Пусанские супруги

«И всё же мне интересно, знаешь ли ты, Каково это на самом деле, Когда тебя оставляют в одиночестве, И когда повсюду холод…» left outside alone — anastacia

Родной дом — это то место, куда приятно вернуться. Приятно встать напротив вытоптанной дорожки, осмотреть каждый кустик под толщей снега, на который мимолетно бросал взгляды в детстве, приятно наблюдать за колыхающимися ветками низкого дерева, которое, определенно, стало выше. Приятно наблюдать за краской дома, чуть потерявшей свой яркий цвет. Милые окошки, палисадник мамы, над которым она тратит много своего времени. Небольшой чердак и длинные ворота. Родной дом — это то место, которое доставляет Чимину боль. Там, прямо во дворе, стояла небольшая будка, выкрашенная в зелёный цвет, и была маленькая собака по кличке Хок, там, внутри этого маленького болезненного ада были высокие качели, которые мастерил отец. Чимин вспоминает утрату с болью в сердце — она слишком сильная, чтобы просто так оставить её в прошлом. Ничего не забыто, любящий и верный сын до сих пор помнит голос папы, его крепкие объятия и тёплую улыбку. Он помнит его сильные руки, поднимающие к небесам с возможностью дотронуться до облаков. Детство мимолетно. Юность безжалостна. Держась за ручку чемодана, Чимин прищуривается — устал. Ему пришлось ехать несколько часов на поезде, всматриваясь в здания, покрытые белым снегом — зима в этом году удалась на славу. Такого снега они не видели давно. И такого холода — тоже. Колючий резкий ветер трепал нежную кожу щек, Чимину приходилось постоянно морщиться и натягивать ворот куртки как можно выше. В доме (а Чимин приехал к вечеру) уже горел свет. Его каникулы начались чуть позже, он уже успешно сдал пару сессий, прежде чем нашёл в себе силы, чтобы приехать домой. Только вот заходить туда он явно не спешил. Залезая в карман куртки, Чимин достаёт покрасневшими от холода пальцами телефон. Нет пропущенных звонков, сообщений. Тишина. Сказать честно, Чимин начал любить. Немного, аккуратно и осторожно. Он открывался, пытался сделать это и откинуть все плохие мысли и прошлое куда подальше, но получалось не очень хорошо. Любовь Чимина была сильной, даже не смотря на то, что произошло несколькими днями ранее. «Мы расстаёмся. У нас ничего не получится» — так Чимин услышал, а после просто скинул звонок. Даже не в лицо получил эти слова, всего лишь по телефону. Кажется, от этого должно быть обидней. Но Чимину больно, просто это чувство скапливается у него в груди, зажимая сердце стальными тисками, давая сердечному ритму биться медленно и тяжело. Любовь, казалось бы, та самая, крепкая, ещё по сути неизведанная — ранила. Чимин не чувствовал предательства, но только поняв, что есть человек, поддерживающий его, проявлявший к нему заботу, потеряв его, ощутил расстройство. Расстройство эмоций, своих жизненных сил. Если честно, Пак даже с огромным трудом заставил себя встать с кровати сегодня утром — настолько сильно ему не хотелось двигаться, дышать, говорить или что-то делать. Друзья поддерживали — завалили сообщениями, говоря, что любовь ещё одумается и примет правильное решение. Они просили не торопиться и поступать по уму, но Чимин лишь молча кивает, понимая, что сердце в этой ситуации более выигрышно. Оно-то не может действовать умно, оно болит. Тянет, ноет, колет, режет — разваливается на части. Дышать больно, кислород обжигает все дыхательные пути, а в носу неприятно щекочет, что хочется чихнуть. А может, это просто мороз забивается внутрь тела, желая заморозить и забрать весь жар — жизни и любви. Чимин убирает телефон в карман и вздыхает, крепче держит ручку чемодана и идёт к двери. Ворота оказываются открыты, он писал маме днём, что приедет. Женщина наверняка ждёт его и увидеть её спустя год… Папы нет чуть больше года. Мужа нет чуть больше года. В каком состоянии Джи? Смирилась ли? Приняла? А сам Чимин?.. Толкая входную дверь, парень заходит внутрь дома, ставит чемодан к стенке и стягивает обувь, слыша небольшой шум из гостиной. Чимин также снимает куртку и вешает её на крючок с другой одеждой, а после осматривает родной коридор, в котором ничего не изменилось. Проходя внутрь дома, Чимин замирает, короткий вздох срывается с его губ. В гостиной светло — тихонько работает телевизор, на столике лежит две книги и фотоальбом, а на комоде стоит фотография папы со свечкой. От этой свечки исходит терпкий запах. Чимин хочет подойти ближе, как полагается родному сыну, отвесить поклон, помолиться, всмотреться в фотографию, но… Взгляд падает на сидящую женщину — уставшую, бледную, сильно похудевшую. Джи даже не сразу реагирует на шум из коридора. Она откладывает пульт, а Чимин вновь морщится болезненно — её запястье невероятно тонкое, а сама она вся хрупкая и ломкая. Конечно, она испытывает сильный стресс и упадок сил, губы её болезненно красные, а глаза едва выдают жизнь. — Привет, — тихо шепчет Чимин, проходя вперёд и садясь на край дивана. — Милый, — тихо шепчет женщина, наконец, осознавая, кого видит перед собой. В её глазах застывают слёзы, она вспоминает о том, что сегодня должен был приехать сын, а осознание этого наваливается так сильно. Она так долго не видела его — такого взрослого, с живыми глазами, такого родного… Её сын… Чимин немного вырос и смотрел на маму уже другим взглядом, он уже не был тем милым (в хорошем смысле) парнем, наивным и добрым. Джи не сказала бы, что Чимин изменился внешне, лишь слегка вытянулся, отрастил волосы и скинул в весе. Наверняка он волновался из-за учебы, из-за того, что уехал из дома, из-за своего папы. Даже сама Джи не могла спокойно пережить это, всё ещё помня о самом светлом времени в своей жизни, постоянно переживая и засыпая в слезах. Женщина протянула тонкие руки ближе к родному человеку и на секунду подумала о том, что её могут оттолкнуть. Чимин не мог. Он поймал её, словно тонкую веточку дерева, притянул к себе, сразу же зарываясь носом в тёмные волосы, лежащие прядями на плече. Джи заботливо огладила голову сына, крепче его обняла и громко расплакалась. Она почувствовала родного и близкого человека рядом после огромной утраты, на время почувствовав себя виноватой. Её сыну тоже было больно, она должна была быть рядом с ним, поддерживая в такой непростой ситуации, но всё, что она могла сделать для него, это отпустить. И она отпустила. Дала ему время, волю, позволила уехать и не звонить себе некоторое время, позволила дать ему передышку, пока сама страдала от невыносимой боли в родных стенах, где всё напоминало о любимом муже. Так было нужно. Иногда родители жертвуют чем-то для своих детей, Джи пожертвовала своим моральным здоровьем и привязанностью. Если для Чимина остаться одному было лучшим выходом, то Джи переживала вдвойне, когда оказалась без любимого мужа и поддержки в виде своего сына. Она отчаянно сжимала его одежду руками, прижимала к себе и выплакивала всю боль, сотрясаясь всем телом. Эти стены слышали всё: шепот о любви, детский плач, смех, громкие крики от боли, рыдания и счастливые голоса. Чимину казалось, что обнимая маму, он слышит всё это, пропуская через себя. Джи отстраняется, вытирает лицо ладонями, протягивает их к лицу сына, поглаживает его влажные щёки, потому что ему тоже трудно и больно сдерживаться. Она гладит его отросшие волосы, самые длинные прядки заправляет за ушки, поглаживает широкие плечи и вновь тянется, чтобы обнять его, вдохнуть его родной запах. Чимин крепче вжимается, утыкается лицом в её плечо, смыкает руки на родной спине той женщины, что носила его на руках, сажала себе на колени и рассказывала о том, как нужно лечить животных, помогала расти и улыбалась каждому хорошему поступку своего сына. Она родная. Любимая. Самая лучшая. — Всё хорошо, малыш, — дрожащим голосом шепчет Джи, покачиваясь, поглаживая сына по волосам, чувствуя, как мокнет её футболка там, где Чимин вжимается в неё лицом. Он сдерживает свои всхлипы и боль, молча выдавливая из себя по частичке слёз, — я рядом, милый. Маленький мой, так вырос, так повзрослел. Прости меня, дорогой, прости меня за всё, такая я у тебя никудышная мама… — Хватит, — просит Чимин, качая отрицательно головой, не отрывая лица от её плеча, — не говори… так. — Прости меня, — вновь повторяет Джи хриплым голосом, дрожащим от чувств и слёз. Она насильно приподнимает голову Чимина, заботливо целует его в висок, пока тот стыдливо прикрывает ладонью лицо, пряча свои переживания, — всё будет хорошо, я обещаю, обещаю. Слышишь меня? Всё будет хорошо, мой милый. Драгоценный. Люблю тебя, сынок, больше всех на свете. Чимин качает головой, кусает в кровь губы, потому что голос мамы такой родной и слышится в самое ухо, а не в трубке телефона, она даже умудряется улыбаться так грустно и отчаянно, но с любовью, ведь ей хочется сейчас быть рядом и поддержать своего сына. Чимин принимает всю её поддержку, отмечая то, как на самом деле ему не хватало её слов и любви, объятий, родного запаха. Джи смотрит так, что хочется расплакаться во весь голос, она поглаживает так аккуратно, словно весь Чимин сплошная рана, она заботливо целует в лоб и висок, находясь рядом. Больше ничего и не нужно. Теперь Джи, прижимая к себе родного сына, начинает осознавать и понимать многое. Так дальше нельзя — переживать, каждую минуту причитать о любимом и плакать. У неё есть тот, кто нуждается в любви и поддержке, есть тот, кому ещё больнее, чем ей самой. Чимин её сын, а не друг семьи, он переживает потерю папы особенно сильно, воспринимая эту боль близко к своему сердцу. — Всё хорошо, — Джи вновь заходится слезами, пока на улицах загораются огни на столбах, — ты больше не одинок, больно больше не будет. Милый мой, всё хорошо, я рядом. Я буду рядом, обещаю, всегда буду рядом и на твоей стороне. Посмотри на меня, посмотри в мои глаза. Она настойчиво хватается за плечи сына, слабо встряхивая — нет сил. Но она находит их для Чимина, вглядываясь в его глаза, такие же, как и у её любимого мужа. — Ты слышишь меня? — Чимин кивает, Джи всхлипывает, — боль пройдёт, я обещаю. Совсем скоро станет легче дышать и жить. — Прости, что звонил не так часто, — Чимин стыдливо опускает глаза в пол, пока Джи болезненно морщится и прикусывает губы. — Ты рядом, здесь, сидишь напротив меня, я могу обнять тебя, — шепчет женщина, — мне большего не нужно. Главное, чтобы ты был в порядке и не переживал так сильно. Не надо так волноваться, родной, он всё равно рядом. В наших с тобой сердцах, пока мы помним его, пока мы его любим, он всегда будет рядом с нами и рядом с тобой. Он тобой очень гордился… всегда, слышишь? Всегда говорил о том, что ты достоин лучшего и большего, верь ему. Верь его словам и верь мне. Мы с ним очень сильно любим тебя, не смотря на то, что случилось. Ты не один, у тебя есть я. Ты можешь звонить мне, если плохо, можешь не звонить вообще — я вытерплю, самое главное для меня — ты. Твоё здоровье, твоё состояние, твоя жизнь. Если тебе от этого легче и лучше — поступай так. Я никогда не буду против, я всегда буду стоять за твоей спиной. — Мам, ты… — Чимин прерывает её речь, вновь протягивает руки, крепко обнимая. Это происходит словно по волшебству, но боль словно отходит на второй план. Наверное, Чимину нужно было именно это — поддержка. Сейчас, когда руки вовсе опускаются, когда любовь боится быть рядом с ним из-за осуждения, когда сам он не знает, кому может отдать часть своей боли, на помощь приходит мама. Она заботливо гладит его по спине и дышит его волосами, принимая всю его боль, принимая всё его разбитое состояние. Она не просит ничего взамен, а Чимин чувствует лёгкое облегчение на душе, словно понимая, что остался не один, что родной человек, который любит его — всё ещё находится рядом. — Я всё понимаю, — тихо шепчет Джи, — давай поужинаем. Ты искупаешься и ляжешь спать, а завтра мы поговорим, если ты захочешь. — Я хочу, правда, — кивает Чимин, соглашаясь со словами мамы. — Тогда мы сделаем так. Она кивает и поднимается, готовит ужин, орудуя столовыми приборами, пока Чимин раскладывает вещи из своего чемодана в комнате, укладывая всё необходимое на полки шкафа и комода. Он снова проверяет телефон, а после ставит его на зарядку. Он принимает душ, ужинает вместе с Джи, отмечая, что она сильно похудела, на что женщина отмахивается (знает, ей много кто об этом сказал). После долгого и крепкого сна в родной постели, Чимин чувствует себя лучше. Он выспался и проспал дольше обычного, ему не снились никакие сны, но ощущение бодрости не покидало его. Из кухни приятно пахло выпечкой, а мама встретила его не с грустью, а с улыбкой на лице, которая отразилась в её глазах. Кажется, она впервые почувствовала себя счастливой, лишь смотря на своего заспанного ребёнка. Чимин переоделся в штаны и мягкую толстовку, зевая на кухне и занимая своё место. Он сел на стул, подогнув одну ногу под себя, а второй упирался в пол, пока женщина ставила пышные панкейки и заваривала кофе. Она поставила пару сиропов на стол и дала сыну вилку, ласково целуя его в растрёпанную макушку. Чимин благодарно кивнул и бросил взгляд на телефон, который засветился горящим экраном от оповещения. И нет, это не его любовь написала, но вот Джи… Чимин и подумать не мог, что эта поездка станет для него настолько откровенной. — Кто там тебе пишет? — спрашивает женщина, садясь рядом и кивая головой в сторону телефона. — Друзья, — отмахивается Чимин, продолжая есть, но периодически бросая взгляд на телефон. Он всё ждёт сообщения от своей любви и даже надеется на то, что они расстались не навсегда, а лишь на время. — М-м, точно? — уточняет женщина, посмотрев на сына. Чимин чувствует, как от румянца начинают гореть щёки и кончики ушей. Он опускает взгляд, поджимая губы, собираясь сказать, что это точно друзья и никто больше, но Джи словно считывает все его мысли. Она ведь видит его смущение и волнение на лице, а это может значить лишь одно. — У тебя появилась девушка? — спрашивает Джи, удивлённо распахивая глаза, — милый, и ты молчал? — Нет, — Чимин сразу же кивает головой в отрицании, — у меня никого нет. — Не ври мне, — Джи тянется за панкейком, сворачивая его и откусывая, — как будто я не знаю, как выглядят влюблённые люди. — Я не влюблен, — вновь отрицает Чимин, всё ещё краснея и поднимая возмущённый взгляд на женщину. — Я не против твоих отношений с кем-то, — продолжает Джи, смотря в глаза сына, — ты уже достаточно взрослый. И у тебя тоже есть потребности, только будь осторожен и не совершай ошибок, о которых ты будешь серьёзно жалеть, я имею ввиду незащищённый секс. — Мам, — Чимин скатывается по стулу ниже, натягивая капюшон толстовки на голову и стараясь закрыть половину лица, — хватит. — Почему ты стесняешься говорить об этом? Мы взрослые люди, половое воспитание очень важно, — Джи прищуривается, но позволяет себе улыбнуться, — сколько ей лет? — Мы одного возраста, — Чимин громко ставит кружку на стол, уводя взгляд в сторону кухонных тумб, лишь бы не попасться в ловушку мамы. — Какая у неё внешность? Она красивая? — Джи вновь откусывает еду, продолжая говорить с набитым ртом, — опиши мне её. — Ну… волосы тёмные, короткие, а если длинные, то вьются на кончиках, — Чимин поднимает взгляд к потолку и почти что отворачивается от женщины, предпочитая смотреть куда угодно, но не на Джи, — глаза тёмные, высокого роста. — А характер? Добрая? Смелая? Стеснительная или тихая? — Джи ставит кружку на стол, опираясь на спинку стула. — Стеснительн…ая… добрая, иногда тихая, скромная, — перечисляет Чимин, загибая пальцы. — Как её зовут? — Джи улыбается чуть шире, наблюдая за сыном. — Чонгук, — Чимин бросает взгляд в сторону мамы, которая кивает и улыбается. Она становится счастливой лишь о том, что её сын кого-то смог полюбить. — А фотография есть? — Ах, тогда зачем ты просила описать? — возмущается Чимин, надувая губы и скрещивая руки на груди. — Мне было интересно, насколько сильно тебе она нравится. И я скажу — сильно, раз ты подмечаешь такие детали, как завитки на волосах, — улыбается ласково Джи, пока Чимин раздражённо рычит и закатывает глаза. Этот разговор откладывается на некоторое время, Чимин помогает маме по дому. Он подкручивает кран и дверцы, отдыхает, помогает готовить ужин и обед, ходит за покупками и всё не перестаёт проверять телефон. На пятый день своего отдыха он первый пишет своей любви, видя, что сообщение прочитано, но ответа на него всё нет и нет. Джи по прежнему просит показать фото и не видит в этом ничего странного, а Чимин всё также краснеет и пытается перевести тему, чтобы не говорить об этом. Джи поглаживает плечи сына, говоря, что ей бы очень хотелось увидеть любовь Чимина, а парень всё убирает телефон в карман и прячет взгляд. Стыдно. Папа раньше ясно дал понять, что он за любое счастье Чимина, и вовсе не важно, какого пола это счастье — женского или мужского. Но вот так брать и признаваться в этом маме — это как-то стыдно и неловко. Она огорчится? Расстроится? Будет вновь переживать? За эти дни Джи стало легче морально, она в один из дней убрала все фотографии и затеяла генеральную уборку. Она позвонила на свою работу, говоря, что хочет вернуться из отпуска пораньше. Чимин улыбался, когда видел маму такой, какой она была раньше. Конечно, ничего не забылось и тоска всё ещё сидела в груди, но стало легче, совсем немного, но легче. В предпоследний день Чимин больше не смог терпеть. Джи мучила его словесно, выпрашивая фотографию, и любой другой ребёнок обязательно поссорился с родителем, крича о недоверии и о том, что в его личную жизнь нагло лезут. Но Чимин знал, что Джи не такая. Она может лишь показывать, что бывает «надоедливой» мамой, но пока она видит смущение и недоверие в лице сына, она будет продолжать доставать его, а как только Чимин скажет ей строгое «нет», то она сразу же кивнет и поймёт, что эта тема закрыта. И в очередной вечер, когда они оба сидят на диване, Чимин чувствует вибрацию в кармане штанов, а Джи сразу переводит на него свой взгляд. — Ну, покажешь? — улыбается она, пока Чимин с психом открывает галерею и находит фото, которое было сделано не так давно. На ней Чимин и Чонгук, сам Пак не смотрит в камеру, отвернув лицо в сторону, но там всё равно видно его улыбку. Зато в камеру смотрит Чонгук, широко улыбаясь и мило прищуриваясь. Там же видно и родинку под губой Чонгука, его постриженные короткие волосы. Джи замирает, рассматривая фотографию, а после поднимает странный взгляд на Чимина. — Это… это парень? — она выглядит удивлённой и голос её не сочится злостью. Чимин ничего не отвечает, блокирует телефон и переводит взгляд в телевизор, — ты гей? — Нет, — сразу же отвечает Чимин, сдаваясь и поворачивая голову в сторону мамы, — мне нравится только Чонгук. — Так… — Джи на секунду теряется, пытаясь осознать эту мысль, а после вновь смотрит на сына, — так ты встречаешься с парнем. — Мы расстались, — признается Чимин. — Почему? — резонный вопрос от Джи поступает сразу же. — Чонгук боится, — Чимин поджимает губы, но видя интерес в глазах мамы, продолжает, — у него ужасные отношения с отцом, который называет его педиком и гнобит за каждый шаг, поддержка есть лишь от наших друзей, но он боится осуждения и того, что про нас кто-то узнает. Он боится реакции родителей не только своих, но и моих. Твоей. Он переживает и сказал, что у нас не может быть будущего — это просто невозможно, пока мы оба парни. — Но он любит тебя? — спрашивает тихо Джи, видя волнение сына в глазах, как отражение в океане. — Да, — кивает Чимин, — я это знаю. Я его тоже люблю. Ты огорчена? — Нет, — качает головой Джи, — это не то, чем можно меня огорчить. Но… ты уверен, что это «твой» человек? Что он будет с тобой до конца жизни? — Да, — парень вновь кивает, не переставая смотреть в глаза мамы, — я точно в этом уверен. — Милый, — Джи ласково кладёт ладонь на шею сына, — тогда поговори с ним. Я не против, это же твоя любовь. Что я тебе скажу? Не люби его? Ты же понимаешь, что это глупости, сынок, я не вправе так говорить и что-то тебе указывать, ты уже взрослый и можешь сам отвечать за свою жизнь. — Я понимаю, но это одобрение родителей… — Папа тоже был бы не против, — кивает Джи, легко улыбаясь, — он всегда мечтал о том, как ты приведёшь в дом свою любовь. Когда я спрашивала у него, что будет, если наш сын приведёт в дом парня, то твой папа говорил так: «у любви нет пола. Не важно, кто запал в его душу и сердце, не важно, какой человек национальности, внешности, пола, имеет ли отличительные черты в здоровье или внешности — любовь даётся как подарок. Он получит этот подарок, а мы лишь обязаны принять его, так как это выбор самого Чимина. Кто мы такие, чтобы делать ему плохо и больно? Мы должны оказать ему поддержку и любовь, ведь он наш сын». Я по сей день помню эти слова. Твой папа был очень мудрым и он ценил каждый момент в своей жизни, поэтому… живи, как он. Цени любой момент в своей жизни. — Даже не знаю, что сказать, — прошептал Чимин, смотря в глаза мамы, — папа действительно был мудрым и сильным. — А ты его сын, значит ты на него похож. Дети не должны повторять судьбы своих родителей, и я буду счастлива, если ты сбережёшь свою любовь… — Спасибо, — тихо прошептал Чимин, боясь, что этот разговор зайдёт дальше, доведя их обоих до слёз, — спасибо, что принимаешь меня таким. — Каким? — улыбается Джи, промаргивая слёзы на дне глазах, — таким драгоценным и самым лучшим сыном? — Хватит, — Чимин коротко хихикает и первый обнимает женщину. Джи обнимает в ответ, поглаживая по плечам, чувствуя себя героиней. Она видит, как расцветает её сын от поддержки и добрых слов в свою сторону, а значит она сказала всё правильно и не огорчила его. А парень или девушка — не столь важно. Правда. Когда счастье стучится в двери — мы сначала открываем двери, а не начинаем с придирок о том, какое оно. Джи знает, что Чимин добрый, воспитанный и умный парень, а потому волнения даже не поселяются в её душе. — Ничего не бойся, — шепчет Джи, целуя макушку сына, — и познакомь меня с Чонгуком. — О… это будет сложно, — улыбается широко Чимин, — я позвоню ему, ладно? — Конечно, — кивает Джи, замечая, как Чимин встаёт с телефоном и уходит в свою комнату. Джи переводит взгляд на фотографию своего мужа в рамочке, улыбается счастливо, наклоняя голову к плечу. Она молчит, прищуривается, чувствуя, как сердце вновь начинает ныть от тоски, она молит о том, чтобы любимый муж присмотрел за сыном, чтобы помог ему не ошибиться. — Мы вырастили чудесного сына, любимый, — тихо шепчет Джи, делая звук телевизора погромче, чтобы не подслушивать разговор сына с любимым человеком. И по улыбке Чимина, который выходит из комнаты спустя несколько минут, становится понятно — у него всё хорошо. Джи улыбается — жизнь Чимина только начинается. Это только начало.