***
В классе непривычно тихо. Рядом, уткнувшись носом в сложенные на парте руки, лежит Хосок. — Правда, мы так хорошо потрахались этой ночью… — мечтательно выдает он, ленясь поднимать голову на замученное лицо Чонгука. Всё вокруг мешает ему сосредоточиться на предмете, что ведёт пожилой омега, а собственное тело больше всего. Взгляд заплывает туманом, стоит ему взглянуть на доску, что расписана дьявольскими алгоритмами, а руки неприятно затекают, когда парень пытается записать в тетрадь основные моменты. Надежда только на одно — выучить эту математику и больше никогда, никогда не видеть своего репетитора. — На вот, расслабься, — альфа наконец-то поворачивает голову набок, засовывая руку под парту и незаметно передает электронную сигарету омеге. Чонгук окидывает её категоричным взглядом. Тэхён однажды дал ему подзатыльник, когда год назад совсем дерзкий омега, не зная характера его учителя, посмел достать это чудо прямо по середине их занятия. Внизу живота невольно разливается тепло, а через секунду начинает завязываться тугой узел возбуждения. Тэхён даже в школе не оставляет омегу без внимания, врываясь в его мысли и оставляя за собой натянутость в области паха. Голова парня аккуратно прячется под парту. С тихим шипением он делает затяжку, и, медленно выдохнув быстро рассеивающийся пар, вновь возвращает внимание к доске. Теперь уже ничего не поделать: длинная толстовка закрывает очевидный бугор в штанах, а чёлка — взгляд, в котором бегают маленькие искорки пламени. Уже не пряча голову, парень делает ещё одну затяжку, затаив дыхание, чтобы насладиться шоколадным вкусом вейпа, а затем нехотя выдыхает аромат, что сводит с ума. Учитель у доски энергично жестикулирует, а затем разворачивается к классу, заглядывая в сонные лица. — Желающие пойти к доске есть? — спрашивает он, складывая руки на грудной клетке и деловито хмуря брови, направив взгляд сквозь толстые стёкла очков. Все послушно замолкают, как по щелчку, и преподаватель вздыхает, принимаясь настойчиво топать пяткой. — Будем вызывать по списку, — бросает он, заглядывая в распечатанный лист и быстро находя взглядом свою долгожданную жертву. — Чонгук-щи, — строгий голос заставляет вылететь из пошлых фантазий и поднять затуманенный взгляд. В округе слышатся смешки, и омега уверенно задирает подбородок, окрестив себя девизом «главное не сдаваться». Он встаёт с нагретого местечка, расправив затекшую спину, и направляется к самому ненавистному преподавателю его жизни, хватая притупленный мел. — Решай, за тебя тут никто работать не будет, это на оценку, — сразу предупреждает мужчина, и Чонгук незаметно закатывает глаза. Зачем же начинать с наездов? Он разворачивается к формулам, оценивая свой будущий позор, и неуверенно подносит руку с мелом к гладкой поверхности доски, чтобы черкануть что-нибудь для приличия. — Рассказывай ход действий, — требует учитель, опираясь о стол и испепеляя любимого ученика настойчивым взглядом. Сколько же в нем ненависти по отношению к беззащитному Чонгуку, который сжимает зубы до тонкого скрипа и старательно выводит первую цифру. Перед глазами — строгий взгляд Тэхёна, недовольное покачивание головой и привычная фраза: «Гукки, это элементарно». Парень шумно выдыхает в унисон с заскучавшим преподавателем и разворачивается к нему, послушно встречая осуждение чёрных глаз. — Мне нужно выйти, — беззаботно выдаёт он и, игнорируя опешившее выражение лица мужчины, направляется к двери, по пути откидывая мел на первую парту. Хлопок болезненно бьёт по ушам, и омега слышит возмущённый вопль, но продолжает уверенно идти в знакомом направлении. Ебал он эту алгебру, ебал он все эти цифры и буквы, не поддающиеся здравому смыслу. Ненависть ко всему живому накатывает вместе с опаляющим возбуждением, и омега скрывается за дверью туалета в надежде на скорую разрядку. Он благодарит всех известных ему Богов за то, что в туалете никого не оказалось. Сейчас ему просто хочется скрыться от лишних глаз, возможно сесть на пол в закрытой кабинке туалета и тихо хныкать, жалуясь Всевышнему на все накипевшие чувства, но гордый омега никогда не позволит себе этого, даже если останется совсем один во всем мире. Он лишь судорожно расстёгивает ширинку, вываливая в ладонь уже явно выросший в размерах член. — Ненавижу тебя, Тэхён, — бормочет он себе под нос, другой рукой шаря в кармане толстовки в надежде найти сигареты, и это последнее в чём ему сегодня везет. Вытряхнув из пачки последнюю сигарету, он зажимает её меж зубов и подносит яркое пламя к табачному изделию. Дым плавно растекается по всему туалету, заполняя запахом гари и табака всё помещение, и расслабляет. Чонгук смотрит на стену сквозь полузакрытые веки, выдыхая очередную порцию никотина, а затем плавно скользит рукой по аккуратному члену, запрокидывая голову назад. — Я тебя ненавижу, — уже мягче выдыхает он, отводя рукой крайнюю плоть и тихо выдыхая, — чёртов извращенец. Агрессия сходит на нет, медленно освобождая место расслаблению и мимолётному кайфу. Чонгук делает затяжку, ускоряя темп, и срывается на всё более сильные толчки. Стоны срываются с его губ сами собой, когда всё вокруг вдруг резко меняется. Он снова в той комнате. Тэхён навис над ним скалой, сжимая в руке аккуратный член омеги. Вновь повторяющаяся сцена не может не сводить с ума. Парень просто теряет над собой контроль, стоит Тэхёну промелькнуть в его сознании. Чонгук уже не может остановить свою фантазию… Тэхён опускает голову к омежьей груди, оставляя на ней бордовый засос и вытягивая из Чонгука с каждым разом всё более громкий стон. Он жмурит глаза, чтобы не издать слишком громкий звук, но протяжно выдыхает, срываясь на голос, когда Тэхён опускает голову, касаясь красной головки опухшими от поцелуев губами. Чонгук роняет недокуренную сигарету на пол, оставляя ее тлеть на холодной плитке. А альфа тем временем целует головку, пряча зубы за красными пухлыми губами, а затем берёт сразу весь член, зажимая его в мокрой и горячей глотке. — Опять накурили… Раздается скрип двери, и в омежий туалет входит человек, в чьём голосе Чонгук моментально узнает голос завуча. Его рука моментально соскальзывает с члена, не находя себе места, а сердце, кажется, останавливается в немом молчании. Чонгук медленно тянется к ширинке, заправляя не приведённый к разрядке член в боксёры, и беззвучно тащит застёжку вверх. За дверью слышится шорох, а затем утихающие шаги, и омега облегчённо выдыхает радуясь своему везению, как вдруг телефон в заднем кармане Чонгука громко вибрирует, издавая противный звук. Сигареты определённо было последним, в чём ему повезло… Входящие: Занятие сегодня в 15:00 Ким Тэхён Яркий свет телефонного экрана режет глаза, и омеге очень хочется послать этого Тэхёна куда подальше, потому что завуч стремительно возвращается назад и поочередно дёргает ручку каждой двери, останавливаясь возле той, за которой дрожащими пальцами набирает ответное сообщение затаивший дыхание Чонгук. Исходящие: Я сегодня занят. Тэхёна видеть не хочется от слова «совсем», поэтому омега даже не расстраивается тому, что ручка двери плавно скользит вниз, и мужчина за дверью тихо выругивается, принимаясь судорожно стучаться. — Выходите немедленно, — рычит он, чувствуя исходящий сигаретный дым и явное движение. Омега ловко заправляет рубашку и отключает звук, прежде чем прочесть короткий ответ, а после переводит дыхание, перед тем, как выйти из кабинки. Входящие: Два раза повторять не буду. Чтоб в три был дома. Что было дальше, Чонгук особо не помнит. В сознании только дурманящий дым и лёгкая раздражённость. Он не контролирует абсолютно ничего, стараясь поддаваться привычным инстинктам. Помнит только, как открыл дверь кабинки, встретившись с настороженным лицом завуча; как тот огляделся вокруг, заметив потушенный окурок и схватил его за руку, затаскивая в кабинет директора и усаживая за широкий стол, забросанный какими-то документами. Дальше что-то вроде поучительных лекций, повышенный тон, внушающие угрозы, и всё — насквозь. В голове только лютая ненависть к поступку Тэхёна и его дурацкое эго «как я сказал, так и будет». Поэтому омега только периодически вздыхает, стеклянным взглядом отвечая на злобные глаза директора, и изредка неуверенно кивает, надеясь поскорее свалить и обойтись без последствий. — Родителей в школу вызывать прикажешь? — громкий голос болезненно режет по ушам, и Чонгук едва заметно хмурится от скользнувшей боли. Прокуренный мозг отказывается отвечать внятно, и он бессвязно мычит, устало опуская глаза. — Ещё одна подобная выходка и отчисление, — грозится мужчина, тяжело вздыхая, и темноволосый резво кивает, дабы поскорее избавиться от нравоучений. Взгляд невольно застревает на крупном циферблате, подвешенном над сиденьем директора, и сердце судорожно подрывается, принимаясь отбивать паникующий ритм, ведь на часах давно за три, а Тэхён, наверняка, стоит у дверей, решив, что Чонгук соизволил действительно не явиться на занятие, и он явно этому не рад. После следует строгий взгляд, и директор указывает рукой в сторону выхода, сопровождая этим жестом нахлынувшее облегчение. Омега резво подскакивает с места, стремительно исчезая в дверном проёме, напоследок коротко кивнув и мысленно молясь всем Богам этого света, чтобы Тэхён его дождался.***
Чимин и сам не понимает, в какой момент стал неотъемлемой частью их маленькой и дружной семьи. Бесконечные шутки, подколы и маленькие ссоры. Сейчас без них уже никуда. Они связали друг друга плотными узами дружбы и не собираются развязывать, потому что теперь одно целое — семья. Просто как-то раз, идя домой с первого курса университета, Чимин помог дойти какому-то в хлам пьяному мальчишке. Им было по пути, так что это не составило альфе большого труда. Тогда он просто решил, что парень решил пустить жизнь под откос, даже не опробовав ее на вкус, ведь бунтарному омеге было около четырнадцати. И лишь тогда, когда общение перешло границу приятельского, и Чимин стал появляться в компании друзей все чаще, он увидел в омеге что-то большее: то ли чёрные глаза, что стали ещё больше, когда Чонгуку близилось пятнадцать, то ли родинка под губой, что стала виднеться всё чаще, когда парень кусал обветренные губы, то ли весь омега и его тело, которое с течением времени приобретало свои изюминки и утончённости. Чонгук вытянулся и стал более ухоженным, но продолжающим носить рваные кроссовки и большие худи. Но, к счастью, не изменил своему характеру. Всё тот же бунтарь, только вот для Чимина он стал абсолютно другим. Теперь, когда Чонгуку семнадцать, ему все труднее вести себя с ним как с другом… Рефлексы альфы отзываются на каждое слово и действие омеги, заставляя что-то приятно тянуть в области паха, а мысли скручиваться комом, в один большой хаос. Он безумно влюблён, и это не просто детская шутка, когда бабочки в животе, а настоящие чувства, находящие отголосок в сердце Чимина. И несмотря на то, что он все ещё остаётся молодым альфой, жаждущим горячих прикосновений и пошлых стонов на протяжении всей ночи, ещё больше ему хочется просто оградить Чонгука от всего. Чтобы никто и никогда не расстроил его, чтобы Чонгук навсегда остался нетронутым. Чимин благодарен за ту ночь, что мог провести в одной кровати с омегой. Не касаясь ни кончиком пальца, лишь наблюдая, ухаживая за ним. Он попробовал себя в роли альфы Чонгука и, кажется, на пару мгновений поверил в это сам, когда засыпал, чувствуя самую большую концентрацию его запаха винограда из всех, что он когда-либо чувствовал. И он уверен, что всё будет, просто нужно немного подождать, ведь они поцеловались, а значит их история положила счастливое начало. Думать, что у Чонгука есть кто-то другой, дорогой сердцу и заполняющий мысли каждое свободное мгновение, Чимину не приходилось. Он знает омегу с того возраста, когда личность только формируется и впитывает все соки окружающего мира, поэтому окружает его заботой, находясь рядом в любую трудную минуту. Чонгук вырос. И теперь он, весь непорочный и легкомысленный, должен быть под крепкой защитой, и Чимину кажется, что именно он — то самое необходимое крепкое плечо, способное дать ему все прелести этого мира. Он хочет бережно и нежно, изучая каждый миллиметр молочной кожи, хочет первым услышать девственные стоны и тяжёлое дыхание, хочет стать его альфой и просто быть рядом. Вот-вот наступит день, когда Чимин с гордостью расправит плечи, и после очередного свидания (как он называет их дружеские прогулки) он обязательно признается Чонгуку в своих чувствах, и тот непременно ответит взаимностью, потому что альфа другого варианта даже не обдумывал. О чувствах к Тэхену из их дружной компании знает только Хосок. Он и был тем самым проводником в мир бесконечных тусовок, горького, на первый взгляд, алкоголя и никотинового дыма сигарет. Альфа, будучи одноклассником Чонгука, всегда держался рядом, познакомив со своими друзьями, которые вскоре стали неотъемлемой частью их маленькой семьи, Намджуном и Джином. Позже сердце Хосока воспламенилось горячим огнём первой любви, которую он нашёл в лице первокурсника Мин Юнги и намертво припечатал к себе стальными цепями. Чонгук тогда смотрел на них с осуждением и непониманием, он ведь самый младший в их коллективе, а значит самый несмышлённый, совсем ребёнок. Хёны стали для него людьми, которые воспитали прочность характера в юном лице и научили, помимо пособию жизни, всякому дерьму. Чонгук об этом не жалеет нисколько, ведь их отношения — лучшее, что было в его жизни. А любимый хён в лице Чимина, всегда был для него просто примером для подражания, самым заботливым и нежным. Чонгук отдал ему первый поцелуй, отдал миллионы улыбок и прогулок, но никогда не воспринимал его как альфу. А Тэхён… Тэхён появился неожиданно, сумбурно затмив юное сознание своим взрослым, колючим взглядом. Он вызывает сотню мурашек на фарфоровой коже и воспламеняет адское пламя одними касаниями, даже самыми лёгкими. И сколько бы Чонгук не пытался отрицать свои чувства, всё, как обычно, складывалось к одному, — с мыслями «не думать о Тэхёне», он не замечал, что только «о нём и думает», а поэтому с каждым днём сердце изнывало с новыми силами, а сам омега бежал прочь от этих ощущений, не подозревая, что топчется на месте.***
Тэхён уже полчаса стоит у двери в квартиру Чонгука, прожигая её взглядом, будто если смотреть на неё неотрывно, она откроется. Пока что это не работает, поэтому он, стукнув кулаком по своему бедру, садится на лестницу, закусывая губу и нагло раздвинув ноги. Злость на омегу заполняет каждую клеточку тела. Злость за то, что не пришёл, за то что назло не учит математику, за то, что хамит, позволяет себе то, что не должен был. Хотя сам, не осознавая этого, — винит себя, а не Чонгука. Тэхёну платят не меньше, пусть даже омега не учится, но его разрывает изнутри злость, будто он обязан научить этого омегу, хотя бы ради собственного чувства превосходства. — Еблан, — цедит он сквозь зубы, заключая пальцы в стальной замок, за секунду до того, когда на первом этаже слышится стук двери, а затем лифт с гулом поднимается на четвёртый этаж. Теперь огненные зрачки направлены исключительно на лифт. Тэхён выбрал себе жертву на сегодняшний вечер. Он не видит ничего вокруг, лишь в разные стороны разъезжающиеся двери и омегу, что с портфелем в руке смотрит на него крайне удивлённо. В его взгляде Тэхён на секунду видит страх, а затем немного смягчает выражение лица, чтобы не так сильно пугать и так до смерти зашуганного парня. — Я просил быть в три, — не меняя интонации со слов «еблан», цедит он, наклоняя голову. В помещении подъезда, несмотря на достаточно холодную погоду, становится слишком жарко. Тэхён, не отрываясь от Чонгука ни на секунду, встаёт. — Я предупредил, что буду занят, — наконец делая шаг вперёд, парень выходит из лифта. Он собрал всю свою силу, чтобы держаться крепко и не показать своего страха, но Тэхён сразу все заметил. Он страх Чонгука с закрытыми глазами обнаружит. — А я сказал, что повторять не буду, это кому надо мне или тебе? Где шлялся? — сразу напирает альфа, и оба выглядят, как напыщенные петухи или поссорившиеся супруги: дуются, прожигая друг друга обиженными глазами и пререкаются. — К директору вызвали, — хочется добавить: «из-за тебя, потому что ты, блять, все нервы мне измотал!», но Чонгук только тихо бурчит, обессиленно опуская взгляд. Смотреть на Тэхена иногда кажется невозможным. — За что? — парень тут же настораживается, наблюдая за поникшим омегой, и, словно специально, сокращает ненавистную дистанцию между ними, чтобы Чонгуку было ещё сложнее дышать. — Курил, — спустя недолгую паузу выговаривает он, поднимая голову. Делать этого точно не стоило. Ведь Тэхен смотрит осуждающе, будто знает всё на свете, а ещё облизывает губы, слегка качая головой, и темноволосый хватается за этот взгляд, ненароком опуская глаза на эти самые покрасневшие губы, которые так жадно целовали его совсем недавно, доводя до самого края. И Чонгук искренне ненавидит этот случай, потому что, блять, смотреть на эти сильные руки с выступающими венами, на эти длинные, изящные пальцы, на эти каштановые волосы и хищный взгляд, — невозможно. Он помнит всё до мелочей, чувствуя покалывание на кончиках пальцев, и слегка вздрагивает, когда Тэхён опускает ладонь на его руку, чуть выше локтя. — Пошли домой, алгебра не ждёт, — отвечает он к большому удивлению омеги. Даже не отчитает? Вау. Чонгук игнорирует тепло, разливающееся по телу от одного мимолетного прикосновения, и достаёт бренчащие ключи, открывая входную дверь. Ему очень хотелось врезать Тэхену ещё пару часов назад за то, что поцеловал его так бесцеремонно, за то, что не подпустил к себе в тот вечер, за то, что так играет с чистыми чувствами омеги, да даже за то, что пришёл сейчас к нему домой, чтобы продолжить делать вид, что ничего не было. Но злость и раздражение уходят на второй план, когда альфа обволакивает бархатным голосом, стараясь, как можно бережнее донести Чонгуку новую тему и разжевывает каждый пример, держа дистанцию. Он ведёт пальцами по листку, и парень закусывает губу, чувствуя, как затягивается крепкий узел внизу живота. Цифры расплываются из-за метающихся мыслей, и Чонгук встряхивает чёлкой, чтобы прийти в себя и сосредоточиться на задании. Сегодня Тэхён в чёрной футболке, открывающей подкаченные руки и обтягивающей крепкий торс, а ещё на нем узкие джинсы, на которые омега невольно опускает взгляд примерно каждые пять секунд, и жить не хочется от того, насколько сильно он желает почувствовать его опаляющее дыхание и нежные прикосновения на себе, раствориться в Тэхёне, как та непонятная хрень на уроке химии, которая исчезла в бурлящей кислоте. Чонгук хочет также: хочет проснуться в одной постели, хочет похвастаться друзьями, что встречается со взрослым альфой, умным и красивым, а ещё, что его сильно любят и ждут. Но в реальности Тэхён только постепенно закипает, замечая, что мысли омеги совсем не в математике, и прожигает его испепеляющим взглядом, громко хлопнув по столу рукой. — Я для кого распинаюсь здесь?— его выражение лица вновь меняется на свирепый оскал, а слова рычанием вырываются сами собой. Чонгук просто заебал безумно. Какого хера совсем ничего не делает? Тэхён винит в этом себя, что не может заставить Чонгука выучить хоть что-то, сам не понимая, что причиной всей не сфокусированности омеги является именно он. — О чем ты думаешь? У меня не железные нервы, я не могу терпеть тебя вечно! — эти слова вылетают сами собой, доходя до Чонгука быстрее, чем сам Тэхен успевает их осознать. Они доводят атмосферу до предела, раскаляя градусы далеко за температуру кипения воды. — Может мне нужно каждый день к тебе приходить и смотреть, чтобы ты делал домашку? — Чонгук смотрит на него изумлённым взглядом, будто совсем не ожидал, что альфа вновь сорвётся на крик, ну или, что он видел, как омега залипал на его длинные пальцы, представляя, как они вновь обхватят поперёк его член. — Ты ведь не ребёнок, Чонгук! Омега лишь вскидывает брови, открывая Тэхёну вид на разъярённые глаза. Как он смеет кричать на него каждый урок? Как находит что ещё выкинуть, чтобы растоптать Чонгука к чертям? Он встаёт со стула, подходя впритык к Тэхёну, позволяя воздуху между ними плавиться, как воску от свечи. — Я ребёнок!— чеканит Чонгук. В его голове Тэхён должен был заткнуться, но когда омега видит довольную ухмылку в нескольких сантиметрах от себя, его план рушится насовсем. Альфа замолкает, и выражение его лица сменяется нездоровой расслабленностью, вводящей Чонгука в замешательство. — Ребенок значит, — усмехается Тэхён, приподнимая уголки губ в ядовитую улыбку, и качает головой, тихо осуждая, а затем его пошлый взгляд заполняет поглощающая чернота, и скулы напрягаются слишком сильно, теперь всё уже не по-детски. И темноволосый затихает, стараясь подавить крупную дрожь при виде этих знакомых глаз. Хрен знает, что в голове у этого альфы. — Если ты завалишь ещё хоть одну контрольную, я не посмотрю на то, что я твой репетитор, и выебу тебя прямо на этом столе, — он говорит это с огнём в глазах, будто мечтал сказать это очень долго, а у Чонгука просто не находится слов, чтобы ответить, потому что кислород мгновенно перекрывается неизвестным ощущением, и парень ошарашенно хлопает дрожащими ресницами. Эти вечные угрозы убивали Чонгука уже давно, но эта просто разбила его волной об скалу, не оставляя никаких шансов на способность дышать.