Черная Королева

1       Брайан дергает ручку, Брайан стучит в дверь то ладонью, то костяшками пальцев. Костяшками бить больнее, но звук получается звонче. Рядом стоит Вероника, она прижимает руки то к груди, то к лицу, сжимает кулаки, прорезая ногтями кожу на ладонях, но совсем не чувствует боли. Она надеется на Брайана, а Брайан боится не оправдать ее надежд, чем дальше, тем сильнее. Он барабанит в дверь, он уговаривает, просит, шепчет и кричит, но в ответ неизменно — тишина. Джон не открывает, Джон никого не хочет видеть. А Веронике очень надо быть с ним рядом, обнять, разделить его боль. Но Джон отвечает: «Нет!» Он просит уйти и замолкает, так молчать он может долго. Его не трогают ни мольбы, ни просьбы, ни крики отчаянья. Вероника думает, что Джон ответит хотя бы Брайану, но Джон молчит. Она уходит в кухню, она чувствует что вот — вот сойдет с ума. Брайану неприятно, что она оставила его наедине с закрытой дверью, она словно переложила всю ответственность на него и в тоже время отказалась верить в его силы. Разочаровалась. Брайан не сдается, хотя и понимает, что все напрасно. Он кричит Джону самые банальные вещи, потому что больше ничего не приходит на ум. Все внутри высохло и истончилось. У него нет в запасе нужных слов. — Это Брай, нам нужно поговорить, открой!       Еще совсем недавно Брайан по самонадеянности своей думал, что едва он скажет слово, дверь распахнется. Джон бросится к нему на шею, зарыдает, Брайан утешит его, Брайан будет рядом и все наладится. Они ведь есть друг у друга, а значит, могут друг другу помочь. Но Джон не открывает, Джон не реагирует, как будто не слышит его, как будто не чувствует, что Брайан с ним…       Конечно, это не так, Джон все прекрасно слышит. Слышит, но не верит, что это действительно Брайан. Ах, если бы он только поверил! Он не задумываясь, открыл бы дверь. Он так соскучился. Брай, где же ты был? Мне так много нужно рассказать тебе… Рассказать о счастливых днях и о горе. Рассказать о ночном кошмаре, что порой сильнее реальности. Брай! — Брай! — Закричал Джон и бросился к двери. — Джон! Открой! Открой! — Брай уже опустился на пол рядом с дверью, но как только услышал друга, мгновенно вскочил на ноги. Забарабанил в дверь с новой силой. Однако Джон не успел даже дотронуться до замка. Проснулся Фредди, сел на кровати. — Не открывай! — Он протянул к Джону руку. — Это не Брай, это всего лишь призрак. Джон заколебался, остановился, повернулся к Фредди. — Это Брай! — Ты что? — Фредди вскинул брови. — Брай умер! — Умер? Как?! Этого не может быть! — Джон заметался, прижал ладони к вискам, словно спасаясь от головной боли. — Умер. Ты все забыл, Джон. От горя. Ты сам не свой, ты так страдаешь, что к нам в дверь постучал призрак. А с призраками нельзя разговаривать, призраки уводят живых в мир мертвых. Ты умрешь, Джон, если впустишь его. — А если поговорить через дверь? — Джону хотелось сказать, что Фредди спятил, раз говорит такое, но смолчал. В душе зарождалась смутная тревога. — Как хочешь, дорогой. Я все сказал. Что толку говорить, если ты меня не слушаешь?! — Фредди откинулся на подушки и отвернулся к стене. — Джон, Джон! — Кричал за дверью Брайан, но Джон опять замолчал. Брайан от нетерпения дергал ручку, но все без толку. — Уходи. — - Сдавлено просит его Джон. — Уходи. — Почему ты прогоняешь меня, Джон? Вероника в отчаянье, она места себе не находит. Джон! — Вероника. — Шепчет Джон имя своей жены, вслушивается в звуки, смакует, будто пробует на вкус. — Не удивительно, что тебя так волнуют даже звуки ее имени. Такое ощущение, что я у тебя, как заноза в заднице. Не пускаю к любимой Веронике и призраку Брайана. Что ж, иди! Считай, что я ничего тебе не говорил! — Фредди поднял голову, взглянул на него, глаза горели злостью и отчаяньем. Он снова лег, уткнулся носом в подушку, засопел. Джон не выдержал, кинулся к Фредди, лег рядом с ним. — Прости меня. Я верю только тебе и слушаю только тебя.       Фредди не отвечал, Фредди обиделся. Джон придвинулся чуть ближе, поцеловал друга в обнаженное плечо и тут же отпрянул. Кожа холодная, словно мрамор. Такой кожи никогда не было у Фредди. Такой кожи вообще не могло быть у живого человека… Это как статую целовать. Он не просто замерз, он мертв! Фредди повернулся к Джону лицом. — Что-то не так? — Он еще не понял, что случилось, но уже прочел ужас в глазах Джона.       Джон начал отодвигаться, он едва не упал с кровати, но во время поставил ноги на пол. Глаза огромные, Джон в панике. Фредди сел, слабо зашептал: «Джон, Джон, что случилось?» Глаза невинные, в них застыла тревога. Но Джон вдруг все вспомнил и закричал: «Брай, Брай, помоги!» И Брайан за дверью бессильно звал Джона все это время, но уже не надеялся на ответ. — Джон, открой дверь! — Он просто провел ладонью, устав биться, но дверь все равно распахнулась. — Брайан! — Джон схватил друга за руку и потащил, как можно дальше от комнаты. — Брай, я не знаю, что это было. Пожалуйста, помоги мне, Брай!       Джон вывел Брайана из дома в сад. — Я не могу вернуться в комнату, там Фредди. — Что? Как? — Нахмурил брови. — Да, я знаю, что он мертв, но эти дни я в это не верил, я этого не понимал. Он говорил, что тебя больше нет, и я не открывал тебе дверь. Как хорошо, что ты пришел, Брай. Как хорошо! — Джон, Джон, успокойся! — Брайан положил руки Джону на плечи. — Все будет хорошо. Я рядом. Вероника рядом. — Брай, я не хочу оставаться один, мне страшно. — Прошептал Джон. Он выглядел совсем опустошенным и несчастным. Брайан и сам чувствовал себя не лучшим образом, но он очень хотел помочь другу, он знал, что этим он и сам себе поможет. 2.       В столовой было тихо. В столовой было пусто. День клонился к закату. Тяжелые гардины закрывали часть серого неба за окном. Джон сидел за столом, лениво ковырял вилкой в салате. Вся еда на вкус была, как пепел. Он не хотел есть, он ел, скорее, по привычке. И потому, что Вероника и Брайан все время твердили, что он должен есть. Салат этот был приготовлен для Брайана на обед, и Джон решил доесть его за ужином. В одиночестве есть было куда приятнее, чем в семейном кругу. Все разговаривал, задавали Джону вопросы… Дети пытались шутить, смеялись сами и пытались рассмешить его. А ему хотелось убежать. Жаль, что нельзя было взять тарелку с едой и уйти в комнату. Это было неприлично, непозволительно, он не мог так откровенно сказать о том, что ему никто не нужен, что ему не хочется быть с семьей. Первый раз в жизни он думал об этом. Почему он предпочел Веронику? Из-за страха? Малодушия? Не хотел огорчать родных? Хотел спокойной жизни? Ах, если бы все переиграть! Ах, если бы все вернуть назад! Сделала бы он другой выбор? Он думал о том, как вместе им было весело и хорошо когда-то. Как он смеялся и касался его плеча. Как Джон смущался от этих его случайных прикосновений. Он сам никогда не стремился к тактильному контакту со своими друзьями мужского пола. Обнимать их, брать за руку. Джон считал, что это по меньшей мере, странно. Ему бы самому было неприятно, если бы какой-то мужчина, пусть и хорошо знакомый, заключил бы Джона в свои объятия при встрече. Но для Фредди это было естественно. Фредди мог положить Джону руку на колено и попросить успокоиться. Он мог сжимать его колено и не убирать руку дольше, чем того требовал простой успокаивающий жест. И Джон не сбрасывал его руки, хотя и чувствовал себя маленькой шлюшкой. Фредди смотрел на него своими глазами, полными света и тьмы. Он легко подавался вперед, едва не касаясь губами его губ, но все же задевая ее лицо своими мягкими волосами, и Джон невольно тянулся к ним, но Фредди отстранялся. Фредди хотел, чтобы Джон сам напрашивался на прикосновения…       И как-то раз Джон вдруг обнял его за плечи. Затаился, ждал, что Фредди отпрянет, сбросит его руку, но он лишь теснее прижался к нему, выражая свою привязанность и доверие. Внизу живота что-то сладко заныло. Он уже совсем бесстрашно прижался щекой к его волосам и закрыл глаза. Великая радость и блаженство чувствовать, что он совсем рядом. Фредди дарил Джону тепло и ощущение уверенности. Он щедро делился с ним своей силой и энергией. 3.       Он сел за стол напротив меня. Стол был огромный, а я сидел во главе стола, поэтому противоположный стул был слишком далеко. Почти в другом конце комнаты. И слава Богу. Он смотрел на меня, а я на него. Он подпирал рукой подбородок и закрывал пальцами рот. В его глазах была вселенская тоска. Он вскидывал брови, и в этот момент казалось, что он сейчас расплачется. Мое сердце сжималось от боли, хотелось его утешить, но я не смел. — Дикки, — наконец заговорил он. — Теперь ты знаешь, что я мертв. Теперь мне тебя не обмануть. И что же, дорогой, теперь мне придется уйти?       Я молчал. Я не знал, что ответить. Все мышцы напряглись. Я готов был в любой момент обратиться в бегство. Но отчего-то я медлил, не убегал. Я не мог отвести от него взгляд, хотя и понимал, что это уже не он. — Дикки, я могу остаться. Ты хочешь, чтобы я остался? Мой внутренний голос кричал, чтобы он убирался прочь, но я молча кивнул ему. Я кивнул! Я просил его остаться. Мне нужно закричать, чтобы Вероника прибежала, но я не мог вымолвить ни звука. Мне захотелось, чтобы Брай был рядом, чтобы он прогнал это наваждение, но Брай уехал домой. Брай приедет лишь утром, а что будет утром, если я разрешу призраку остаться? — Ты — не Фредди! — Выдавил я из себя, язык едва ворочался. — Нет, дорогой, я Фредди. — Он прижал руку к груди и пожал плечами, словно удивляясь моим словами. — Я здесь потому, что люблю тебя, Джонни, потому, что не могу уйти… Я вдруг жутко разозлился. Из-за этого прошли и страх, и оцепенение. Мне захотелось кричать, вывалить на этого несчастного призрака все, что терзало меня долгие годы. Я встал из-за стола, но к призраку не подошел: «Фредди не любил меня. А я его. Случилось, что случилось. Нас многие годы связывала только работа, не более того. Не надо этих глупых признаний, они ничего не изменят!» — Ты лжешь! — Подскочил тот, что называл себя моим бывшим любовником и коллегой. Я сам удивился своему холодному и спокойному голосу. — Нисколько! — отрезал я. Он открыл рот и закрыл, не находя нужных слов. — Уходи, Фредди, ты слышишь? Уходи! — Почему бы нам не уйти вместе? — Пропел он над моим ухом и голос его был так мучительно сладок. Он стоял теперь рядом со мной. Совсем близко. Он выглядел так, как в те годы, когда я любил его больше всего на свете. Тусклый свет заходящего солнца мерцал в его черных кудрях. Я мог видеть его острые скулы и тонкие прямой нос с горбинкой у самого основания. Я схватил его за волосы и заставил откинуть голову. Он прикрыл глаза и приоткрыл губы, словно в ожидании поцелуя. — Убирайся! — прошипел я сквозь зубы. Его близость меня совершенно не трогала. Он был почти так же прекрасен как Фредди, но он не был им. Это была каменная статуя. Статуя, которая хотела казаться человеком. — Ты умрешь, Джон, потому что я так хочу! — В его глазах горели злые огоньки, его глаза были чужими. — Нет. — По-прежнему холодно ответил я и отвесил ему пощечину. Я голова дернулась в сторону, словно он был живым. Но под своей ладонью я почувствовал лишь холод. И щека его не стала красной от удара. — Вероника! — закричал я, и он исчез. 4.       Я вспомнил, как целовал его лицо и шею. Как прижимался к нему, обнимал. Как запускал пальцы в его волосы… Мне захотелось снова почувствовать его тепло. Раньше я так хотел быть с ним любящим и нежным. Мне казалось, что его прежние партнёры мало заботились о нем, мне хотелось быть другим. Он нуждался в заботе и ласке, он ее заслуживал. Ее заслуживает каждый человек, тем более моя королева. Он был похож на котенка, готового в равной степени просить тебя о любви и внимании и тут же запустить в твою руку когти и зубы. Но он ведь котенок, его невозможно было ни простить за раны и обиды.       Он клал мне голову на грудь. И это было так приятно, чувствовать эту тяжесть у себя на груди. Его черные локоны щекотали кожу. Я гладил его по волосам. Чудесные волосы! Во сне он приоткрыл ротик, и я мог видеть два передних зубика. Я даже зубы его любил безумно. Они делали его таким милым и трогательным. Они мне напоминали о том, что я не должен обижать его, что его можно только любить. Прижимать к себе, гладить по волосам, целовать в лицо и шею… И я не собирался его обижать. Я думал о том, как терпеливо он приручал меня. Как я не доверял ему в начале нашего знакомства. Каким казался он мне злым, всегда готовым ударить словом и рассмеяться. Но он старался не быть таким со мной. И я постараюсь не быть таким с ним… 5.       Но я его предал. В один прекрасный день я сказал ему, что люблю Веронику. Люблю Веронику и хочу жить с ней... Я ждал ужасной вспышки. Я не хотел делать ему больно, но причинил такую боль, что и описать невозможно. Я хотел прочитать в его глазах безразличие. Хотел, чтобы он сказал мне: " Мне на тебя наплевать! У меня таких как ты!!» Но что-то в нем дрогнуло, как будто земля ушла из-под ног. Сердце мое сжалось от мучительной боли. — Значит, меня ты не любишь? А, может, никогда не любил?! Ты говнюк, Дикки!       Он ударил меня по лицу. Из разбитой губы пошла кровь, но я почти не почувствовал ни боли, ни обиды. Он набросился на меня, повалил на пол. Избить он захотел меня или убить в порыве гнева, не знаю. Он ударил меня ещё раз и ещё. Может, недостаточно сильно, если я не потерял сознание и был в силах бороться. Я навалился на него и оказался сверху. Видно было, что он поддался, потому что был сильнее меня. Теперь я мог нанести ответный удар. Он ждал. Его щеки пылали, глаза сузились, он тяжело дышал. И не пытался сопротивляться. Он с вызовом смотрел на меня, он ждал удара, он хотел, чтобы я ударил его. Я занес кулак, я был зол, челюсть болела, я бы с радостью отомстил ему. Причинил такую же боль. Но вдруг я вспомнил, как покрывал поцелуями его лицо. И щеки, и нос, и губы. Я шептал: «О, Фредди, ты само очарование! Как ты прекрасен!» И он улыбался мне. И светом чудесным светились его глаза. Я не мог ударить его. Не мог. Я опустил руку, я встал, вышел прочь. Он закричал: «Что же ты, слабак?» «Я все ещё люблю тебя, Фредди.» — глухо ответил я из-за двери, но он не отозвался. 6.  — Я отрезал волосы, потому что ты больше не любил меня, Дикки! — промурлыкал призрак. И мне захотелось кричать, что это неправда, и что он не Фредди и не смеет говорить таких вещей, но я промолчал. Я ждал, что он скажет еще. — И ты тоже отрезал свои волосы. — Наконец, добавил он. — Да, чтобы ты не сомневался, что все кончено, что я уже другой. Лучше и свободнее. Призрак рассмеялся мне в лицо. — Я не знал, что ты такой… — Какой? — Жестокий… — Я тоже не знал, что ты приедешь, чтобы забрать меня в мир иной. — Мне так было плохо без тебя при жизни, могу я насладиться тобой после смерти? — Огромные полные боли и отчаянья глаза. — Нет! Он зажал меня в темном углу коридора, и вот теперь я оттолкнул его пошел прочь. — Дикки, ты полон сомнений! — Звонко прокричал он вдогонку. Но я даже не обернулся. 7.       Я, действительно, скучал по Фредди, но этот призрак не был им и не мог его заменить. У призраков нет ни капли человечности. Они хотят лишь забрать тебя в другой мир. Они не могут любить или ненавидеть, они просто хотят, чтобы ты умер. И я бы с радостью не верил в эту ерунду, если бы эта ерунда не происходила со мной. Призрак должен уйти. Я должен прогнать его. 8. — Джон, мне, правда, очень жаль. — Никки опустилась рядом со мной на краешек кровати. Мы оба готовились ко сну. — Я знаю. — Буркнул я в ответ, не поднимая глаз. — Не знаешь… — В комнате повисла гнетущая тишина. Никки встала с кровати, подошла к окну. — Я очень хотела, чтобы ты был со мной… Я очень хотела, чтобы ты выбрал меня. Но сейчас, я честное слово, об этом жалею. Я думала, что так будет лучше и мне, и тебе, но я не знала, как лучше… — Мне очень жаль, Джон, мне так жаль. Если бы я могла предугадать, я бы отступилась, я бы из поля зрения твоего пропала… Раз тебе был нужен он… — Но почему-то я выбрал не его, а тебя? — Не знаю... Ты любишь меня, Джон? Ты любил меня тогда, Джон? Сердце мое сжалось от боли и тоски. — Я люблю тебя, Никки. Я всегда любил тебя и хотел быть только с тобой. Просто такая дыра образовалась с его уходом и совсем нечем ее заполнить. Совсем, совсем нечем… — Мне кажется, я знаю, чем заполнить эту дыру. — Никки обернулась. Я заглянул в ее глаза. В них читалась смесь горя и радости. — Я беременна, Джон! — Что? Никки! Не может быть! — Я подлетел к ней в один миг, подхватил на руки, закружил. Он смеялась сквозь слезы и прижималась ко мне. И я готов был расплакаться, но лишь смеялся. 9.       Он приходил ещё пару раз! Он смотрел на меня печально, а я отворачивался, я делал вид, что его не существует. Я вел себя, как любой нормальный человек, который не верит в призраков. В призраков прошлого, в призраков настоящего, в призраков бывшей любви и страсти. 10.       Я с жадностью смотрел на него, когда мы ехали в машине. Я смеялся над шутками ребят и шутил сам, откидывался на спинку сидения, и опускал голову, прикрываясь волосами, я отчаянно старался не смотреть в его сторону и сверлили глазами то Роджера, то Брая. Я разговаривал больше обычного, больше того, чем мне хотелось, чтобы только не поднимать глаз на Фредди.       Он смотрел в одну точку о чем-то напряженно думал и чуть-чуть разомкнул вечно сжатые губы. Мне хотелось подсесть к нему, нагло, неожиданно, без лишних раздумий, плюхнуться на сидение рядом и накрыть его губы своими. Но я лишь мотнул головой, чтобы наваждение прошло. Но он все равно не проходило. И скоро мы оказались в одной постели. И я терзал и ласкал его, пока окончательно не выбился из сил…        Он спал, тихо посапывая во сне, а мне совершенно не спалось. Мне хотелось всегда быть с ним и убежать с первыми лучами солнца. А на утро разум затуманился от того, что он рядом, от того, что я могу обладать им, хотя бы так недолго. Рядом… Может, еще на одну ночь или даже на неделю. Не думать о будущем. Просто рядом. Еще целый день впереди и целая ночь, а это все равно, что целая жизнь, потому что он рядом. Я прижался к нему без слов и без сил. И он обнял меня и одарил своим теплом, своим свечением и любовью. А большего и не надо. Большее будет потом, а сейчас есть только он. 11.       В начале декабря 1992 года родился Люк Дикон, и все встало на свои мета. Призрака я больше не видел и об это почти не жалею. Я хочу увидеть, как вырастет Люк, я хочу быть рядом с Никки… Я люблю свою семью. Я не сомневаюсь. Я ни о чем не жалею. Они для меня не миг, они для меня — вечность.