Тень черных шатров

Разбудили его голоса - в чем, впрочем, не было совершенно ничего удивительного. Люди днем, как правило, разговаривают. Особенно если это военный лагерь. Фессалиец ещё несколько томительно-долгих мгновений провел с закрытыми глазами, медленно выныривая из объятий даже не сна - какого-то вязкого небытия, и сел, с силой проводя ладонями по лицу. Он был один. И в этом тоже не было ничего удивительного. В отличие от многих своих сородичей, сын Пелея порой отличался потрясающей тактичностью, что нередко становилось причиной добродушных шуток Автомедона. Вот и в этот раз Ахилл куда-то ушёл (вариантов было, впрочем, немного), а друга оставил отсыпаться. И судя по тому, что никому ничего было не нужно, царевич, уходя, наказал спящего не тревожить. Патрокл тихонько хмыкнул, скрывая некоторое смущение, которое периодически его все ещё охватывало, качнул головой, словно бы говоря невидимому приятелю "строго ты с ними", и огляделся. Уходя, Ахилл оставил ему нехитрый завтрак: сыр, хлеб, немного орехов и два персика. При взгляде на еду - замутило. Такое бывало с ним уже, от усталости, да и с кем не бывало, но в этот раз что-то определённо было иначе. Как бы не хотелось признавать самому себе, но слова, так едко и гадко брошенные вчера, задели. Задели так, что, словно заноза, которую не вытащить с первого раза, шевельнулись где-то в районе желудка, вновь возвращая из небытия на редкость гадкое ощущение слабости. Патрокл несколько раз коротко вздохнул, чтобы успокоить пошедшую кругом голову, и сделал пару глотков воды, показавшейся ему восхитительно свежей и сладковатой. Слабость постепенно отступала, потом и вовсе милостиво сошла на нет, позволив юноше, наконец, подняться на ноги. У него выдавались такие дни, после которых можно было, благодарение Асклепию, никуда не спешить. "Просто потому, что ты не сможешь", - ехидно высказал ему в сознании голос, который парень давно считал своим довольно-таки неглупым советчиком. У голоса почему-то были интонации Ахилла. Впрочем, если взглянуть здраво, то это действительно было правдой. В тяжёлые дни они работали впятером - двое хирургов и трое юношей-помощников. Работали на пределе. Пределе внимания, пределе сил, а, порой, и на пределе материалов. Иолай, мужчина на пару лет старше самого Патрокла, как-то, закончив десятую в тот день операцию, так и остался спать, прямо там, в шатре лазарета, прислонясь спиной к сундуку, в котором они хранили чистое полотно на перевязку. Самого Патрокла тогда кто-то - кажется, Аякс - довёл до костра. Утром было холодно, хотелось, в духе самого настоящего скифа, проклинать и убивать, но шевелиться хотелось ещё меньше. Так он и проспал до полудня. В этот раз все было куда как легче. Вернее, было бы, если бы в кудрявой каштановой голове не засела, ничем и никак не изгоняемая мысль: я делаю недостаточно. Они все равно умирают. Сложно быть справедливым к самому себе, особенно если учитывать то, что большую часть жизни уверен в том, что делаешь недостаточно. За этими не слишком весёлыми мыслями, фессалиец собрал все необходимое на этот день в свою неизменную сумку, забросил её широкий ремень на плечо и, прихватив на всякий случай короткий чёрный плащ, вышел на улицу, спешно направившись к воротам лагеря. Поднял голову и замер, ощущая как почти физически сгущается вокруг него воздух. Причина такой осязаемой грозовой тучи стояла к нему спиной, видимо, сложив руки на груди, и, наклонив голову чуть вправо, слушала Диомеда. Причина была злой даже со спины. За годы, проведённые вместе, Патрокл до идеала научился разбираться в настроениях возлюбленного и сейчас мог сказать совершенно точно: Ахилл не просто зол. Он в ярости. Ледяной такой, всепоглощающей ярости. - ...Ты же понимаешь, что с этим нужно что-то делать. Так оставлять нельзя, - долетел до него приглушенный голос гостя. - И сделаю. Вот увидишь. Нет, это уже даже не ярость. Это хуже. - Парни, а... В чем дело? - как можно мягче уточнил Патрокл, подходя ближе. В любой другой ситуации он положил бы руку Ахиллу на плечо, успокаивая прикосновением, но сейчас даже не встал рядом, понимающе выдержав некую дистанцию. - Да так. Почти ни в чем. Врет как дышит. Ну, по его, Ахилла, нескромному мнению. - Мне-то хоть можно не врать? - Видимо прозвучало это крайне устало, потому что нездешний блеск в зелёных глазах постепенно сошёл на нет. - Прости, - царевич качнулся с пятки на носок, опустив наконец руки. - Ничего мне рассказать не хочешь? Вопрос привёл молодого доктора в замешательство. Вряд ли благородному собранию будет интересно узнать, как он добрых три часа копался в развороченных кишках. - Нет. А что? Если ты о мальчишке, которого вчера принесли, то ему ещё с пару седмиц валяться. Тогда и поговорить можно. А так, вроде, и... - Ну, что я говорил? - Диомед пожал плечами, прикрыв глаза. - Яяяаааасно. - Да в чем дело-то, мне объяснит кто-нибудь или нет? - начиная закипать, уточнил Патрокл. - Слушайте, я делаю свое дело, и, заметим, неплохо, я не говорю Аяксу, что мне уже надоело видеть его "в гостях" каждый раз и можно, порой, быть умнее. Я не лезу в ваши дела, я не говорю Агамемнону, где и как я хочу его видеть, потому что все равно он туда не пойдёт, так что не так - снова?! Икара, как говорится, несло. - Эмм... - замешательство на красивом лице Диомеда смотрелось странно и чужеродно. - Да мы же не об этом вовсе. Ты что? - Прости. Сорвался, был не прав. Тяжёлый день вчера выдался, да и мальчишка этот... Проведать бы надо. - Так ты к нему шёл? - Ахилл сделал вид - что было в этой ситуации самым мудрым, - что вспышки филэ просто не заметил. - Нет, к этим... - мотнув головой в сторону бора, за которым находился основной лагерь. Теперь "не заметил" уже Диомед. Только странно посмотрел на предводителя чёрных. - Прекрасно, - почти мурлыкнул Ахилл. - По странному совпадению мне нужно туда же. Вот и пойдём вместе. Нехорошие подозрения поскреблись в сознание как бродячая кошка в дверь. А потом просто ворвались в эту самую дверь со всех четырёх лап, когда Пелид, сузив глаза как хищник перед броском, прикусил нижнюю губу и принялся методично осматривать лагерь. Привычка эта появилась у него относительно недавно и означала, в самом первом приближении, что-то вроде "где ты, сволочь?.." - Ты кого-то ищешь? Что-то случилось? - Случилось-случилось. Да вот только не со мной. - Н... Ну, ладно. - Расспрашивать бесполезно. Сам не сказал, значит не вытянешь ничем. Впрочем, это его, Ахилла, дело. - Я пойду тогда? Не убей тут никого. Патрокл коротко кивнул обоим и, поправив ремень сумки, исчез в толпе по направлению к лазарету. Мысли вились встревоженным роем, мешая сосредоточиться. Он что-то задумал... Я делаю недостаточно... Почему они умирают, если мы делаем все, чему нас учили?.. Эта война бессмысленна... Агамемнон хочет власти, только и всего... Будет скандал... Он нарвется на неприятности, это никуда не годится... А, может, я в самом деле трус?.. Мне стоило остаться рядом... Но как только он переступил порог лазарета, голова стала подозрительно ясной, все снова пришло в положенную норму. - Доброе утро, парни. - Да уж день. - Когда встал - тогда и утро. - А ты встань сначала! - Шутим? Это хорошо. - Патрокл улыбнулся и принялся готовить перевязку. - Что здесь было, пока меня не было? - Да вроде бы тихо все. - Рексенор пожал плечами, флегматично глядя на то, как доктор снимает повязку с его руки. - Ну? Жить буду? - Будешь. Но недолго. Если продолжишь в том же духе. - Шутишь, значит. - А что, рыдать над тобой, что ли? Так я не плакальщица. - Патрокл улыбнулся. В лазарете остро запахло прополисом и чабрецом. Островитянин поморщился. - Хороший ты человек... Ох, мммать! "Если бы это было так". - Да брось, не все так страшно. Заживёт. Вот так. Ещё пара дней и выгоню отсюда, учти. За перегородку перевязочной сунулся Протей. А это могло означать только одно. - Иду, - торопливо вставая и ополаскивая руки. - Что там? "Чем там" оказался совершенно незнакомый Патроклу мужчина. С животом, развороченным так, что кишки можно было собирать руками. В крови было все. Оба его помощника, стол, два плаща. - Вепрь. Патрокл мысленно выбранился. Мало ему везунчиков после сражений, так ещё и это! - Ладно. Красавки ему шесть капель и за дело. Дальше руки работали сами, зная свое дело порой лучше головы. Очистить рану, осушить, чтобы лучше видеть две крупные жилы, проходящие... Ах, вот откуда у нас такое море крови. Ладно, это тоже уже привычно. Тончайшей нитью, из которых первые красавицы ткут себе головные покрывала, перевязать и... - Нельзя сюда! Царевич, нельзя! - несколько истерично донеслось от входа в операционную. - Мне - можно, - ответил за пределами видимости ледяной голос Ахилла. "Что-то случилось!" - Пустите! - коротко и не оборачиваясь. - Режем здесь и здесь. По клину, вершиной вниз. Потом меняем инструменты. - Да. - В такие минуты с ним не спорили. - Смотри, отрыжка гадесова, смотри. Не смей мне отворачиваться. Кто тут трус? Повтори! Патрокл не поверил своим ушам. Успел обернуться, пока помощник отходил за чистым скальпелем, и с трудом удержался от того, чтобы не охнуть. Ахилл - впрочем, нет, этого разгневанного демона из преисподней никак нельзя было назвать Ахиллом - держал, словно кутенка, за шкирку, давешнего злопыхателя, не давая тому повернуться, вдохнуть поглубже или сказать хоть слово. Всё тоненькое золотое существо царевича горело каким-то неестественным, голубовато-белым светом, от которого аж глаза жгло. - Смотри, я сказал! - Филэ! Ты его убьёшь... Соединяйте по медоту конец в бок, шьем послойно, - тут же вернув голосу прежнюю ровность и склоняясь над пациентом. - И пусть! Невелика потеря. - Мой царевич, это... - Что именно "это" в голову не пришло. Впрочем, царевич, видимо, все прекрасно понял. Отпустил, брезгливо отряхнул руки и отошёл. Больше этого человека для него существовало. - Я тебя снаружи жду, - ровным голосом выдал предводитель "чёрных" и вышел, оставив за собой гробовое молчание.