Пусанские супруги

Совсем иногда Чонгук вредничал. Обычно его настроение портилось из-за разных обстоятельств, связанных с сессией или плохой погодой, дождь частенько угнетал Чонгука, заставляя чувствовать себя вяло и максимально плохо. Он находился в амёбном состоянии — с самого момента, как открывал глаза — начинал ворчать, бурчать, пыхтеть и надувать щёки. Кофе всегда было горьким, штаны неприятно сжимали бёдра, а любимая футболка почему-то валяется в стирке совсем не чистая. Любая мелочь, способная раздражить ещё сильнее, заставляла грустить. Чонгук купался в своей вредности и знал (где-то в глубине души), что Чимину тяжело с его вредностью. Чимин понимал эту вредность сразу, он-то потянулся поцеловать в плечо, но не получил ничего кроме раздражённого вздоха. Всё, тушите свет, наступайте на это минное поле крайне аккуратно. Чимин ведь пытался быть аккуратным, вставал первым, одевался и готовил завтрак. Смотрел на надутые губы и буквально кусал себе пальцы, чтобы не сжать со всей силы пухлые надутые щеки, чтобы не вписаться своими губами в чужие, надутые и капризные. Обычно такое состояние Чонгука проходило само по себе, поднималось настроение от любой ерунды, начиная от вкусной еды или видеоигры с кем-то, кто обязательно ему проиграет. Чимин был рядом — важно кивал, бесконечно много улыбался и был счастлив видеть все стороны Чонгука. Настроение на уровне ниже среднего постигло Чонгука и в сегодняшний день. Он с психом пытался натянуть носок, который путался и повышал планку раздражения. Чимин смотрел с прищуром, слегка осуждающим, но больше смешным. Хотелось ляпнуть что-то вроде «не пукни от усердия», но Пак примерно представляет взгляд, которым его одарит Чонгук после таких слов. Быть виноватым? Нет, спасибо, он просто молча понаблюдает со стороны и послушает злостное ворчание, а вечером обязательно зацелует губы и покусает щёки, чтобы вызвать хихиканье и блеск в глазах, полных любви. Это потом. Сейчас терпеливо смотреть на то, как носки слетают с ног в течении доли секунды, а после летят на кресло. О-к-е-й. Это нужно просто пережить. Чимин заправляет постель, молится всем богам, чтобы Чонгук в таком состоянии не пошёл бриться, потому что сидеть над его кровавым подбородком в единственный выходной от учёбы абсолютно не хотелось. У самого Чонгука были другие планы — он не стал долго задерживаться в ванной. Быстро умылся, почистил зубы и позавтракал, после чего переместился в гостиную комнату. Кинув на диван плед, он подмял подушку под свой локоть, залез на поверхность с ногами и сжал в руке пульт. Чимин, проигнорированный по всем фронтам, устало выдохнул и покачал головой. Он слышал, как Чонгук включил телевизор, даже видел краем глаза, как тот скрестил руки на груди, всматриваясь в экран, не переключая канал. Начиналась заставка какого-то фильма. — Что хочешь на обед? — спросил Чимин, замирая около кухни. — Ничего, — буркнул Чонгук в ответ, натягивая капюшон толстовки на голову. Наверное, это запоздалый переходный возраст? Нет? Чимин в такие моменты чувствовал себя родителем, который должен утешить своё чадо, ласково обнять и потрепать по волосам, обещая, что все будет хорошо со временем, что трудности случаются, а жизнь никогда не стоит на месте. — Ладно, — Чимин кивнул сам себе, пожал плечами и вдохнул этот приторный запах игнорирования снова. Нет, если Чонгук вдруг хочет сорвать на нём своё настроение, то пусть, конечно, но потом пусть не обижается, если получит один хороший подзатыльник. А потом объятия. Кнут и пряник, только так, Чимин, только так. Нельзя баловать деток. Чонгук больше не издаёт звуков, погружаясь в фильм. Чимин только изредка видит, как тот переворачивается на диване, устраиваясь в более удобные позы. Сам Пак завтракает, играет в телефоне в игрушку и готовит быстрый обед, решая сильно не заморачиваться и полностью отдохнуть в выходной день. Он заканчивает на кухне — моет руки напоследок, вешает полотенце на крючок, чтобы сохранить чистоту, а потом выходит в гостиную и обходит диван. Чонгук, конечно же, смотрит какой-то фильм, полностью погрузившись в него. Уголки его губ опущены, брови жалостливо взлетели вверх, а само состояние даёт понять, что скоро прогремит гром. Чимин начинает жалеть Гука. Ну, а как иначе? Он не может со спокойным сердцем смотреть на то, что отражается в ярких и блестящих глазах его парня. Хочется вот обнять так, чтобы кости захрустели. Чтобы фыркал и возмущался надутыми губами ему в шею, бил кулаками по спине и просил отпустить. А Чимин всё равно не отпустит, посмеётся с этого вредного парня и обнимет ещё крепче, в надежде задушить и не утонуть от милоты, которое испытывает его сердце. — Ну и что ты тут смотришь? — спрашивает негромко Пак, садясь на пол и опираясь спиной на диван. Он бросает взгляд в телевизор, но честно не может понять, что это за фильм. Там какая-то пожилая пара весело проводит время, обнимаясь и гуляя за ручку по дорожке парка. Вокруг бегают дети, животные, цветёт зелёная трава, и это точно какая-то ерунда для домохозяек, которые готовы часами сидеть у телевизора, обняв его всеми конечностями. — Гук? — Чимин поднимает голову, чтобы убедиться, что парень его слушает. — Что? — ворчит снова в ответ, скрещивает руки на груди и не отрывает взгляда от экрана. Засранец. — Ты расстроился из-за этого фильма? — Пак прислоняет голову к своему плечу, видя то, как краснеет кончик носа его парня. Всё. Последняя остановка — розовые щёки, красный нос, влажные глаза и надутые губы. Куда лечь, где гроб? Чимин больше не выдержит. — Гук, ты серьёзно? Ты будешь плакать из-за фильма? — Чимин смотрит вновь с лёгким осуждением, но оно больше шуточное, чем серьёзное. — Это не просто фильм, — покрывается иголками мгновенно. Ворчит, пыхтит, как ёж, и бурчит себе под нос ругательства. — Конечно, это просто фильм. Сказка, придуманная людьми, и сыгравшими её актёрами. Ты вздумал хныкать из-за выдумки? — Чимин пробует с другой стороны, говорит чуть ласковым голосом, нежным, тянет руку, чтобы погладить по коленке, спрятанной под одеялом. — Ты недооцениваешь фильм. Эта пара рассталась во время войны, а потом они встретились спустя долгое время, и они счастливы, и до сих пор любят друг друга, — Чонгук не может не всплакнуть от трогательности фильма, именно поэтому вытирает кончиком пальца нижнее веко. — Так, фильмы про войну ты со своей впечатлительностью смотреть не будешь, и со своим вредным состоянием точно, — Чимин чуть хмурится, тянется за пультом, переключая на другой канал. — Да ну тебя, — Чонгук с психом отворачивается лицом к спинке дивана, ложится на бок и натягивает одеяло по самые плечи, морщась. — Не капризничай, — просит Чимин, поглаживая бок Гука раскрытой ладонью, — ну, малыш. — Отстань, — снова надувает губы, щёки, фыркает и превращается в рыбу фугу. — Я же знаю тебя, — Чимин пожимает плечами и изворачивается на своём месте, вставая на колени около дивана. Он наклоняется, чтобы увидеть лицо Чонгука, но тот с психом набрасывает край пледа, прячась. Чимин фыркает, тихо хихикая, тянется ближе и зажимает зубами кожу около локтя, кусая. Чонгук громко ойкает и бьёт ладошкой назад, попадая Чимину прямо по лбу. Замирает, а потом улыбается и прячет эту самую яркую и весёлую улыбку в одеяло, чтобы не видел Чимин. — Да ты оборзел, вредина, — жалуется Чимин громким голосом. А после с весёлым звуком наваливается, принимаясь кусать Чонгука сквозь одеяло за руку и бок, спускаясь к бедру и пальцами правой руки забираясь под одеяло, к ступням Чонгука, чтобы пощекотать от всей души. — Да хватит! — Чонгук ожидаемо взвизгивает, дёргается всем телом, чуть не заезжая ногой парню по зубам, а после фыркает и сжимает губы, потому что весёлая улыбка и смех срываются, а держать это всё в себе становится намного сложнее. — Я обедаю, — Чимин хитро улыбается, — не мешай мне. Сегодня у меня на обед надутые врединки. Он снова тянется к бедру Чонгука, покусывает и не видит реакции. А Чонгук притаился, замер и ждёт, что Чимин прекратит. В Чимине наоборот просыпается ещё большая нежность к своему парню. Он удобнее садится на свою ногу и задирает одеяло в сторону, приподнимая кофту на животе Чонгук, когда тот переворачивается на спину. Чимин ведёт пальцами по тёплой коже, щупает бока и выглядит так, словно проводит осмотр. Он стучит пальцами, хмыкает от звука и поднимает серьёзный взгляд на Чонгука, что с озорным огонькам в глазах наблюдает за ним. — У меня для вас плохие новости, пациент, — Чимин сочувственно качает головой и прикрывает глаза, пока дрожат его ресницы. — Что такое, доктор? — тихо спрашивает Чонгук, кусая нижнюю губу. — Кажется, скоро вы умрёте. Причина: ваша вредность и капризность. — Иди ты, Чимин, — Чонгук задирает ладошку, хлопает парня по плечу и садится на диван, хмуро осматривая Пака. — Иду, — улыбается упрямо парень и зажимает пальцами надутые щёки своего парня, вызывая в нём недоумение. Чимин наклоняется, мягко и сочно целуя губы Чонгука с громким чмоком. Он вдыхает шумно, словно не насытился и снова тянется к губам, чмокая их громко. Потом отпускает щёки и проходит губами по всему лицу. Задевает пушистые реснички, когда целует в веки, целует в красный носик и мягкие щёки, даже кусает подбородок. — Ты ведёшь себя как собака, — признаётся честно зацелованный Чонгук, снимая с головы капюшон, светя своим мягким и растрёпанным видом. Чимин сразу же наклоняется к животу Чонгука, начиная шумно его обнюхивать и резко дёргать головой, изображая пса. Чонгук не может не смеяться. Не может не наклониться, чтобы поцеловать в ответ, не может не улыбаться ярко и весело, потому что чиминова нежность и весёлость передаётся и ему самому. Пак ласково называет врединкой и мягко целует в живот, гладит рукой бедро и посматривает в телевизор, выглядя таким гордым за то, что справился со своей целью и поднял настроение своему любимому человеку. Легко и просто. И… конечно же Чонгук не признается, что поздней ночью застал Чимина в гостиной, сидящим за ноутбуком с тем самым фильмом, всего в слезах и отчаянии. Ага.