Менестрель в руках дракона

Тяжело дыша, Саурон повалился на постель рядом с ним. Он притянул эльфа поближе, уложив его себе на грудь. — Прости, я тебя поцарапал, — прошептал он, дотронувшись кончиками пальцев до ран на боках Линдира, — сейчас я что-нибудь сделаю, лежи. Вздохнув, майа поднялся с постели и, порывшись немного в шкафу, нашел шкатулку с лекарствами. Он достал баночку с приятно пахнущей мазью и начал обрабатывать травмированные участки кожи, сосредоточенно нахмурив брови. Закончив с этим, Темный Властелин снова лег в постель и заключил Линдира в объятия. Майа с удовольствием зарылся носом в мягкие волосы своего любовника. — И все же ты красив. Даже не смотря на то, что я так тебя потрепал. — И Саурон ласково погладил его по щеке и нежно поцеловал куда-то в ухо. — Хотя минет ты делаешь просто отвратительно… Ничего, еще научишься. Пожалуй, я даже останусь сегодня с тобой на всю ночь. Майа зевнул и расслабленно вытянулся на постели во весь свой внушительный рост, все так же не отпуская своего менестреля. Линдир прижался к нему. Все тело ломило, а ссадины саднило. — Все болит, но я счастлив. Это... Всегда так? Хочется плакать. У него и впрямь выступили слезы на глазах. Он полежал так немного, увлажнив грудь своего господина, но скоро успокоился и прикрыл глаза. Он всецело ему доверял. Но едва ему захотелось сменить позу, из дырочки вытекло небольшое количество белесого семени, кровью окрашенного в розоватый цвет. Ещё несколько капель обагрили простынь к величайшему стыду эльфа. — Простите, я испачкал их... Можно мне в купальню? — Пойду с тобой, кто знает, что ты там вытворишь, — проворчал майа. Чрезмерно чувствительный, эльф мог потерять там сознание, а то и вообще... — Надеюсь, ты не вздумаешь пытаться покончить с собой из-за того, что я лишил тебя невинности, не женившись. Линдир рассмеялся стеснительно. — О, нет, поверьте. Я лишь хотел отмыться. В купальнях он быстро ожил и скоро снова любовался открыто силой и мощью Саурона, хотя ещё недавно обещал себе оставаться холодным и неприступным, и находил, что никого нет привлекательней господина. Усадив эльфа в воду, майа принялся неспешно его отмывать. Он привычно развел в стороны ноги Линдира и начал сам осторожно очищать его от капель семени, не обращая внимание на то, как менестрель стыдливо краснеет и зажимается. Закончив, Саурон нежно поцеловал его. — Опять любуешься мной, думая, что я не вижу, — усмехнувшись, заметил Владыка, — напоминаю, ты можешь не только смотреть, но и прикасаться ко мне. Майа обнял его, удобно устроив голову у него на плече. А потом вдруг, взяв лицо Линдира в свои ладони, начал покрывать его поцелуями, ощутив внезапно какой-то прилив нежности, совершенно ему не свойственной. — Я очень ревнивый, — сказал ему Саурон, — специально предупреждаю. Если увижу, что ты кем-то увлечен, получишь более жестокую смерть, чем ты можешь себе представить. Он больно укусил Линдира, оставив на его шее очередную метку, подхватил эльфа на руки и отнес обратно в постель. Заботливо укрыв своего любовника одеялом, он положил голову ему на грудь и крепко прижал к себе. Потом положил руку эльфа себе на голову. Как и в волчьем обличии, ему очень нравилось, когда его гладили по голове и перебирали волосы. Саурон поднырнул под ладонь Линдира и прикрыл глаза, намереваясь проспать на груди менестреля до утра. Линдир, чутко спящий, часто перебирал тяжёлые золотые локоны волос майа и гладил их, угадав или запомнив, что господин любит, и был счастлив как никогда. Хоть и устал. Слова Саурона запали ему в память, да и метка побаливала и на второй день, напоминая о себе. Линдир как поэт внимательно присматривался к каждому и любил каждого из других пленных эльфов, кто занимался музыкой вместе с ним, хотя это была любовь дружеская — но все равно он боялся теперь, что однажды полюбит другого, и надолго не задерживал взгляд ни на ком. Да и Саурону он боялся показаться навязчивым и похотливым и поэтому держался смущённо, хотя метку его носил с гордостью. Как менестрель, он по прежнему часто ему пел, воспевая его дивную наружность и ум, а чаще просто перебирал струны лютни, пока Саурон перебирал письма и послания или писал новые. Единственный момент близости, который он себе позволял, был поцелуй — по утрам он целовал Саурону руку, а затем принимался за свои обязанности. Но все-таки он радовался, что первый раз был болезненным и его плоть не желает близости снова и снова. Слабость нападала на него, едва он слишком долго смотрел в оранжевые с искрами глаза, и тогда эльф несмело приближался, дарил один робкий поцелуй, потом второй и таял в его руках. Придя после долгого дня, майа заключил Линдира в объятия, сразу отвечая на его скромные поцелуи. — Я так скучал по тебе весь день, а теперь ты еще и скуп на ласки! Пара поцелуев — это все, что ты мне можешь предложить? — недовольно спросил Саурон. Он подхватил менестреля на руки и усадил на свой стол, сразу начав избавлять от одежды. — Или ты больше не хочешь делить со мной ложе? Найти кого-то другого для меня не проблема. Он уложил эльфа на холодную столешницу и начал покрывать поцелуями его грудь. Саурон достал смазку, чтобы подготовить любовника к соитию, но увидев, как тот напряженно замер, тяжело вздохнул и отстранился. — Неужели я сделал тебе так больно в прошлый раз, что ты теперь меня боишься?.. Ладно, давай я тогда сам тебя приласкаю. Заодно хоть узнаешь, как нужно ублажать ртом. Темный Властелин опустился на колени перед эльфом и, широко разведя в стороны его ноги, начал покрывать поцелуями внутреннюю сторону бедра. Потом он осторожно прикоснулся губами к головке его члена и облизал. Скользнув языком от головки до основания, Саурон, смазав свои пальцы, начал медленно растягивать его дырочку. Майа ненадолго отстранился, чтобы поцеловать Линдира в живот и выступающие бедренные косточки. После этого он целиком взял возбужденную плоть в рот, не разрывая зрительного контакта. Линдир смотрел на него во все глаза, открыв рот, и не сдержал чувственного громкого стона. Это было постыдно... Но так волшебно! — Вы так прекрасны в этот момент, — признался эльф. Руки его потянулись к майа, и он дотянулся до нескольких прядок, гладя их. Саурон заглатывал его мигом вставший член глубоко, и умел так провести языком по головке, что хотелось кончить в тот же момент. Он и правда быстро кончил. Майа, скользивший языком по губам, казался прекраснее, чем всегда, и Линдир одарил его долгим прочувствованным поцелуем, пробуя капельки своего семени на вкус. — Позвольте теперь мне сделать вам приятно, — и эльф встал на колени перед ним. Он всегда очаровательно пугался, но теперь, вдохновленный им, плавно облизал его собственный член и мошонку, брал в рот то глубоко, то проходился кончиком языка по крайней плоти, и, неотрывно следя за реакцией своего господина, пытался сделать так, чтобы тот стонал от удовольствия неотрывно. Саурон тихо рычал и ладонью, положенной на голову эльфу, руководил его действиями. Менестрель проходился губами, плотно сжимая их у основания члена, ласкал ствол и каждую венку на нем. — Хочу попробовать ваше семя на вкус, — быстро прошептал он, оторвавшись на момент. Саурон порядком измучил его, и эльф глотал глубоко, почти задыхаясь. Потом он почувствовал лёгкую дрожь и то, как Саурон прорычал, кончая. Линдир, проглотив все, облизал губы и продолжил выцеловывать дорожку в его паху. Прикрыв глаза, Саурон рвано выдохнул и погладил его по голове. Темный Властелин постоял так несколько мгновений, наслаждаясь нежными прикосновениями. — Что ж, теперь намного лучше, — похвалил его майа, скинул висевшую до этого на его плечах мантию и, обойдя эльфа, направился в спальню. — Прелесть моя, ты идешь? — позвал его Темный Властелин, обернувшись. Кажется, Саурон впервые назвал Линдира ласковым словом. Менестрель теперь был не “остроухой дрянью” и даже не “трусливой крысой”, теперь он был прелестью темного господина. Резво поднявшися на ноги, эльф поспешил за ним. Майа уже лег в постель и ждал его. Едва Линдир оказался в его объятиях, Саурон прикрыл глаза и поцеловал его куда-то в щеку. — Может, ты и заслужил небольшую прогулку, — задумчиво проговорил он, намотав прядь волос эльфа на палец, — или ты теперь хочешь что-то другое? — И Саурон скользнул ладонью вдоль его тела, запоминая каждый изгиб. — Лес бы меня очень обрадовал, — признал эльф, — но разве тут есть леса? Он представил при этих словах мрачные черные леса вокруг Мордора — туда бы он не хотел, а вот если бы назад, в Имладрис... Нет, нет, теперь его сердце принадлежало другому. Он поцеловал майа в уголок губ и сказал, что хотел бы посадить лес тут — хотя бы небольшую рощу. Если бы только она не стала такой же отравленной, как земля и воздух этих мест... Как любой эльф, мечтать и рассуждать о лесах он мог бесконечно, и сам прервал себя. — Я вам до безумия предан и счастлив с вами, — и он сам подлез под ладонь Саурона, словно прося себя приласкать. Несколько капель смазки он сам выдавил себе на пальцы, сел напротив господина и принялся сам себя ласкать, растягивая, и опускаться на них. Сперва и проникновение одного собственного пальца казалось неприятным, но тело скоро привыкло, а сфинктер растянулся достаточно для двух или даже трёх. — Мечтаю о вас, господин, — и он сам сел на него сверху, прижавшись бедрами. — Боюсь, твою рощу затопчат и испоганят орки, — сказал майа, — но попытаться можно, если тебе так хочется. Хотя эта затея кажется мне крайне нерациональной. Он рассеянно потрепал ластящегося к нему эльфа по голове, но в его взгляде появилась осмысленность, когда он увидел, как Линдир подготавливает себя для него. Саурон с трудом выдохнул, когда менестрель сам опустился на его плоть, затем погладил его по бедрам, и, взявшись за его талию, помог двигаться и уже сам толкался в него снизу. Впрочем, совсем скоро он предоставил Линдиру полную свободу, позволяя двигаться в том ритме, каком ему хотелось. — Ну надо же, а Элронд, наверное, и не догадывается, какой у него любвеобильный менестрель, — насмешливо проговорил Саурон, — любвеобильный и вечно неудовлетворенный. Для меня загадка, как тебе удалось сохранить невинность, когда в тебе столько страсти и желания. Видя, что эльф долго не продержится, майа перекатился и подмял его под себя. Начав ласкать одной рукой его плоть, он резкими толчками вколачивался в податливое тело. С низким стоном Саурон кончил, чувствуя, как его партнер содрогается в оргазме. — Не смейтесь надо мной, прошу, господин, — простонал эльф, которому эти насмешки казались хуже ударов плетью. Те можно было бы переносить с честью, эти же — никогда. Просто Майа сводил его с ума, вот и все. Теперь он принадлежал ему не только помыслами, но и телом. А потом с каждым толчком Линдир чувствовал сладкую боль и не скрывал стонов и вскрикивал каждый раз, как майа проезжался по чувствительной точке внизу живота. Он совсем не умел сдерживаться и кончил раньше Саурона, но желание его вовсе не прошло, и после того, как господин выплеснулся в него, долго лежал рядом с ним, позволяя не выходить из себя. — Ты как сучка, у которой случилась сцепка, — ехидно заметил Саурон. Менестрель уткнулся лицом в постель и вздрогнул. Вряд ли он надеялся пробрать плачем майа, потому что скоро перестал. — Это вы открыли во мне такую бурю чувств, — сказал он. — У лорда Элронда я жил совершенно невинным. Да, я любил его... Как любят строгого и внимательного отца. Он сам следил за нравами и проверял... Не физически, конечно. А дев при дворце было мало, и почти все они служили леди Арвен — нам он и приближаться к ним запрещал. — Только не говори, что ты предпочитаешь мужчин только потому, что Элронд запрещал смотреть на дев, — с насмешкой проговорил Саурон, — в Мордоре огромное количество симпатичных служанок, но ты смотришь только на меня. Майа наконец отстранился и, игнорируя слабые протесты, вышел из его тела. Он удобно развалился в постели и притянул Линдира поближе, но на этот раз спиной к своей груди и крепко удерживая одной рукой его запястья. Саурон справедливо полагал, что в противном случае из-за этой пресловутой “бури чувств” менестрель не даст ему спать всю ночь. Темный Властелин хоть и не нуждался в регулярном сне, вздремнуть любил и ценил каждую минуту, особенно когда рядом был какой-нибудь теплый нежный эльф. Он уткнулся носом в его волосы и второй уже раз закрыл глаза, намереваясь уснуть. — Если сейчас скажешь еще что-нибудь про свои чувства или вообще про что бы то ни было, тебе сильно не поздоровится, ушастик, — зевнув, предупредил его Саурон, — то же самое тебя ждет, если опять потянешь свои ручонки к моему члену. Я устал и хочу спать. Крепко прижав его к себе, Темный Властелин наконец-то погрузился в сон. Рядом с Линдиром было так тепло и уютно, что он проспал до обеда, не выпуская его из объятий. Его обещание звучало угрожающе, и Линдиру ничего не оставалось, кроме как смириться. Он уснул быстро, тем более, что майа нес приятную прохладу. Объятия его были одновременно сильными и успокаивающими, и Линдир вел себя спокойно, как котенок, тихо сопя носом. Когда майа проснулся, разбудив и его самого, они вместе отправились вначале в купальни, а затем наверх, куда принесли завтрак, больше для эльфа, поскольку Саурон в нем не нуждался. Внизу Линдир вел себя скромно и даже намывал себя, отвернувшись, помня про ночное строгое предупреждение. Он оделся закрыто, чтобы не провоцировать любопытных взглядов и скрыть метку от жадных орочьих глаз. Когда они поднялись наверх, обоих ждал поднос: для эльфа разбавленное вино, хлеб, немного фруктов и вяленого мяса, для Саурона — темно-красный напиток, густой, почти черный. Линдир, едва взглянув, чуть не потерял сознание. Уже по запаху он признал эльфийскую кровь. Он поперхнулся. — Прошу простить меня. Позвольте, я сыграю, — и менестрель поднялся из-за стола, бледнея. Но песня его не отразила ни ужаса, ни страха, и Саурона он в ней называл красивейшим среди женщин и мужчин, хотя и жестоким. Саурон скрыл улыбку за бокалом, видя реакцию менестреля на кровь. Прикрыв глаза, он молча наслаждался его игрой и пением. Рядом с ним сел эльф, который был одним из тех, кого обучал Линдир. Он кокетливо улыбнулся и, прильнув к Темному Властелину всем телом, положил ладонь ему на бедро. Майа недоуменно изогнул бровь и выразительно посмотрел на обнаглевшего остроухого. Но того это не остановило. Прошептав на ухо Саурону что-то веселое и рассмешив его, он ловко перекинул ногу и уселся верхом на коленях господина. Владыка уже не обращал никакого внимания ни на чудесное пение Линдира, ни на его музыку, он был полностью поглощен своим новым увлечением. Низко склонившись, эльф закрыл их лица своими волосами, и было не видно, целует ли он Саурона, или они продолжают мило беседовать. Даже когда майа встал из-за стола, эльф не пожелал от него отстраняться и, счастливо сверкая глазами, крепко обнял его, с блаженной улыбкой уткнувшись лицом ему в грудь. Темный Властелин, судя по всему, еще не решил, как к этому относиться, а потому, замерев в его объятиях позволял прижиматься и исследовать ладонями свой торс. В двери постучали, и на пороге появилось еще четверо эльфов. Увидев повелителя в объятиях того юноши, они с веселыми криками кинулись к нему, чуть не сбив с ног майа. — Что вы все здесь забыли?! — раздраженно рявкнул Саурон. — Вы все сейчас должны быть в Минас-Моргуле. Он попытался отпихнуть приставучих эльдар, но те уже повисли на нем, крепко прижавшись со всех сторон. Майа зарычал, надеясь хотя бы отпугнуть их, но те, смеясь и ластясь к нему, начали подталкивать темного господина к дивану, пока наконец не уронили на него. Саурон не успел опомниться, как был заживо погребен под грудой возбужденных остроухих. Он шокированно наблюдал, как его сразу несколько рук избавляют от камзола и еще несколько пытаются забраться ему в штаны или уже ласкают плоть через ткань. Он не решался всерьез применить силу, не желая покалечить нежных существ. Саурон уже открыл рот, чтобы позвать стражу, но его нагло заткнули глубоким поцелуем. На майа разом навалилось несколько разгоряченных тел, почти полностью лишив его возможности пошевелиться. Он кинул беспомощный взгляд в сторону своего менестреля и прикрыл глаза. Да, майа вызывал бурю чувств не только в душе Линдира, но и в сердцах всех его предыдущих любовников.