Китовая песня (Whale Song)

Комната, в которой стоит Уоррен, — это комната, в которую он никогда раньше не входил, но что-то в ней кажется ему знакомым, и он не может — и, честно говоря, не будет, когда здесь происходит подобное — объяснить почему. Это похоже на то, что вы видели в фильмах о группах детей, играющих в секретном оперативном подразделении, размещенном на укрепленной стальной базе, которая на самом деле была не более чем домиком на дереве во дворе дома самопровозглашенного лидера. Это странно нормально, почти утешительно в своей определенности, и Уоррен сразу же задается вопросом: не является ли это уловкой в первую очередь. Тут стоит стол, на котором лежит разбросанная косметика и с красная рубашка в клетку, идентичная той, что он видел на Макс прежде. Свет струится из окна, что кажется почти нереальным в своей ясности, и головной убор, похожий на то, что можно увидеть в спектакле, лежит в дальнем углу прямо под окном. В целом, все это кажется таким… нормальным для Уоррена. Единственное, что действительно поражает Уоррена как особенно странное в этом доме — несмотря на то, что в нем живет мертвая девушка, но он доберется до этой части позже — это стены. Это не особо большой участок пространства, но почти каждый дюйм доступной стены, который может видеть Уоррен, покрыт гроздьями фотографий, по-видимому, без какой-либо причины. Фотографии… сделала Хлоя? Или Макс? В течение нескольких коротких секунд Уоррен дает себе возможность оглядеть помещение, поскольку он (ну, потому что это действительно не самая странная вещь, которая с ним случилась в этот момент), чувствует полное недоверие того, что он видит. Это и тот факт, что стены — из того, что он даже может видеть — кажутся почти… размытыми. Уоррен действительно надеется, что это не означает, что он повредил что-то в своей голове. Но об этом ему придется беспокоиться позже, потому что Рейчел прочищает горло, и, действительно, она была самой странной вещью в этой комнате в любом смысле этого слова. — Я чувствую, что должна сказать что-то зловещее, но при этом нечто крутое прямо сейчас, — говорит Рейчел с того места, где она сидит на диване, вообще не двигаясь за то время, что Уоррен был в ее присутствии, несмотря на то, что он только что проявился из бог-знает-откуда и был посажен лицом прямо на ее пол. — Ну, знаешь, типа, — её голос понижается до издевательски-страстного тона, — Здравствуй, Уоррен, я так долго ждала, чтобы наконец-таки встретиться с тобой. И ты был таким… аргх. Ладно, нет, это пугает даже меня. Забудь об этом дерьме. — Она вздыхает, скрещивает ноги и наклоняется вперёд. — Может, вместо этого мне стоит начать с большого блятского извинения, а? Уоррен пристально смотрит на нее. Он хочет что-то сказать, но в то же время его мозг все еще гудит от всего того, что он только что пережил, и Грэхем ждал, когда всё это переварится в его голове, прежде чем он сможет вставить хоть слово. Через мгновение Рейчел снова садится. — Тебе интересно, почему ты вообще здесь, верно? И почему всё это дерьмо, — она неопределенно машет рукой, — просто случилось? И снова Уоррен не отвечает, но на этот раз потому, что ждёт продолжения. Она понимает это почти сразу и продолжает без подсказки. — Так что, да. Петля ли это? Похожая на чертову кроличью нору, в которую ты свалил свою задницу, в стиле Алисы в Стране Чудес? Да. Я не хотела быть причиной этого. — признается Рейчел, робко поворачиваясь, когда заканчивает, и переплетая пальцы на коленях. Она не смотрит прямо на Уоррена, но Уоррен отчасти рад этому, потому что он знает, что выглядит суровым и наполовину сломленным, а его грудь по-прежнему слегка вздымается от бега и паники. — Ты… — хрипит Уоррен, и это первое, что он говорит, а затем останавливается и прижимает ладонь к груди, откидывая голову назад и делая глубокий вдох. Боже, он был так не в форме. — Не торопись, — говорит ему Рейчел, ее голос такой же дерзкий и мягкий, каким Уоррен представлял себе. Он делает ещё несколько глубоких вдохов, прежде чем всё закончить небольшим вздохом. — Это ты отсылала меня назад все это время? — Не совсем намеренно. — Рейчел откидывается на спинку дивана, поднимает переплетённые руки и кладёт их за голову. Она задумчиво смотрит в потолок. — Тяжело быть мёртвым, понимаешь? — Она говорит ему между прочим, как будто у него был какой-то опыт в смерти, а затем продолжает, как будто он действительно понимал, что с ней произошло — несмотря на то, что она знала, что Уоррен даже не понимает, что случилось с ним самим, если ее формулировка имела в виду именно это. — А потом настигает осознание — «я могу изменить это», когда Хлоя и Нейтан продолжали умирать, а Аркадия Бей разрушаться, и все такое дерьмо тоже. Я совершила так много ошибок. — Она закатывает глаза. — На самом деле я не понимаю всех деталей, и, вероятно, поэтому я по-королевски облажалась достаточно сильно, чтобы закинуть сразу двух человек в перемотку времени. Но ты же знаешь. Дайте мертвой девушке повод сохранить жизнь ее друзьям, и у нее не будет причин отказать. С этим, даже не колеблясь, Уоррен не может не согласиться. Он не произносит этого вслух, но кивает ей, и она ловит этот кивок, впервые взглянув на него. Рейчел кивает в ответ, затем указывает на диван согнутым локтем. — Присаживайся, mi amigo. Мы доберемся до этих забавных сокровищ позади тебя, как только я расскажу тебе основу. Уоррен встает, только один раз бросив бесполезный взгляд на фотографии позади него. Сначала ему нужно сделать несколько неуверенных шагов, чтобы прийти в движение, и он достигает дивана с меньшими затратами, чем ожидал, исходя из относительного расстояния, но он подходит к дивану сбоку и осторожно садится на подушки так далеко от Рейчел, как только может. Это не бессознательное движение, и Уоррен не пытается скрыть этого. — Ты мне не доверяешь, — тут же упрекает его Рэйчел, хотя, судя по ее голосу, это ее больше забавляет. — Мне просто нужны ответы, — только отвечает Уоррен. Очень устало. Все, чего он когда-либо действительно хотел — так это ответы, хотя спасение жизней от циклона в конечном итоге возобладало над этим первоначальным желанием. Он так долго думал, что никогда не получит ответов, что этот момент кажется ему еще более нереальным, чем те мгновения, через которые он прошел только что. Он не знает, как к этому относиться. — И, ладно. Ты меня немного пугаешь, говоря, что все это сделала ты, — признается он. — Я никогда не думал, что источником может быть кто-то, кого я не знаю. — Ты думал, что наука все это объяснит. — Это отчасти из-за моего характера. У всего есть причина, и эта причина подкрепляется наукой. Исключений не бывает. — Кроме меня, — говорит Рэйчел, продолжая гнуть линию. Уоррен морщится. — Не знаю, — медленно признается он, скорее из чистого упрямства. — Это пугает тебя, — прямо продолжает Рейчел. — Я тебя пугаю. Уоррен действительно хочет иметь вескую причину отвергнуть это утверждение, но эпическое красноречие, с которым он пытается это сделать, в конечном итоге работает против него, и он не получает ни одного связного слова. Это, честно говоря, довольно жалко, и Уоррен слышит едкую насмешку Нейтана в глубине своего сознания в ответ. Рейчел поджимает губы. — Именно я причина, из-за которой все, кого ты любишь, все еще дышат и чувствуют себя комфортно в своих собственных спальнях. Я также причина, из-за которой некоторые из этих людей занимают в твоей жизни важное место. Да, с этим Уоррен не поспорит. И они оба знают об этом без сомнения, но… — Это из-за тебя, — начинает Уоррен, но тут же замолкает с открытым ртом, готовясь высказать обвинение, которое на самом деле не хочет озвучивать. Потому что она была причиной того, что он сильно изменился, но Уоррен действительно не винил ее в этом, и он не мог бросить ей что-то подобное в лицо, когда он не имел этого в виду. Он изменился, но даже это — то горькое обвинение, которое так и рвалось наружу, — было не в нем. Он закрывает рот, когда слова умирают на его губах. — Мне действительно чертовски жаль, — говорит Рейчел, нарушая неловкое молчание, возникшее между ними, когда Уоррен не продолжил. — Я не понимала, что может произойти. — Она останавливается, потом раздраженно качает головой. — Нет, это просто чушь собачья. Я не понимала, да, но и не думала, что меня это будет волновать. Там столько всего происходило, понимаешь? Я была дерьмовым Богом для вас, ребята. У меня ощущение, что я нахожусь в плохом греческом эпосе. Уоррен фыркает, и напряжение в комнате мгновенно спадает. — Я думаю, даже боги могут учиться на своих ошибках. — Скажешь это Зевсу или предоставишь дело мне? Думаю, что теперь уж слишком поздно, когда он всунул свой член во все, что можно. — Рейчел изображает как бьет в барабаны, — Ба-дум-тсс. При этих словах Уоррену разразился лающим смехом, а Рейчел, в свою очередь, одаривает его злобной улыбкой, которую он едва не пропускает. Его не отпускает от внезапного веселья, прежде чем Рейчел снова вернулась к теме. Облегчение от смеха дает ему слишком много, чтобы успокоиться и протрезветь прямо в этот момент. — Ты хочешь ответов, — говорит она. — Мне нужно столько информации, сколько ты можешь мне дать, — соглашается Уоррен, как только приходит в себя и проводит ладонью по лицу. В груди все еще ощущается какой-то узел, но что-то подсказывает ему, что его нельзя будет развязать, пока он не вернется домой. Если он вообще сможет вернуться. — Есть много вещей, о которых я, вероятно, не могу тебе рассказать, — со вздохом признается Рейчел, отвлекая внимание Уоррена прежде, чем он успеет погрузиться в глубокие раздумья. Уоррен удивленно моргает. — Например, физически? Что-то вроде духовного блока? — Были ли какие-то правила, чтобы контролировать подобные вещи? Как главная директива, или политика, или… — Что? — Говорит Рейчел, оглядываясь на Уоррена и фыркая, полностью нарушая ход его мыслей. — Нет. Я просто не знаю, как это сделать. То, что я мертва, не означает, что я вдруг стала всезнающим или кем-то еще. Здесь нет ни школы, ни уроков, ни какого-либо руководства по этому дерьму. Я понятия не имею, почему некоторые вещи, которые случались, случились. Я в основном плыла по течению и пыталась сделать все, что могла, чтобы помочь вам с Макс сделать это правильно. Отлично, думает Уоррен. Просто еще большее количество вещей, на которые он не мог получить ответов. — Что же случилось на этот раз? — пытается он, потому что, по крайней мере, на это должен быть ответ, верно? — Почему я здесь? Почему я просто смотрю, как люди умирают, а мой лучший друг стреляет в меня? У меня даже не было полного дня, все это просто… проносилось и бросало меня в разные места. Рейчел снова застенчиво поворачивается, показывая ему все свои зубы в улыбке. — А, остаточный эффект. Я немного разозлилась, когда провалила свой первый раз и вложила в этот слишком много силы, когда обратилась к тебе, а когда ты понял все быстрее, чем я ожидала, уже не смогла достаточно быстро вернуть все обратно. Я имею в виду, что я сделал это в течение разгоряченной минуты, но, очевидно, я не совсем с этим справилась. А теперь… — она замолкает, широко разводя руки в жесте, означающем «и вот ты здесь». Да. И вот он здесь. Она была разочарована своими результатами, а Уоррен справился с этими последствиями. Уоррен может себе это представить. Каким-то образом, несмотря на то, что он никогда не знал эту девушку, лишь ее имя и ее ассоциации, он легко может представить, как она теряет самообладание, когда ее первая попытка закончилась так, как она не хотела; становится только злее, когда еще одна петля закончилась проклятым циклоном, уничтожающий Аркадия Бей и бедные души, застрявшие в нем. Он видит, как она откидывается на спинку дивана и падает на подушки, выражение ее лица свирепое и решительное, когда она переписывает все снова и снова, возвращая все назад к точке, где, как она знала, все должно измениться, чтобы спасти всех. Туда, где все должно измениться, где наблюдала за тем, как Уоррен снова просыпается в своей постели и смиряется с тем, что все повторяется снова и снова, даже не подозревая о том, что конец можно достичь. Он видит это и почти, почти чувствует ее ярость. Подобно щекотки вдоль линии его позвоночника, как будто она заставила свой гнев пройти сквозь него, когда ему не удалось заставить происходящее нормально функционировать. Ее триумф, когда ему, наконец-то, удалось заставить все встать на свои места, как она и хотела. На мгновение он почти думает, что эти чувства одолеют его — но это не так, и чувства исчезает, как будто он никогда не представлял себе этого. Уоррен вздыхает, прижимая руки к лицу и отгоняя смятение. Он чувствует, как Рейчел ерзает на диване, и это странно, потому что она мертва. Значит ли это, что Уоррен тоже мертв? — Я гораздо хуже справляюсь с этим временем будучи мертвой, — тихо размышляет она, как будто прочитала его мысли и была смущена тем, что он подумал о ней. Уоррен моргает и опускает руки. — Ты могла бы контролировать время? Если бы была жива? — Я? — Повторяет Рейчел, указывая на себя накрашенным ногтем. — Черт возьми, нет. Я умерла, малыш. Для настоящих людей. У меня не было ни хрена общего со временем, пока я не отбросила коньки и не получил доступ к этим способностям. У меня все еще нет ответов на этот вопрос, — резко говорит она, тыча пальцем в лицо Уоррена, когда он пытается открыть рот и задать другой вопрос, — так что не надо. Я просто делаю это. Может быть, это и было моей целью с самого начала, и я не узнала бы об этом, пока не оказалась бы похороненной. Это заставляет Уоррена поморщиться. Она действительно не использовала способности, чтобы спасти себя. — Время странное, — объясняет Рэйчел, хотя знает, что Уоррен давно это понял. Уоррен борется с язвительным комментарием, который не нужно было говорить, но что-то, должно быть, отразилось на его лице, потому что Рейчел подмигивает ему, прежде чем продолжить: — Но я не могу сделать ничего из этого до того, как умру, и черт меня побери, если я понимаю, почему я не могу. На этот вопрос Уоррен не может получить ответа. Это, мягко говоря, разочаровывало. Чрезвычайно, на самом деле, но он знает, что должен игнорировать этот намек на желание попытаться решить это проблему с ней, если он хочет задать какие-либо другие вопросы. Он не доверял себе настолько, чтобы зациклиться на этом предмете и потерять свой шанс на другие ответы. Итак, он идет дальше. — Кем была та старая женщина? — Уоррен пытается дальше, потому что он ни разу не видел ее в петле, в которую его только что бросили. — Ух ты, не слишком ли много грубых комментариев? Она не так уж и стара, — обвиняет его Рейчел, ударяя локтем так сильно, что он падает на подлокотник. — Она была несчастным случаем, я не знаю что, черт возьми, я там наделала, но она знала, что происходит. Ее не должно было быть в Аркадии Бейе, но вся моя суета привела ее туда и убила ее вместе со всеми остальными. Оказывается, некоторые люди более приспособлены к этому дерьму, чем другие, даже если они этого не понимают. — Значит, — пытается объяснить Уоррен, — она не появилась в моей последней петле, потому что шторм ее туда не затащил? — Возможно, — пожимает плечами Рейчел, и ее невежество в этом вопросе становится очевидным. Уоррен подавляет раздраженный вздох — он может получить то, что хочет, верно? — Но я также не видел ее в той странной петле, через которую только что прошел, — замечает Уоррен. — А в этот раз разразилась буря, не так ли? Рейчел молча смотрит на него. — Ты вообще был в закусочной? — Ну, да… — Снаружи закусочной? — перебивает Рэйчел. — …Нет. — Он был всего лишь в закусочной, и то на долю секунды. Рейчел кивает и снова откидывается назад. — Значит, вот оно. — Но… — начинает Уоррен, но не продолжает, а затем удивляется, когда Рейчел не делает ни малейшего движения, чтобы прервать его и заставить двигаться дальше, как он и ожидал. На самом деле, она смотрит на него выжидающе, как будто ждет, когда он закончит. — Но, — пытается он снова, — она была на фотографии Нейтана. У него в портфолио была ее фотография. — Объясняет Уоррен, когда рот Рейчел тут же превращается в глубокую морщину. — Как это возможно? Рейчел еще долго хмуро смотрит на него, потом медленно поворачивает голову и смотрит на стены, увешанные фотографиями. Искаженный гудок, который все еще не покинул пределов уха Уоррена, достигает нового уровня громкости, и Уоррен трет ладонью по той стороне головы, как будто это действительно может помочь. Он почти не слышит ее, когда она бормочет, — Я всегда думала, что в этом парне было что-то чертовски странное. Сердце Уоррена екнуло. — Что ты имеешь в виду? — спрашивает он, стараясь не выдать своего нетерпения. Краем глаза Рейчел бросает на него быстрый взгляд, и он понимает, что попытка изобразить безразличие ему не удалось. Несколько секунд она не отвечает. Затем ее взгляд снова возвращается. — Вообще-то, я думаю, что это моя вина. Я много прыгала в разных временных потоках, когда могла, чтобы попытаться подтолкнуть Макс в правильном направлении. Или… — она замолкает, внезапно выглядя отстраненной и смущенной. Пока она молчит, Уоррен начинает спорить с самим собой, стоит ли вырвать ее из этого состояния, но она тяжело вздыхает, прежде чем он успевает прекратить спор о том — было ли это вежливым поступком по отношению к мертвому человеку. — Фотография — странная штука, она разрушает время, запечатлевая его. По крайней мере, я думаю, что это и есть связь. Возможно, он просто оказался в нужном месте в нужное время, чтобы поймать момент, когда петля соскользнула. Он не видел, как это произошло, но если бы ты был там, ты бы увидел. Понимание, а также прекрасное и полное облегчение заполняют сознание Уоррена сразу, и ему становится жарко и холодно, когда он полностью перестает дышать от ощущения всего этого. Вот что он видел. Киты, разрушенная закусочная. Кейт. Переплетение петель — это предупреждение, что сама петля прорывается, что Рейчел потеряла контроль над своей резкой, скрежещущей обстановкой. Ну конечно. — Ну конечно! — тихо повторяет он про себя, его потрясенные глаза прикованы к ботинкам, пока он все это обдумывает. — Эврика, — шепчет в ответ Рейчел. Уоррен слышит ее улыбку, он знает, что она улыбается. Он не знает, понимает ли она, что именно он делает в эту секунду, но ему на самом деле все равно. Потому что это — эврика. — Срань господня, — говорит он. — Я же говорила, что не могу дать тебе все ответы, но могу, по крайней мере, дать несколько чертовски хороших. Уоррен проводит руками по волосам, в его голове крутится буря столько всего — он не может это разделить на эмоции и мысли, и на несколько мгновений он просто позволяет всему этому вариться в нем. Рейчел не делает ни малейшего движения, чтобы потревожить его. Когда он снова опускает руки, она с любопытством смотрит на него. Оценивает его, если так можно индифицировать ее взгляд. — Хочешь посмотреть, что я могу крутого сделать? — Внезапно спрашивает она, и прежде чем Уоррен успевает сказать ей, что все, что она делала до сих пор, было круто, она щелкает пальцами, и Уоррен чувствует, как его сердце падает прямо в живот. Его руки инстинктивно вцепляются в спинку дивана, и он задыхается, чувствуя себя так, словно только что быстро прокатился на одной из тех аттракционов в тематических парках, которые выбрасывают слишком много финтов, чтобы чувствовать себя комфортно. Но у него нет ни малейшего шанса узнать, что же это было, потому что он больше не находится в убежище. Он… на пляже? — Потрясающе, правда? — Голос Рейчел, слегка возбужденный, врывается в облако смущения Уоррена. Она рядом с ним — и они оба все еще на диване, но, так или иначе, они уютно устроились на песке в нескольких ярдах от береговой линии. Он смотрит на нее и удивленно моргает, а она кивает головой, указывая ему в другую сторону. Уоррен быстро поворачивает голову и чуть не падает от испуга, когда Нейтан появляется рядом с ним, глядя на океан и совершенно не замечая двух других людей, сидящих на какой-то мебели из гостиной рядом с ним. Он держит руки в кулаках в карманах куртки, и на его лице появляется решительное выражение, но затем он внезапно поворачивается, и выражение тут же тает в раздражении. — Эй, — кричит он, наклоняясь, чтобы схватить пригоршню песка, — прекратите там лизаться! — Это когда пошел снег, — бормочет Уоррен, наблюдая, как Нейтан запускает песок в направлении того, что, как он знает, является Максин и им самим. — Ага, — соглашается Рэйчел, затем снова щелкает пальцами, и они возвращаются в убежище, как будто никогда и не покидали его. За ощущением того, что Уоррен проглотил собственный язык, он чувствует укол разочарования оттого, что не может оставаться на пляже подольше. На секунду он задумывается, не трудно ли ей это сделать снова. — Нет смысла снова переживать этот прекрасный момент, — говорит Рейчел, притягивая Уоррена к себе, — Но я могу сказать тебе, что была очень зла, когда это белое дерьмо начало сыпаться вниз. — Значит, ты видела как все это происходило, — говорит Уоррен, скорее утверждая, чем спрашивая. Рейчел одаривает его злобной ухмылкой. — Я все видела, — лукаво говорит она, затем взмахивает рукой так, что чуть не бьет Уоррена по лицу. — Как, по-твоему, мне удалось получить все эти прекрасные мгновения? Уоррен, поморщившись от ее протянутой руки, обращает свое внимание на стены и беспорядочные фотографии, которыми они были увешаны. Так вот чем они были — застывшие мгновения из всех тех времен, когда она была свидетелем. Возможно, это способ для нее следить за событиями, предполагает Уоррен и находит этот способ впечатляющим для отображения времени. — Я собрала много действительно хороших моментов, — с гордостью говорит ему Рейчел. — Работа с Макс дала мне много моментов, которые можно запечатлеть. Фотографы действительно знают, как выбрать момент. Я ловила лучшие моменты, пока не создала своего духовного зверя, но беднякам не приходится выбирать. 1 Она общалась с Макс как дух в облике оленя. Судя по тому, как высоко она ценила мастерство Макс, Уоррен недоумевает, почему она никогда не показывалась Нейтану. Что также кое-что напомнило Уоррену: — Эй, почему ты никогда не приходила ко мне? Ты заставила меня сделать гораздо больше дерьма, чем я был готов. Мне бы не помешала небольшая помощь. Взгляд, который бросает на него Рейчел, — чистое веселье. — Ты? Явиться к тебе в виде призрака и ожидать, что ты сосредоточишься на спасении всех, вместо того чтобы совать свой нос туда, куда мне не нужно, и тратить время, которого у нас не было? Ладно, у нее была хороший аргумент. Уоррен говорит то же самое, и она удовлетворенно кивает ему в ответ. — Именно. Мне нужно было, чтобы твои здоровенные мозги сосредоточились на Нейтане. Макс не спрашивала меня, когда я появлялась, так что я могла помочь ей. Ты же чертовски любишь совать нос куда не надо. — Некоторые называют это любопытством, — бормочет Уоррен, и воздух наполняется смехом Рейчел. Грэхем поймал себя на том, что слишком наслаждается этим звуком, чтобы прерывать его, поэтому он позволил ей успокоиться самостоятельно. — Странно, — задумчиво произносит Рэйчел, как только успокаивается, ее глаза бегают вверх и вниз по Уоррену, когда он снова обращает свое внимание на нее, — я так привыкла видеть тебя в те недели, когда тебе еще не исполнилось семнадцати, что видеть тебя сейчас — все равно что видеть кого-то в школе после летних каникул, когда наступило половое созревание. И именно в этот момент, когда Уоррен инстинктивно опустил взгляд на свои руки, словно они должны были измениться по сравнению с тем, что он уже видел, он осознает, что не видел своего отражения ни разу с тех пор, как заснул в комнате Нейтана. — Что? — наконец говорит он, глядя на нее снизу вверх. — То есть я… выгляжу по-другому? — Времени на самом деле не существует, — говорит она, пожимая плечами. — Значит, по умолчанию я все еще живу во времени, которое помню в последний раз. Что означает, для меня ты примерно через шесть месяцев станешь совершеннолетним. — Она ухмыляется, когда руки Уоррена взлетают к его лицу, и он бросает на нее встревоженный взгляд. — Не волнуйся, ничего страшного. Ты все еще потрясающий со своим милым ботаническим взглядом. — Но я выгляжу по-другому, — спрашивает Уоррен, не в силах удержаться от поиска окончательного ответа. — Старше? — говорит он с надеждой. Рейчел хихикает. — Ты выглядишь старше. Не сильно, но я бы сказал, что ты начинаешь взрослеть. Уоррен понятия не имеет, что это значит, но он принимает это. Он действительно хотел бы, чтобы у нее здесь было зеркало, хотя бы для того, чтобы он мог получить представление о том, как он будет выглядеть через шесть или около того месяцев. — Хорошо, — говорит Рейчел и кладет руки Уоррена обратно на колени. — В конце концов ты доживешь до восемнадцати и сможешь глазеть на себя сколько угодно. А теперь встань и посмотри на мой шедевр. Я много работала над этой штукой, и кто-то должен это оценить. Не имея другого выбора, кроме как встать на ноги и сделать то, что ему говорят, Уоррен изучает свой выбор из трех оштукатуренных стен перед ним, прежде чем решить начать против часовой стрелки и повернуться сначала направо, где были разбросанные фрагменты небольших фотографий. Ему потребовалась всего лишь секунда, чтобы рассмотреть коллекции издалека и понять, что все они были разделены по какой-то причине. Что это была за причина, он пока не знал, но ему не потребовалось много времени, чтобы понять и это. Они были разделены в зависимости от того, для кого они были предназначены. Когда он подходит к самой первой группе фотографий, обрамляющих конец стены, первое, что он видит, — это фотографию общежития в оттенках серого, сделанной в день, когда шел сильный дождь, и это разжигает такое острое чувство страха в его животе, что он отворачивается от нее, прежде чем сможет хорошо рассмотреть. Он просматривает еще несколько фотографий из того же окружения и цветовой гаммой — все с Кейт, смотрящей вниз или в сторону с нарастающим темным выражением, прежде чем он натыкается на небольшую группу цветных. В цветных по-прежнему Кейт, но в каждом из них она улыбается. Цветные — это результаты, которые хотела Рейчел, догадывается Уоррен, когда он нацеливается на конкретную фотографию, на которой он изображен рядом с Кейт. На фотографии она смеется в своем костюме для Хэллоуина и выглядит живой и так, так отличается от девушки на фотографиях, с коллажами под ней, что на долю секунды Уоррен понимает почему Рейчел сделала то, что она сделала. Как будто на какую-то долю секунды Уоррен стал Рейчел, и он понял все. И снова ее гнев вспыхивает в его сознании, и он видит, как она колотит кулаками по стенам, увешанным фотографиями, которых становилось все больше и больше, — это были моменты, о которых он и не подозревал, хотя в какой-то момент и не надеялся забыть. Он может чувствовать ее раздражение, и теперь он задается вопросом, не было ли это в первый раз, когда он чувствовал ее эмоции, направленные через него. Это чувство исчезает почти так же быстро, как и появилось, но призрак гнева бродит в глубине сознания Уоррена. Уоррен оглядывается на Рейчел, по-прежнему медленно идя вдоль стены, не глядя на фотографии, мимо которых он проходил. — Почему некоторые коллажи такие большие? — он спрашивает скорее для того, чтобы отвлечься от собственных мыслей, чем для того, чтобы получить ответ. — Мне нужно было много материала. С тобой было так трудно за всем уследить, — размышляет Рэйчел, наклонив голову так, что ее голубая серьга с пером легла на изгиб шеи. — У тебя было гораздо больше работы, чем у Макс, и мне было трудно держать себя в руках большую часть времени. Все сошлось, как только у тебя появились Хлоя и Макс, но если бы я ждала так долго, Нейтана бы уже не было. Я должна была помочь вам организовать это, чтобы забрать его немедленно и не дать всему разрушиться. — Эффект бабочки, — бормочет себе под нос Уоррен, но Рейчел, должно быть, легко его слышит, потому что она улыбается, не поворачиваясь к нему лицом. — Хлоя и Нейтан были стабильными элементами. Их результаты зависели исключительно от тебя и Макс. Вы с Макс меняете вещи, и все идет наперекосяк, а маленькие вещи оказывают большое влияние на то, что вы не видите, потому что они случаются после того, как вы уже ушли от них. — Например, что? — Невольно спрашивает Уоррен. — Как умирающий Нейтан. Он всегда умирает, — уверяет она, и Уоррен чувствует, что выражение его лица темнеет, прежде чем он успевает подумать, чтобы взять себя в руки. Рейчел, кажется, ничего не замечает. — Меняется лишь то, как он умрет. Иногда это Джефферсон, а иногда шторм. Было время, когда он жил, время, которое ты не мог контролировать, — быстро говорит она, бросая на него многозначительный взгляд. Уоррен скрывает лицо, которое, как он знает, сделал, выглядя слишком заинтересованным в этом и, возможно, немного виноватым. — Он жив, но его осудили за убийство. Она поднимает палец, указывая Уоррену на стену, и он быстро поворачивается, чтобы найти фотографию, на которую указывала ему Рейчел. Она была легко различима в своей цветной форме среди всех других бесцветных, но сцена, которую он видит, только смущает его. Это Нейтан, Хлоя и… Макс? Правильно. Он не контролировал ситуацию, так что это, должно быть, одна из тех линий времени, которые контролировала Макс. Но он не помнил, как это случилось — а Нейтан никогда не смог бы упомянуть об этом… — Это то, что я исправил, — говорит Уоррен больше, чем спрашивает, рассматривая фотографию того, что он почти уверен, является школьным туалетом (хотя, судя по граффити, это не было похоже на мужской, но он не хочет сейчас думать об этой конкретной детали), с Хлоей, съежившейся на кафеле стен у двери с вытянутыми руками и Нейтаном, размахивающим этим чертовым пистолетом. Голова Макса высовывается из кабинки в самом конце, она в ужасе смотрит на эту сцену, и Уоррен не может винить ее за это. Его голос звучит сухо, почти горько, когда он спрашивает: — Зачем он стрелял? Или он застрелил случайно и был арестован за то, что имел огнестрельное оружие на территории школы и напал с ним на ученика? — Хлоя не ученик, — поправляет Рейчел, слишком небрежно говоря обо всем этом. Затем она вздыхает, и Уоррен слышит, как она встает. Через несколько шагов она оказывается позади него и прижимает свою руку к этой фотографии, фигуры Нейтана и Хлои выглядывают из изгиба ее ладони, и цвета становятся такими яркими от ее прикосновения, что на них почти больно смотреть. — У Нейтана было много проблем, Уоррен. — Все еще есть, — поправляет он, потому что у Нейтана все еще было множество вещей, которые не давали ему возможности отдохнуть и двигаться дальше. Вот почему он по-прежнему мало спал по ночам и развлекался коктейлями из наркотиков, от которого Уоррену только однажды удалось убедить его не принимать. Вот почему он был более нервным, вот что делали с ним лекарства, вот почему он пугался того, чего не испугался никто другой, и был занят тем, от чего никогда не стоял слишком спокойно. Вот почему ему все еще нужна была помощь, хотя он всегда так неохотно признавался в этом. Однако это не делало его стрельбу по людям нормальной. Рейчел одаривает его взглядом, который выражают только брови, и Уоррен достаточно легко замечает это уголком глаза. Затем она отодвигается от его периферии, делая всего полшага назад, когда ее рука падает. Фотография медленно теряет свой цвет, возвращаясь к черно-белым оттенкам серого, которые были раньше, из-за чего она легко смешивается с другими фотографиями вокруг. — Всегда было несколько разных исходов, — говорит Рэйчел позади него, когда его глаза просматривают разные фотографии. — Нейтан случайно убивает Хлою в петле Макс, и это полностью портит все таким образом, что я даже не уловила, когда выбрала этот момент и стерла его. Уоррен удивленно моргает и поворачивает голову, чтобы посмотреть на Рейчел. — Это был тот самый момент, когда Нейтан выжил? Серьезно? Рейчел делает вид, что пожимает одним плечом. — В тот момент многое могло бы произойти. Хлоя могла умереть, Нейтана могли осудить за непредумышленное убийство. Джефферсону могло бы сойти с рук то, что он меня прикончил. — Ее губы снова кривятся, и Уоррен решает, что ей просто нравится быть выразительной, когда она говорит. Она не была намеренно так привлекательна в своих движениях, даже когда говорила о собственной смерти. — Это был важный момент, и многое зависело от этого. Не спрашивай меня, как именно я это узнал, потому что, черт возьми, если бы я могла объяснить это, то сделала бы это. Я сделала свой ход. А потом поняла, что потерпела неудачу, и затем пришел ты. Она подмигивает ему и откидывает волосы, когда отворачивается. — Когда вечеринка ещё не началась, — шепчет Уоррен в ответ, как только он поворачивается, но Рейчел уже идет дальше и игнорирует его. Еще одна мысль продолжает звенеть в его голове, но он не произносит ее вслух. Он не хочет больше думать об этом, не сейчас, когда рядом Рэйчел, которая, возможно, расскажет ему то, что он еще не хотел знать. Неумышленное убийство. Тот факт, что выстрел был сделан как несчастный случай, не ускользнул от него, хотя он не сомневается, что здесь было нечто большее, чем акт без злого умысла, потому что Нейтан явно нападал на Хлою на фотографии. И все же Джефферсону было бы так легче обвинить Прескотта в настоящем убийстве, и Уоррен мог легко догадаться, почему именно. Уоррену горько жжет горло от осознания того, что другие люди ничего не хотели знать о Нейтане, и он снова поворачивается к фотографиям, чувствуя жгучую боль. Далее, комната Нейтана, где он на кровати с Хлоей, ноги которой дергаются и находятся в нескольких дюймах от контакта со светильником, который, по мнению Уоррена, она намеренно целилась. — Я знаю, как это выглядело, — говорит Рэйчел, и Уоррен почти виновато вздрагивает, отрывая взгляд от фотографии. — Там происходит не то, о чем ты думаешь. Они оба использовали секс как прикрытие для того, чего они действительно хотели. — Подростки, — говорит Уоррен с большей горечью, чем хочет. Несмотря на то, что он не хотел знать, чего Нейтан на самом деле хотел от Хлои в этот момент, Уоррен слишком легко догадывается, о чем речь. — Эй, не суди, пока не попробуешь, — холодно отвечает Рейчел. Лицо Уоррена вспыхивает из-за того, что его называют девственником, но он изо всех сил старается не обращать на это внимания. — Заставить людей думать, что я хочу их, когда на самом деле они не имеют ни малейшего представления о том, что я на самом деле пытаюсь сделать? — Уоррен делает ответное предложение. — Не мой стиль. Рейчел колеблется, прежде чем заговорить: — Туше. Разочарование Уоррена не ослабевает, и когда он снова смотрит на фотографию, то чувствует, как его лицо горит еще сильнее. Он ненавидел того, кем был Нейтан, но еще больше ненавидел людей, которые сделали его таким. — Он застрелил меня, — бормочет Уоррен, проводя пальцем по Хлои, как будто он мог спасти ее от сцены, просто вычеркнув ее из картины. — Совершенно уверена, что он не хотел, — легко отвечает Рэйчел и пожимает плечами, когда Уоррен смотрит на нее, — Он запаниковал. Палец соскользнул, и было уже слишком поздно, чтобы исправить это, когда он все понял. Ты бы видел, как он выглядел позже. Люди, которые хотят убить, не реагируют так, как он. Откуда ты знаешь, думает Уоррен, а потом благодарит всех за то, что он не сказал этого вслух. Когда он успел превратиться в такого колоссального мудака? Он решительно переходит к следующему набору фотографий, прежде чем он может сказать что-то, о чем потом пожалеет. Его пальцы касаются фотографии, приклеенной между двумя коллажами принадлежащим, как он думает, Макс и Хлое. Когда Уоррен проходил мимо, он не мог полностью понять смысл этой фотографии, после чего остановился, чтобы ее лучше рассмотреть. На ней изображены Хлоя и Макс в грузовике Хлои, торжественно глядящие в окно. По другую сторону машины расстилается пейзаж разрушения, и он подозрительно напоминает Аркадия Бей после шторма. Но это не могло быть правдой, потому что это означало бы… — После того как разразилась буря, они покинули город и больше не возвращались. Уоррен пытается не дать этому ранить его, но он знает, что ему это не совсем удается. Грэхем сразу переключает свое внимание на следующую группу фотографий — которая намного меньше, чем любая из других, и едва граничит с секцией Макса. Уоррен хмурится, и пурпурноволосый человек воспринимается как тот, кого он хорошо знает. — Почему у тебя есть секция для Алиссы? — спрашивает он, всматриваясь в ее фотографию в оттенках серого, где девушка стоит в одном из коридоров общежития. Казалось бы, невинный момент, но Уоррен знал, что об этих фотографиях лучше так не думать. — Я ничего для нее не делал. — По крайней мере, он этого не помнил. Он слышит, как что-то шевелится у него за спиной, но не оборачивается, чтобы проверить, что делает Рейчел: — А, она была связана с Макс. — О, — говорит Уоррен, немного разочарованный таким пустым ответом. — Она была в опасности? — Все тогда были в опасности, — напоминает ему Рейчел. — Никто не был освобожден от некоторого аромата дерьмового конца — все были задействованы в этой глупой игре жизни, которую мы до сих пор проходим. — Верно. Да. Я же играю в мастера времени. — Именно. Уоррен подавляет желание вздохнуть и продолжает смотреть на несколько мгновений Алиссы, почти все в относительно нормальных районах Аркадия Бея, и все в оттенках серого, за исключением одного, — где она сидит в классе и выглядит скучающей. Таков был ее конец — приземленная ученица в относительно приземленном существовании. Уоррен с удивлением обнаруживает, что не завидует ей так сильно, как следовало бы, учитывая его обстоятельства, и заявляет себе, что это еще одно проявление его не совсем вменяемого ума. Он бы не выбрал бы этот беспорядок взамен обычной студенческой жизни, если бы ему дали выбор. …ведь не стал бы он это делать? Нет, это не то, на что он должен тратить время прямо сейчас, решает Уоррен, двигаясь вдоль другой группы фотографий, которые очень четко изображают Тревора. Может быть, время и не существует так, как он знал в… где бы он ни был, но он научился не испытывать эмоции слишком резко, когда не знал результата. Особенно когда он все еще хотел получить ответы на свои вопросы. Фотографий Тревора еще меньше, чем фотографий Алиссы, усеянных моментами, которые Уоррен не может вспомнить, и Уоррен задается вопросом, может быть, он не был тем, кто контролировал исход Тревора, как он первоначально думал. Но Уоррен непреднамеренно отодвигает это удивление в сторону, когда достигает третьей стены, где два самых больших коллажа перемешаны в широком беспорядке — первый из которых, очевидно, принадлежит Нейтану, если первая фотография, на которой изображены Джефферсон и Виктория, является хоть каким-то доказательством. Очень немногие фотографии Нейтана предлагают что-либо цветное, и каждая такая фотография — это точка в море черных, белых и серых моментов, из-за которых сердце Уоррен замирает, когда его глаза находят их. Красный пиджак Нейтана ярко вспыхивает в нескольких местах, привлекая внимание Уоррена, прежде чем он осознает, что делает это и что он должен прекратить рассматривать фотографии, которые не хочет видеть. Он благодарен, что они относились к основной цветовой гамме и что не придавал слишком большого значения нынешней истории. Коллаж Нейтана представлял собой мешанину ошибок, и Уоррен не мог решить, рад ли он отсутствию цвета или разочарован тем, что провалился достаточно раз, чтобы их было так много. Но есть еще и фотографии с Уорреном, и каждая их совместная фотография в полном цвете. Их больше всего из цветных, с десятками фотографий, покрывающих часть стены. Их фотографии в классе, где Уоррен сидел, склонившись над компьютером во время одной из многочисленных попыток пройти игру. Где он с закусочной с Нейтаном и фотография о том, как однажды они вчетвером купались в школьном бассейне. На одной из них он держит его голову в постели, хотя и не может точно вспомнить, с какого именно времени, а на другой — он и… О, черт возьми. — Ты сохранила это? — Бормочет Уоррен, обвиняюще указывая на фотографию. На ней Уоррен и Нейтан стоят в нижнем белье, прижавшись друг к другу в темном углу душевой кабинки, застигнутые именно в тот момент, когда Уоррен разглядывал изгиб челюсти Нейтана. Нейтан, с другой стороны, выглядит готовым к драке. Как будто он планировал избить охранников, если они найдут его и Уоррена, и он просто ждал подходящего момента, чтобы прыгнуть; все его тело было напряжено, и Уоррен был слишком отвлечен, чтобы заметить это в тот момент. Он так не похож на хмурого, сгорбленного паренька, которого Уоррен так привык видеть, что не может оторвать глаз от фотографии, и в особенности от Нейтана. Наверное, он не был так уверен в своем укрытии, как казалось, думает Уоррен, активно сопротивляясь желанию сорвать фотографию и спрятать ее там, где никто не сможет ее найти. Но он довольствуется тем, что прижимает ладонь к своему разгоряченному лицу, хотя бы для того, чтобы перестать пялиться на полуобнаженную фигуру своего друга, к которой, как он отчетливо помнит и к несчастью, был прижат. — Конечно, — вмешивается Рейчел. — Это был один из первых случаев, когда вы работали вместе, не ссорясь друг с другом. Вы были командой, и это было достойно для фотографии. Уоррен неуверенно проводит рукой по затылку. — А может это было уже после того, как мы вышли из душа или что-то в этом роде? — Ммм, — напевает она, как будто действительно обдумывает эту идею. Уоррен знает, что это не так. — Нет. Мне нужен был точный момент. — Только не говори мне, что у тебя также есть… — начинает Уоррен, но еще до того, как Рейчел заговаривает, понимает, что у нее это есть, и ему даже не нужно искать. — Тот маленький трюк с поцелуем-пугалкой, который Нейтан проделал с тобой? Или, может быть, настоящий поцелуй? Да, черт возьми, есть. Проявления моего собственного творения, какого черта я должна отказываться от них? Уоррен вздыхает и решительно не смотрит ни на одну фотографию, на которой Нейтан и Уоррен были бы очень близки друг от друга. Это, к сожалению, похоже, отрезает большинство фотографий, и впервые Уоррен понимает, сколько времени он проводит непосредственно рядом с Нейтаном. Он никогда не замечал этого раньше — это всегда казалось естественным, до такой степени, что Уоррен почти уверен, что он чувствовал бы себя странно, если бы намеренно старался держаться от него на расстоянии. Уоррен даже не мог вспомнить, когда произошла эта перемена, потому что сейчас ему казалось, что он просто всегда был рядом с Нейтаном, несмотря на то, что это совершенно очевидно не было правдой. Искра паники зарождается где-то в груди Уоррена при этом осознании, но он спасается от слишком глубокого погружения в эту мысль, когда Рейчел снова заговаривает. На этот раз, она, кажется, не находится на той же волне, что и Уоррен, потому что ее тон трезв, когда она озвучивает мысли вслух. — Все это не случилось бы, если бы ты не спас их, — торжественно говорит она, и все, о чем Уоррен думал раньше, совершенно исчезает из его головы. Когда он смотрит на нее, она кладет голову на руку, совсем как тогда, когда он появился впервые. — Мы все меняемся, но иногда не осознаем, что у нас есть выбор, кем стать. Ты был катализатором, в котором они все нуждались, Уоррен. Между ними воцаряется молчание, наполненное всем тем, что Уоррен хочет сказать, но не находит слов, и Рейчел смотрит на него потрясающими зелеными глазами, взгляд которых никогда не колеблется. — Почему я? — Наконец спрашивает Уоррен, и его голос звучит гораздо тише и хрупче, чем ему хотелось бы. — Почему ты так поступила со мной? Взгляд Рейчел смягчается, и она почти виновато отводит глаза. Это длится всего секунду, прежде чем она вздыхает и снова оглядывается, и лишь один уголок ее губ приподнят. — Ты самый умный парень в Блэквулле, — начинает она. Уоррен пытается возразить, что он один из самых умных детей, но она продолжает, как будто он вообще ничего не сказал. — Ты, возможно, самый понимающий человек, которого я когда-либо имела удовольствие встретить, — продолжает она, зажимая пальцы. — Ты близок с Макс, а она близка с Хлоей. Это означает, что у вас могут быть быстрые связи. И, самое главное, твоя комната была прямо напротив комнаты Нейтана. Уоррен моргает, глядя на нее. — Ты выбрала меня, потому что я случайно оказался в комнате напротив Нейтана? — Ты также был наименее опасным вариантом, — указывает она. — По крайней мере, поначалу так оно и было. Знаешь, ты очень хорошо сражаешься для того, кто никогда не делал подобного раньше. — Я быстро учусь, — бормочет Уоррен и качает головой. — Так что ты просто… надеялась, что в конце концов он будет значить для меня достаточно, чтобы я не отказался от него? — Спрашивает ее Уоррен, намекая на недоверие, но не совсем ухитряясь коснуться его. — Ну, может, и не так, но, по крайней мере, чтобы у тебя была мысль сохранить ему жизнь, — говорит Рейчел, и ее ухмылка еще больше кривится. — И это была хорошая ставка, даже если ты так говоришь. Разве не так? Уоррен моргает, слегка приоткрывая рот, чтобы что-то сказать, потом снова поджимает губы и судорожно сглатывает. — Хорошо, да. Конечно, он мне очень дорог. Но что, если бы я этого не сделал? С ним трудно ужиться большинству людей, которые не являются Викторией. Я мог бы легко отказаться от него только потому, что не ладил с ним. — Но ты не отказался от него. Губы Уоррена сжимаются еще сильнее. Он знает, что на этот раз не выиграет спор, но тот факт, что у него был шанс не спасти Нейтана, заставляет его желудок кисло сжаться. — С Нейтаном очень трудно справиться, — соглашается Рейчел, когда Уоррен не отвечает. — И все же тебе удалось стать вторым самым близким человеком для него, просто оставаясь с ним. С твоим терпением шутки плохи, малыш. Уоррен хмурится, услышав ее акцент. — И эту часть ты тоже слышала? — он бубнит немного надувшись. Она одаривает его улыбкой. — Ты многое видишь, когда возишься в нитях времени. — Хорошо, да. — Уоррен вздыхает и медленно качает головой. — Почему ты думаешь, что я для Нейтана значу то же самое, что он для меня? Мы друзья, и он по-своему присматривает за мной, но… — Уоррен замолкает, а потом имеет приличие поморщиться. Улыбка Рейчел становится шире. — Ты такой милый, когда разыгрываешь тупого романтика. Ты знаешь, что очень много значишь для него. Ты видишь это так же, как и я. Ты же его знаешь. Лицо Уоррена потеплело, отчасти из-за обвинения Рейчел, отчасти из-за улыбки, которую она ему подарила, и он заколебался. — Я его знаю, — мягко соглашается Уоррен, почти нехотя отводя взгляд от Рейчел, пока его глаза не останавливаются на куче фотографий Нейтана. — Но этого недостаточно. Ещё нет. — Не торопись, юный падаван, — говорит Рейчел. Краем глаза Уоррен видит, как она снова откидывается назад на диван. — Эпические романы не делаются за одну ночь, если только ты не хочешь какой-нибудь дерьмовой сатирической концовки Ромео и Джульетты. Уоррен невольно наклоняет голову в ее сторону, откровенно игнорируя то, что она называет их с Нейтаном отношения будущим романом. — Ты знаешь, что «Ромео и Джульетта» — это сатира? Большинство людей называют его как роман. Несчастные влюбленные и прочие дешевые тропы. — Я баловалась театром до того, как встретила своего создателя, — спокойно говорит она. Головной убор, который он видел, снова вспыхивает в его памяти, но он решает не спрашивать. Рейчел вздыхает, затем машет рукой в воздухе, как будто отмахивается от чего-то, прежде чем встать и похлопать его по плечу. — Все это дерьмо в сторону — серьезно, ты был моим лучшим выбором, Уоррен. Нейтан хитер, но ты был лучшим вариантом для этого. Никто другой не стал бы так усердно пытаться спасти того, кого едва знал — черт, ненавидел, как ты. Уоррен не знает, хочет ли он гордиться тем, кто он есть, или раздражен тем, что он решил свою судьбу, став тем, кем он был. Рейчел выбрала его для своей миссии не потому, что он был умен — не совсем. Она выбрала его, потому что хотела кого-то, кто не примет конец, с которым он не сможет жить, и каким-то образом она знала, что это будет он. Знания никогда не повредят, но его неспособность отказаться даже от того, кто, по его мнению, этого не заслуживал, в конце концов изменила его.