — говорит он мягко, проводя ладонью по волосам Шерри, останавливаясь на щеке. Те мелкие рубцы от осколков магического артефакта были ювелирно залечены целителями из Мунго. Но дурмгстрангка не хотела этого слышать; она хотела, чтобы люди перестали сожалеть и вместо этого поддержали ее. Ее спина скользнула вдоль колоны, чувствуя себя разбитой. — Я не могу встретиться с министром снова, не могу зайти туда, где принимались все эти проклятые решения, будто мы свиньи идущие на убой, — призналась она, вытирая лицо, когда мимо проходили несколько студентов, бросая на нее встревоженные взгляды. — Я розъебу всё Министерство к чёртовой матери, если услышу что-то из разряда «мы здесь не причём», превращу его в братскую могилу за секунду. Блэк покачал головой с крохотной ухмылкой, снова встретившись с пламенем в её глазах и резких движениях, в руках, что сжимались и темном взгляде. — Они и так все напуганы сопротивлением, свирепая, — произносит он с дразнящей улыбкой, приблизившись к лицу девушке в этой же манере. — Возьму с собой братьев Форд и Лунатика с Хвостом, возможно пол Хогвартса, только скажу и я все сделаю. Не могу упустить момент, когда ты снова нагнешь привилегированных ублюдков. Она медленно улыбается в сантиметрах от его лица и глубоко выдыхает, позволяя Сириусу укутать в своих объятиях.***
Аромат шалфея, казалось, прилип к горлу Шерри, когда она стояла перед гробами, а в ушах ее тряслись звуки бесконечных причитаний. На берегу Чёрного озера, под пеленой апрельского дождя, расстилалась сцена глубокой скорби. Почтенные фигуры из мира волшебства собрались, их плащи утонули в мокрой сырости, окутывая их тела словно мертвенные оббивки. Взгляды были направлены к гробам со студентами и жителями Хогсмида, что погибли, словно в поисках ответов на невыразимую утрату. Шерри не могла отвести взгляда с самого дальнего идеально чёрного гроба Джексона, недалеко от которого стояли Шрам с Юстейсией и Кеннетом, а возле них Флимонт и Юфимия Поттер, обеспеченных и опустошенны утратой друга семьи. Шерри казалось, что с каждым рваным вздохом её матери и опущенными глазами отца, количество крови в её рту увеличивалось, а энергия темной магии искрилась в глазах. Она была на грани срыва. На фоне серой пелены неба, возникли яркие огни факелов, чье пламя дрожало от ветра, словно пытаясь согреть горе студентов и профессоров. Капли дождя лениво сбегали по усталым лицам, создавая видимость слёз, но скрытых за этой вуалью влаги были глубокие, невыразимые чувства тоски и потери. Ритуал начался. Тихие голоса молились за ушедших, за их души, которые теперь свободны от оков земли. Слова древних заклинаний переплетались с запахом влажной земли и озера, словно зовя вновь пришедших к этому месту. Мелодичные ноты музыки, исполненной на древних инструментах, плыли в воздухе, их звуки сливались с плачем небес. По телу прошёл холод, будто волна, что пошла по присутствующих от исчезающих в небе душ погибших в бою с Пожирателями смерти. Эмоции, словно невидимые призраки, заполняли пространство: грусть, которая легла тяжёлым покрывалом на сердца всех присутствующих, и неверие, словно недоверчивый шепот ветра, окутывавший собравшихся. Рядом с Шерри в первом ряду стояли Майкл с Райяном, с одинаково прозрачными лицами. Поттер держала младшего Форда за руку, пока другая его рука была занята временным костылём, потому что родители Шерри помогут финансово обеспечить парню хороший протез. Троем они стояли во главе с Аластэром Мэйнардом, в одинаковых мантиях из плотной, почти металлически блестящей ткани, оттенок которой склонялся к тёмно-красному, словно отражение факелов в глади Чёрного озера. Золотые вышивки, изображавшие руны и древние символы магии, украшали область вокруг воротника и низ мантии, подчёркивая древние традиции института. У них были длинные кожаные сапоги, плотные черные брюки и белая рубашка со сверкающими медными пуговицами завершали их униформу. Идеально алое пятно среди чёрных мантии в первом ряду, потому что остальные дурмгстрангцы, что не были близки к погибшим остались в последних рядах, с ровными осанками гордо держа посохи. По завершению церемонии они должны были вызвать пламя над гробами, тем самым символично запечатав души и попрощавшись с ними через пламя. Ведь огонь — символ перерождения. Мародеры стояли рядом с ними со стороны Майкла, что завершал дурмгстрангскую цепочку в первом ряду. Их чёрные мантии с яркими эмблемами Гриффиндора на груди, отражали верность и преданность — главные качества вступивших на факультет. Их сочетание на фоне дождя гармонично и величественно олицетворяли дух своей школы и факультета. Рядом с младшей Поттер Орели Сен-Пьер прижимала к лицу голубой носовой платок, а ее рука сжимала руку дурмгстрангки, как будто сам жест придавал ей устойчивость. Каштановые волосы были зачесаны назад, обнажая тонкую шею и залиты краснотой серые глаза. Возле неё расположилась Агата, ровно держа спину и не опуская подбородка, будто воин, провожающий другого воина в последнюю путь. Она держалась стойко, несмотря на влагу в уголках глаз и намертво стиснутых губ. Шерри смотрела вперед пустыми глазами, сосредоточив взгляд на огнях, что отображались на деревянной поверхности гроба Сильви и висевшее над ним цветочное украшение, что оставили француженки. До язвы раздражающих аромат нарцисса стал терпким спустя десять минут их пребывания на церемонии и теперь щипал Шерри глаза паршивым ощущением. Сильви, Джексон… Джош. Она опасалась того, как по завершению этой части похорон, наступит самая сложная часть, потому что именно тогда насилие по поводу их смерти сменится чистым горем, и они станут воспоминанием и ничем более. Священник закончил читать свою священную книгу и предложил директору Хогвартса сказать несколько слов. Мужчина оглядел заполненное пространство возле озера, его обычная серебряная мантия была заменена затемненной, и его лицо исказилось от отчаяния. И все же Дамблдор был хорошим профессором, хорошим человеком. Поттер чувствовала печаль в его глазах, вину за то, что он не смог лучше защитить своих учеников. Он действительно винил себя за это. Но нельзя игнорировать тот факт, что его манипуляции скрыты под глубоким фундаментом школы, и он как никто имел больше причастия к тому, что происходило в стенах школы и за пределами. Он знал намного больше, чем казалось тому самому Грюму. Дамблдор был самым скрытым и расчетливым человеком, которого она знала. Он по-настоящему заботился о Хогвартсе. — Я хочу выразить соболезнования каждому ученику, потерявшему друга, сестру или любимого человека, — начал директор той же самой громкой речью, какой приветствовал дурмгстрангцев и шармбатонцев в первый день в Хогвартсе. Теперь его речь несла другой смысл, а его интонация была интонацией неудачи. — Когда я впервые получил должность директора, я думал, что смогу хорошо послужить ученикам, учителям и родителям. Носить мое звание было честью, и видеть такую радость каждый год, когда ученики начинали свое волшебное путешествие, было наградой. … Тем не менее в последние несколько лет такого не было. Тьма опустилась на наш замок, и я боюсь, что она уже забрала у нас слишком много, — его голос был напряженным, и он выглядел так, как будто едва мог дышать. — Из-за этого, а также потому, что мы знаем об угрозах Пожирателей смерти, я организую экипажи для всех студентов, которые хотят немедленно эвакуироваться. Для тех из вас, у кого нет безопасного места, куда можно отправиться из-за продолжающейся войны: мы будем предлагать убежище в укромных местах, как и должны были сделать с самого начала. Завтра после обеда дурмгстрангский корабль и кареты Шармбатон отправятся домой под бдительным присмотром мракоборцев… Шепоты начали распространяться безудержно, и воздух гудел от безумия, когда речь директора превратилась в предупреждение о войне. Шерри оглянулась, сжав кулаки при виде опасающихся лиц министров, и обида расцвела при проявлении чужой трусости. — Дорогие друзья, сегодня мы стоим перед утратой, которая непоправима. Мы собрались здесь, чтобы почтить память тех, кто был лишен возможности продолжить свой путь. Их уход напоминает нам, что тьма бьётся с нами каждый день. Но именно в эти моменты мы должны еще сильнее объединиться, показать свою силу и решимость в борьбе за светлое будущее, — произносит он громче и звук его голоса бьёт по ушам, будто стучится в двери разума тех, кто не осознает реальности. — Помним их, не забываем их жертву и продолжаем их дело, ведь вместе мы сила, которая способна преодолеть любую тьму! Как только на всю территорию Хогвартса полились имена убитый студентов, жителей Хогсмида, мракоборцев… она почувствовала как шум дождя увеличился, с каждым разом сбрасывая на лицо капли грубее и больше. Огни, излучаемые посохами, разбили тёмное небо, осыпаясь мерцающими осколками света, словно звёздный дождь в ночи. Рёв рога пронзил тишину, заставив сердца замирать на мгновение. Этот звук, грозный и величественный, словно призывал к созерцанию чего-то более грандиозного, что-то, находящееся за пределами видимого мира. Последние вспышки света обрамили силуэты стоящих, а затем исчезли, словно возвращая их в обыденную серую реальность ужаса. Поднялся шум громкого плача и криков, когда гроб первого студента был поднят мракоборцами для похоронной ходы. Крик. Душераздирающий крик сотряс воду Чёрного озера. Орели громко вдохнула и сжала руку Шерри, а с другой стороны она ощущала грубую кожу руки её Райяна. Ладонь Сен-Пьер была дрожащей и холодной на её теплой коже. Почему они не могли остаться детьми? Дети, чьи мечты намного больше, чем может постичь их маленький разум. Когда они были молоды, когда они были глупы и когда любовь, которую они испытывали друг к другу, не стоила им дорого. Дело не дошло до того, чтобы обнимать друг друга, зная, что это будет в последний раз. Шерри бы хотелось что-нибудь сделать. Она хочет рискнуть и убить Волан-де-Морта, даже если бы это стоило ей жизни. Шерри считала, что её жизнь может быть хорошей ценою за то, что они борются. Ничего по сравнению с тем, что заслужили Джеймс и Лили. Ничего подобного тому, чего хотели Орели и Джошуа. Ничего общего с тем, что представляли Райян и Марлин. Ничего по сравнению с тем, на что заслуживает Сириус… Она была причиной того, что люди Волан-де-Морта сделали с Райяном. С Сильви и Джексоном! Она была причиной того, что пережил Джош. Ее милый Джошуа. Если бы она ставила интересы других на первое место, они бы сегодня стояли с ней. Живые. Почему она все еще остаётся в этом мире, Шерри не могла понять. Почему не она? Почему она не умерла, если это означало, что Волан-де-Морт может умереть с ней… Было столько моментов, когда ей буквально остался последний вдох, но она оставалась живой. Почему? Почему она до сих пор не умерла, после всего, что произошло с ней физически и морально? Для чего всё это делается? Эти мысли повисли в воздухе вместе с каплями, что падали на её теплую кожу и Шерри приняла решение. В момент, когда гроб за гробом поднимается, а люди плачут, когда дождь не перестаёт стирать их горе, похоронив слезы в земле, на которую проливалась кровь. В момент, когда её друзья смотрят в след уходящей души их подруги. В момент, когда кожей её приходится импульс.Дорогая Ш-К П. Мои поступки не всегда были верными, но я обнаружил ключ к победе над тем, кто проклял нашу жизнь. Однажды я дал тебе подсказку и вопреки сомнениям в моей преданности к тебе, ты поверила мне. Ответ отправь на обратной стороне этого письма той же совой. С надеждой, Р.А.Б
Однако проблема заключалась в том, что когда монета была подброшена и одна ее сторона наконец оказалась перед светом, другая погрузилась в вечную тьму.