Твои детали в моих словах.

В этой войне пули лучше цветов Скорость твоих движений, отбросив лесть, нельзя не назвать потрясающей, но тебя подвела любовь к силе, амбиции и желание запомнить глаза каждой своей жертвы. Присущий нам юношеский максимализм? Что ж, пожалуй, меня очаровало именно это лицо, нежно-персиковое, с россыпью едва заметных веснушек, впервые увиденных мною не серыми пятнями, больше напомирающими грязь. Может, потому твой удар и стал таким нежным до боли в желудке от раскрепощённого смеха, что ты впервые увидел цвет моих зрачков, оскольчато-голубых, отражающих пылающий огонь в твоих янтарных глазах? Раскрошившееся на миллионы частиц облако пыли уподобилось моему сердцу - осколков было достаточно, вслед лопатки обожгло болью опадающей под моим телом стены, витающими частицами скрывающей твои движения. Ты же это тоже увидел, да? Интересно, я был так пристрастен ко вкусу коньяка, потому что он - отражение цвета твоих глаз?< Подрагивающие руки лишь подтверждали твоё понимание: обрушение цвета на привычный серый мир доказывало противоборство не с каким-то суицидником-подростком, а человеком, который якобы должен следовать рука об руку с тобой всю жизнь. Жаль, не правда ли, агнец, что ты представлял его её совершенно иначе? В любом случае, сначала нужно тебя заполучить, а потом и поговорим. Цвета отвлекают, не так ли? Раньше всё было проще - не запоминая взгляда убивать якобы ночью, если эта сгустившаяся темнота действительно является ей. Каково тебе будет оставлять на моей коже раны, зная, что ты убиваешь собственную свободу от этого уробороса, заключающего тебя в омут жизни на улицах и наличия невероятных сил? Слишком много вопросов. *** -Ты - мой пёс!- Дазай будет готов это крикнуть ещё не раз, только чтобы это жидкое стекло его глаз взорвалось гневной мутью, словно спичку бросили в коньяк с нежным привкусом ванили - бликами отражения бинтов на его руках. Их крики заполнят очередной коридор, заставляя Мори лишь ухмыляться, а Накахару снова и снова пытаться услышать звон тембра и шум крови в ушах. Если полнота чувств доступна лишь рядом с человеком, который делит с тобой напополам душу, то сколько же ярости он сможет ещё испытать? Огай остановит их перепалку, медленно прочистив горло. -Если так хотите шуметь - весь подвал в вашем распоряжении. Чуе не доведётся рассмотреть этот нежный румянец на его бледной коже, отдающей пеплом и синевой вен. И его щёки, впрочем, не согреются приливом крови. Им 15, но им не суждено встретиться впервые где-нибудь в классах школы; в тени парковых деревьев; на залитой солнцем набережной, отблеск которых так напомнит ему эту синеву глаз напротив. Им дозволено лишь сражаться руку об руку и, если честно, теперь это не так уж мерзко - когда ты знаешь, какого же цвета эта чёртова кровь. -И лучше бы вам самим в него отправиться и там подумать о своём поведении. Иначе мне придётся вас запереть. Мори проглатывает залпом каждую их эмоцию, эту невероятную ярость и противоборствующий ей стойкий лёд. Что ж, ему, как хирургу чужих черт и чувств было чем насладиться - он препарировал каждый их жест и слог. Огай бросит намеренно бесценный взгляд на время, изящным пальцем отрбьёт два удара по тонкому стеклу. Времени куда больше, чем нужно - словно так он будет способен вернуться в то мгновение, когда самому не хватило лишнего взгляда и ещё пары минут, холодного лезвия у чужой щеки и серебряных локонов, щекочящих хрупкую грудную клетку Осаму в привычном жесте склонится, приглашающе махнув рукой. -Мистер Модная Шляпа, прошу за мной. Ловкие пальцы в кипельно-белых перчатках, казалось, слившихся с тонкими ладонями, уверенно скрутят прядь, свисшую у лица. Босс доволен, ведь мафия в самом рассвете сил - слияние жгучего холода и искрящегося тепла. Он усмехнётся, отмахнувшись от воспоминаний того, чем был сам, когда его оберегала чужая уверенная рука и меч, который он так ни разу и не рассмотрел. Что ж, может, в подвале не так уж много цветов и запахов, но вот ощущений им хватит сполна. *** Сейчас Дазай, прикованный к таким знакомым стенам, вспоминал их первую встречу. Вслушивался в знакомые шаги, шумное дыхание, ворох мыслей, струящихся по коже. Даже если бы Накахара извернулся наизнанку - абсолютно незамеченным ему было бы не подойти. -Ну наконец-то, я уже решил, что ты, блять, забыл, где находится подвал. -Ещё хоть слово... -И что дальше?- в Чуе всколыхнётся ярость, когда он вновь услышит этот растянуто-глуповатый игривый тон.- Тебе напомнить?- Игривые стоны отдавались от стен, когда тени с них переползали на лицо главы агнцев. Сколько бы не прошло времени, а эта кличка ему шла - невинность, переплетённая с большинством смертных грехов. Одно движение и тот совсем рядом, прижимает к голове Осаму пистолет, готовый в любой момент спустить курок. -Знаешь, почему я заставил тебя так сильно себя ненавидеть, Чуя? Каждое слово - словно удар ножом. -Я чёртов Арахабаки, ты же помнишь, что мне убить тебя - один вздох? Это чёртово гибкое тело склоняется к самому уху, лёгким дуновением освобождая его от рыжих прядей, всё же спадающих на острый кончик его носа, так привычно и потому жестоко щекоча. -Сколько из них потребуется, чтобы забыть? Меня и море, полное оттенков постоянства*? -Ёбаный ублюдок,- удар обжёг тонкую кожу, оставляя малиновый след от ладони на голубовато-белёсой щеке. Последовавший за звоном от удара смешок прокатился ледяной волной по позвоночнику Чуи. А следом - лёгкий щелчок его длинных пальцев, что не раз так умело сводили с ума, - и руки предателя вновь цепями обвивают тело, соприкосновение с болезненно тонкой талией вызывает жар в груди, и, последней каплей подливаемого масла в огонь становится его рост, словно Чуя бережно спрятан за крепкой и надёжной стеной. Сколько бы Бессердечный пёс не пытался вызвать его доверия, Накахара ненавидел встречи с его второй стороной. -Не стоило тебе меня злить, агнец. Сколько бы времени не прошло, Чуя всегда знал, что следует дальше за его старой, так и не забытой ими кличкой. -Тебе до сих пор до резких вспышек боли в желудке нравится это противопоставление между нашими прозвищами, а, Дазай?- В голосе ни капли иронии, только его извечная смиренная усталость, впрочем, лёгкое нажатие на плечи подсказывало, что та ему бы и не помогла. Он с лёгкостью и закипающей ненавистью в груди встанет на колени, зная, что так просто ему отсюда уже не уйти. Это бархатное ma chéri так привычно его обожгло. Что ж, когда-нибудь он заставит его ему это перевести. -Не волнуйся,- увидев скользящие по его лицу тени, Дазай мягко пальцами обхватит подбородок, подняв бледное лицо на себя. Чуя лишь усмехнётся, ощутив этот привычный изучающий взгляд. В этот раз Дазай не станет вызывать ярость из самых его глубин, на самой грани окольцовывая порчу таким нежно-голубым сиянием, напоминающим оттенок его глаз; не будет насмехаться, бросая в неведомый им до очередной встречи жар, такой непозволительный в их изначально неверной жизни. - В этот раз я заглушу полноту твоих чувств, когда ты будешь меня покидать. Накахара замер, увидев, как приподнялись уголки губ предателя от промелькнувшего отблеска янтаря, потонувшего в темноте его глаз, поддернутых дымкой шока, но не отвёл взгляд, оголив в презрительной усмешке белизну зубов. -С чего бы такие нежности? - Тембр голоса словно вздымающийся гнев. Даза1 одним касанием удержит его на коленях. -У нас впереди ещё много ближайших встреч. Чувства не должны тебя подвести в решающий момент. -Сдохнуть собрался? -Чуя, твоя забота мне невероятно претит, но не забывай - я дал тебе обещание, что ты всегда будешь видеть любой желаемый цвет. Агнец, сжав зубы неспособностью смириться, лишь резко дёрнет замок его брюк. Нежная рука мягко коснётся волос, не оставив сил не потянуться вслед. -А говорил,- прежде чем коснуться, прошепчет в самые губы Осаму, дотронувшись нежно до горящей щеки своими вечно холодными пальцами, - что кроме ненависти в твоём сердце ничего нет.