***
— Сука! — восклицает светловолосый, отпрыгивая от плиты и встревоженно оглядывая обожженный палец. Хосок тут же заходится дебильным ржанием, но после неуверенно замолкает, когда разъяренный взгляд Юнги испепеляет его собственный. — Надо… аккуратнее быть, — проговаривает Хосок, оттряхивая руки и поднимаясь из-за стола. Они вертятся на кухне уже третий час, пытаясь соорудить домашний ужин для ночных посиделок с лучшими друзьями, и Юнги уже не очень-то нравится эта идея. — Давай подую, — бархатным голосом говорит Хосок, прижимаясь к омеге со спины и обхватывая его ладонь. Он подносит чужой пальчик к губам, оставляя нежный поцелуй и легонько дует на слабый ожог, чувствуя, как Юнги расслабляется в его крепких руках. — Такой нежный брутал…— с ненавязчивой издёвкой сладко тянет Юнги, ритмично тыкая пальчиком по губам альфы, прося больше поцелуев. Он растягивает на лице сахарную улыбку, игриво поворачивая голову к альфе. — Укушу, — предупреждает Хосок, оставляя последнее успокаивающее касание губами на шее, а затем убирает руки с талии омеги. Его подростковый недотрах постоянно даёт о себе знать. Несмотря на то что Хосок уже давно не подросток, его либидо, кажется, это совсем не мешает. Юнги шокировано оборачивается, застывая с пальцем, на котором немного виднеется красное пятнышко ожога, вытянутым в воздухе, будто указывая на небо. Его губы озадаченно растянуты овалом, показывая кончик красного язычка, и Хосок невольно облизывается, пряча руки в больших карманах. — Черт, у нас даже пяти минут нет, — разочарованно выдыхает Хосок, поглядывая на электронные часы. Он оставляет смазанный поцелуй на омежей шее и возвращается к нарезанию салата. Юнги только ухмыляется, опуская взгляд на покрасневший палец и тоже приступает к готовке, старательно переворачивая курицу на сковородке. — У меня странное предчувствие, если честно, — говорит светловолосый, бросая мимолетный взгляд на нахмуренного альфу, который сосредоточенно вырезает сердечко из помидоров, прикусив губу. — Ну подумаешь разбили вазу в прошлый раз, — бурчит Хосок, вспоминая последнюю вечеринку, на который пьяный в доску Намджун возомнил себе звёздным рейнджером и разбил любимую вазочку Юнги, который в свою очередь едва не разбил ему нос в ответ. — Да не из-за вазы! — цокает омега, закатывая глаза. Он накрывает сковородку крышкой, оставляя мясо тушиться, а сам разворачивается к парню, опираясь руками на край стола. — Просто думаю, может зря мы его позвали?.. — неуверенно признается он, закусывая щеку изнутри. В душе непонятное волнение, а в глазах озабоченный блеск. — Да брось, это будет отличный сюрприз, — отмахивается Хосок, закидывая в рот ломтики огурцов и пережевывая их с громким хрустом. — Вечеринка старых друзей это лучшее, что могло случиться! — он салютует нахмуренному Юнги кривым сердечком из помидора, а после скармливает его все ещё сомневающемуся омеге, быстро перегибаясь через стол и чмокая того в розоватые губы. — Мы же толком не знаем, что там произошло… Не зря же он скрывает свой приезд, — пожимает плечами омега, развязывая цветочный фартук. — Он же согласился на вечеринку, к тому же придёт не один, — ободряюще улыбается Хосок, скидывая овощи в огромную пиалу. — Всё будет супер, — добавляет он, не оставляя лишних сомнений. Юнги очень хочется верить в эти слова. Между тем в дверь раздается звонок, и пара спешит навстречу к друзьям, которых, кажется, не видела сотню лет. Время пролетело совсем незаметно. За открытой дверью на пороге стоит пара. И не поверить, что когда-то это был их маленький мальчик Гук и его репетитор по математике. Рука альфы придерживает талию омеги, сминая под пальцами ткань толстовки, что явно не по размеру и явно не его, а одинаковые синие шорты на обоих парнях дают ясное осознание, что понимания друг друга пацанам не занимать. Они выглядят будто совсем не готовились, будто не было тех долгих лет, за которые каждые погрузились в свой быт, забыв о семье, будто они все также встречаются каждую пятницу, без какого-либо особенного повода. Чего нельзя сказать про Юнги — приоделся. Кремовые брюки с высокой посадкой идеально подчёркивают длинные ноги, игриво оголяя щиколотку, а обтягивающий черный гольф из обычной синтетики очерчивает идеальные четкие плечи. Две пары стоят словно из разных миров, и, кажется, годы изменили их в совершенно разные стороны. Чонгук скользит глазами по когда-то любимому хёну Юнги, Хосоку, отмечая столько маленьких изменений в них и снова чувствует себя семнадцатилетним влюбленным подростком. В голове появляется Чимин, и Чонгук готов поспорить, что чувствует запах топлёного молока, его запах, совсем отдаленный и почти незаметный, испарившийся, как только Чонгук об этом подумал. И на сердце снова становится тепло и уютно, как всегда было с Чимин-хеном. Но он давно уже отпустил его. Поплакал пару ночей втыкаясь носом в грудь любимого парня, а под подушкой пряча письмо друга, и отпустил, когда через пару месяцев Хосок оповестил, что Чимин удачно устроился в Швеции. Столько всего изменилось, что, кажется, поговорить даже не о чем. Чонгук отмечает, что рост Юнги почти сравнялся с Хосоковым, затем скользит глазами вниз, находя на ногах старшего лаковые туфли на каблуках, вспоминает про свои порванные найки, и ещё сильнее убеждается, что найти тему для разговора будет сложно. И вроде бы те же родные люди, а в прошлом любимые друзья, но даже в воздухе ощущается невидимая стена, которую так хочется разрушить. Чонгук помнит дым сигарет, что они курили с Хосоком на пару, помнит, как сбегал с уроков, получая от папы за прогулы, как сильно ненавидел алгебру и как сильно любил Тэхена, и любит по сей день. Словно только вчера он ревел в собственной спальни, а Юнги написывал ему миллион сообщений с извинениями за дурацкий поступок его же друзей, а теперь перед ним взрослая пара, походящая на пример идеального семейного очага. — Вы ребята… Отлично выглядите, — Тэхён улыбается своей квадратной улыбкой, разряжая напряженную атмосферу, и Чонгук расслабляется, замечая ответные улыбки друзей. — Взаимно, — отвечает Хосок, жестами приглашая зайти внутрь. — Проходите, а то все остынет, — присоединяется Юнги, а после отходит вглубь квартиры, исчезая из виду, и всё неожиданно становится на свои места. Может между ними и стало меньше общего за эти мимолетные года, может многое изменилось и стало совсем непривычным, но, когда Хосок все также показывает пальцы вверх при любой удобной возможности, приглашая обоих осмотреть квартиру, а после бормочет что-то о новой приставке, кажется — они все ещё те же близкие сердцу люди. Тэхена в компанию приняли не сразу, да и после ухода Чимина все словно лишились неотъемлемой части, словно потеряли что-то ценное и неимоверно важное. Но вскоре обаяние Тэхена захватило всех чонгуковых друзей, и напряжённость бесследно исчезла. — Садитесь, я скоро подойду, надо с готовкой закончить, — бросает Хосок, указывая парням на широкий диван, стоящий посреди гостиной, и исчезает на кухне. Чонгук лишь переглядывается с Тэхёном нечитаемым взглядом, плюхаясь на свободное место. Он осматривает бутылки соджу, что стоят на небольшом столике, привлекая все внимание омеги. Тэхён этот взгляд знает, как свои пять пальцев, поэтому незамедлительно перекрывает обзор на алкоголь, складывая руки на груди и одаривая напыщенного Чонгука строгим взглядом. — Хён, у нас же вечеринка, — обиженно шипит темноволосый, разглядывая альфу снизу-вверх. — Максимум стаканчик, — кивает Тэхён, усаживаясь рядом и закидывая руку на плечо надувшегося парня. — Я сам могу решать сколько пить, — недовольно мямлит Чонгук, хоть и сам понимает, что это ради его же безопасности. Тэхён в ответ только смиряет его довольной ухмылкой и победным взглядом, нечего тут выёбываться. Квартиру Хосок с Юнги купили всего полгода назад, но уже успели сотворить из неё большое уютное гнездышко. Чонгук оглядывает фотографии обнимающейся парочки, стоящие на высоких полках, переводит взгляд на дурачливые кадры из поездки в Пусан, а после невольно замирает при виде совместной фотки их неразлучной семьи. Той, что была когда-то центром вселенной маленького мира, — улыбающийся Чимин, что стоит рядом с мелким, перебирая его непослушные волосы; Юнги с Хосоком смотрят на друг друга сквозь дикий смех, и Намджун с винтажной гитарой, сосредоточено высунув язык подбирает какой-то аккорд, пока Джин с остальными угарает с его нелепой баллады. Чонгук помнит все до мелочей. Помнит каждый запах и каждую мимолетную улыбку. Хоть боль уже давно прошла, что-то другое едва различимое и непонятное осталось в юном сердце. Зачем они хранят эти фото на таком видном месте? По комнате разносится звонкий стук каблуков, и Юнги вносит пару стаканчиков ярких коктейлей, которые явно не пахнут невинностью. От этого Тэхён немного хмурится, бросая быстрый взгляд на незаметно улыбающегося Чонгука, и вновь смотрит на Юнги, позади которого важно идёт Хосок, внося в комнату ещё три таких же умопомрачителя. — Тэ, там на кухне ещё три бокала, не мог бы помочь? — спрашивает Юнги, погружая свою ношу на небольшой столик перед диваном. — Без проблем, — бросает альфа, поднимаясь с дивана и удаляясь по направлению в кухню. Брови сводятся к переносице, когда он задумывается над количеством алкоголя, но после тот тяжело выдыхает, решая позволить и себе и Чонгуку хорошенько оторваться хотя бы сегодня. Хосок играет бровями, раскладывая коктейли по кругу, и снова удаляется на кухню, подмигнув Чонгуку, который уже сладко облизывается, глядя на алкоголь, и попутно решая, как заставить Тэхена позволить ему набухаться. Способов у него много. Вскоре на столе появляется восемь красочных бокалов, и Тэхён встретившись с умоляющим взглядом младшего, лишь махает рукой, показывая свое одобрение, и вызывая счастливую улыбку. — Опа, а вот и недостающая ячейка общества явилась, — раздаётся звонкий голос Хосока, когда в двери слышится громкий звонок. Он выбегает из кухни с полотенцем в руках и суетится у порога, открывая замок. Тэхён в ожидании вглядывается в проем, в котором вскоре появляются Джин с Намджуном. Высокие и солидные, — настоящие взрослые люди. Они не виделись уже достаточное время и успели, как кажется Чонгуку, немного подрасти. Широкие плечи Джина стали ещё крепче, и даже потертый сероватый свитер не скрывает их величия. — Воссоединение года! — восклицает Хосок, призывая гостей войти внутрь. Намджун что-то бормочет, восхищаясь их хоромами, а Джин громко хихикает, когда альфа роняет чужое имущество с глухим грохотом. Кажется, ничего с годами не меняется. — Какие люди, — восклицает Намджун, вскидывая руки в разные стороны, когда появляется в проёме прихожей. — А у нас тут подгончик, — добавляет Джин, а после достаёт из длинного подарочного мешка массивную бутылку. Кто-то присвистывает и тянет громкое «о», пока Тэхён поворачивается на мурлыкающего Чонгука, закатывая глаза. — Как мы домой доедем, детка? — интересуется он, недоверчиво оглядывая прибавляющийся алкоголь. Чонгук лишь пожимает плечами, слабо усмехаясь, и переключается на устраивающихся друзей, рассказывая что-то о новой приставке Хосока. По телу разливается приятное тепло, когда атмосфера в доме становится привычной и дружелюбной. И долгие дни разлуки растворяются в их громком смехе и дурацких шутках. Хосок вспоминает школьные годы, то и дело поворачиваясь к Чонгуку со словами «а помнишь?», и раскрывая страшные тайны, от которых темноволосый боится поднять глаза на заинтересованного Тэхена, жаждущего подробностей. Юнги все ещё вертится возле стола, загружая его ароматными блюдами, пока Намджун интересуется нет ли у них в наличии гитары, и все синхронно мотают головами, вновь вызывая громкий смех. — Не смей, Хосок, — кричит Чонгук, когда альфа снова начинает рассказ тупой истории о младшем омеге, — ну нет, нет, замолчи! — взвизгивает он, чувствуя, как Тэхён больно щипает его пятую точку. — Почему, детка, давай послушаем, весело же, — он нагло улыбается, возвращая глаза на сумбурную компанию, которая даже не подозревает, что рука Тэхёна так и остаётся на попе, потирая место щипка. — Ох, кажется, я чертовски пьян…— бормочет Намджун, опуская голову в согнутые локти. — Сдаешь позиции, старик, бутылка соджу почти цела!!! — Юнги привстает, опираясь левой рукой на стол, а правой протягивая Намджуну прозрачную бутылку с яркой зелёной этикеткой. Если сильно постараться, у них могло бы получиться выбросить все эти годы разлуки из головы. Атмосфера осталась все та же. Глупые шутки и вечные намеки на секс никуда не делись, не хватает только Чимина. Об этом, наверное, задумываются все, когда в разговоре случайно заходит речь о нем. Каждый будто делает секундную паузу молчания в честь неотъемлемой части их компании, которая сейчас так далеко от них. Комната плавно опускается во мрак, накрывая парней уютной атмосферой ночи. Вскоре алкоголь в крови даёт о себе знать, превращая мирные посиделки в неистовые грязные танцы. Хосок прокручивает громкость на максимум, прилипая к Юнги со спины и прижимаясь сзади. Чонгук ржёт в кулак, глядя на их стриптиз, и безуспешно игнорируя Тэхена, который игриво изгибает брови, а после схватив мелкого за запястье, тянет в центр импровизированного танцпола. — Юнги заранее всё стекло в доме спрятал! — оповещает Хосок, салютуя еле живому Намджуну, которого разнесло от спиртных напитков в считанные секунды. — Танцуй, детка, бедрами, — шепчет Тэхён, обжигая ухо омеги ласковым дыханием. Его ладони заползли под толстовку Гука, какой раз доказывая, что альфа хочет постоянного контакта с его телом. Он сам медленно покачивает бедрами, сильнее прижимая спину омеги к себе, отчего бедра движутся в разных направлениях, то и дело сталкиваясь, — отлично, сладкий, а теперь облокотись на стол, и я отлижу твою задницу, — усмехается он прямо в шею омеги. Отчего-то табун мурашек бежит по телу, заставляя Чонугка приподняться на носочках, чтобы сделать тихий стон, который так и норовил вырваться из него. Бедра сами начинают двигаться быстрее, а Чонгук лишь наслаждается контактом, прикрыв глаза. Тэхён дышит в его шею, то и дело скользя языком по сладкой коже, а ладони разводит по периметру всей груди Чонгука, не позволяя останавливаться ни на секунду. — Неет, — игриво выстраивает омега, тихо хихикая, но не отстраняясь, чем перечит своим же словам, — ты не бритый… Его рука запрокидывается за спину, на ощупь находя скулу альфы, и он не может отказать себе в удовольствии касаться ее кончиками пальцев, пока горячие губы выцеловывают его шею. — Но я бритый, детка. Тэхён укрепляет хватку, по-собственнически сжимая чужую талию, а Чонгука от такого послушно кроет, и он кажется готов разложиться на глазах пьяных друзей, лишь бы альфа не отлипал от его тела со своими жаркими поцелуями. — Сука… — выдыхает темноволосый, чувствуя прилив давящего возбуждения. Он разворачивается в крепком кольце любимых рук, оказываясь непозволительно близко, и выдыхает в приоткрытый рот, зарываясь пальцами под ворот тэхеновой майки. Гладит ладонями горячую кожу, прожигая альфу нетерпеливым взглядом. Делится собственным дыханием, а Тэхён только привычно скалится, потому что доводить Чонгука до края — его любимое хобби. Сквозь громкую музыку слышен звонок в дверь. Тэхён не отлипает от шеи Чонгука, продолжая оставлять на ней мокрые линии от горячего языка, пока музыка резко не останавливается, и все глаза дома не поворачиваются на неловко выключившего ее Юнги. — А вот и сюрприз подъехал, — он неловко оглядывает всех присутствующих, нервно стуча пальцем по столу, — я открою… Маленькими шажками он быстро летит к двери, оставляя после себя лишь звон высоких каблуков. А между парнями снова та нелепая неловкость, будто с музыкой пропала вся близость и расстояние между ними вернулось в двойной прогрессии. Все переглядываются, словно куча незнакомцев, загнанных в одну маленькую квартирку. Один лишь Хосок как-то нелепо улыбается, загадочно оглядывая друзей. Руки Тэхена все ещё покоятся на чужой талии, а Чонгук в этих руках разбивается, чувствуя неожиданную боль в области сердца. Что-то резкое и забытое, едва различимое среди других затмивших её красок. Плохое предчувствие подкатывает к самому горлу вместе со слабым ароматом знакомого запаха. Родного. — Заждались, — доносится из коридора звонкий голос Юнги, а после слышится суета и шорох одежды. Намджун, кажется, неожиданно становится трезвым, прекратив пошатываться как болванчик, а Джин обеспокоенно вглядывается в пустой проем, сцепляя пальцы на руке любимого альфы. Тэхён лишь опускает глаза на затихшего омегу, ослабив хватку, и вновь возвращая взгляд к темноте коридора. Все чувствуют запах топленого молока, смешанный с незнакомым, и кажется, не до конца верят в происходящее. Юнги возвращается в комнату, разводя руки в разные стороны со словами: «А вот и сюрприз!». В его глазах блестит потухающий огонек, когда он видит настороженные лица друзей. За его спиной появляется до боли знакомый силуэт, а высокие потолки, кажется, рушатся на пьяный разум. Такое нельзя проворачивать так просто, не сказав, не подготовив. Это тоже самое, что бросить пару мятных ментос в бутылку колы, ну или высыпать пачку соли на открытую рану, а ещё лучше всадить нож в спину. Они были не готовы. Между Чимином и семьей осталась недосказанность, вмятые в душу обиды, которые каждый скрывал, как только мог, чтобы оставить друга светлым воспоминанием и забыть потом, но только хорошим. А что делать теперь, когда тот, кого увидеть и не надеялись, а может даже и не хотели стоит прямо перед ними… рядом с незнакомым молчаливым омегой. — Чувак, этот цвет идёт тебе гораздо больше, — пытаясь разрядить атмосферу проговаривает Хосок, кивая на волосы Чимина, что застыл в проёме с нечитаемым взглядом. Его пряди теперь сахарно блондинистые, наверняка, блестящие на солнце и мягкие, как когда-то раньше. Все стоят, затаив дыхание, не в силах вымолвить и слова, и лишь Чонгуку знаком этот глубокий взгляд, что смотрит в самую душу. В нём нет чего-то прежнего, неугасающего и яркого, оно сменилось пустотой, от которой душа предательски ноет. Словно и не было этих дней разлуки, не было бессонных ночей, когда Чонгук собирал остатки воспоминаний, так и не сумев затмить боль от горькой обиды. Столько вопросов вертится в голове, а они смотрят друг другу в глаза, будто в округе нет никого, и так и не находят на них ответы. — Рад вас видеть, — первым говорит Чимин, а незнакомый парень рядом с ним слабо улыбается. От него исходит приятный аромат сирени, а хрупкая ладонь в руке альфы кажется совсем миниатюрной. — Это мой омега, — Чимин одаривает всех счастливой улыбкой, от чего сердце падает вниз, отскакивая от пола и возвращаясь назад. — Его зовут Герди, и он не говорит на корейском. Только теперь Чонгук видит. Видит то, каким взрослым стал его когда-то любимый хён. Как вытянулся и покрепчал, как взгляд стал незнакомо осознанным и прямым, а улыбка совсем не такая — Чонгуку он другую дарил, — точно не эту. И вроде бы все нарушают тишину негромкими возгласами, но в голове Чонгука только беспросветный туман, словно в дурацком сне, — он слышит лишь обрывки фраз, лишь отпечатки чужих запахов, что затмевают сознание. Видит, как Намджун хлопает альфу по плечу, а тот в ответ весело улыбается, отвечая на восторженные слова. Джин тоже заливается счастливым смехом, и даже Тэхён по-прежнему не опуская руки с омежьей талии, кивает беспечно болтающему Чимину. — Присаживайтесь, я сейчас чего-нибудь покрепче принесу, — голос Хосока раздаётся совсем близко, позволяя вынырнуть из собственных мыслей, а после, тот отправляется на кухню за новой порцией алкоголя. Чонгук чувствует себя потерянным, ощущает бессилие от того, насколько сильно ему не верится в происходящее. Чимин здесь, спустя долгих три года, — рядом, как когда-то давно. И, кажется, как обычно, влился в коллектив за считанные секунды. Кто-то возвращает колонки в привычную громкость, и все оказываются за столом, когда омега наконец поворачивает голову на Тэхена, кивающего друзьям, и поверить не может, что все так быстро вернулись в атмосферу былой компании. Где эта глупая вражда и острые фразочки, где тот самый Чимин, что приносил любимые шоколадки в тяжёлые дни, — они ведь совсем другие теперь. И это почему-то пугает. Чонгук заглядывает в глаза Тэхена, надеясь на привычную поддержку, а у самого в глазах постыдная влага, и у горла непробиваемый ком. — Всё в норме? — одними губами спрашивает альфа, прижимая темноволосого ближе, и тот слабо кивает, наконец принимая суть происходящего и поворачиваясь к шумной компании. Чимин, когда-то такой родной Чимин вновь смотрит на него и от этого хочется завизжать, прижаться посильнее к Тэхёну и спрятать голову под его майкой, потому что чувствовать на себе остатки горячей и трепетной любви невозможно. Чонгук готов поспорить, что Чимин не отрывает от него глаз, смотрит, как он вырос и, наверное, чертовски злится, что оставил его, что уехал, что просто отдал другому. Чонгук в этом уверен, как в том, что земля круглая, но если это так, то земля оказывается плоской, потому что Чимин уже давно не смотрит. Он только гладит пальцами руки Герди, который так сильно переживает из-за того, что он тут не нужен, что действительно не замечает, насколько он не в тему. Он другой. Он не Чонгук. Совсем крохотный, с тусклыми голубо-серыми глазками и от природы белыми волосами. Он выглядит как маленький цветочек, возможно, незабудка или ранний подснежник, а пахнет как весенняя сирень, что так чертовский ему подходит. Рядом с ним даже такой обычно мягкий Чимин выглядит настоящим альфой. Их руки сплетены друг с другом, пальцы будто связаны в тугие узелки, продержащие их рядом навсегда. А ещё на безымянном пальце рук обоих по кольцу и, чёрт, они помолвлены… Чонгук сжимает в руке черную толстовку, которая хоть и пахнет успокаивающим шоколадом, только сильнее выбивает из колеи. Неужели Чимин мог полюбить кого-то другого? Не должен был ли он страдать и маяться от горячей любви к тому, чье сердце уже занято, как был в этом уверен Чонгук. Чимин тоже раньше был во многом уверен. От этого становится тошно, ведь все это время он не знал чего-то очень важного. Думал о Чимине, его разбитом сердце и винил себя, пока тот целовал чьи-то шведские губы и предлагал руку и сердце… Чонгуку душно, он подтягивается к краю дивана, скидывая с себя руки взволнованного альфы и быстро перешагивает его колени, оказываясь единственным стоящим в комнате. Но те, кажется, даже не замечают костёр, что горит в душе омеги, продолжают болтать о всяких мелочах. Джин пытается вымолвить хоть слово на незнакомом языке, пока все остальные вертятся вокруг ненаглядного гостя, к которому Чонгук отчего-то испытывает антипатию. Словно обвиняет Герди в том, в чем виноватых нет. Тэхён понимает всё по одним движениям, когда темноволосый выходит в коридор, оборачиваясь напоследок, словно для галочки. Он всегда понимал. В его глазах блестит едва заметный упрёк, но, когда Чонгук кидает на него виноватый взгляд. Тэхён только кивает, одобряя что-то неизвестное никому из присутствующих. А Чонгуку этого достаточно. Он выходит из душной квартиры, оглядываясь по сторонам. Захлопывает двери, и выдыхает свежий воздух, что совсем не отрезвляет. Всё слишком неожиданно. Слишком неправильно. А может так кажется только Чонгуку, который заметив широкую лестницу, незамедлительно начинает подниматься. Он знает, что Тэхён не побежит за ним вслед, не спросит, что творится и куда его несёт, потому что он всегда был таким. Понимающим. Вход на безлюдную крышу манит своей уютной темнотой, и омега выходит на ночной мороз, что ложится на раскрасневшиеся щеки, успокаивая глупое сердце. Сколько всего он придумал себе за эти годы, сколько оправданий искал каждому из них. Звёздное небо над головой будто бы скорбит, усыпая чёрные скатерти алмазиками-звездочками. Когда-то он видел их из чиминовой машины. Дверь за спиной захлопывается дважды. Неудивительно. Кажется, Чонгук предчувствовал это ещё тогда, когда мысль выбраться подышать воздухом пришла к нему в голову. Сзади слышаться тихие, аккуратные шаги, а за ними омегу окутывает ненавязчивый запах топлёного молока. Ему на секунду кажется, что Чимин остался тем же, он тихо подходит, не слишком близко, чтобы не пугать, а после тихо кашляет себе в кулак, чтобы дать знать о себе на случай, если он был слишком тих. Черт, даже если бы Чимин был ветром, Чонгук бы узнал его, заметил. Он легко кивает головой, говоря «я чувствую тебя», так и не поворачиваясь к Чимину, даря глазам последние секунды насладиться звездным небом. Чонгук благодарен за то, что Чимин молчит, что не просит повернуться, что не пользуется ужасной фразой "нам нужно поговорить». Он всегда чувствует, что делать и от этого с ним так просто. Они стоят на крыше в паре метрах друг от друга, будто так оно и должно быть. Слабый теплый ветер дует прямо в лицо, как бы приободряя, ведь вечно молчать нельзя, и Чонгук оборачивается. Чимин так же всегда отличался стилем от их компании, имел вкус и выглядел как-то легко и изящно на фоне них. Вот и сейчас. На нем голубые джинсы стандартного кроя, а ткань на глаз выглядит такой нежной и бархатной, по сравнению с плотной и грубой, которую всегда предпочитает Тэхён. Белая майка и серый кардиган с большими карманами придают ему лёгкость, которой и так хоть отбавляй. И Чонгук невольно задумывается о кольце на безымянном пальце, тут же откидывая эти мысли прочь. Мысли о том, что его омега должен быть очень счастлив. Рассуждения обрушиваются на плечи парня неконтролируемым потоком, от которого некуда сбежать и скрыться, поэтому он лишь будто выслушивает самого себя, не открывая взгляда от нежных глаз Чимина. — Ты так подрос, малыш, — на лице парня тут же появляется маленькая улыбка, чем-то похожая на улыбку разочарования, но куда счастливее. Чонгук всегда делал его таковым. Теперь он задумывается, как много не знал о альфе. Даже и не думал, что тот говорит на английском и не успел узнать так много его положительных сторон, помимо тех, что и так всегда отмечал. Вот и идеальный альфа наконец нашел себе подходящего омегу и, это точно уж не Чонгук, что плох в учебе и на английском может только что «Айм найс, но ворриз» промямлить. — Чимин…— тихо шепчет омега, приковывая глаза к рваным кроссовкам, но взгляд сам поднимается выше и сердце пробивает несколько ударов. Он хочет сказать так много, но слова застревают где-то в горле, и всё, что попадает под его взор это знакомый блеск карих глаз и именно та улыбка. — Я… скучал, — шёпотом проговаривает альфа, и взгляд его наполняется прежней нежностью, что делает только больнее. Чонгуку так хочется отпустить эту боль, и вдохнуть полной грудью. Оставить все недосказанное, словно так и задумывалось для них. Ведь он тоже скучал. Может даже сильнее. — Тогда почему ты оставил меня? — вопрос вырывается сам собой, и Чонгук поспешно опускает глаза, надеясь, что тихий всхлип остался незамеченным. — Нас всех… — добавляет он, а по щекам скатываются предательские слезы. Чонгук знает, что не должен давать волю чувствам, но держаться становится тяжелее, когда тёплые пальцы проходятся по его щекам, заставляя поднять затуманенный взгляд. Его детство закончилось там. На чердаке старого дома, где их компания навсегда лишилась чего-то важного. — Ты плачешь? — озвучивает очевидное Чимин, и кажется совсем не удивлённым. У самого глаза блестят постыдным блеском, а улыбка так и не сходит с лица. — Я ведь хотел только лучшего, посмотри, мы оба счастливы теперь. — он снова переходит на шёпот, и Чонгук опускает взгляд на хрупкое колечко, снова не сдерживая тихий всхлип. Да, они счастливы теперь. — Я не жалею об этом, и я знаю, что поступил бы так же, — добавляет он, обжигая щеки горячим дыханием. Воздух дрожит на выдохе, но Чонгук не может иначе. — Вы так красиво смотритесь, — шепчет Чимин, и омега замирает, вспоминая о том, что Тэхён, наверняка, видел уход Чимина, но, как обычно, не стал держать. Он всегда хотел лучшего для Чонгука. Всегда был рядом, разделяя его неоправданную боль. Чимин прав и в этом. — Вы тоже, — слышится в ответ, и теперь оба улыбаются яркими улыбками. — На свадьбу хоть позовешь? — смеётся Чонгук, впервые чувствуя искреннюю радость. Наверное, именно так и было задумано. — Позову, — кивает Чимин, разделяя его звонкий смех. А на небе миллионы звёзд сияют немного ярче обычного. — Ты только посмотри, — восторженно выдыхает Чимин, оборачивая омегу в своих руках. Теперь все так как раньше, спокойно и хорошо. Руки альфы, обвивают хрупкую талию, скрытую тэхеновым худи и, возможно, это даже неправильно, но зато теперь им хорошо. Дыхание обоих дрожит от накопившихся и нахлынувших за долгие годы эмоций, а глаза подняты к темному небу. — Безумно красиво…— шепчет Чимин, его голос останется надолго в памяти Чонгука, он пытается запомнить его таким навсегда, теплым и светлым, чтобы никогда, никогда не забыть… И каждый из них понимает, что эта их последняя встреча… Все что им осталось, только запомнить и отпустить, а дальше только Чимин и Чонгук и на разных уголках планеты, — красиво как ты… Его горячее дыхание последний раз обжигает шею Чонгука, а он отпечатает это в своей памяти навсегда. Омега обхватывает пальцами ладони парня, что нежно прижимает его к себе, и всеми силами старается не издать ни одного звука, чтобы Чимин не понял, какие реки слез сейчас текут по его румяным щекам. Его чертовски будет не хватать, и Чонгук мысленно обещает Чимину скучать, мысленно просит остаться, просит никогда не отпускать и держать за руку, а после вспоминает Тэхёна, который засыпает с ним каждую ночь, целуя в лоб, потому что Чонгука это успокаивает, и поэтому молчит, не даёт Чимину повода, потому что знает, что Чимин останется, стоит только его попросить. А Чонгук уже сделал свой приоритетный выбор не в пользу Чимина и, конечно, об этом не жалеет. Просто терять всегда больно. — От тебя сигаретами пахнет, — тихо бурчит Чонгук, стараясь отвести тему чем дальше, иначе держать в себе будет невозможно. Просто нужно подождать. Он приедет домой и выплачет всю свою боль и даже обиду, а сейчас подарит Чимину свою улыбку. Как всегда, единственное, что он мог, и единственное, чего действительно желает Чимин. Просто видеть его искреннюю, чистую улыбку доставляло Чимину бешенное счастье. Чонгук чувствует себя должным подарить ему столько, чтобы хватило на всю оставшуюся жизнь. — Я не бросил, — добродушно усмехается он, оставляя на шее трепетное касание губами. Едва ощутимое, но отчего-то такое правильное. Словно их недосказанность была в этих прикосновениях. И оба знают, что не могут по-другому. Здесь нет правильности или ошибки, только уютная темнота и родной запах топленого молока, так привычно, смешавшийся с виноградным. — Хорошо, что всё так, как есть, — шепчет Чонгук, разворачиваясь в кольце чужих рук и оказываясь совсем близко. Дыхание пропадает, а по коже бегут мурашки, когда Чимин наклоняется к его губам. И даже мыслей нет, чтобы отстраниться. Ведь это даже не поцелуй, лишь лёгкое касание тёплыми губами, как презент на целую вечность. Эта ночь только для них, и сияющие звезды тому подтверждение. Сегодня они отпустят друг друга, окончательно. Навсегда. Отпустят без жалости и обиды. Словно отдают друг другу на прощанье самое важное, скопившиеся за эти года. Чонгук запомнит каждый вдох и выдох, запомнит короткое касание чужих губ и блеск родного карего взгляда. Быть может в параллельной вселенной у них есть даже что-то большее. Но здесь — они отпускают. Чимин поднимает глаза к небу всего на мгновение, чтобы смотреть на Чонгука настолько долго, насколько он это может, а потом не видеть всю жизнь, чтобы оставить его таким заплаканным и растрепанным, смотрящим только на него и наблюдаемого одними лишь звёздами. Чимин как-то обречённо улыбается. — Прости, я не приглашу тебя на свадьбу, — усмехается он, пытаясь скрыть подступившую к глазам обиду за то, что все именно так, хотя это и перечит словам, сказанным ранее.***
— Это глупый фильм, — парирует Тэхён, перебирая пряди шелковых волос на чонгуковой голове. —Вовсе нет, — отрицает Чонгук. Они лежат на большой тэхеновой кровати, смотря прямо друг другу в глаза. — Глупый, — вновь повторяет Тэхён, меняя тон на более серьезный и понижая голос до хриплого бархата. Чонгука всегда чертовски это заводит. Его взгляд, как у настоящего учителя-соблазнителя сосредоточенный, возможно, даже немного раздраженный, а естественные кудряшки и отличное тело дают этому взгляду тройную силу. — Сам ты глупый, — обиженно бурчит Чонгук, скидывая с головы руки Тэхёна и резко поднимаясь из лежачего положения. У них так всегда и, кажется, обоим нравится такие незамысловатые игры. — Кто бы говорил, детка, — дерзко усмехается альфа. — Ты хорош только в математике, — отвечает Чонгук, когда крепкие ладони Тэхена вновь укладывают его на спину, заставляя откинуться на подушки. — Уверен, я хорош ещё в кое чем, — шепчет альфа, обжигая горячим дыханием. На лице привычный оскал, а руки заползают под черную футболку Чонгука, скользя по впалому животику, и заставляя темноволосого вздрогнуть. Тэхён опускается к самым губам, заставляя таять от жаркого дыхания. Перекидывает ногу через чонгуковы бедра, вызывая короткий выдох. Чонгук опускает взгляд, вспоминая о минутах с Чимином, о звездах над их головами и таком, как казалось, правильном мимолетном поцелуе. — Стой, — шепчет омега, накрывая приоткрытые губы своими пальцами и заглядывая в шоколадные глаза замершего Тэхена. Он знает, что тот поймёт. Не станет бить посуду или собирать шмотки, чтоб расторгнуть их вечную любовь, обозвав последними словами. Знает, что Тэхён не изменит и одной сотой своих чувств, поэтому признается, скорее сам себе, нежели альфе: — Он поцеловал меня… — едва слышно проговаривает Чонгук, и добавляет пока совсем не потерял дыхание, — и я не был против. Тэхён молчит, словно задумывается о чем-то важном, но во взгляде его нет и капли упрёка, словно он видел все своими глазами, словно и так знал исход. Тэхён никогда не станет упрекать в чем-то Чонгука. Атмосфера вдруг меняется с игривого флирта на серьезность. И несмотря на то что Тэхён все ещё нависает над Чонгуком, он больше не пытается поцеловать губы омеги, которые боле не закрыты ладошкой. Он приподнимает брови, ведь совсем не удивлен, совсем не злится и не обижен. — Расслабься, детка, ты ведь сейчас со мной, да? — немного кивает головой он в успокаивающем жесте, и Чонгук тут же перехватывает его, начиная неосмысленно мотать головой в разные стороны, — Ты любишь меня, — задает вопрос Тэхён, а звучит как полное, уверенное утверждение, просто потому что он знает. Смотрит на закрытые глаза парня, что стал ещё отчаяннее мотать черной макушкой, стараясь максимально убедить Тэхёна в достоверности слов, а тот лишь усмехается, — тогда никаких переживаний, малышка, — тянет он, останавливая судорожное кивание Чонгука. Он удерживает руками голову омеги, любуясь красотой и искренностью его лица. Лишь по красным щёчкам альфа может понять, насколько он любим, а щёчки красные, словно после мороза. Тэхён слабо усмехается, а затем плавно опускается, на случай если омега вновь остановит его. Этого не происходит, поэтому он наслаждается сладостью целуемых губ. Чонгук мог бы соврать о том, что это касание ничего не значило. Что не было трепета в душе, а Чимина он безжалостно оттолкнул, оставив одного. Но им не нужно этой лжи. Пусть правда голая и чистая, Тэхён заслуживает знать все. Ведь оба знают, что это лишь начало...