Колдун

Пасмурное утро укрыло Александров тёплым густым туманом, который опустился на купола церквей и соборов, верхушки теремов и избушек, растаявших под покровом уснувшей природы. Ударил колокол. Кончалась заутреня: раздавалась теперь лишь мерный стук стали, бьющейся о ледяной воздух. Вскоре и она раздробилась в новый мотив, побуждая своим стонущим эхом всех очнуться от тягучей дремоты. Из златоглавого собора, где только что подошла к концу царская служба, медленно потянулись толпы. То были толпы опричников, обезличенные чёрные мантии которых будто бы сами ступали осторожно и таинственно в обволакивающий все вокруг серый туман. Он будто бы расступался перед ними, не в силах сдерживать напасть чёрной прелюдии. У мужчин в руках горели свечи, догорающие, освещающие спящий воздух. Когда все люди вышли, холопья бесцеремонно захлопнули двери святыни, заперев их изнутри. Внутри был теперь лишь царь с митрополитом и его доверенные: Малюта, Вяземский и Василий Грязной, вернувшийся с задания. Однако и само шествие боле продолжалось недолго. Промозглое утро будто оживило уснувшую резвость после минуты смирения. Опричники уже снимали с голов капюшоны, прохаживались с непокрытыми головами, озираясь по сторонам, с упоением вдыхая весенний воздух, предвкушая грядущее раздолье. Да, и с такими мыслями многие из них покидали церковь. Одним из последних выходил высокий и стройный молодой человек. Талию его поддерживал тугой пояс с легкими войлочными узелками. Резкие, собранные движения разбавили девичий образ юноши с красивыми длинными волосами, вновь дотянувшихся до плеч. Он прошелся от храма, а когда слуги захлопнули двери, вдруг повернулся и низко поклонился церковным палатам. Поклон его однако явился с оттенком брезгливости и дерзости. Если кто и заметил это быстрое движение, мог бы с удовольствием настучать на него. Изящно согнувшись, он смело и дерзко тронул ладонью землю, после чего медленно удалился от храма, нагоняя своих соотечественников. В тени его черного капюшона сверкнула улыбка. Федор быстрым движением снял с головы холщовую ткань, закрывавшую его лицо и с улыбкой вздохнул. Ветер обдул его лицо, шевеля мягкие локоны,успевшие достаточно вырасти с нашей последней встречи. Синие глаза лаза влажно блестели, наглая полуулыбка не покидала его лица все утро, проведённое в церкви: он рад был бы и вечно служить царю, находясь недалёко. Опричники, сбиваясь в группы, громко болтая между своими уходили по разные стороны: кто в конюшню, кто по теремам, кто пешим шагом направлялся к воротам города за лошадьми. Федор чуть ослабил пояс, провел рукою по волосам, которые теперь уже отпускались ему до плеч и быстрым шагом двинулся вперёд, сквозь сереющую пелену. Теперь путь его лежал на псарню. Он шел быстро, с лица не спадала коварная полуулыбка. Почти не замечая окружавшее его, он немного убавил шаг, проходя меж потрепанных избушек, построенных наскоро для прибывших подмастерьев и успевших уже достаточно вымокнуть. Пожив пару дней в Слободе, Федор почувствовал себя самым живым во всем мире: он и впрямь будто родился заново. Поселившись в своём старом тереме, прокатившись вокруг крепости на скаковой лошадке, которою поневоле ему пришлось оставить тогда здесь, он понял, что век ему жить здесь и не покидать этого места. Чёрный плащ, который положено было теперь носить ему, как немому царскому слуге, хлестав воздух распахнулся от резкого дуновения и обнажил красный кушак с богатыми узорами. На поясе весел изогнутый кинжал, отливавший чистым серебряной рябью. Тот теперь был его любимым украшением. С раннего утра до вечера Басманов и молодые псари, которых велено ему было обучать, возились с собаками, выполняя царские приказы, иногда в солнечные дни выезжая верхом вокруг города, испытывая прыть животных. После сумерок шли по домам, развеяться. Алексей теперь часто заходил проведать сына, но Федор не часто отвечал ему гостеприимством: быстро сдружившись с молодыми, веселыми, чуть вечер уже хмельными опричниками, он бывало что засиживался с ними бывало и до утра, а ранним утром вставал на службу с другими кромешниками. Так сам царь велел. Омрачало радость Фёдора лишь одна беда. Иоанна вне храма он однако больше не встречал. Всем ведомо было, уже месяц Царь без устали был занят делами с Литовцами. Если и выходил он прогуляться, то лишь в тесном окружении рынд и только в дневное время, когда и Басманов тоже был занят с другими псарями. Общих трапез в это время не устраивали: Царь обедал сам или редко звал к себе ближних любимцев: Малюту, Вяземского и молодого дворянина, новое лицо в Слободе - любимого царского советника, Бориса Годунова. Басманов краснел, загораясь разбуженной злостью, стоило ему услышать имена своих новых врагов. Ревность и тут не давала ему покоя. Он уговаривал себя тем, что будет ещё время поквитаться с ними, снова завоевать доверие Иоанна и инстинктивно шёл на поводу у всякого его желания, гонимый тем, что царь не отдавал этому ни малейшего внимания. Однако сейчас Федор в лучшем расположении духа быстрым шагом шёл через Слободу, гордо поблескивая остриём дорогого кинжала. Люди узнавали его: одни останавливались, другие, побоязливее кланялись. Ну а знающие правду прохиндеи встречали его наглой ухмылкой, настойчиво пытаясь уловить взгляд былого царского любимца, именитого своей прыткостью. В тот день однако опричников мало осталось в слободских владениях: царь впервые за долгое время уехал на охоту. Иоанн ехал с любимцами, но и многих других позвали охотиться и для царской забавы. Федор приглашения не получил. Басманов дошёл до псарни, остановился у ее огромных дверей, и с размаху открыл тяжелые ворота, крепко сжал обе ладони в кулак. Ворота со скипом отворились. Вход открывал большущее амбарное помещение со стенами длинными, покрытыми извёсткой и медной крошкой. Внутри, занимаясь мелкими насущными делами, ождали своего господина двое молодых подмастерьев, которые, лишь завидев хозяина, почтенно склонились перед ним. Басманов, презрительно сщурив глаза, спокойно прошёл мимо, мельком поглядывая на железные прутья решёток клеток, в которых резвились собаки: к этим зверям незримо тянуло Фёдора, он с упоением наслаждался чувством их животной мощи. Подойдя к прочному дубовому столу, который предназначен был для рубки дерева, он скинул жаркую мантию, положил на стол махровые перчатки и потом только повернулся к двоим своим подопечным. Те инстинктивно выпрямились и навострили уши, готовясь вникать в каждое слово их наставника. Федор подошёл к прутьям и взглянул на собачек. - Эти накормлены? - спросил он, не отворачиваясь от клетки. - Да, батюшка.. - сразу отвечал один из мальчиков вероятно тот, что был смелее Федор скорчил губы в кислой гримасе. - Сколько раз просил.. не называть меня батюшкой, олух поганый! Парень виновато склонил голову. Федор фыркнул, встряхнул волосами и продолжил. - Сегодня поедете этих катать, поняли? Ведите лошадей, я скоро сам к вам присоединюсь, если царевич не появится - он наконец отошёл от клетки и, скрестив руки на груди, холодно посмотрел на учеников. - Хозяин.. - заговорил второй - к тебе гости приходили, слуги царские.. Федор мигом переменился в лице. Щеки его вспыхнули, он широко открыл глаза и впился взглядом в юнца. - Царские? - переспросил он, жадно сверкнув глазами. - От Бориса Годунова, ба.. - начал было моей, но осекся. Взгляд его хозяина потух также быстрое и зогорелся. Он громко топнул ногой, яростно замахнулся кулаком в воздухе и, будто зарычав от злости, крикнул: - Так это от Бориса, дурень! Царские! - Федор злобно усмехнулся - царские.. - повторил он, уже чувствуя как мучительно таяла разбуженная внутри него надежда. Он резко отвернулся, лицо побагровело. Второй мальчик немного помялся, пока не понял, что хозяину стало легче. - Они придут сегодня, господин, хотят видеть тебя.. - Кто хочет видеть? - не поворачиваясь, чуть хриплым спросил Басманов. - Борис Годунов, батюшка.. На сей раз тот простил юнцу батюшку, будучи увлечён своими мыслями, не заметив оплошности. Федор повернутся к подмастерьям, выпрямился и властно начал. - Езжайте с собаками, куда велю. Я буду ждать их здесь. Мальчики робко кланялись и побежали к крепким клеткам с животными, чтобы выпустить собачек. Они проворно открывали клетки, звеня тяжёлыми медными ключами. Усталые от жизни взаперти, псы скалили зубы, жадно облизывая безгубые злые морды, предвкушая какок дико веселье, доступное толко им. Мальчики проворно начали вертеть ключиками. Но не успели до конца ещё открыть дверцы и выпустить собак, как вдруг серая громадная псина с разгону прыгнула на зеленую ограду и, потянувшись через дырку, зацепила зубами руку мальчугана. Тот вскрикнул, лицо его скривилось от боли и страха, он отшатнулся назад. Собака, удовлетворенно рыча, начала отступать перед новым прыжком. Мальчик не успел закрыть клетку. Федор, наблюдавший эту сцену, ухмыльнувшись от вида того, как мальчик испуганно обнимает раненую руку, вмиг пересёк комнату, подошёл к двери клетки и распахнул ее полностью. Двое парней отскочили в сторону и удивлённо посмотрели на хозяина. Собака, учуяв запах приближающегося гостя, настороженно встала и принюхалась, забыв о наступлении. Войдя внутрь клетки, Федор стал двигаться медленнее. Когда он зашёл глубже, злые собаки враждебно оскалили клыки, готовясь к нападению. Главная псина, та, что посмелее, громко тяфкнула. Мальчики затаили дыхание. Басманов вздохнул, тряхнув волосами. - Смотрите - сказал он в пол оборота оглядываясь на мальчуганов - как семеро на одного.. В то же мгновение он резко двинулся вперёд, как будто припугнув собаку. Собака оскалилась, это разозлило ее еще больше: она зарычала и вдруг бросилась на Фёдора с животной прытью. Остальные псы последовали примеру. Мальчики вздрогнули и побледнели. Но бояться было нечего. В один миг Федор опустился на колени перед стаей псов, готовых накинуться на него. В другую секунду он спокойно и быстро скрестил руки, как будто незримо защищаясь и прижал подбородок к груди. Эти животные приемы были известны ему ещё с детства. Собаки, с прытью ринувшиеся на опричника, последовав его движениям остановились и притихли. Растерянно они двинулись к ногам Фёдора и присели всей стаей. Злая собака высунула язык и завиляла хвостом. Мальчики открыли рты от изумления, не в силах даже посмотреть друг на друга. Довольный собой, Басманов поднялся с колен и мягко похлопал ладонью по ноге, призывая к себе злую собаку. Та оживленно подбежала к нему, жадно ткнулась мордой в ладонь хозяина. Федор вышел из клетки, ведя за собой послушную, вилявшую хвостом псину. А за ней потянулась вся стая. Он вышел из клетки, поглаживая животину за шерстку и вдруг остановился: взгляд его замер на двери. Мальчики, следившие теперь за каждом его движением настороженно обернулись, стоя спинами к воротам. А в воротах, в дорогой меховой шапке и тяжелом, подстать высокому чину одеянии, стоял статный, молодой боярин. Нагловатая, но располагающая к себе улыбка озаряла его молодое лицо, его чернявые с длинными ресницами глаза и алые губы. Руки его в мягких узорчатых перчатках тихо хлопнулись друг о друга, когда Федор поймал его взгляд. Так незнакомец отдал дань его подвигу. Фёдору молодой человек отнюдь был знаком. То был мудрый Борис Годунов, первый царский советник. - Борис Годунов - Басманов поднял дерзкий взгляд на царского любимца, отпуская собаку. Он улыбался, в жилах кровь его закипала от огненного чувства сладкой ненависти. Годунов подошёл чуть ближе и вежливо поклонялся Фёдору. Не дождавшись от него поклона, он начал мягким, сдобным голосом. - Приветствую тебя, Федор, сын Алексея. Аль не припомнишь, как мы дружбу водили в былые времена? Не поклонишься мне, как старому товарищу? С этими словами Годунов снова выпрямился и мягко посмотрел на опричника. Но Басманову не нужно было повторять: с живой дерзинкой он низко кланялся Борису, после чего снова взглянул на него тем же презрительным взглядом. - Помню, помню, Борис. Коли пришёл раньше ко мне, проведать, не запямятовал бы.. - В таком случае - оборвав его, ещё мягче продолжал Борис Годунов - я зову тебя отужинать со мной. Негоже помазаннику царскому день и ночь с собаками возиться. Он сказал это серьезно, без улыбки и замолчал, все также неуклонно глядя в лицо собеседника. Федор всмотрелся в его лицо: чистые, красивые глаза, мальчишеская игринка звала в каждом из них. Бывало они с Борисом вместе катались на лошадях, в походы ходили. Но и ссорились тоже часто. Как бы то ни было то, что Борис назвал его царским помазанником, теперь сильно подействовало на Басманова. Он отвёл взгляд, убрал с лица улыбку и серьезно кивнул Борису, ждавшего от него ответа. - Я приду, коль в гости зовёшь. - ответил Федор. Борис удовлетворенно улыбнулся. - Сегодня к вечеру приходи, Федор, мои слуги тебя пустят. Ждать тебя за разговором буду - сказал он и поклонился. Затем Борис мгновенно отвернулся, откашлялся и быстрым шагом вышел из псарни к хлопьям, которые ждали его за дверями. Через пару мгновений и след от него простыл. Мальчики, недоуменно поджав губы, уставились на Фёдора. Но Федор недолго оставался неподвижен. Он вдруг громко расхохотался. - Слышали? - иду старого друга навещать, а! Вот те на! Эй! - он вдруг властно обратился к обоим подмастерьям - чего встали? А ну! Мальчики, опомнившись, сначала кинулись к собакам, но вспомнив о произошедшем, успокоились и подошли медленнее к опасным животным, боязливо кладя им ладони на головы. Федор закончил смеяться и, вдруг насупившись, постоял ещё пару минут в глубокой задумчивости. Его туманный взгляд застыл на приоткрытой двери. Когда мальчики, с опаской проглядывая на Басманова, уже покинули псарню, держа псов у колен, Федор наконец отвлёкся от своих мыслей. Он вмиг пересёк комнату, схватил со стола чёрную накидку и, ловко затянув прочные узлы на поясе, без капюшона направился к дверям псарни. Лицо его озарила сладкая улыбка, щеки порозовели. «Ну, будь, что будет» - подумал Басманов. И Федор стал быстро удаляться к своему дому. **** Чуть стемнело, Федор подошёл к большому терему Годуновых. На нем, покрытый опричным одеянием, красовался хаванский, расшитый серебряными и изумрудными нитями халат, подпоясанный бисерным поясом. У ворот Фёдора чинно встречали стражники. Двое весялчиков до полку поклонились ему и, отперты тяжёлые двери жилища повели его к терему хозяина. Хозяин уже ждал гостя в сенях. Когда Федор вошёл в сени, он с живым удивлением, которое он однако предпочёл бы скрыть под тенью безразличия, принялся разглядывать высокие золоченые иконы, украшавшие обширную прихожую. Увидав Бориса, он тут же перестал глазеть по сторонам и, как подобает, низко поклонился принимающему его в гостях. Борис с улыбкой ответил кивком, жестом приглашая друга в соседнюю комнату. - Милости просим, дорогой гость. Пойдём, проведу тебя до трапезной. Федор пошёл за Годуновым в следовавшие покои. Пройдя по тёмному, почти неосвещенному узкому коридорчику с масленными портретными изображениями икон, они достигли широко распахнутых дверей и вошли в большой светлый зал с полностью накрытым столом. Федор распахнул от удивления глаза: казалось все уже было готово для званного ужина, а он ещё не успел войти сюда. Рассмотрев за столом два кубка, он понял что трапеза им предстоит только вдвоём. Годунов дошёл докончат стола, повернулся к гостю и снова, ласковым жестом пригласил его сесть за стол. Как только Басманов опустился супротив, хозяин хлопнул в ладоши и в двери вошли двое слуг с подносами: у одного в руках было блюдо с гусем, у второго глиняный кувшин с ежевичной медовухой. Гуся поставили на стол между двумя товарищами, вино до горда наполнило кубки. Слуги низко поклонились и удалились туда, откуда пришли. Теперь Басманов и Годунов остались одни. Несколько мгновений они испытывающе глядели друг на друга, Федор первый отвёл взгляд. В животе у него заурчало: признаться, в последнее время питался он скудно, да и откуда брать жаренных гусей, когда на охоту он почти не ездил.. Годунов с привычной улыбкой сделал глоток медовухи, что заставило Федора, наконец, забыв всякую растерянность, притронутся к масляному зажаренному со светлой корочкой гусю. - Что ж, Федя, давно ль ты тут? - спросил наконец Годунов, которого любимая медовуха быстро развеселила. - Недавно ль - шутливо ответил Басманов, принимаясь за ее одну ножку гуся. - Ты прости меня, с делами насущными и про друзей забываешь. Федор оставил ножку и молча взглянул на Бориса. Тот смотрел на него добрым, открытым взглядом. Они были товарищами ещё когда Борис только поступились службу к Ивану и бы простым рындой. Потихоньку они отвыкли друг о друга: у Фёдора появилась неприязнь к Борису, когда того приблизил к себе царь. Басманов нагло ухмыльнулся. - Что ж, Боря, много ль дел на царской службе? - Много, много, побратим. Царь из дел не вылезает и нас за собой тянет - Борис вдруг нагло хмыкнул- а как ты, небось рад снова к собачкам? Фёдору показалось что тот пытался уколоть его своим нынешним положениям, но пропустил мимо ушей замечание Годунова. Он пожал плечами. - Не так, как в былые времена.. - А как в былые? По другому? - с интересом спросил Годунов. Глаза Федора заблестели, но тут же потухли. Он задумчиво улыбнулся вдруг нахлынувшим воспоминаниям. Сделав глоток из кубка, он заговорил. - Знаешь, Борис, царь ведь меня испытал, да ещё как.. - Как? - глаза Бориса сверкнули. Он любил истории. Федор хмыкнул. - Да вот так! - посмотрев на Бориса, увидев, что тот слушает, Федор продолжал - было мне годов так тринадцать. Я снова сбежал из дому.. - А часто сбегал? - перебил его Годунов, которого растила любящая мать, с детства готовившая его к царской службе. - Ан дома почти не бывал - ответил Федор и продолжал - пришёл с отцом к молодому царю, говорю, мол, я с собачками на их языке общаюсь - возьми в псари, учиться. А Иоанн как нахмурил брови, говорит «Ну уж погоди! У меня своих хватит!» а я набрался смелости, отвечаю «А ты испытай меня, царь!» Годунов, казалось, с упоением слушал собеседника, теребя в руках шелковый гайтан с крестиком. Федор вытер руки о салфетку, сел поудобнее, опершись о стол и продолжил. - И тут повели меня с ним на псарню, царь вдруг остановился, хитро улыбнулся, а меня взяли за руки и бросили в клетку с собаками! - Со злыми? С которыми охотимся? - живо спросил Борис. Федор принял чинный вид и неприятно улыбнулся - А какими ты думаешь, а? - и радуясь восхищенному взгляда товарища, добавил - с царём шутки плохи.. - И что ж ты, не испугался? - Испугался конечно.. но с дикими собаками я знал, как повести себя. Я их скоро утихомирил. - Как это, утихомирил? Как сегодня? - А ты заходи, еще покажу - с улыбкой сообщил Федор и довольно откинулся а спинку стула. - царь тогда восхитился моими умениями. Борис внимательно проследил за взглядом Басманова. Синие глаза Федора мерцали в сладкой неге задумчивости. Губы, влажные от питья, крепко сомкнуты в красивом изгибе, вся фигура его вытянулась за столом, непринуждённо были положены руки, чуть наклонена голова. Волосы опустились на плечи, задевая глаза, губы, осыпая его лицо. Федор задумался не надолго. Он взглянул на Бориса просыпающимся взглядом. Черты лица его омрачились. - Скажи... Борис, - Басманов ближе наклонился к столу и посмотрел будто бы сквозь собеседника - а не говорил обо мне царь? Борис притупил взгляд и покачал головой. - Иоанн с литовцами кручинится.. некогда ему до нас, Федя - добавил он. В душе однако у Годунова мелькнула радостное чувства превосходство над недавним противником, но он тут же подавил его ради своей иной цели. Взгляд Фёдора сделался серьёзнее. Он выпрямился, снова крепко сидел за столом. - Иоанн во мне нуждается боле - омрачено сказал он и залпом допил медовуху От его слов Борис вмиг оживился. - Не говори так, Федя. Знаю, сможешь ещё своё взять.. - Что будет? - Федор впился глазами в собеседника, повыся голос - что будет? - раздраженно переспросил он - уж я то знаю, ничего хорошего не будет! - А будет, будет - настойчивее повторил Годунов и добавив - говорят, будто большой пир скоро царь устраивает.. Федор, скаливший зубы от негодования, вдруг разом остепенился, повернулся к нему и захлопал глазами. Он со всем вниманием обратился к Борису. Поймав его взгляд, Годунов продолжил. - Будет пир. Об этом много думает царь. Сам знаешь, литовцы приезжают. А им приём достойный нужен.. - Всех позовёт? - перебил Федор. Он вдруг почувствовал, как сердце будто зашевелилось в груди. Борис смиренно улыбнулся. - Всех, всех.. да и не из слободы тоже, всех призовёт.. После слов его воцарилось молчание. Оба сидели смирно, взглядами прикованные друг к другу. Глаза Федора горели, его руки, пальцы подрагивали, щеки покраснели от возбуждения. Он не думал ни о чем и только об одном: это мог быть его единственный шанс.. шанс, ради которого он здесь - обратить на себя царское внимание, без которого жизнь его была не сладка. Борис молча смотрел на него. У него в голове давно уже созрел план, частью которого явился Басманов. Однако здесь и сейчас он, отвлекшись от своих умных мыслей, наблюдал, как товарищ в раздумьях готовит себя для чего то большего. Федор вдруг молча, опустив глаза, встал и окрепшей рукой волевым движением поднёс кубок ко рту. Борис ухмыльнулся. - Пьёшь за Иоанна, а? - весело спросил он, глядя, как залпом Басманов выпивает вино до дна. Но Федор лишь пожал плечами. - Не знаю - сказал он - наверное просто пью. Для себя. Они с Борисом ещё несколько часов сидели вдвоём. Слуги приносили варенье и орехи в мёде, сладкие плетёнки, сухари с маслом.. Разговор снова вошёл в нормальное русло. В третем часу ночи Басманов покидал Годунова. Они обнялись на прощание, будто снова став хорошими товарищами. Однако одного и второго мучило чувство, будто они о чем-то недоговорили. О чем то умолчали. Тогда Федор, чтобы развеять тянущуюся тишину, вдруг предложил Борису. - Давай как раньше, цепями махнемся, а? - задорно приговаривал он. Борис не сразу понял, о чем говорил товарищ. Вдруг его осенило. - А давай! Я тебе свою икону богоматери, а ты мне.. - А я свою, у меня кроме крестика и образцов ещё она весит! - сказал Федор, выпрямляясь, чтобы легче было бы отстегнуть тугой гайтан. Борис снял свою цепочку с маленькой иконкой и передал ее Феде. Так они поменялись амулетами и снова обнялись, будто бы скинув с шеи тяжёлый груз. - Ну теперь добро, в добрый путь. - сказал Федор. - В добрый путь - ответил Борис. Когда Басманов ушёл, Годунов в задумчивости постоял на улице, вслушиваясь в глухоту шёпота холодного ветра. Потом он удалился в свои покои, дошёл до опочивальни и, не раздаваясь, лёг на широкую постель, уготовленную только ему одному. Нет, он больше и не хотел видеть в Фёдоре друга: в нем заложилась другая идея, служившая ему угрозой. Однако то, как он обменялись амулетами, смягчило его сердце. В эту ночь Борис заснул спокойно: плохой сон не потревожила его, молитва на ночь успокоила его душу. А утром поспешил встать на службу, чтобы вновь и вновь оставаться при государе верным слугою.