Менестрель в руках дракона

Поцелуй глубоко взволновал эльфа, как и заколка. Он долго разглядывал изящную вещицу, держа ее в руках, когда оказался в одиночестве, даже прижал к губам, целуя памятную вещь, а потом испуганно оглянулся, точно Саурон наблюдал за ним. Внимание тронуло его ещё сильнее, и он, полный вдохновения, бросился слагать новые песни о тех временах, когда не было ещё эльфов, а валар и майар пели песнь сотворения мира. Память о прикосновении не отпускала его и ночью, и он ощущал постыдное желание. Он лег на живот, чтобы зашедший вдруг Саурон не застал его и не отпустил свою очередную жестокую шутку. Утром эльф отправился в купальню, отмывая себя, и плескался в воде, наслаждаясь ею, и негромко пел сам себе какую-то беззаботную песню. Когда он закончил с купанием и вернулся в комнату, то первым делом ему на глаза попался лежащий в его постели Саурон. Майа развалился в кровати прямо в одежде и, закинув ногу на ногу, изучал записи и новые сочинения менестреля. Он на мгновение оторвался от своего занятия, чтобы бросить взгляд на закутанного в полотенце эльфа. — Очень хорошо, мне нравится, что ты успел сочинить, — похвалил его Саурон, — я пришел, чтобы дать тебе задание. Я хочу, чтобы ты сочинил что-нибудь для орков. Это должно быть что-то вдохновляющее идти в бой и отдавать свои жизни ради меня. Некромант внимательно посмотрел на него и поднялся с постели. — Если справишься, можешь сам выбрать себе награду… кроме свободы, разумеется. Ну а если нет, что ж, свежая эльфятина вдохновит моих воинов не хуже песен. У тебя есть три дня. Майа усмехнулся и, потрепав его по мокрым волосам, вышел из комнаты. Эльф снова смутился донельзя из-за собственной наготы и оценивающего хозяйского взгляда майа. После размышлений он разозлился. Поручить ему использовать возвышенную поэзию ради удовлетворения слуха низких тварей! Но он все же смирил гордость и дописал сперва гимн валар и майар, выдержанный в возвышенных тонах, и под конец он так утомил его, что поневоле захотел чего-то веселого, даже грубого. Становиться жареной эльфятиной Линдиру не хотелось, тем более, что перед этим Саурон позволил бы надругаться над ним и наблюдал бы за этим сам. Для орков он выбрал простые и звучные ритмы марша, одновременного грубого и веселого — это была пошлая песенка про орка и распутных девиц. Вряд ли она удовлетворила бы взыскательный вкус майа, но оркам понравилась, и те охотно распевали новую песнь, маршируя по двору. — Мне можно не беспокоиться, что мои уши пойдут на холодец, господин? — и он снова поклонился, касаясь руки. — Улыбка его была несмелой и выдавала страх, хотя сам эльф очень хотел бы казаться спокойным. — Что касается дара, то он мне не нужен... Кроме вашей благосклонности, господин. Саурон усмехнулся, наблюдая с балкона за легионами орков и темных тварей. — Да, ты справился, — успокоил его майа, — получилось отвратительно, но оркам понравилось, армия готова идти в бой, и это главное, — он повернулся к менестрелю и привычно запустил руку в его волосы. — Моя благосклонность зависит от твоей старательности, — сказал Саурон, — так что тебе все же придется выбирать. Что бы тебе хотелось? Украшения, золото, богатые одежды? Может быть новые инструменты? Или ты желаешь чего-то другого? Он приподнял голову эльфа за подбородок, заставив взглянуть себе в глаза. Взгляд майа говорил, что хоть он и доволен выполненной работой, потребовать лишнего он не позволит и в случае оплошности предыдущие заслуги не смягчат наказание. — Вы мудры, господин, и до сих пор были снисходительны. — Ласки майа одновременно нравились менестрелю и сбивали его с толка. — Не смущайте меня, прошу... Я буду надеяться на большее — ведь мы, эльфы, так легкомысленны. Он несмело дотронулся до руки Саурона и тут же отдернул, желая запомнить прикосновение. Он задумался на мгновение — но богатства не так манили его, как и красивые одежды. — Вы ведь не позволите бродить мне в лесу просто так, среди ручьев и старых холмов? Быть на привязи я не хочу, а вы будете рисковать тем, что однажды я могу не вернуться. Если так, то мне, господин мой, очень не хватает тут библиотеки и книг. У вас есть несколько фолиантов, орки притаскивали мне их, но они на темном наречии... Поклонившись низко, эльф ушел. Он был менестрелем и привык чувствовать страстно, а майа оставался для него существом непостижимым. Он обнимал себя с мыслями о нем и гадал, какой бы была любовь Майа и его ласки — грубыми или нежными. — Ты прав, из-за твоего проступка я больше не доверяю тебе и на прогулку не отпущу, — согласился Саурон, даже не подумав убрать руку, — а библиотека здесь есть, но и там большая часть книг на темном наречии и посвящена магии. Можешь сходить туда, если хочешь, слуги тебя отведут. — Он кончиками пальцев коснулся его губ. — Ты в любом случае всегда надеешься на большее, едва я оказываюсь в твоем поле зрения. Неужели ты думал, что все твои мечты и фантазии остаются для меня тайной? Саурон усмехнулся и сложил руки за спиной, больше не смотря на Линдира. — Можешь идти. Если захочешь что-то еще — только скажи. В следующий раз некромант позвал его к себе, когда его армия уходила из крепости, распевая придуманную Линдиром песню. Майа раздраженно поморщился и одним взмахом руки закрыл все окна в покоях, чтобы хоть так избавить себя от отвратительного орочьего пения. Он скинул со своей головы корону и потер виски. — Сыграй мне что-нибудь, — попросил Темный Властелин, тяжело ложась в постель. Линдир, надеявшийся, что если темный властелин покинет Дол Гулдур вместе с войском, то сам он сможет отдохнуть или сбежать, если слуги потеряют бдительность, вздрогнул — слова Саурона напомнили ему, что нужно быть осторожнее в своих мыслях. Но он не выдал замешательства и послушно подошёл к высокой арфе, плавно тронув струны. Напев его был негромким, и мелодия тихой и успокаивающей — ее можно было назвать колыбельной, если бы майа нуждался в том, чтобы спать регулярно, как люди. Мелодия успокаивала мысли и приносила облегчение, поскольку эльдар умели врачевать песнями. — Если желаете, господин, я могу сделать целебный отвар, если только вы нуждаетесь в моем скромном искусстве. Но Саурон не отвечал, а лежал, прикрыв глаза, — может быть, считал предложение эльфа слишком глупым и не стоящим внимания. Линдир пел ещё некоторое время, и, поскольку Саурон не отзывался и был или слишком погружен в мысли, или спал, эльф в конце концов замолк и сидел некоторое время. Саурон не позволял ему покидать покои без его ведома, и менестрель молча любовался умиротворённым видом врага эльфов, Гортхаура Жестокого, который был теперь его хозяином. Спящий он был особенно прекрасен, поскольку в лице его появлялась, как ее назвал бы Линдир, невинность. Посидев так некоторое время, эльф поднялся и приказал служанке проводить его в библиотеку, где засел за фолианты. Он мало что понимал в них, но вдруг наткнулся на несколько разрозненных листков, которые изображали майа Саурона рука об руку с Морготом — и Линдир задумался, какими были их взаимные чувства. Саурон проснулся и сразу недовольно нахмурился, не увидев менестреля. Головная боль не отступала, и он поднялся с постели. Уже была глубокая ночь. Майа по темным коридорам отправился к Линдиру, по пути распугивая заснувших на посту орков. Он без стука вошел в покои эльфа и, не раздумывая, направился к лежащему под одеялом менестрелю. Саурон забрался к нему в постель и обхватил его руками поперек талии. Своим неожиданным появлением майа испугал Линдира. — Спой для меня, — приказал некромант, удобно устроив голову у него на плече. Слушая прекрасный голос певца, майа медленно погружался в сон. Уткнувшись носом в основание его шеи и крепко держа его в объятиях, он проспал до утра. Но и проснувшись, он не пожелал отстраниться, согретый теплом, исходящим от тела менестреля. Расслабленно думая о чем-то своем, Саурон кончиками пальцев скользнул по его груди. — Удалось вчера найти что-нибудь в библиотеке? — лениво спросил майа. — Скоро мы отправимся в Мордор, там библиотека намного лучше, возможно, даже есть книги, что пришлись бы тебе по душе. В Мордор? Не будь менестрель научен горьким опытом, он непременно громко запротестовал бы и застонал бы от разочарования. Любые надежды на спасение исчезали. В маленькой крепости его ещё могли отбить, в огромных владениях темных сил — никогда. Значит, Саурон останется его господином навечно... Если не захочет избавиться от него раньше. А потом Саурон задал проницательный и напугавший его вопрос о библиотеке. Скрывать тайны от майа было бессмысленно, и Линдир выдохнул: — Я нашел старые гравюры — на них были вы и вала Мелькор. Простите мне мои слова... Я понял, что вы были близки. Как вышло, что вы стали его учеником? Линдир задал этот вопрос и замер, как мышь в зубах лисы. Пальцы майа, лишенные в этот раз устрашающих черных когтей, поглаживали его тело, и Линдир замирал от страха и восторга. Ему нравилась ласка Саурона, хоть она и была небрежна. И все сложнее было контролировать реакцию своего тела. Сердце билось, но кровь прилила не к нему, и даже не к порозовевшим ушкам, а к низу живота. Скоро его начнет выдавать холмик между ног, который не скроет тонкое покрывало... Желая отвлечь, Линдир запел особенно выразительно долгую песнь о падении древ и о сотворении светил. — От предложенных Мелькором перспектив отказался бы только глупец. Да и любой бы на моем месте захотел бы служить самому могущественному из валар. Майа прикрыл глаза, погружаясь в воспоминания, замер, вслушиваясь в пение менестреля, потом вдруг внезапно рассмеялся и навалился на эльфа всем своим весом. — Ну надо же, какой чувствительный! Оказывается, тебе достаточно только моего присутствия, чтобы возбудиться. Он скользнул рукой ниже и сжал его плоть через одежду. Саурон поймал взгляд менестреля, и, не скрывая насмешки продолжил ласкать его рукой. Потом майа откинул одеяло и расстегнул его штаны. — Не стесняйся, ты же только об этом и мечтал все прошлые дни, — язвительно проговорил некромант. Темный Властелин бесцеремонно развел в стороны его ноги, продолжая двигать рукой и, смотря прямо в глаза, внимательно наблюдать за реакцией Линдира. Он за пару минут довел его до оргазма и отстранился, вытирая со своей ладони белые капли. Еще раз окинув его холодным насмешливым взглядом, Саурон поднялся с постели, поправил свою одежду и накинул на плечи оставленный им ранее плащ. Не сказав больше ни слова, он вышел, оставив Линдира одного. Линдир тяжело дышал под его ласками, не смея препятствовать им. Он прикрыл глаза, полностью отдаваясь плавным поглаживаниям; ощущения были столь острыми и сильными, что он выплеснулся в ладонь Саурона почти сразу. Но ощущение блаженства быстро схлынуло, стоило посмотреть на презрительное лицо майа и злой оскал его улыбки. Дверь хлопнула, и менестрель остался в одиночестве. Он коротко простонал. Каким же жестоким и неприступным был его господин! Обращался с ним, словно с милой ручной зверушкой, у которой началась течка. Он проклинал себя за то, что не сдержался, проклинал свое чувство к надменному Майа и был готов зарыдать. Приняв ванную и смыв с себя следы семени, он лег в постель, обняв себя руками. Теперь он без стеснения разрыдался. Ему было невыразимо стыдно взглянуть Саурону в лицо на следующий день, и он думал, наберётся ли смелости попросить больше не провоцировать его. Да, решено. Если только темный майа снова начнет провоцировать его, он просто уберет его руку и скажет, что он не животное, не способное сдержать инстинкты, а высшее существо, эльф. — Нравится же вам так унижать меня, господин. Вы знаете мою слабую натуру... Он хотел было добавить, как снисходителен был к нему лорд Элронд, но потом разумно вспомнил "Теперь я твой господин!" и промолчал. Поражение в битве пяти воинств озлобило Саурона еще больше, теперь он постоянно пребывал в скверном расположении духа. Менестреля он решил больше к себе не приглашать, чтобы не было соблазна сорвать на нем свою злость и раздражение. Так прошел почти месяц. Саурон вспомнил о Линдире только когда все было готово к переезду в Мордор. Он приказал слугам собрать вещи эльфа, и вскоре небольшой отряд отправился в путь. Так отряд состоял по большей части из орков, передвигались чаще по ночам, иногда устраивая короткие привалы. Менестреля Саурон поручил охранять сразу нескольким оркам. Ему было не дозволено даже ехать верхом одному, майа опасался, что так может появиться соблазн сбежать. Поэтому Линдир с закованными руками ехал впереди главаря орков. Саурон изредка обращал на него внимание, иногда приказывал петь. Спать эльфу тоже приходилось рядом с орками. Лишенные пленников, которых было всегда много в Дол Гулдуре, они быстро начали скучать и все чаще поглядывали на эльфа, желая не то сожрать, не то просто развлечься. Саурон, когда замечал, пресекал их попытки. Но когда он был чем-то занят, лапы темных тварей так и тянулись к Линдиру, норовя хотя бы потискать или понюхать остроухого. Эльф живо понял, как свободно и комфортно жил в Дол Гулдуре. Впереди же его не ждало ничего хорошего. Он чувствовал, что Саурону не до него, и вот-вот ждал, что разозленный майа махнет рукой, позволяя своим тварям разделаться с несчастным эльфом, чтобы сорвать злость от поражения. Армия отступала, и они бесконечно продвигались куда-то дальше на юго-запад. Каждое жадное поглаживание заставляло эльфа вздрагивать от омерзения. Вожак орков, когда подсаживал его к себе на коня, бесстыдно ощупывал его сквозь рубашку или шлёпал по мягкому месту, тихо и хрипло шепча что-то на грубом их языке. Саурон даже не оглядывался на него и крикнул орка лишь раз, когда тот совершенно бесстыдно навалился на него, раздвигая узкие бедра эльфа коленом. Уж лучше бы он позволил им делать с ним что заблагорассудится. Эльф бы уже истек кровью, но был бы избавлен от липкого ежедневного кошмара. Моменты, когда несчастный хотел вымыться от дорожной пыли и пота, превращались во всеобщее представление. Орки гоготали, фыркали, показывали непристойные жесты, а Линдиру хотелось провалиться сквозь землю. Дорога и то, что он был отдан во власть орков, угнетало его и делало равнодушным ко всему. К концу путешествия он не хотел ничего, отказывался пить и есть, и слабость была такова, что он не мог защищаться от орков — они таскали его, как тряпку или полупустой мешок с зерном. Он часто лил слезы, думая, что его никто не видит. Саурон даже в пути был постоянно занят. Он изучал карты, раздавал распоряжения посыльным и следил, чтобы никто из светлых не наткнулся на отряд: укрывал воинов своей магией, наводил морок. Во время привала майа привычно засел за карты, сверяясь со своими записями и рассчитывая оставшийся путь. Он оторвался на мгновение, чтобы подозвать к себе главаря орков и задать ему пару вопросов. Когда на его зов никто не откликнулся, Саурон, раздраженно сверкая огненными глазами, окинул взглядом лагерь. Внимание Темного Властелина привлекло какое-то оживление в его дальней части. Он откинул в сторону карту и резко поднялся с места, направляясь прямо туда. От увиденного он пришел в такую ярость, что неосознанно принял самое ужасающее свое обличье. Двое орков зажали между собой несчастного менестреля, решившего искупаться и собственнически исследовали его тело. Вокруг уже собралась улюлюкающая толпа. Если бы Саурон пришел хоть на полминуты позже, они бы успели обесчестить эльфа. Внезапное появление Темного Властелина посеяло панику. Майа, рыча не хуже, чем в волчьем обличии, на месте убил нескольких орков. Вскоре наступила абсолютная тишина, нарушал ее лишь голос Саурона, который теперь срывал накопившийся гнев на провинившихся воинах. Рычащий звук темного наречия из уст некроманта был хуже сотни ударов плетью. Опустившись на колени, орки молча терпели наказания, не смея воспротивиться даже когда Саурон выпотрошил несколько их собратьев. Темные твари лелеяли надежду, что потом им будет позволено поживиться тем, что останется от них. Но Темный Властелин оказался еще более жесток — он приказал сжечь трупы. Снова приняв прекрасный облик, он развернулся к свернувшемуся на земле в клубочек эльфу. Линдир весь сжался и молча давился слезами, думая, что его никто не видит. Майа подошел к нему и, опустившись рядом на колени, ласково погладил по голове. — Они больше не посмеют к тебе прикоснуться, не плачь, милый, — пообещал ему Саурон. — Он вытер слезы Линдира и, притянув его к себе, помог подняться, снял свой плащ и закутал в него дрожащего менестреля. — Ну-ну, тише, я тебя больше не отдам им. Идем, я позабочусь о тебе. Майа осторожно приобнял его за плечи и повел в свой шатер. Там он усадил эльфа рядом с собой, все так же не отпуская ни на секунду, и придвинул к нему тарелку с едой. — Мне не стоило отдавать тебя на попечение оркам, — признал свою ошибку Саурон, — ешь, тебе нужно восстановить силы, ты очень похудел. Темный Властелин поцеловал его в висок и потрепал по плечу.