Psalm 142

      Деревня тонула в снегу. За окном было совсем тихо. Укутанная в тёплый плед ещё с улицы, девочка, с присущим ей детским любопытством, разглядывала комнату, изредка украдкой поглядывая на хозяина дома. Мужчина одним только своим видом вызывал у малышки доверие. Разве что выглядел очень уставшим и печальным. Герберт в гостиной не появлялся: отсыпался и набирался сил после полнолуния. Сара, наученная родителями, мирно сидела на диване в гостиной Кролоков, болтая ножками в воздухе и прижимая к себе Магду. Рядом в камине потрескивали поленья, избавляя всех от неловкой тишины. На улице царил угнетающий мрак. Часы показывали шесть утра — безумно раннее время для все ещё немного сонной девочки.       Никто не знал, чего ожидать. Семье мельника разрешили остаться в доме и дождаться Сару, успев несколько раз заверить их в том, что с ней всё будет в порядке. Все надеялись, что много времени очередной обряд не займёт, и ребёнка можно будет отпустить со спокойной душой.       Послышались тихие шаги, и в гостиной появился Альфред, тепло и приветливо улыбаясь всем в ней находящимся. Благодаря своей работе привычки спать долго он не имел, но в последнее время чувствовал себя всё более уставшим.       — Доброе утро, — юноша окинул всех взглядом. — Спасибо, что согласились помочь нам. Это очень благородный поступок.       Его голос был тихим и мягким, и, если бы не мелко подрагивающие руки, можно было бы сказать, что псаломщик совершенно спокоен. За ненавязчивой улыбкой скрывался невероятный страх. Сделав несколько шагов вперёд, юноша устремился было к Саре, но перехватил взгляд её отца.       — Клянусь Богом, с ней ничего не случится.       Шагал скривил губы и с такой злостью впился взглядом в Альфреда, что тот на секунду опешил. Если бы мельник мог убивать взглядом — от псаломщика ничего не осталось ещё на входе в гостиную. Уголок его губ нервно дёрнулся, но внешне юноша остался непоколебим. Разве что поджал губы, растерянно забыв, что хотел сказать девочке. Мельник лишь несдержанно усмехнулся. Всей этой компании он не доверял от слова «совсем».       Сара, не замечая напряжения между взрослыми, лениво улыбнулась, всё ещё чувствуя сонливость, и сползла с диванчика, решив взять инициативу в свои руки. Ничуть не смущаясь, маленький одеяльный кокон дотопал до псаломщика и осторожно взял его за руку. У юноши тут же потеплело на душе. Зыркнув на недовольно сузившего глаза Шагала, Альфред отвернулся от него, стараясь перенести всё своё внимание на девочку.       — Здравствуй, Сара, — он слабо сжал ладошку и опустился на колено, дабы было удобнее.       — Здравствуйте, — девчушка улыбнулась уголками губ. Она была не иначе, чем посланницей свыше. Маленьким светлым ангелом.       — Как ты себя чувствуешь? Хорошо спала сегодня?       — Хорошо, спасибо, — Сара на секунду обернулась к матери. Та кинула полный непонимания взгляд в ответ. — Мой крестик нашли. А Ваш мы с мамой отнесли в церковь.       — Благодарю, — Альфред улыбнулся уголками губ. Значит, скоро он снова будет чувствовать себя в безопасности. Нужно лишь сходить к отцу Абронсию, и чем раньше — тем лучше.       — Вам не холодно без обуви? — неожиданно спросила девочка. Псаломщик бросил секундный взгляд на босые ноги, как и все присутствующие в гостиной.       — Нет, всё в порядке. Не беспокойся, — Альфред ободряюще улыбнулся. Объясняться перед всеми в странности ритуалов книги он не хотел. С его головы сорвалось несколько хлопьев пепла.       Судорожно вздохнув, юноша поднялся на ноги и, молча откланявшись, увëл Сару из гостиной. Если бы напряжение в комнате было осязаемым — оно бы упало на всех тяжёлым пуховым одеялом. Тем не менее, его с девочкой это больше не касалось. На какое-то время.       Оставленные у молельни вещи лежали на подоконнике, смирно дожидаясь своего часа. День предстоял сложный. Псаломщик знал это, ещё когда дочитывал книгу. И сейчас ему было страшно. Очень. Благо, висящие на запястье чëтки немного успокаивали.       «Мы всё сделаем, как нужно. Мы справимся»       Ему нужно было взять себя в руки. В последнее время у Альфреда появилась отвратительная привычка ковырять пальцы и ногти. И контролировать это пока не выходило. Судорожно поджав губы, он бегло оглядел руки на наличие кровоточащих ранок и, не заметив таких, взял с подоконника белоснежную ткань. Время не любит ждать.       — Ты очень красивая, Сара. Как маленькая принцесса, — Альфред улыбнулся и возложил на голову девочки покров из белого прозрачного шёлка. Та смущëнно улыбнулась. — Всё будет хорошо. Не бойся, и, пожалуйста, делай всё, что я скажу. Договорились?       — Да, — согласно кивнула Сара и серьёзно посмотрела на псаломщика. — Я буду помогать так сильно, как смогу.       — Спасибо, ты умница, — он несколько секунд помялся, но затем и на его голове появился чёрный покров.       Юноша шил их накануне. В последние несколько дней память стала подводить его. Благо, составленный список всех необходимых для обрядов вещей очень вовремя попался на глаза. На самом деле, Альфред считал, что важными в покровах были лишь специальные знаки, которые он аккуратно, по мере возможности своих дрожащих от волнения рук, выводил на ткани золотом.       — Всё будет хорошо. Нас ждёт тяжёлая работа, но мы обязательно справимся. Я в тебя верю.       Псаломщик и сам не замечал, что повторяет одно и то же. И, видимо, донести смысл сказанных слов он старался не столько до Сары, сколько до себя самого. Взяв книгу, юноша открыл её на нужной странице и пробежался глазами по тексту. Всё казалось таким простым и сложным одновременно.       — Слушай меня внимательно, Сара, — Альфред присел перед девчушкой на корточки. — У тебя особое, самое важное поручение. Тебе нужно будет очень осторожно поместить огонь и благовоние в курильницу на алтаре. А затем встать перед ним на колени. Как думаешь, справишься?       — Конечно, — малышка серьёзно отнеслась к такому поручению. Ведь она хотела помочь как псаломщику, так и молодому Кролоку.       — Не бойся. Никогда. Я буду рядом с тобой, чуть позади. Сегодня в молельню мне входить нельзя, но я обязательно буду помогать тебе.       — Спасибо.       — Это моя обязанность, я в ответе за тебя, — юноша слабо улыбнулся и, взяв с подоконника серебряное блюдо, отдал его девочке. — Твоя следующая задача — быть внимательной и тихой. Я буду молиться Ангелу-хранителю, который должен подать знак. Как только что-то заметишь — говори мне. Договорились?       — Договорились! — Сара прижала к себе блюдо и улыбнулась.       — Умница. Пойдём, у нас всё получится.       Псаломщик рассказал, как выглядят благовония и курильница, ещё несколько раз успел сказать, какая девчушка молодец и как она со всем справится. Хотя, где-то в глубине души, отчётливо понимал, что Сара намного спокойнее его самого.       Неловко приобняв девочку напоследок, Альфред выпрямился и открыл дверь в молельню. Зажёг свечу и отдал Саре. Та схватилась за ручку подсвечника и с осторожностью прошла в комнатку, бросив взволнованный взгляд на юношу. Тот ободряюще улыбнулся ей.       — Ты молодец, не переживай, — псаломщик судорожно вздохнул. Девочка осторожно положила благовония в курильницу и чуть подпалила их свечой, а затем отставила её в сторону.       Пока всё шло хорошо.       Сара обернулась, надеясь поймать полный поддержки взгляд, но увидела лишь тёмную макушку опущенной вниз головы. Альфред шептал молитвы, перебирая в руках чётки.       Нельзя было сказать, что ей здесь не интересно. Наоборот, девочка разглядывала комнатку, наслаждаясь приятным запахом неизвестных ей трав. В молельне было почти тихо. Её нарушал лишь шёпот Альфреда, который становился то громче, то становился совсем беззвучным.       Сара не знала, с какой скоростью шло время. Псаломщик продолжал молиться, комната стала скучной. И только свеча становилась всё меньше. Сидеть без движения и смотреть на серебряное блюдо было до безумия неинтересно. Девочка не заметила, как начала засыпать.       Веки становились тяжёлыми. Сара хотела было окликнуть Альфреда, да только язык у неё точно отнялся, совершенно не хотел слушаться. Она не слышала шёпота молитв, потрескивания свечи, словно весь мир вмиг потерял все звуки.       Резкий грохот разбудил девочку. Вздрогнув от неожиданности, она совсем тихо пискнула и посмотрела на упавшее ей в ноги блюдо. Альфред не мог поднять взгляда. Он услышал шум со стороны гостиной, уже зная, кто стал его причиной. А затем обеспокоенно спросил:       — Ты в порядке?       — Да, — ответила Сара, поднимая блюдо и возвращая его на место. — Наверное, я случайно его задела, простите.       — Ничего, всё хорошо, — заверил девочку псаломщик. — Ничего нового не видишь?       Сара начала оглядывать комнату, блюдо, алтарь, силясь приметить в них хоть какое-то изменение, но ничего подобного не было.       — Кажется… — девочка запнулась и наклонилась под алтарь.       Клочок бумаги. Совершенно неуместный, но почему-то спрятавшийся именно здесь. Сара схватила его, чуть не подскакивая на месте.       — Нашла, нашла! — она сжала листочек в руках и побежала к Альфреду. Он осторожно вывел её в коридор и, улыбнувшись уголками губ, принял бумажку.       — Спасибо, Сара.       Развернув листочек, псаломщик пробежал глазами по написанному на нём тексту и почти сразу понял, что это его записи. Выписки из книг, которые юноша читал всё это время. «Никто да не пренебрегает юностью твоею; но будь образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте» «Доколе не приду, занимайся чтением, наставлением, учением» «Вникай в себя и в учение; занимайся сим постоянно: ибо, так поступая, и себя спасешь и слушающих тебя»       Поджав губы, Альфред поднял взгляд на счастливую девочку. Разве мог он сказать ей, что всё зря? Нет. Даже думать о таком непростительно. Сара смотрела на него полными счастья и уверенности глазами, и псаломщик просто не мог разочаровать её.       — Ты умница, Сара, — юноша погладил девочку по голове. — Спасибо. Теперь беги к родителям. Они наверняка тебя заждались.       — А Вы? — Сара поглядела на Альфреда. Тот улыбнулся уголками губ.       — Мне нужно остаться и кое-что закончить. Но ты не жди. Лучше поезжай домой и отдыхай. Ты хорошо постаралась сегодня и очень нам помогла, Сара, — псаломщик поднялся с колен.       — Тогда до свидания?       — До свидания.       Девочка улыбнулась и, обняв юношу на прощание, неспешно побрела к гостиной. Коридор ей казался бесконечным. За окнами серо сверкал снег. Солнце ещё не показывалось, но небо с тяжёлой медлительностью становилось светлее.       Она не до конца понимала, для чего взрослые всё это делали. Те объяснили ей всё слишком размыто, чтобы догадаться обо всём.       «Ты ведь знаешь, что Бог любит каждое своё дитя?» — спросила Ребекка, держа дочурку за руку.       «Конечно», — ответила ей Сара. А потом оказалось, что не всех.       Заслышав шаги ребёнка, взрослые поднялись со своих мест. Первым, кого увидела Сара, оказался Призрак. Подобное сравнение быстро исчезло из мыслей, когда Герберт, с лёгкой небрежностью поправив волосы, слабо улыбнулся ей. Ничуть не растерявшись, девочка улыбнулась ему в ответ.       — Здравствуйте, — поздоровалась она, будучи девочкой воспитанной, чем вызвала совершенно искреннюю и широкую улыбку у Кролока.       — Здравствуй, Сара, — блондин чуть поклонился девочке, и та тихо хихикнула. — Ты просто чудесная и, конечно же, красивая девочка.       — Спасибо, — Сара робко сжала кулачки и, сделав несколько шагов вперёд, осторожно обняла молодого человека.       Шагал в очередной раз за это долгое утро сверкнул глазами, на что получил тычок под рёбра от жены. Старший Кролок молча наблюдал за этой сценой, облокотившись на спинку кресла.       — Где же честной брат? — спросила Ребекка, жестами подзывая дочь к себе.       — Он сказал, что ему нужно закончить, — Сара подошла к матери и, схватившись за край её юбки одной рукой, забрала куклу. — Сказал ехать домой и отдыхать, не ждать его.       — Что ж, раз так, то не будем перечить его советам, — совершенно довольный таким исходом, произнёс мельник. — Господа, не будем более занимать ваше время, благодарим за гостеприимство.       Чересчур наигранно откланявшись, мужчина зыркнул на жену. Та распрощалась с хозяевами дома и, взяв дочь за руку, повела её к выходу вслед за мужем. Обернувшись к Кролокам, девочка лишь помахала им ручкой. Куколь любезно проводил гостей и, подав им верхнюю одежду, прошёл на улицу, дабы довезти семью мельника до дома. На дом снова опустилась тишина.       Герберт опустился в кресло.       — Что-то не так.       — Почему же? — Кролок, последовав примеру сына, опустился в соседнее кресло. — Вчера вечером Альфред объяснил мне некоторые…тонкости предстоящей работы и попросил не беспокоить его в течение недели. С сегодняшнего дня разговаривать ему запрещено. С людьми, конечно, не с Богом.       —Это всё? — подняв взгляд на отца, спросил Герберт.       Мужчина развёл руки, молча отвечая на вопрос. Конечно, он упустил некоторые моменты, искренне считая, что эти детали диалога с псаломщиком должны остаться лишь между ними.       — Что ж, раз так, — блондин хлопнул ладонями по подлокотникам кресла и поднялся на ноги, — не хочешь позавтракать? Я бы не отказался.       — Конечно, — мужчина слабо улыбнулся, припоминая отсутствие Куколя в доме. Ждать завтрака придётся долго.

* * *

      Альфред молился. С самого детства служил Богу от всего сердца. Он всегда делал это с жаром, с воодушевлением, искренне веря в благосклонность Творца. Юноша пронёс свою веру через года, остался тем же светлым ребёнком, отдающим себя вере и надеющимся на благо. Которого всё не получал.       Он благодарил Бога за великую милость, умолял Его быть благосклонным к Герберту, его отцу и помогать им. Просил защитить семью Кролоков от бед и злых духов. Юноша молил своего Ангела дать сил довести до конца то, что так сильно желаемо, и не ошибиться в том, что он следует путём, указанным Богом.       Сейчас Альфред больше хотел знать, в порядке ли Сара. Не чувствует усталости, не стоит ли ей прилечь, как она добралась? Но на смену приходили ровно такие же мысли о Герберте. Молодой человек, словно второй ребёнок, волновал псаломщика не меньше.       Оставив зажжëнную лампу и открыв окна в Молельне, юноша покинул комнатку и поспешил в спальню. Обессиленно упал на постель и на секунду прикрыл глаза. О сне речи быть не могло.       План его дальнейших действий был совершенно прост: скромно позавтракать, забрать у главы села книги, которые он попросил накануне, и начать подготовку к предстоящим дням вызовов духов. Этот пункт пугал больше всего. Но страх за себя почти сразу уходил на второй план, стоило лишь Альфреду вспомнить полные боли и печали глаза Герберта. Молодой человек мог лгать псаломщику словами, но его взгляд всегда говорил обратное.       С трудом вспомнив об оставленных на подоконнике вещах, юноша тяжело вздохнул и поднялся с постели. Пришлось потратить время на то, чтобы забрать их и вернуть в комнату.       «Ну ничего, поздний завтрак должен улучшить настроение», — решил Альфред и направился на кухню, предварительно натянув на порядком замёрзшие ноги ботинки. В Молельню ему сегодня возвращаться необходимости нет.       В некоторые моменты псаломщик особенно страстно благодарил Бога за найденную в готовке отдушину. Как минимум, монотонные движения, например, резки продуктов или замешивания теста, помогали отвлечься от ненужных мыслей и выпустить «негативную» энергию. Да и в целом, на кухне Альфред чувствовал себя вполне комфортно. Тихо, никто не мешает. И никому не нужна его «профессиональная» помощь.       И, конечно, кухонька встретила его скромной тишиной. Тяжело вздохнув, Альфред окинул её взглядом и принялся за готовку. Бегло узнав наличие продуктов, юноша решил остановить свой выбор на овсяной каше с вареньем (судя по запаху — из чёрной смородины). Такой план псаломщика вполне удовлетворил. Засучив рукава, он бросил мимолётный взгляд в небольшое оконце — солнце уже виднелось за горизонтом. Подобный вид вызвал слабую улыбку. Казалось, только Бог знал, насколько сильно Альфред устал.       Благо, дальше всё шло, как по маслу. Настроение постепенно становилось лучше, работа кипела, появилось спонтанное желание приготовить что-нибудь ещё. Может, это было не так уж и плохо.       Юноша окинул кухню взглядом в поисках часов. Начало десятого утра. Впереди ещё весь день, и он вряд ли будет лёгким.       Альфред присел на стул и закрыл глаза. Сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Понял, что подобные действия приведут к ещё большему желанию спать, поэтому решил занять руки и продолжить готовку.       Немного подумав, псаломщик поднялся с места и начал подбирать новые ингредиенты. Выбор пал на запечëные яблоки с мёдом и корицей. Конечно, про кашу он не забывал. Альфред успел нарезать кольцами яблоки и выложить их в блюдо, а затем, сняв кашу, выставить фруктовый десерт запекаться.       Кастрюлька была отставлена к подоконнику — юноша совершенно не любил жечь язык. В семинарии долго рассиживаться не позволяли, поэтому пришлось привыкать к безвкусному, сползающему вниз по глотке раскалённому металлу. Зато Альфред смутно помнил другую кухню и хозяйку за плитой, которая не позволяла обжечься долгожданному, посланному Господом сыну.       А ещё помнил песню. Часто меняющую мотив и забывающую слова, но имеющую один голос. И псаломщик соврал бы, сказав, что не вспоминает эту песню. Конечно, со своим мотивом, с подставленными лично словами. Но голос матери он слышал почти всегда.       В кухне витал аромат яблок и корицы. Альфред жевал половину яблока и думал о том, что делать дальше. Его сердце в страхе сжималось от неизвестности перед предстоящими днями призыва духов. И этот страх преодолеть было слишком тяжело.       — Куколь!       Псаломщик подавился и закашлялся от неожиданности, услышав за спиной голос. Обернувшись, он встретился взглядом с младшим Кролоком.       — Ох, Альфред, это Вы, — Герберт виновато улыбнулся и отошёл на пару шагов назад, — прошу прощения, я не хотел Вас пугать. Мне подумалось, что Куколь вернулся к своим обязанностям.       Юноша открыл было рот, но вовремя опомнился. Немного помялся и протянул молодому человеку вторую половину яблока.       — О, спасибо, — блондин принял угощение. — Простите, что помешал.       Псаломщик замахал руками. «Совсем нет». Затем на несколько секунд задумался и, подойдя к подоконнику, легонько постучал по кастрюле с кашей указательным пальцем.       — Что Вы… Предлагаете позавтракать?       Кивок — «да».       — Мне немного неловко.       Проделывая странноватые и смешные движения, Альфред пытался донести разве что не поэму. Целой пантомимной сценкой юноша, под внимательным взглядом Герберта, умудрился позвать всю семью Кролоков на завтрак и предложить им подождать десерт и чай. Но блондин, к сожалению, мало что понял.       В конце концов, псаломщик просто достал из шкафчика три тарелки и отдал их Герберту, махнув рукой в сторону столовой.       — О, так вот оно что… — Кролок тихо засмеялся. — Прошу прощения за своë тугодумие. Пожалуй, мне стоит позвать отца.       Завтрак прошёл в тишине. Разве что, в конце трапезы старший Кролок поблагодарил Альфреда за завтрак и отказался от десерта. Зато Герберт разве что не сверкал от счастья, как начищенный пятак. Блюдо с запечëными яблоками выставили на стол. И такого искреннего и чистого «спасибо» псаломщик, наверное, ещё никогда не слышал.       А после вернулся Куколь, и все кухонные заботы перелегли на его плечи. Хотя над чаем поколдовать юноша вызвался сам. Под подозрительный взгляд слуги он намешивал в заварнике травы, собирая рецепт прямо на ходу. Альфреду всегда нравилось что-то новое.       Он слышал, как в гостиной играл Герберт. Что-то неизвестное псаломщику, но несомненно красивое. Плавное, изящное и, казалось, печальное. Альфред остановился у открытых дверей с кружками чая в руках. Хотел подольше послушать.       Почему-то этот мотив вызывал совершенно неясные эмоции, описать которые юноша не мог. Он не знал таких слов. На ум приходило только скромное: «волшебно». Через некоторое время к этому слову присоединилось «чувственно», а затем почему-то «тяжело». И ведь слова не имели между собой никаких сходств. Их соединяли только мелодия и чувства, которые она вызывала.       Псаломщик прикрыл бы глаза, да вот только наблюдать за погружëнным в игру Гербертом было намного интереснее. Было интересно смотреть за тем, как изящно перелетают по клавишам пальцы молодого человека. За сменой его эмоций на лице. За тем, как он прикрывал глаза на некоторых моментах, чтобы прочувствовать их. И Альфреду хотелось повторить это действие.       Погрузиться в музыку.       Но та стихла также неожиданно, как и заиграла впервые. Герберт повернулся к юноше. Давно заметил, что тот стоит в комнате.       — Вы стояли и ждали, пока я закончу? — блондин вскинул брови и неловко улыбнулся. — Не стоило, право слово.       Альфред замотал головой и протянул Кролоку кружку с горячим чаем. «Всё в порядке».       От него пахло корицей. Сладко и по-домашнему уютно.       — Благодарю, — произнёс молодой человек и принял из рук псаломщика кружку. Тот счастливо улыбнулся и кивнул в ответ.       Они сидели в тишине. Совсем не неловкой. Скорее успокаивающей. Наверное, она была необходима сейчас. Её прерывали лишь периодические посëрбывания чая.       На удивление, кружки быстро опустели. Вертя свою в руках, псаломщик бросал взгляды на пианино. Музыка продолжала звучать в голове. Слишком запоминающимся оказался мотив.       Поднявшись с места, юноша оставил кружку на краю стола и подошёл к пианино. Бросил взгляд на блондина, как бы спрашивая: «можно?», на что получил кивок.       Альфреду не доводилось прикасаться к музыкальным инструментам. Но он всегда знал, что игра на каждом из них — произведение искусства. Поэтому простое нажатие на пару клавиш вызвало искреннюю улыбку.       Кролок наблюдал за ним, сравнивал с ребёнком. Совершенно счастливым, будто тот нашёл что-то невероятно драгоценное для себя, открыл что-то новое. И чувствовал, как в груди разливается тепло.       Альфред неловко прикоснулся к крышке пианино и снова посмотрел на Герберта. И тот, наконец, понял его без слов.       — Мне сыграть её снова? — спросил Кролок, получая счастливую улыбку и кивок в ответ. — Хорошо, секунду.       Молодой человек оставил пустую кружку на столе и снова сел за музыкальный инструмент. Псаломщик остался стоять рядом, почти светясь от предвкушения. Мелодия зазвучала снова.       И он закрыл глаза, наконец отдаваясь музыке.