Заноза моего сердца

      Костя летел со всех ног, несся, аки ветер, словно его кто-то толкал в спину, понукал поторопиться, успеть сделать то, что он должен был сделать давно, но на что не решался, чего опасался и откладывал на дальнюю полку. Волновало Никитина одно – пусть Ерохин будет у себя, пусть немного взъерошенный и недовольный тем, что его отвлекли, но дома. Едва ли переведя дыхание, Никитин прибыл по знакомому адресу, почти в три погибели сложившись от того, что большую часть времени, не считая поездок на маршрутках, он бежал сломя голову. Выдохнув, поправив взъерошенные волосы, парень смахнул капли пота со лба и позвонил в дверной звонок, услышав протяжную трель. Открыл ему Ерохин не сразу, а спустя почти минуту. Удивленно вскинувший брови, застывший на пороге, Тим забавно сложил губы в изумленное «о»:       - Ты чего?       Но Костя не дал ему ответить. Он впихнул парня в квартиру, захлопнул за собой дверь, скинул рюкзак с Анькиным подарком на пуфик в коридоре и уставился на Ерохина, размышляя, как так получилось, что он, - проныра Никитин, четко умеющий формулировать свои мысли и чувства, - не способен выдавить из себя ни слова. Он лишь продолжал пялиться на Тима, всматриваясь в его слегка осунувшееся из-за предстоящих экзаменов лицо, впитывал все краски переживаний, которые озарили взгляд парня, пока он пытался понять, что, собственно, вообще происходит. Теперь Костя осознал, что ему не хватало в тех портретах Ерохина, что он рисовал, пытаясь передать всю палитру красочных чувств. Не хватало его собственных никитинских эмоций и переживаний. Не хватало единственного осознания своей полноценной влюбленности. Костя решил рискнуть. Пусть он пожалеет об этом потом, пусть для него это закончится возможным провалом, пусть будет так, как будет. И Никитин пустил все на самотек. Вобрав побольше воздуха в легкие, он медленно выдохнул, на пару секунд прикрыл глаза, чтобы снова их открыть и сказать спокойно, насколько это было возможно в данной ситуации, но голос все равно подвел, и он произнес, чуть дрожа:       - Я люблю тебя, - и словно огромная скала слетела с плеч, хотя сердце рвано и крайне ускоренно забилось. – Знаю, что звучит очень странно, непредсказуемо, но я уверен в том, что чувствую. Я люблю тебя, черт побери. Мне страшно от этого, потому что я никогда не влюблялся по-настоящему и никогда не любил. Но пусть мне на голову упадет кирпич, если я соврал тебе. Я серьезно, блять, влюблен тебя. Так влюблен, что понимаю, что меня точно не отпустит.       Ерохин выпучил глаза так, что Костя на секунду испугался, что они поползут у него вместе с бровями на лоб. Тим даже качнулся, но удержал равновесие. Парень приоткрыл рот от удивления, глупо хлопая глазами. И это, пожалуй, впервые, когда Костя видел подобное выражение полного ахуя на красивейшем лице блондина.       - Что… Ты…Я… - начал заикаться Ерохин, пока щеки Костя начинали пунцоветь от осознания, что он сказал то, о чем переживал все это время.       - Говорю ж, придурок, что люблю.       Никитин нерешительно потоптался на месте, после чего, скинув кроссовки, быстрыми шагами преодолел расстояние, разделявшее его от Ерохина, встав перед ним на расстоянии вытянутой руки.       - В шоке, да? – нервно улыбнулся Костя, облизнув губы, когда понял, что атлет отвечать ему что-либо не собирается ближайшие лет сто.       - Я просто… Я не понимаю, почему… - выдохнул Ерохин.       Костя заметил, как в синей радужке плещется недоверие вместе с надеждой. Сука… Этот Женя и Саша настоящие уроды. Причинили боль этому, без сомнений, прекраснейшему человеку. Причинили такую боль, что он теперь не способен поверить, что кто-то другой, не являющийся членом его семьи, не являющийся его тетей, заменившей ему родителей, способен полюбить его таким, какой он есть. Выражение лица, полное страхов, но маленькой теплящейся жаждой довериться.       - Ну… Я встретил в торговом центре, где выбирал подарок сестре, Сашу, который поведал мне свою версию произошедшего между тобой и Женей, - на этих словах Ерохин немного побледнел и нахмурился. – Но не в этом суть. Поверь, мне срать, что было в твоем прошлом. Не могу сказать, что меня это не тревожит, ведь речь о твоем бывшем, но не это главное. А то, что я, отстаивая твою честь, защищая перед нападками Саши, вдруг понял, что ты мне не просто небезразличен. Я сказал, что мне чхать на прошлое и что ты – мой. Тогда-то я и понял, что люблю тебя, - выдал на одном духу Костя.       Он это сделал, он преодолел свои страхи, и теперь мог по-настоящему собой гордиться, потому что оказалось, что признаться любимому человеку – это не так страшно, как кажется. Более того – это приятно настолько, что хочется, как идиоту, улыбаться, несмотря на то, что сердце готово выпрыгнуть изо рта. Эйфория, пробирающая насквозь, настолько затопила Костю, что он, подойдя ближе, схватил ладонями лицо Ерохина, заставив посмотреть на себя. В синих глазах продолжало плескаться беспокойство, какой-то испуг и ужас, но в тоже время заискрилось счастье и восторг. Такой же восторг, который начал бурлить в венах Кости. Он улыбнулся дрожащими губами, чувствуя себя пьяным от переживаемых гормональных всплесков.       - Я тоже, - прошептал, едва слышно, Ерохин, прикрыв глаза.       Он склонился, ткнувшись лбом в лоб Никитина, и шумно вздохнул, приоткрывая веки.       - Что? – улыбнулся Костя.       - Люблю тебя. Я тоже. Хотел об этом сказать давно, но боялся, что история повторится, - честно признался блондин, и его руки сомкнулись на талии Никитина, прижимая к себе. – Я решил, что проще будет молчать, чтобы не испытывать больше того, что я пережил, но это трудно… Так трудно, когда хочется сказать.       - Ха, - выдохнул Костя, - надо было рискнуть, и тогда бы оба не мучились. И-идиоты.       - Ты прав, - улыбнулся Ерохин, показав свои очаровательные ямочки на щеках. – Только про кирпич не надо.       - В смысле? – не понял Никитин.       - Ты сказал, что если ты мне соврал, то пусть тебе на голову упадет кирпич. Не надо. Я верю тебе, потому что хочу верить.       Костя несколько раз удивленно моргнул, после чего расслабленно рассмеялся, потянувшись к Ерохину за поцелуем. Между ними словно что-то рухнуло. Что-то, смутно напоминающее стену отгороженности, которая, так или иначе, мешала им сблизиться окончательно. Теперь ее не стало. Она словно распалась на части, оставив после себя лишь каменную крошку под ногами. Закинув руки на плечи Тима, стискивая его домашнюю футболку и буквально утопая в приятном знакомом аромате ерохинского тела, Костя отдался своим порывам, тому, чего сам хотел.       Поначалу целовались они нежно, трепетно, словно изучая друг друга, словно впервые, но через пару минут поцелуи стали грубоватыми, подавляющими, ненасытными, и Ерохин даже рыкнул от желания поскорей стянуть с Кости мешающие вещи. Большие ладони Тима нетерпеливо заползли под ткань верхней одежды, касаясь поясницы, и Никитин выдохнул сквозь зубы стон, прогнувшись слегка от приятного нажима.       - Стоп… - поцелуй и укус за нижнюю губу. – Стой… - Костя увернулся от очередного манящего движения губ. – Обожди, блин.       - Что? – обиженно надулся Ерохин.       - Я, конечно, все понимаю, - Никитин фыркнул, настолько забавной оказалась расстроенная мордаха блондина. – Но секс после признания подождет.       - У нас его давно не было, - напомнил Ерохин, вскинув бровь.       - Знаю, - со всей серьезностью кивнул Костя, чмокнув парня в подбородок и сразу отодвинувшись, скинув с себя загребущие культяпки. – Но, во-первых, я взмок и пропотел, во-вторых, я не растянут и не подготовлен в принципе. Увы, но это для меня обязательные процедуры.       Ерохин вздохнул, миролюбиво вскинув вверх руки, показывая всем видом, что принимает поражение.       - А в-третьих, как-то странно заниматься сексом сразу после признаний в любви, - поморщился Костя. – Смахивает на дешевый романчик.       Взглянув друг на друга, они рассмеялись, и порешили на том, что Костя идет в ванную приводить себя в порядок, а Ерохин пойдет ставить чайник на стол, чтобы они отметили радостное событие в жизни обоих. Не каждый день, все-таки, признаешься друг другу в искренних чувствах.       В ванной Костя долго размышлял, стоит ли ему готовиться к сексу, но близости ему до скрипа в яйцах хотелось, хотя бы в силу того, что секса у них реально не было очень давно. Никитин к подобным приготовлениям и очищениям относился очень ответственно, но он совсем не ожидал, когда в конце процесса к нему присоединится Ерохин. Возмущенные писки не помогли, и вскоре Костя извивался, толкаясь на встречу сильным и мощным движениям, вскрикивая от восторга проникновений, выстанывая имя Ерохина и не стесняясь, что в ванной раздается гулкое эхо. Он отдавался парню, чувствуя, как тот поддерживает его за бедра, как жаркие поцелуи касаются плеч, оставляя ярчайшие засосы. После страстного и головокружительного секса в ванной они продолжили развлекаться на диване, лаская друг друга то лениво, то жарко, почти не разговаривая во время процесса. Никитин, пожалуй, впервые понял, что заниматься сексом по взаимности – это нечто иное, чем просто животные порывы, чем находиться в неведении о чувствах партнера. Сердце, мать вашу, выпрыгивает из груди, когда заглядываешь в синие глаза и видишь, что тобой восхищаются, что тебя любят, что ценят каждую совместную минуту.       Чуть позже они на кухне пили чай. Костя отписался родителям, что гуляет с друзьями, хотя, честно признаться, эйфория признания не отпускала, поэтому врать родственникам не хотелось и так и чесалось написать, где он ошивается по правде.       Отпив глоток ароматного напитка, Никитин выдал, видя, как довольно щурится Ерохин, поглядывая на него через стол:       - Думаю, я скажу родителям, - честно ответил парень.       Тим не оценил. Он замер, нахмурился, отвел взгляд, уставившись на столешницу, словно подбирая слова. Ему понадобилось пару секунд, чтобы произнести надрывное:       - Может, не стоит?       - Почему? – Никитин также нахмурился. – Слушай, знаю, у тебя был не слишком приятный опыт в прошлом. Мне самому до усрачки страшно, поверь. Мои родители весьма понимающие, но даже я не знаю, как они отреагируют. Да, это пиздецки страшно, но лучше будет, если я стану скрывать это, если я буду прикрываться своим другом, что, якобы, пошел к нему, а на самом деле буду у тебя? По-моему, это нечестно не только по отношению к тебе, но и ко всем моим близким.       Ерохин усмехнулся, подняв взгляд и прямо посмотрев на Костю:       - Ники, я не такой смелый, как ты. Да, я боюсь, как могут отреагировать твои родные. Что, если они скажут…       - Если скажут, чтобы мы расстались? - выдавил Костя, сам переживая, что подобный исход вполне может быть. – Они не скажут подобного, если уважают мои чувства, понимаешь? Если поверят в то, что у нас все серьезно. Я не могу сказать, что будет через год или пару лет, но я точно знаю, что сейчас я хочу быть с тобой, так что пусть смирятся с этим. А если нет… - Никитин задумался, после чего довольно заулыбался. – А если нет, то я перееду к тебе. Стану иждивенцем на твоей шее.       Ерохин нервно рассмеялся, но вскоре хотя бы улыбнулся, кивнув неуверенно, но полностью полагаясь на решение своего парня.       - Я не могу тебя заставить не говорить, Ники, это все-таки твои родители. Но, пожалуйста, сделай это как можно мягче.       - Я и мягче? – удивленно вскинул брови Костя. – Ты уверен, что мы говорим обо мне?       Никитин улыбнулся, а Ерохин насторожился. И не зря.

***

      Анька день своего появления из чрева матери сначала всегда отмечала с семьей, а потом по возможности сваливала к друзьям или своему парню, клятвенно уверяя маму, что все будет хорошо и в одиннадцать ночи она будет дома. И так она и делала после одного случая, когда пришла в два утра и мама всыпала ей больших люлей, проехавшись веником по попе. Эта днюха не стала исключением, и именно в этот день, полным радостных событий и мягких чмоков в щеки Аньки, Костя решил, что пора. Пора кончать с милашничеством, потому что жопка подгорала сказать правду. Никитин не просто так выбрал этот день и не с целью испортить его, а потому, что родители, радуясь празднику дочери больше, чем сама дочь, пребывали в самом радостном и одухотворенном расположении духа, что бывало не так часто, к слову. Накрытый стол не ломился яствами. Торта, кружек с чаем и бокалов с винишком, а также фруктов в вазоне вполне хватало всегда, чтобы чисто символически отпраздновать счастливый день. Анька, пища от радости, потому что родители подарили ей новый телефон, снисходительно отнеслась к кружке с ее любимыми кумирами, яростно возмутившись, правда, что она подобного вырви глаз цвета. Костя лишь гаденько фыркнул, сказав, что была только такая, да и вообще – даренному коню в пасть не заглядывают. Или в зубы? Не столь важно. Костя до скрипа в ребрах сжал сеструху, наговорив ей кучу милостей о своей безграничной братской любви, за что получил приличный такой подзатыльник, поскольку чуть не задушил именинницу.       За столом родители в скором времени стали вспоминать милые проказы Аньки в детстве, а та, краснея, отмахивалась и змеюкой шипела, что это самое ужасное во всех праздниках – когда родители припоминают ее детство. «Вы еще вспомните, как я в садике за обедом в штаны напрудила!» - возмущалась девушка, а потом еще больше краснела и пищала, когда родители и в самом деле начинали припоминать подобное. Костя всегда лишь ржал, тоже вспоминая комичные моменты их семьи, в которой Аннет играла не последнюю роль. Особенно с косяками. Это была их некая маленькая семейная традиция – в Дни Рождения вспоминать казусы торжественника и обращать все в шутку, тем самым давая понять, что ничего серьезного в те моменты не было. Этакая семейная психотерапия через смех. Костя любил такие моменты, и по мере того, как его бокал с вином и родительские пустели, он все больше и больше набирался храбрости, чтобы признаться в том, что встречается и спит с парнем.       - Ма, па, мне надо вам кое-что сообщить, - рискнул Никитин, переведя дыхание, воспользовавшись тем, что отец начал вспоминать свои годы, проведенные в армии, что служило знаком – он набрался достаточной кондиции, чтобы более-менее адекватно отреагировать на новость.       - И что же? – мама как раз закончила резать торт, с улыбкой взглянув на сына. – Ты чего такой серьезный, Костенька?       Анька, копающаяся в телефоне, посмотрела на брата, вскинув брови. Она тоже удивилась тому, что балагурище брат с грозной миной закидывает в себя остатки вина в бокале.       - Знаю, что это будет странно, что будет непривычно и дико, но я кое с кем встречаюсь, - выдал Костя на одной ноте.       Анька хлопнула ресницами, мама недоуменно склонила голову на бок, а батя крякнул, фыркнув.       - И что в этом удивительного? – не поняла Анька. – Ты частенько с кем-нибудь, да встречался?       - Ну, наверное, это удивительно, потому что этот кто-то – парень? – съязвил Костя, чувствуя, что его нервы натянулись до предела.       Немая сцена. Мама изумленно перестала резать торт, с ножом застыв над десертом, что Косте показалось весьма впечатляюще-ужасающе, отец в это время подавился, начав кашлять, а Анька вскрикнула, прикрыв рот ладошками, но в глазах отразился настоящий восторг.       - Ну, блять, - выдохнул Костя, стукая себя ладонью по лбу. – Ладно, готовьтесь к откровениям.