***
Но к Павлику никто так и не пришел. Ни в эту ночь, ни в следующую. Прошло две недели. Ленка с Дашкой вернулись со своего юга, жизнь вошла в свою прежнюю колею, и Павлик начал понемногу успокаиваться. Может быть, те, кто встретили мальчика в приемном покое, просто не придали значения тому, во что он одет? Бросили плащ в кучу барахла и забыли о нем? В конце концов, мальчишка был в таком состоянии, что забот у них было более, чем достаточно и без того, чтобы шарить по карманам какого-то плаща… Так он успокаивал себя, понимая, как глупо звучат все его аргументы. Но факт оставался фактом: никто за ним, Павликом, не пришел и не отволок его в кутузку. Может быть, Ангел рассказал им какую-то байку, сделавшую это ненужным? Может быть, они установили личность убитого насильника и просто удовлетворились этим? Острота переживаний от приключения понемногу притуплялась. Павлик вставал по утрам, кормил завтраком щебечущую Дашку, отвозил ее в школу. На работе привычно выполнял свою функцию с девяти до пяти и возвращался домой, где ждала Ленка с ужином. Миха ему не звонил, а если бы и позвонил, Павлик, вероятно, просто не стал бы брать трубку. Вечером в постели, Ленка пыталась завести разговор, трогала его своими холодныи ладонями, намекая на близость, но Павлик, внутренне содрогаясь от одной только мысли, отворачивался на бок и сонно бормотал что-то о том, что завтра важное совещание рано утром. Она быстро отставала: видимо, и самой не особенно хотелось, просто «для галочки» старалась — так он себе объяснял. Когда Ленка засыпала, он осторожно поднимался с кровати, стараясь не скрипнуть матрасом, и на ощупь брел в туалет. Там, заперев дверь, он садился на унитаз и медленно, с наслаждением дрочил, закрыв глаза у вызвав в воображении милую мордашку Люка, ощущая его подрагивающие плечики на своей груди, чувствуя животом прикосновение его холодного тонкого пениса, медленно набухающего, как маленькая бледная колбаска над гладким аккуратным мешочком с яичками. Кончив, он сидел несколько минут, расслабившись, и по его щекам катились крупные горячие слезы. Отдышавшись, он начинал снова. И еще раз. Без этого он больше не мог заснуть. И вообще ничего не мог. Эти ночные «свидания с Ангелом», как он называл их про себя, стали самым главным в его в жизни. Все остальное, что он делал — дочь, работа, жена, домашние дела — все это было только фоном, скучной, ненужной рутиной, через которую приходилось проходить изо дня в день ради того, чтобы, наконец, наступила ночь, когда все оставят его в покое. Он стал совсем мало спать, осунулся и похудел. Ленка выражала беспокойство, но тоже не особенно настойчиво. Ему не составляло труда объяснить ей, что на работе много дел, и вообще неприятности. Неприятности не заставили себя ждать: он стал рассеянным и невнимательным. Забывал о совещаниях и делах, которые обещал сделать. Несколько раз заснул за столом. Начальник был недоволен его работой и недвусмысленно давал ему это понять. Павлик кивал, обещал исправиться, но поделать с собой ничего не мог. Дашка иногда отвлекала его, выводя из обычного для него теперь отрешенного ступора, приставала со своими детскими вопросами, просила объяснить что-то из школы. Павлик объяснял, старательно и многословно, будто старался растянуть эти минуты «нормальности». Иногда Дашка вытаскивала его в кино. Ленка не ходила с ними, но так, вдвоем с дочкой, ему нравилось даже больше: отец и дочь проводят время вместе. В кино Павлик, обычно засыпал еще до окончания рекламы, а просыпался когда начинались финальные титры. Все это время ему снился Ангел, лежащий спиной на журнальном столике перед камерой, с задранными кверху тонкими белыми ногами, которые он разводил в стороны, раскрывая нежно-розовое колечко между ягодиц. Павлик тянулся пальцем к анусу мальчика и нежно оглаживал его подушечкой, от чего Ангел, сладко стонал, вздрагивая от наслаждения. Павлик медленно надавливал пальцем, ласково раздвигая розовые мышцы, просовывал его внутрь, в приятное тесное тепло нежного тела. Когда он просыпался, в трусах было противно влажно. Он то и дело незаметно щупал рукой в паху, проверить, не протекло ли сквозь штаны. Он боялся, не стонал ли он во сне, ему казалось, что от него пахнет, что Дашка все поняла, но она никогда ничего такого не говорила и не вела себя подозрительно, только посмеивалась, что папа опять весь фильм проспал.***
В дверь постучали около семи утра, когда Павлик и Дашка собирались выходить в школу. Он замер, услышав стук, и, с таким чувством, будто летит вниз в оборвавшемся лифте, немедленно осознал, кто стоит там за дверью и что ему нужно. На ватных, подгибающихся ногах он подошел к двери и, глубоко вздохнув, раскрыл ее. За порогом стоял невысокий полный мужичок в плохо подогнанном костюме и нечищеных туфлях. На носу у него сидели очки в толстой оправе, которые он то и дело поправлял пальцем. За его спиной маячили двое плечистых копов в униформе. — Мистер Тсаритсын? — спросил мужичок, старательно выговаривая непривычное для англофона сочетание букв. Павлик кивнул. — Специальный агент Дункан, — представился посетитель и помахал перед Павликом документом. — У меня есть к вам несколько вопросов в связи с одним делом, которое мы расследуем. Не могли бы вы проехать с нами в полицейский участок для разговора? Павлик глубоко вздохнул и выдавил пресекающимся голосом: — Эээ… да… конечно. Позвольте мне только… попрощаться с женой. Специальный агент удивленно приподнял бровь. — «Попрощаться»? Мистер Тсаритсын, я просто приглашаю вас для разговора… — Да-да! — поспешно согласился Павлик. — Конечно. Для разговора, я понимаю. Я имел в виду… Жене скажу отвезти дочку в школу. — О, разумеется! — заулыбался мужичок. — Прошу вас, не торопитесь! Мы подождем внизу, в машине. Выходите, когда закончите ваши дела. Он махнул рукой копам, и все трое гуськом направились к лестнице.***
— Значит, вы шли по парку у реки, когда на вас напал грабитель, так? — специальный агент смотрел на Павлика тусклым взглядов из-под очков и что-то рисовал на лежащем перед ним листке бумаги. — Так, — тусклым голосом подтвердил сидящий напротив него за металлическим столом Павлик, глядя в красный глазок камеры, над головой агента. — Ага, — кивнул Дункан. — Понимаю. Он подошел к вам и сразу потребовал снять плащ? — Я точно не помню, — пожал плечами Павлик. — Он что-то говорил насчет кошелька, телефона… Я испугался. — Понимаю, — снова согласился агент. — Он был вооружен? — У него был «Глок-17». Дункан приподнял голову и посмотрел на Павлика с интересом. — Вы разбираетесь в оружии? — Немного, — признался Павлик, ругая самого себя последними словами за неосмотрительность. Никогда — никогда! — не выдавай больше информации, чем у тебя спрашивают, идиот! — В основном, по кино. — Ага, понятно. — Дункан что-то чиркнул на своем листке. — В котором часу примерно это произошло? — Не помню, — признался Павлик. — Около семи, кажется? Специальный агент еще что-то добавил к своим записям. — А дальше? — В каком смысле, извините? — Ну, дальше что было? Он подошел к вам и потребовал отдать кошелек, а вы что сделали? Павлик пожал плечами. — Ну я отдал ему, что он хотел. Разве я похож на героя? — Я имею в виду, что он требовал кошелек, — объяснил Дункан, — а вы, похоже, отдали ему плащ. Почему? Павлик вздохнул: — Он хотел, деньги, телефон, вообще все ценное. Я отдал ему плащ, чтобы он не думал, что я что-то пытаюсь скрыть. — Продолжайте, — попросил Дункан, не поднимая головы. — А нечего продолжать! — Павлик начал горячиться. — Отдал ему плащ, он ушел, я вернулся к машине, и… — А ключ? — Что… «ключ»? — похолодев, Павлик притворился, что не понял вопроса, чтобы выиграть время. — Ну ключ от машины. Он разве не в плаще был? — Клю-ю-юч… — протянул Павлик, лихорадочно соображая. — Ключ. Ключ я ношу на поясе обычно, он пристегнут там, так удобнее, не забудешь нигде. — Покажите? — попросил Дункан. — Я… сегодня в других брюках. Агент хмыкнул: — Выходит, все равно можно забыть. — Послушайте, — Павлик решил перейти в наступление. — Я ничего не забыл, я сегодня без машины. И вообще, я не понимаю, что это за допрос. Я полагал, что я здесь потерпевший, а теперь у меня такое впечатление, что меня в чем-то подозревают. Почему вы меня все время подловить пытаетесь? — Да вы не переживайте, — Дункан успокаивающе поднял раскрытые ладони. — Мне просто нужно выяснить некоторые детали, вот и все. Почему вы не заявили в полицию об этом происшествии? — Потому что я не думал, что полиция кинется искать мой плащ, не такая уж важная это пропажа, — объяснил Павлик. И добавил саркастически: — Хотя, если даже ФБР заинтересовалось… Дункан пропустил сарказм мимо ушей. Он собрал со стола разбросанные на нем бумажки и, аккуратно уложив их в папочку, взял ее под мышку и поднялся с места. — Благодарю вас за разговор, мистер Тсаритсын. Прошу вас, подождите еще буквально несколько минут, я доложу начальству о нашем разговоре, и полагаю, вы сможете отправиться домой. — Я под арестом? — холодно спросил Павлик. — Ну что вы, что вы! — горячо запротестовал Дункан. — Мы просто поговорили, вот и все. — В таком случае, я хотел бы отправиться домой прямо сейчас. — Конечно, конечно! — согласился Дункан, закрывая за собой дверь. — Я только доложу начальству, и сразу же…***
— Я буду с вами откровенен, мистер Тсаритсын, — пообещал вошедший в комнату новый собеседник Павлика, представившийся помощником окружного прокурора Дэном Бикфордом. Он был молодым, лет, может быть тридцати пяти, человеком с короткой «армейской» стрижкой, высоким — футов шесть с половиной — и ширококостным, с приницательными серыми глазами на вытянутом скуластом лице. — Я буду с вами откровенен, — пообещал он, усаживаясь за стол напротив Павлика. — Нам нужна ваша помощь. Павлик молча смотрел на прокурора, раздумывая, следует ли ему повторить свое требование немедленно отправиться домой прямо сейчас или дать ему возможность закончить свою речь. — Мы готовы закрыть глаза на некоторые мелкие прегрешения… И даже на крупные. В обмен на информацию, — доверительно сообщил Бикфорд. — Вы понимаете меня? — Нет, — признался Павлик. — Не понимаю, о каких прегрешениях вы говорите. Прокурор помолчал, видимо, подбирая подходящую формулировку. — Некоторые люди, — начал он медленно, — бывает, заходят в интернет за… не совсем легальными вещами. Там много чего можно увидеть, совершенно случайно, без всякого преступного умысла, мы это понимаем. Но закон есть закон, офисе прокурора не может игнорировать такие вещи. Другое дело, если бы эти люди предложили нам что-нибудь полезное в обмен на свою неприкосновенность, что-то такое, что мы могли бы использовать на пользу правосудия… — А если эти… «люди»… Если они ничего такого не знают, что вы могли бы использовать? — поинтересовался Павлик. — Откуда им знать? Раз вы понимаете, что они просто из любопытства заглянули… — Ну, здесь много вариантов, — прокурор позволил себе слегка улыбнуться. — Кто-то же им, этим людям, указал, куда именно будет интересно заглянуть, верно? Это уже было бы неплохо. Павлик молча смотрел в стол, обхватив головоу руками. Этот специальный агент, как его там, очень убедительно продемонстрировал ему, что его, Павлика, версия, похожа на дуршлаг, так много в ней дырок. Каждому понятно, что Павлик никак не мог узнать модель оружия по наведенному на него дулу, эта оговорка была просто идиотской. История с ключами, которые он, якобы, как пятиклассник, носит пристегнутыми к поясу выглядела не лучше. Какого черта он делал в пустом темном парке под дождем? Зачем грабителю мог понадобиться его плащ? И главное, с какой стати он, грабитель, разжившись своей добычей, внезапно ломанулся в логово педофилов освобождать их жертву, которой и оставил в результате все награбленное? Сюр какой-то. Павлик представил себе перепуганное лицо Михи. «Хоть про Эдика подумай, если тебе Дашку не жалко». Если прокурор говорит правду, это могло бы быть реальным выходом. Если… — Не знаю, о чем вы, — выдавил он с трудом. — Я хочу домой. Прокурор вздохнул. — Мистер Тсаритсын, мы знаем, что вы были там. Я понимаю, что с самыми лучшими побуждениями. Вы спасли жизнь мальчику, это похвально, но, если вы не станете с нами сотрудничать, мы все равно докопаемся до правды, и тогда я уже ничем не смогу вам помочь. Вы понимаете, какие обвинения вам грозят? — Не знаю, о чем вы, — повторил Павлик, делая над собой отчаянное усилие, чтобы скрыть дрожь в голосе. Ему казалось, что этому Бикфорду должен быть сейчас слышен стук его зубов. — Я хочу домой. — Хорошо, — вздохнул прокурор. — Одна маленькая формальность, и вы можете быть свободны. Прошу вас, подождите еще несколько минут. Он поднялся из-за стола и вышел за дверь, оставив ее раскрытой. Павлик, задохнувшись от неожиданности увидел, как по коридору мимо раскрытой двери, понуро ссутулившись, идет Ангел в сопровождении женщины в полицейской форме и какого-то суетливого мелкого мужичка в невзрачном пиджаке с толстым кожаным портфелем. Они остановились перед вышедшим из комнаты Бикфордом и о чем-то недолго поговорили с ним. Ангел приподнял голову и бросил взгляд в комнату из-под челки. Скользнув тусклым незаинтересованным взглядом по Павлику и, так и не встретившись с ним глазами, он снова опустил голову вниз и принялся рассматривать свои ноги в каких-то старых потрепанных кедах. Павлику показалось, что он увидел, как щеки мальчика покрылись бледным розовым румянцем. Мужичок с портфелем обнял мальчика за плечи и, что-то шепнув ему на ухо, повел дальше по коридору. Остальная компания двинулась следом. А в комнату, в сопровождении двух полицейских вошло еще четверо мужчин, примерно павликова роста, одетых в джинсы и рубашки, как и он. Полицейские выстроили мужиков в ряд у стены, попросив и Павлика присоединиться. Каждому в руки дали картонку с нарисованной на ней большой цифрой. Павлику досталась цифра 3. — Стойте неподвижно, не разговаривайте и не делайте никаких жестов, — велел один из полицейских, отходя в угол. Павлик замер в строю, разглядывая свое отражение в зеркале напротив. Он знал, что там за стеклом сейчас стоит Ангел, внимательно глядя в его глаза. Ему казалось, что он чувствует на себе его взгляд. «Я сделал все, что мог, малыш, — подумал он «громко», будто надеясь, что Ангел услышит его мысли. — Прости меня…» Полицейский, выполняя распоряжения, которые он получал через наушник, по очереди просил мужчин сделать шаг вперед, постоять так и, через какое-то время вернуться обратно в строй. Павлик послушно выполнял команды, физически чувствуя, как мальчишка пристально смотрит на него одного своими серыми глазами, прикрытыми упавшей на лоб челкой. Наконец, дверь комнаты раскрылась, и на пороге появился Дункан. Мужики вместе с копами, потолкавших у дверей, вышли в коридор, а Павлик вопросительно уставился на агента. — Вы можете быть свободны, — нехотя выдавил тот. — Извините за беспокойство.