Damned ones

песню ветра не прикрыть плащом, не изгнать проклятием крови. эта песнь приходит на Йоль и гуляет меж надгробий. эта песнь лишь в самую длинную ночь насмешливо звучит, а после годами отдается в надтреснутом черепке. эта песнь всегда о том, что рожденный на пепелище битв вовек не забудет арию бомбардировщика, уходящего в пике. спи, сынок, засыпай под колыбельную вьюги, ступай без колебаний за чужие пороги, иди по шлейфу ландышей майских и найдёшь ты лунную тропу, что приведёт тебя во мглу. как и того, кто слеп. как и того, кто глуп. взгляни же, сын мой, на брата своего, на пустые его глазницы. его руками клинок мглистый в сердце твое вонзится, и убьёт. а теперь на того взгляни, кто в тени своей брагу холодную пьёт. испить бы лучше яда свежего тому, кто весь воздух смешал с обманом. дядюшка Лофт, хоть ты землю взбаламуть, да не спастись тебе от сонного тумана. пой же, птенчик мой бескрылый, вочеловеченный декабрь. грудь моя тридцать черных всадников вскормила, муж мой крылья им из льда и пламени сковал. я богам облака спряла из серебряной нити, огнем и золотом расшила каждому китель. пусть же покается тот, кто за смерть детей моих в ответе! поверь, наивный Лофт, мне есть, чем тебе ответить. просыпайся, мой сын, ночь на исходе, скоро настанет время восхода, и взрастет из земли омела и ландыш, и дикий гон помчится вослед. сын мой, главное - вернись ко мне, когда зелень пробьётся сквозь гладь лазурных глаз. вернись ко мне, когда первенец мой веру свою за тридцать и один серебряник продаст. кастаньетами отыграй рапсодию, водрузи слова и страхи мои на вертел. Браги, заводи уже мелодию, и да начнётся Макабр - пляска смерти.