***
Нейтана, однако, оказывается трудно заполучить в руки. [15:59] Чувак, ты опять не принимаешь лекарства? [16:29] Я знаю, что ты, вероятно, занят, поэтому просто скажите «да» — если принимаешь лекарства и «нет» — если отказался от них. [16:31] Нейтан, привет, я между прочим пишу тебе. [16:58] Я знаю, что ты получаешь сообщения, и этот вопрос очень прост. Просто скажи мне «да» или «нет». [17:28] Нейтан. Что за хуйня, чувак. [17:30] Ты все еще принимаешь свои лекарства Y/N? [17:31] Не игнорируй это сообщение. [18:02] НЕЙТАН. [18:10] Серьезно, даже с капсом? Чушь собачья. Я тут волнуюсь, а ты со мной холоден, словно мы в Ледниковом периоде. [18:31] Нейтан. Господи-Боже. [18:42] Прекрасно. Таким образом, не прошло и двух часов, как Уоррен оказался в самом центре грохочущей музыки вечеринки клуба «Циклон», на которую ему очень не хотелось идти. Та самая вечеринка, на которую Нейтан пытался уговорить Уоррена пойти, а Уоррен так яростно протестовал. Уоррен был здесь, Уоррен был в расстроенных чувствах и Уоррен был… немного пьян от пива. Потому что Джастин, заметив его, протянул ему красный пластиковый стаканчик, наполненный чем-то дурно пахнущим, и Уоррен решил, что если уж он здесь, то на своих условиях. Эти условия, очевидно, включали в себя выпивку. Уоррен потягивает пиво, обходя бассейн. Дважды его пихают, когда он добирается до VIP-части вечеринки, пока до него, наконец, не доходит, что никто не собирается помогать ему попасть туда, а Нейтан не отвечает всё ещё не ответил ему и, ну. Уоррену просто надоело ждать. Уоррену очень надоело ждать. Он кричит в сторону VIP-зону так громко, как только может. Имя Нейтана смешивается с музыкой, которую проигрывает диджей, и остальное, что за этим следует, становится размытым. Оглядываясь в прошлое, он думает, что действительно не должен был пить это пиво.***
Нейтан одновременно пьян и под кайфом от чего-то, что Уоррен не может определить, когда он вылетает из VIP-зоны на Уоррена, как бык на красную тряпку, и Уоррен в двух секундах от того, чтобы сойти с ума от огорчения того, что Нейтана не способен не только поставить своё здоровье на первое место, но и ответить на свой чёртов телефон. Это плохая смесь, и она только усиливается, отчего ситуация становится ещё хуже. Они завязывают спор, — зачинщиком которого был Уорреном, сразу заявивший Нейтану, что тот не принимает свои лекарства, прежде чем Нейтан даже успевает приблизиться на расстояние слышимости, и вплоть до того, как Нейтан прижимает его к стене, — и плюются словами, задавая друг другу вопросы и не получая толком ответы, а затем кто-то из них начинает кричать. Ну, кричать более громко. Они уже и так кричали, чтобы они услышали друг друга через музыку, потому что они на вечеринке клуба «Циклон», а вечеринки «Циклона» всегда являлись полным бардаком. Единственное пиво, которое выпил Уоррен, имело слишком много градусов (он между прочим работал над характеристикой своих жизненных функций... хорошо, это была работа-в-процессе), из-за чего он вступил в спор, в котором, как он позже поймет, ему не следовало принимать участие, потому что гнев плюс Уоррен плюс алкоголь приравнивались к ошибке, умоляющей произойти. Уоррен был слишком взвинчен в пылу всего этого, что на самом деле было неудивительно из-за напряжения, которое он испытывал после видений, что у него постоянно возникали. И как будто всё это уже не было рецептом катастрофы для Уоррена, — вечеринка и её участники не сделали ничего, кроме как испекли его в пироге гнева, который раскалился добела в венах Уоррена, сама сцена была не более чем воспоминанием светопреставления. И Нейтан! Нейтан ничем не помогал. У Уоррена было достаточно забот с видениями, Нейтану не нужно было добавлять к ним ещё и то, что он не принимал лекарства! И не отвечал на сообщения Уоррена, когда он спрашивал о банках. Уоррен спас Нейтану жизнь. Разве это не требовало какого-то объяснения, когда он просил этого? И всё же, Уоррен остался без ответов, на которые он надеялся и которые могли бы ему открыть правду происходящего. Всё это только расстраивало Уоррена всё больше и больше. Таким образом, к тому времени, когда Нейтан, наконец, вышел из своей священной VIP-секции, Уоррен скрипел зубами в отчаянии, алкоголь подпитывал его до тех пор, пока весь кайф полностью не сгорел в тумане ярости, которую он не никогда раньше не испытывал. Это вернуло его туда, где он был сейчас: почти пригвождённый к внезапно заброшенному участку стены, обезумев от ярости, он кричал на человека, который, как он думал, начал исправлять, когда шторма удалось избежать. Ничего хорошего из этого не вышло бы, но Уоррен поймет это только потом. В суматохе всего этого Уоррен не помнит, кто из них начинает кричать первым, и не помнит слов, которые произносятся под грохочущий гул шума, льющегося из динамика прямо над ними, но Нейтан находится где-то между свободной яростью и связанной энергией, и Уоррен чрезвычайно зол на него, но он не может остановить себя от того, чтобы не зайти слишком далеко. Потому что Нейтан всегда злился, и на этот раз была очередь Уоррена злиться. Возможно, он делает это потому что так устал от того, что Нейтан не думает о себе — несмотря на то, что все вокруг утверждают, что Прескотт никогда не думал ни о ком другом, кроме себя, и что он был никем иным, как богатой сукой из Аркадия Бей; несмотря на то, что он позволяет им думать так, что, даже если не было правдой, это утверждение отдаленно таковым не является — или потому, что он просто хочет, чтобы Нейтан прислушался к нему хоть раз, потому что, чёрт возьми, он не спасал жизнь Нейтана для того, чтобы тот потом повернулся и разрушил её, как только Уоррен перестанет смотреть в его сторону. О, Уоррен в бешенстве. Это чистый, болезненный гнев, которого он никогда в жизни не испытывал, и он не знает, как им управлять. Но он им пользуется. И только потом он пожалеет об этом. — Тебя чуть не арестовали за убийство, Нейтан! — плюется Уоррен, его рука лежит на плече Нейтана, чтобы удержать его от ухода, и, хотя он не помнит всех слов, которые будут сказаны между ними, он будет помнить боль и жестокость, произнесенных слов. — Убийство! Джефферсон собирался использовать это против тебя, и ты охотно оставил это позади? Что, если бы я не знал, что тебе сказать? Если бы ты не принимал лекарство, когда они… когда они проверяли тебя… ты мог бы… они могли бы… ой! — Уоррен задыхается от внезапно сильного толчка Нейтана, который оттесняет его к стене прямо позади них, пока его рука со всей силой прижимается к горлу Уоррена. — Какого хрена ты думаешь, что у тебя есть право говорить мне о том дерьме, в которого ты даже не разбираешься, Грэхем? — Парирует Нейтан, его дыхание горячее и обжигающее из-за запаха алкоголя. Уоррен пытается отвернуть лицо, но это трудно, когда Нейтан находится так чертовски близко. Рука Нейтана, к счастью, отпускает горло, и вместо этого он выставляет руки по обе стороны головы Уоррена, но теперь Уоррен чувствует себя в ловушке. Он не может пошевелить руками. Ему не нравится это чувство; оно выводит его из себя. — Ты ничего не знаешь! Ты думаешь, что жизнь в маленьком аду делает тебя своего рода экспертом по жизни, да? Как какой-то грёбаный бог по выживанию? Сука, у меня есть для тебя новость, ты ни хера не знаешь о том, что эта хрень делает со мной. Ничего из этого! Ты даже понятия не имеешь, о чем говоришь! Ты ничего не знаешь. — Я знаю, что так ты будешь в безопасности! — Уоррен чуть не вскрикивает, и Нейтан замолкает, уставившись на него. Мигающие огни вокруг них искажают любой возможный цвет, который можно было бы приписать внешности Нейтана, но Уоррен думает, что он, возможно, побледнел. Или позеленел. Или, на самом деле, имел любой цвет в радужном спектре. Это был просто смешно. Если бы ситуация не вызывала в душе Уоррена что-то похожее на катастрофу, он, возможно, нашёл бы все это забавным. Именно в этот момент Уоррен видит бурю, назревающую прямо в зрачках Нейтана, когда его взгляд вонзается в его собственный, но он слишком сильно пьян, и его мозг не соединяется с его ртом вовремя, чтобы остановить его, и Уоррен всё заканчивает словами, которые не сказал бы при других обстоятельствах. Слова, которые он даже не помнит в трезвости, потому что сожалеет о них, как только они слетели с его губ. Уоррен видит, как что-то обрывается в Нейтане, когда слова заставляют его напрочь замолчать, а затем Прескотт обливает Уоррена ядом, льющимся из его губ, прежде чем Уоррен действительно понимает, что он только что сделал. Ни одна фраза не звучит в его ушах из-за нарастающей паники и всё что он знает, так это то, что всё, что Нейтан говорит ему, пагубно и жестоко, судя по тону, который он использует как словесное оружие. На этот раз Уоррен думает, что он действительно этого заслуживает. Но он также просто хочет, чтобы Нейтан остановился, и он достаточно пьян, чтобы не думать дальше этого желания, прежде чем начать действовать. — Прекрати, Нейтан! — Уоррен ловит себя на том, что орёт, упершись руками в стену, что, честно говоря, могло бы исправить его плохую осанку в этот момент, настолько долго он был прижат к ней. — Прекрати эту грёбаную чушь с тактикой запугивания! — Чушь с тактикой запугивания?! — Нейтан рычит, а потом смеётся низким, гортанным смехом, который поражает Уоррена. Это отвлекает, всего на мгновение, от Нейтана, находящегося перед ним. — Тебе нужна чушь собачья, Грэхем? Я дам тебе чушь собачью!.. Нейтан поднимает руку и собирает ткань рубашки Уоррена в кулак. Его рот все еще льёт яд, в котором нет слов, и Уоррен, разъяренный, паникующий и обиженный по причинам, выходящим за рамки того, что Нейтан говорит ему, хватает затылок Нейтана и решает проблему действием, цель которого, как он думает, состоит в отвлечении Нейтана от избиения дерьма из него прямо здесь и сейчас. Это похоже на метод, который Нейтан недавно использовал против него, но в своем пьяном состоянии Уоррен недооценивает действие, которое ему удалось выполнить только дважды на одном и том же объекте, прежде чем он успел изменить свой выбор. Уоррен понимал, что подойти слишком близко — не поможет, ведь он ни разу так и не сумел вызвать в Нейтане настоящий страх с того дня, как решил спасти его задницу от психопата-серийного убийцы, и, в общем, произошла сверхкомпенсация, и рот Уоррена снова включился в игру. Просто не совсем так, как это было несколько мгновений назад. Впрочем, для Уоррена это не было проблемой. Он видел это в кино раз или два, и это сработало довольно неплохо на людях, на которых попробовали этот приём. Никто, по крайней мере из тех, кого помнит Уоррен, не оставался с окровавленной губой за свои усилия. С другой стороны, никто в фильмах не пытался использовать этот приём на Нейтане Прескотте, так что, возможно, это был ошибка и окровавленная губа обычно не приходила в голову тем, кто пытался таким образом отвлечь чье-то внимание. Однако Уоррену это пришло в голову. Нейтан даже не дал случайному поцелую шанса; он впился зубами прямо в нижнюю губу Уоррена, выпустив кровь, а затем оттолкнул от себя Грэхема и прошествовал обратно в VIP-секцию вечеринки, где Уоррен не мог последовать за ним. Уоррен же был слишком занят, подавляя боль и пытаясь найти проколы в губе, чтобы попытаться остановить кровь, стекающую по его подбородку и капающую на кафель (на который Уоррен упал), пачкая его рубашку и брюки по пути. Что ж, технически план сработал. Нейтан не ударил его, и он ушёл, вместо того чтобы продолжить спор. Но это не помогло Уоррену почувствовать себя хоть сколько-то лучше в данный момент. — Дерьмо, — шипит он сам себе, морщась, когда тянет себя за губу, потому что, чёрт возьми, это больно. Это был второй раз, когда Нейтан заставил его губу кровоточить (ну ладно, теоретически первый раз был делом рук Уоррена, но это была реакция на Нейтана, так что это вроде как считалось), но, чёрт возьми, Уоррен почти уверен, что он мог бы продеть несколько колец в отверстия, с которыми он теперь мог щеголять благодаря заботам Нейтана. Ему нужно наложить швы? Можно ли наложить швы на проколы губ? Неужели у него останутся отпечатки зубов Нейтана в виде шрамов на его грёбаной губе? Боже правый. Это не то, на что он подписывался. Схватившись рукой за подбородок, чтобы поймать капающую кровь, пока она не оказалась повсюду, Уоррен с трудом поднимается на ноги и плетется вокруг смешавшихся тел забывчивых посетителей вечеринки в поисках ванной, стукаясь плечами с несколькими по пути туда. Они полностью игнорируют его, слишком занятые тем, что они делали до того, как он неторопливо подходил и нарушал их личное пространство. Правда, ему приходится отмахиваться от Стеллы и Хейдена (Хейден разговаривает с ним без Нейтана — удивительно), когда он пробегает мимо них, и оба спрашивают: «что случилось», прежде чем он добирается до места назначения, но, слава Богу, в ванной все еще есть туалетная бумага и бумажные полотенца, когда он доходит до ванных, так что он может немного остановить кровотечение, прежде чем сделает полную сцену убийства из своей рубашки и пола туалетной комнаты. Когда он сплевывает в раковину, там больше крови, чем слюны, и его рот выглядит как кадр из фильма ужасов, когда он открывает его. — Как сын Эвоки, — бормочет Уоррен в зеркало, к которому он практически прижимается лицом, оценивая повреждения, а прохладное изогнутое острие раковины довольно болезненно впивается в тазовую кость. Он игнорирует это чувство в пользу того, чтобы подойти к зеркалу как можно ближе физически, осторожно двигая языком туда и сюда по зубам, чтобы попытаться определить, видны ли потенциальные разрывы в его плоти. Ему требуется добрых пять минут, чтобы определить повреждения. Одна его внешность отпугнула двух человек, которые попытались вымыть руки, пока он был занят монополизацией одного из зеркал, но ему это даже понравилось. Оказалось, что Нейтан на самом деле не прокусил губу, как можно было подумать, из-за непрерывного кровотечения. Это нормально, что губы так сильно кровоточат? Уоррен думает, что ему всё ещё могут понадобиться швы. Как он объяснит это своим родителям? — Да, я просто поцеловала парня, чтобы он не разбил мне лицо, и все обернулось к тому, чему фильмы никогда не готовили меня, ничего страшного. Просто зашейте меня и отправьте восвояси. Урок усвоен, правда. Больше никаких психопатических поцелуев. Да. Это бы точно сработало. — Чувак, с кем ты разговариваешь? Уоррен отскакивает от зеркала, его кулак с окровавленной бумагой всё ещё находится у подбородка, и находит Тревора (он его преследует?), уставившегося на него с внезапной, но легкой тревогой. Уоррен благодарит богов за то, что Тревор — наркоман, потому что паника была последним, с чем он хотел бы иметь дело прямо сейчас, и Тревор уже выглядел немного зелёным с встревоженным выражением лица. — Вау. Как, чёрт возьми, ты это получил? — Акула, — резко говорит Уоррен, снова вытирая губы. Тревор всё больше тревожится. Уоррен борется с желанием схватить его за рубашку и спросить, действительно ли его мозговые клетки до сих пор функционируют. — Господи, разве это имеет значение? Я истекаю кровью, как прирезанная свинья, это нормально? — Я не знаю, — спокойно отвечает Тревор, поднимая руки вверх и не сводя глаз с губ Уоррена. — Ты чувствуешь себя нормально? Уоррен поворачивается и смотрит на него, озадаченный и немного ошарашенный вопросом. — Чувствую ли я себя нормально? Нет! Это чёртовски больно! — И вообще, откуда ему знать, что будет нормально? Не похоже, чтобы он делал это регулярно. Что это был за идиотский вопрос… Уоррен резко обрывает ход своих мыслей, ошеломленно моргая. Какого чёрта? Он был слишком зол. Слишком зол. И вымещает это на ком-то, кто просто хотел знать, что происходит. Это не было тем, как он справлялся с проблемами раньше. Это не было похоже на человека, которым он был раньше. …Так ли это? Знал ли Уоррен себя вообще? Знал ли он себя с самого начала? — Чувак, я думаю, тебе нужно… — начинает Тревор, наблюдая, как Уоррен бессознательно покачивается рядом с раковинами. Он делает шаг вперед и хватает руку, держащую окровавленную бумагу, затем направляет её ко рту Уоррена и прижимает с таким нажимом, что губа начинает сильно жечь. Кровь струится по нижней стороне языка Уоррена. — Ой! — он испуганно вскрикивает, а потом чуть не захлебывается кровью, которая попадает ему в горло. — Извини, — бормочет Тревор, отстраняясь, чтобы дать Уоррену сплюнуть в раковину. Однако, как только Уоррен заканчивает, рука снова возвращается, и давление не уменьшается. Ладонь Уоррена, первоначально державшая рулон бумажного полотенца, всё это время остается в руке Тревора, и Уоррен слишком рассеян (и все еще слишком пьян), чтобы думать об этом. Покрасневшие глаза Тревора пристально смотрят на их объединенную хватку на рулоне бумажного полотенца, но Уоррен думает, что это из-за концентрации, а не из-за того, что его пальцы были зажаты между пальцами Уоррена, когда он крепко прижимал бумагу к ранам Уоррена, и его (относительно) чистые пальцы резко контрастировали с окровавленными пальцами Уоррена. …которые Уоррен сейчас разглядывает сам. Он быстро отводит взгляд от зеркала и принимается пристально разглядывать размазанное красное пятно, украшающее плитку под раковиной, мысленно ворча на себя. Ему действительно нужно было прекратить посещать Дамские Вечера с девушками (кого он обманывает, он посещал все вечера с девушками, Нейтан же в свою очередь был слишком придирчив в своих вкусах большую часть времени), потому что ромкомы уже начинали добираться до него. Тревор, Уоррен? Серьезно? — Раны на голове — это ужасно. — медленно продолжает Тревор, не обращая внимания на внутреннее смятение и довольно грубую антипатию Уоррена. — Я совершенно уверен, что ты должен надавить на рану, чтобы заставить кровь остановиться. Уоррен… знал это. Он это знал. На самом деле, он так и сделал. Но он не упоминает об этом факте и не мешает Тревору держать его импровизированную марлю на ранах, потому что Уоррен был идиотом в этой ситуации, и иногда легче позволить кому-нибудь другому взять бразды правления. Вместо этого он прислоняется спиной к раковине и закрывает глаза, пальцы свободной руки обхватывают холодную керамику, чтобы удержать положение тела, и позволяет Тревору делать всю работу. Вечеринка снаружи громкая, и гулкая музыка эхом отдаётся в просторном кафельном помещении, которое представляло собой то, что технически было раздевалкой, хотя только ванная комната была доступна во время вечеринок. Вероятно, в попытке предотвратить случайную беременность в темных углах этого места, но Уоррен считал, что это было довольно бесполезно, когда большинство студентов всё равно жили в общежитии и могли просто привести кого-то в свою комнату. Но в самом деле, кто он такой, чтобы подвергать сомнению принятые решения или логику, стоящую за ними? Он только что сделал смехотворно опрометчивый шаг и поплатился за это, он не был точно готов к кандидатуре в качестве следующего Главы Высшего Вулкана. Не говоря уже о том, что из-за недавних видений он был не в лучшем умственном состоянии, в котором когда-либо был. Боже, его жизнь была в полном беспорядке. — Я думаю, что кровь остановилась, — говорит Тревор через некоторое время, убирая бумагу в последний раз. — Блять, бро. Это жестоко, — замечает он. В его голосе слышится нотка сочувствия. Уоррен открывает усталые глаза и видит Тревора, который смотрит на его губу, скривив рот в гримасе. — Да, — устало соглашается Уоррен, морщась, когда его рот начинает болеть от этого движения. — Но это из-за глупой вещи, которую я сделал. Вроде как заслужил. Спасибо за помощь. Тревор пожимает плечами и наконец отпускает руку Уоррена. Уоррен швыряет пропитанный влагой комок бумаги в один из мусорных баков, хмуро глядя на засыхающую кровь на своих пальцах. — Похоже, тебе не помешала бы помощь приятель, — говорит Тревор. Он отворачивается и начинает мыть руки, наблюдая за Уорреном через зеркало перед собой. — С тобой все будет в порядке? — Да, — говорит Уоррен. По крайней мере, до тех пор, пока мне не придется объяснять это Макс, а потом Хлое, тихо добавляет Уоррен. Он еще не придумал идеального оправдания (то же самое, которое он использовал в прошлый раз, когда проколол губу, вероятно, было бы хорошей идеей, хотя падение с лестницы было бы ещё лучше, если бы он мог придумать какую-то отдаленную лестницу, чтобы её обвинить), но Нейтан был полностью вне вариантов, это без вопросов. Он знал, на что способна Хлоя, даже если не была свидетелем этого, и не сомневался, что Хлоя устроит Нейтану ад, если узнает, что он в этом замешан. Зная Нейтана и то, как он обычно справляется с конфронтацией, это было не очень хорошей идеей. Он попытается начать войну, в которой они будут натравлены друг друга, и это совершенно того не стоит. — Если тебе понадобится какое-нибудь медицинское дерьмо, пока оно заживает, — продолжает Тревор, вытирая руки, — я могу тебя помочь. У Даны есть набор, она меня все время чинит. Катание на скейтах, понимаешь? Уоррен не понимает, но все равно кивает. — Спасибо, Тревор, — говорит он искренне. — Серьезно. Я ценю это. Тревор отдает ему честь и направляется к выходу из бассейна. — Держись подальше от акул, дружище. Уоррен фыркает от смеха, не уверенный, нужно ли прислушаться к его словам, но оказывается, что совет Тревора в действительности не нужен. Он не видит Нейтана до конца вечера.***
Господи Иисусе, он поцеловал Нейтена Прескотта. Уоррен Грэхем, молодой научный умник из академии Блэквелла, на мгновение поцеловал высокородную богатую суку-короля Аркадия Бей… и Нейтан ничего не сделал, чтобы потом унизить этим Уоррена. Он ничего не сделал в отношении Уоррена после вечеринки, но это действительно было не важно. Уоррен поцеловал Нейтана. Случайно, конечно, но Нейтана. Прескотта. И Нейтан не пустил ни единого сплетничающего слуха об этом? Какого чёрта? Ладно, Уоррен понимает, что на самом деле это не означает, что Нейтан прощает его, но его разум каталогизирует это, прежде чем он сможет подумать о том, как исправить ситуацию, и он не утруждает себя возвращением к проблеме. В основном потому, что это Нейтан, и что-то меньшее, чем быть жестоко укушенным от контакта рот-в-рот с ним, просто не казалось бы логичным. Уоррен только жалеет, что не подумал об этом раньше, прежде чем прибегнуть к тактике отвлечения внимания. Больше из-за реакции, которую вызывает повязка, которую он накладывает на губу и которая становится всё более и более раздражающей, чем больше ему приходится иметь с ней дело, но также и потому, что Нейтан отказывается говорить с Уорреном с той ночи, и это фактически сводит Уоррена с ума. Он послал Нейтану много сообщений в ту ночь, когда произошла драка, и ни на одно из них не было ответа, и даже те сообщения, которые он посылает на следующий день, все также игнорируются, даже после того, как Уоррен прямо спрашивает Нейтана, жив ли он ещё. Его настойчивость в игнорировании действительно напрягает. Разве доброта в человеке никогда не было наградой? Неудивительно, что никто никогда подобным не беспокоиться. Но по мере того, как дни текут, все больше сообщений игнорируется, и это до такой степени, что Нейтан отказывается смотреть на Уоррена, когда видит его в коридорах, используя таких людей, как безжалостную Викторию и сочувствующего-но-послушного Хейдена, как щиты, когда Уоррен приближается, и делает вид, что не слышит, когда Уоррен зовёт его по имени. Это настолько внезапная перемена, что на мгновение Уоррен даже хочет попросить Викторию о помощи, потому что он не знает, что, чёрт возьми, делать, когда он даже не может получить никакого ответа от Нейтана, а она знала его лучше, чем кто-либо, и к кому Уоррен имел доступ. Ладно, да, может быть, прошло всего три дня с момента драки, и, возможно, Макс и Хлоя в основном сказали «скатертью дорога» внезапному уходу Нейтана из контакта после того, как до них дошли слухи — которые были пущены теми немногими людьми, которые действительно были свидетелями драки (к счастью, никто не видел, как Нейтан чуть не откусил губу Уоррену, так что его оправдание лестницы и эпического падения было все еще довольно здравым) — о том, что Нейтан отвернулся от Уоррена, но дружба Нейтана была чем-то, что Уоррен мог считать достижением. Конечно, он не проводил с Нейтаном каждую свободную минуту, и Нейтан злился большую половины времени, что они проводили вместе, заставляя Уоррена дуться на него на полную мощность, но игнорировать его? На несколько дней? Ссора была ужасной, и оба они явно облажались, но Уоррен начинал чувствовать себя все более и более виноватым, чем дольше Нейтан вёл себя так, будто их связи не было. Он просто хотел извиниться и попросить, чтобы его приняли обратно. Почему это было так трудно? Четыре дня — это предел для Уоррена, и, несмотря на то, что это будет вечером вторника, Уоррен решает разбить лагерь возле комнаты Нейтана — ну, и возле своей собственной, так как она был прямо через холл — и заставить его поговорить с ним. Это должно было сработать, верно? Да и нет. Но Уоррен все равно попытается. Он знает, что у Нейтана вечером встреча в клубе «Циклон», так что он вернётся позже, чем если бы просто провёл остаток дня с Викторией. Уоррен использует это в своих интересах — и тем самым он в значительной степени просто убеждается, что он сидит на полу прямо перед дверью Нейтана примерно через час после окончания занятий, потому что встречи были разной продолжительности, и Уоррен не хотел упустить свой шанс. Несмотря на то, что он жил во временной петле, которая в значительной степени требовала определенной формы планирования, чтобы выйти из нее, Уоррен действительно не был лучшим в планировщиком вещей таким образом, чтобы это приносило ему пользу. Что, действительно, имело слишком много смысла в ретроспективе. Первый час утекает; Уоррен тратит его на переписку с Макс, Кейт и Хлоей (используя мемы и случайные челленджи, инициированный Уорреном, и Хлоя полностью приняла его) и ищет через Reddit старые и потерянные теорий заговора, потому что почему бы и нет. Дважды его спросили, какого чёрта он делает (Люк, который говорит ему просто забыть Нейтана, и Стив, который, кажется, находит все это забавным и хочет сфотографироваться), но в основном люди просто входили и выходили из своих комнат и оставляли Уоррена сидеть в одиночестве в холле. Второй час приносит безмерную скуку, очень онемевшую задницу и, на отметке в сорок одну минуту, благословенную форму Тревора. Снова. — Эй, акулья наживка! — Уоррен вздрагивает от этого прозвища, он запинается в взмахе руки, прежде чем она падает на бок. Тревор бесцеремонно опускается на пол рядом и улыбается. — Что ты здесь делаешь? — Жду Нейтана. — Уоррен кивком указывает на дверь, просто на случай, если Тревор не понял в чем дело. Улыбка Тревора увядает. — Йоу, слышал про это. Хотя не знаю, что ты сделал, чтобы вызвать гнев Прескотта. Все это правда? — Драка? — Уоррен пожимает плечами. — Да. — Чувак, так вот почему ты истекал кровью в ванной? Срань господня! Как он тебя так достал? — Спрашивает Тревор, указывая большим пальцем сначала на свой рот, а затем на рот Уоррена. — как ты вообще смог получить что-то подобное? — Ты спрашиваешь, откуда у меня эти шрамы? — Говорит Уоррен, ухмыляясь. Тревор тупо смотрит на него. — Э-э, да, наверное. Я бы ещё не назвал их шрамами. Они похожи на струпья. Уоррен со стоном поражения приваливается спиной к двери. — Я чувствую себя здесь недооцененным. Телефон Тревора звонит, прерывая то, что он собирался сказать, и его лицо светится, когда он смотрит на экран. — Мне пора, приятель, — говорит он, хлопает Уоррена по плечу и встает. — Дана вышла и у нас свидание. Не ввязывайся больше в драки, ладно? — Не знаю, теперь я чувствую вкус крови, не думаю, что теперь ты сможешь сдержать кого-то вроде меня, — саркастически говорит Уоррен, игнорируя небольшой всплеск паники, который пронзает его в живот. Если Дана вышла, значит, ушёл и Нейтан, и он, вероятно, вернется с минуты на минуту. Тревор смеется. — Как скажешь, приятель. Пока. А потом он ушел, и Уоррен остался сидеть на полу возле комнаты в общежитии парня, которого он охотно избил бы раньше, в то время, которого больше не было. Внезапно нервничая, Уоррен поднимается на ноги, поворачивается к двери Нейтана и обдумывает варианты. Которые, честно говоря, делились на два: остаться или уйти. Если он останется, это может плохо кончиться. Нейтан мог разозлиться и затеять драку, в которой Уоррен, скорее всего, не станет мстить, потому что Нейтан уже не тот человек, каким он был в те времена, и Уоррен не собирался бить того, с кем ему удалось сблизиться, и точно не из-за такой глупости, как лекарства (хотя, серьезно, это был разговор, который должен был произойти, и Уоррен удивляется, почему психотерапевт Нейтана этого не заметил. Если только он этого уже не сделал? Каков был протокол для чего-то подобного? Хватит. Это отвлекающие факторы — прекрати, Уоррен.) Если бы он остался, Нейтан мог бы просто оттолкнуть его в сторону и скрыться в своей комнате, что сделало бы все это ничтожным. Но если Уоррен уйдет… что это даст? Возможно, это был более безопасный вариант из двух, но если Уоррен действительно хотел вернуть Нейтана обратно и поговорить с ним, бежать было не вариантом. Нейтан никогда бы так не поступил с Уорреном, особенно когда тот был ему по-настоящему нужен. И Уоррен действительно нуждался в нем; он не мог позволить этой ссоре длиться вечно, чтобы не оказаться предоставленным самому себе, если еще одно видение настигнет его. Нейтан был его доверенным лицом. Нейтан был тем, к кому ходил Уоррен. Уоррен нужен ему в жизни. Уоррен не мог позволить этому продолжаться. Тут был замешан Нейтан. Снова. Вовлеченный в то, что Уоррен не обязательно хотел, чтобы он сделал, но должен был принять тот факт, что вовлеченность в его дело была для Нейтана такой же, как сила для джедая. Почему каждый раз, когда Нейтан был вовлечен в это дело, как враг или как друг, Уоррен втягивался в него, нравилось ему это или нет? Он что — Нейтан-Магнит? Может быть, именно поэтому он и страдал в этой петле? Ну, нет. Это не имело бы смысла, потому что Джефферсон был причиной петли, а не Нейтан. Нейтан только что был связан с Джефферсоном, и это был самый простой способ захватить Джефферсона, прежде чем он сможет убить людей, которых убил в прошлых петлях. …Верно? Почему это… вдруг показалось Уоррену не совсем правильным? Именно это он и делал, и именно это имело смысл. Если следовать этой логике, то именно так он и выбрался из того настоящего ада, в который его бросили, и это должно было быть правдой. Так почему же это вдруг прозвучало просто… неправильным? Почему Уоррен так поступил… — Если ты сейчас же, блять, не пошевелишься, я украшу свою дверь твоими грёбаными зубами. Уоррен вздрагивает от неожиданности, резко поворачивается в сторону и видит, что Нейтан сверлит его взглядом, смотря так, будто сдержит свое обещание, если понадобится. Уоррен вцепился в рубашку, стараясь, чтобы его сердцебиение не пробило дыру в груди, и прижался к двери Нейтана другой рукой, чтобы не упасть в обморок. — Нейтан, — хрипит он. Глаза Нейтана, прежде смотревшие на Уоррена, скользят к его рту и останавливаются там, расширяясь, очевидно, сфокусировавшись на том, что является струпьями Уоррена. Удивительно, но вся кровь, кажется, отхлынула от лица Нейтана, и на мгновение он выглядит совершенно потрясенным. Вскоре после того, как он приходит в себя и Нейтан снова начинает свирепеть, но кровь не возвращается к его лицу, и он всё ещё выглядит потрясенным и гораздо менее агрессивным, чем минуту назад. — Мне очень жаль, — говорит Уоррен, как только он уверен, что Нейтан не разобьет ему лицо. Нейтан моргает, потом хмурится. — Да, я получил эту чёртову записку, — выплевывает Нейтан. — Примерно тридцать грёбаных раз. — Ты мне не отвечал! — Восклицает Уоррен, протягивая руки. — Да ладно тебе, Нейтан, — говорит Уоррен, когда взгляд Нейтана переводится к стене рядом с ним. — Я не хотел этого делать. Я забеспокоился, размышлял о всякой ерунде и начал думать о том, что могло бы случиться, если бы я не знал, и что, если бы это все испортило? Что, если это был ключ? Или что, если бы это ничего не значило, но это могло бы обвинить тебя или что-то еще, и тогда это было бы на мне, потому что я тот, кто сделал это четыре гребаных раза, так что я должен знать… Что? — Я спросил, это сделал я, — повторяет Нейтан так же тихо, как и в первый раз. Мозг Уоррена запинается от его тирады, но не может понять, о чем говорит Нейтан, пока он не поднимает палец и не указывает на свой собственный рот. — О, — тупо произносит Уоррен. Его большой палец поднимается вверх, чтобы застенчиво потрогать струпья, а язык автоматически двигается, чтобы надавить на внутреннюю сторону и поискать вокруг в поисках отверстий, которых, как он уже знал, там не было. Глаза Нейтана смотрят не мигая. — Да. У тебя есть какая-то сила в этих зубах, чувак. Ты знаешь, что раны на голове сильно кровоточат, даже если это всего лишь твоя губа? Опухоль, наконец, спадает, но было довольно забавно смотреть на нее в течение нескольких дней. Я буду выглядеть ужасно с проколами в губе. Нейтан молчит, по-прежнему не сводя глаз со рта Уоррена, и тот опускает руку, вспомнив, что не должен возиться со струпьями. Молчание тянется, явно неловкое, и Уоррен переминается с ноги на ногу, не зная, стоит ли его нарушать. — Господи, мать твою, — наконец шепчет Нейтан, когда Уоррен решает, что ему надоела тишина. — Я не хотел этого делать. Было очень больно? — Чертовски, — гордо отвечает Уоррен. — Немного расстроен, что ты не прошел ровно, я думаю, что буду выглядеть крутым с некоторыми укусами змей. Лицо Нейтана говорит Уоррену, что он думает иначе. — Сначала тебе нужно избавиться от жалкой девственной эстетики. Она не будет работать с металлом. Уоррен останавливает себя на полпути к закатыванию глаз, внезапно осознав, что они вернулись к своему приятному подшучиванию. — Значит ли это, что я прощен? — Осторожно спрашивает Уоррен. Нейтан отворачивается. — Чертовски похоже на это, не так ли? Уоррен ухмыляется. — Значит, ты тоже прощен, — говорит он и хихикает, когда Нейтан смотрит на него прищуренными глазами. Уоррен делает шаг в сторону, освобождая дверь Нейтана. — Также? — добавляет он, пока Нейтан отпирает свою дверь (которую, очевидно, он начал запирать после драки — но Уоррен не думал об этом прямо сейчас, чёрт возьми). — Я усвоил урок. Ты, к слову, был акулой в прошлой жизни, чувак. Это заставляет Нейтана ухмыльнуться. — А ты был просто киской. — Это даже не имеет никакого смысла, — протестует Уоррен, проталкиваясь в комнату Нейтана позади него. Дверь захлопывается в полной темноте, и когда Нейтан снова включает свет, Уоррен сразу замечает, что тот держит в руке пузырек с таблетками, с которых все началось, и его горло снова сжимается от чувства вины. — О, — просто говорит он и сглатывает. Нейтан гремит бутылочкой, глядя на таблетки в флуоресцентной оболочке, потом качает головой и падает на диван. Он кивком головы приглашает Уоррена присоединиться к нему, и Уоррен даже не колеблется. — Я собирался поговорить с тобой об этом после вечеринки, говнюк, — бормочет Нейтан себе под нос, когда Уоррен успокаивается, но не так тихо, чтобы Уоррен не услышал его слов. — Что? — Уоррен говорит, но не потому, что не понимает, а потому, что не слышит. — Я как раз собиралась тебе сказать. После вечеринки. Эти пузырьки полны таблеток, которые я должен был принять до… — Он замолкает, больше не нуждаясь в описании инцидента, чтобы Уоррен инстинктивно понял это. — Но даты на них, — протестует Уоррен через мгновение, беря бутылку из рук Нейтана и поворачивая ее. Та же дата все еще стоит на том месте, где Уоррен помнил, что видел ее. — Они были сделаны больше месяца назад. Нейтан наклоняет голову в сторону Уоррена, глаза прикрыты, брови подняты. — Неужели, Гейхем? Перестань вести себя как идиот. Ты единственный, кто понял, что я не принимаю свое дерьмо регулярно. О. Правильно. — Эти полные банки — из тех времен, когда ты пропускал приёмы? — спрашивает Уоррен после того, как на долю секунды вздрагивает от своей неспособности делать выводы. Раньше у него это так хорошо получалось. Нейтан только пожимает плечами. — Я много пропускал. Добавил все оставшиеся таблетки в одну банку. Как ты думаешь, почему я так разозлился, когда ты вмешался в тот день? — А я-то думал, что ты именно такой, — бормочет Уоррен. Он не говорит, что именно таким был Нейтан. Иногда. Но теперь это имеет гораздо больше смысла, потому что Нейтан был вредным. — А почему они до сих пор у тебя? Разве это незаконно? — Нет ничего противозаконного в том, чтобы мне прописывали лекарства, придурок. Это банки, которые я прятал, когда мне нужно было скрыть тот факт, что я сбежал от моего мудака-папы. Не мог же он отправить меня в реабилитационный центр, если бы я по-прежнему получал таблетки каждый месяц, верно? Это… было неправильно. Было так много других причин, по которым отец Нейтана мог вмешаться, а таблетки не были бы сдерживающим фактором, если бы кто-нибудь узнал, насколько серьезно Нейтан стал больным. У его отца, должно быть, были свои причины ничего не делать. А может, он просто не знал. Нет, машинально поправляет себя Уоррен, он знал. Он знал. В Аркадия Бей не происходило ничего такого, о чем не знал бы Шон Прескотт. Ну, за вычетом сверхъестественного, но Уоррен знал, что это к лучшему. — Твоя семья в полном дерьме, — тихо говорит Уоррен, почти не веря своим ушам. Он и представить себе не мог, что такое может быть у него самого. Однако это не совсем удачное предложение, потому что Нейтан резко поворачивает голову в сторону Уоррена, сверля его взглядом. — Моя сестра не облажалась, — шипит он, и Уоррен автоматически морщится. Правильно. У Нейтана была сестра. Уоррен совершенно забыл об этом. …Знал ли он об этом с самого начала? — Ууууупс, ладно, плохая формулировка, — тут же поправляется Уоррен. — Вообще-то я забыл, что у тебя есть родная сестра. Твой отец облажался, вот что я на самом деле имел в виду. Может быть, и твоя мама тоже, но я не хочу делать больше предположений. Нейтан замолкает, его взгляд перемещается в сторону. — Надо же было этой формулировке откуда-то взяться, верно? — Ты не облажался, Нейтан, — говорит Уоррен, но это только возвращает взгляд, которым Нейтан одарил его, когда он не использовал свои мозги несколько минут назад. — Ладно, ладно, — поправляется Уоррен, — Ты супер облажался. Но я тоже, и Хлоя. И Макс. И, чёрт возьми, как и половина этой школы. И что. Мы все облажались. — Уоррен делает паузу. — Ну, кроме твоей сестры. Это заставляет Нейтана медленно кивнуть, как будто принимая заявление. — Я грёбаный король среди вас, ублюдков. Уоррен смеётся, щёлкая зубами, когда Нейтан толкает его локтём. — Да здравствует долбанный король ублюдков! — Объявляет Уоррен, и Нейтан с довольным видом тянется к выброшенному портфелю, который он, должно быть, не отдавал. Он полон черно-белых фотографий неба, моря и свалки. Когда он открывает его, одна из фотографий особенно привлекает внимание Уоррена, когда Нейтан начинает их перебирать. — Хей, — говорит Уоррен, протягивая руку за фотографией. Это часть закусочной, где старая женщина сидит на земле рядом с грудой коробок. Уоррен всматривается в её лицо, но, по некоторым причинам, он не может вспомнить где её видел — Кто это? — Спрашивает Уоррен через мгновение, поднимая фотографию, чтобы Нейтан увидел. — Да хрен её знает, — отвечает Нейтан после минутного изучения. — Никогда в жизни её не видел. — Что? Чувак, это ты сфотографировал. — Уоррен снова пристально смотрит женщине в лицо. Почему она кажется такой знакомой? Почему Уоррен не может её узнать? — Ты понятия не имеешь, кто она? — Извини, мне стоит еще раз, блять, повторить? Но если Нейтан не помнит её, несмотря на то, что сфотографировал, а Уоррен не может вспомнить, кто она такая, несмотря на подозрения, что он видел её бесчисленное количество раз… что это значит? — Завтра я иду в закусочную, — объявляет Уоррен, пряча фотографию в карман. Нейтан смотрит, как он это делает, но не требует, чтобы Уоррен вернул фотографию. — Что? — вместо этого он говорит, нахмурившись. — Но почему? Пожелание на день рождения? — Ты помнишь? — Уоррен удивленно смотрит на Нейтана. Нейтан просто смотрит на него. — Ты буквально напомнил мне об этом неделю назад, Грэхем. — Ну да, но… — Уоррен робко проводит рукой по волосам. — Не знаю, я думал, ты забудешь. Нейтан закатывает глаза. — Ах ты, сука маловерная. Уоррен толкает Нейтана в плечо, но на этом разговор заканчивается, и когда Уоррен оставляет Нейтана, чтобы помочь Макс с домашним заданием по химии, он уходит, чувствуя себя значительно лучше, чем когда входил, и это не только потому, что Нейтан простил его. Фотография, однако, оставляет холодное чувство в его животе, и, хотя Макс подтверждает, что она никогда не видела эту женщину раньше, когда он спрашивает про неё, Уоррен чувствует, что знает эту женщину лучше, чем он может заставить себя понять. Но кто она такая? И почему никто её не помнит? Это, думает Уоррен, может быть, самый главный вопрос, на который остается ответить.