Зарисовки с Ким Сокджином

      Как бы странно ни звучало, в третий раз они встречаются в частной клинике. Всё тот же Хосок привлекает внимание Юнги, и только потом он видит Джина. И снова тот не похож на себя совсем. Юнги начинает думать, что Джин — это несколько человек в одном теле, что у него раздвоение или растроение личности. Потому что один человек не может сочетать в себе столько всего — он уверен, хоть он и не психолог. На этот раз Джин сидит в углу тихонечко, будто мышка, и дёргает заусенец на большом пальце левой руки, будто у него какой-то тик. Его взгляд абсолютно пустой и одновременно уставший. И это смотрится страшно. Хосок пару раз подходит к нему, но тот даже не реагирует, будто он сидит один в большом океанариуме своей жизни. Юнги сидит в очереди к психологу и Джин тоже. Ок.       Он не врал, когда говорил, что немного не адекват. И то, что Джин такой же его удивляет, хотя он и иронизировал ранее. На самом деле, он думал, что Джин торчок, который иногда нюхает лёгкую наркоту. Но сейчас Юнги видит больного человека, такого же, как и он сам. Вообще, он не любит признаваться, что болен. Никому. Даже себе. Иногда, он разговаривает об этом в своей голове и потом ловит себя на мысли, что, типа, «хм, это не нормально». Поэтому он ходит к знакомому хёну и рассказывает о своих мыслях. Иногда, ему кажется, что мысли его абсурдны, особенно, когда речь заходит об отношениях. Седжин говорит, что отношения — это прекрасно: обмен эмоциями, настроением, мечтами, любовью, телами. Юнги согласен только на последний пункт, а остальное он нахуй посылает. Потому что боится отдать себя человеку и жить в ожидании, пока тот не вырвет его сердце вместе с сосудами и не кинет всем на растерзание.       От возмущений в голове, что клал он на высокие чувства, его отвлекает худое, высокое тельце, что открывает дверь к Седжину. Он замолкает, в голове пусто глядя на прямую спину в темной худи.       — Такой же красивый, — шепчет Юнги и встречается взглядом с Хосоком. Тот будто услышал его, смотрит недовольно, но потом почему-то смягчается и даже кивает ему. К этому Юнги не был готов. У него не было в планах дружить с братом желаемого сексуального объекта. Но кивает в ответ и быстро отворачивается. Подводя итог: он и Джин ходят к одному и тому же психологу. Здорово. Сейчас каждый второй — со своими больными мыслями и нечему удивляться о визитах к мозгоправам разного калибра. Но Юнги волнует вопрос о Джине.       — Юнги? — шарики на антистрессе бьются друг об друга создавая металлический звук. Это устройство должно его успокаивать, а не нервировать ещё больше.       — Да, — он неохотно возвращает свои мысли к Седжину, который держит в руках планшет.       — Время идёт, — психолог стучит по запястью. И впервые Юнги нечем возмутиться и почти нечего сказать, кроме как про Джина. Но этого он делать не будет, ибо гордость не позволит признать, что его интерес к Джину не только сексуальный.

***

      — Привет, — Юнги не показывает и вида, что удивлен, когда за его столик в ресторане садится Джин. В своём тёмном костюме, в шёлковой блузке, которая открывает вид на мощную грудь и с тонкой цепочкой с кулоном, возможно, из белого золота красующейся на яремной ямке. Ок. Юнги все ещё на уровне мощных грудей. Кое-как он поднимает свой взгляд, и у него дух захватывает от Джина.       — Я могу чем-то помочь? — грубо прозвучало, но ему хочется узнать причину сего события. Мысль о том, что Джин сидит на расстоянии вытянутой руки сводит мышцы и загоняет его сердце в быстром ритме.       — Давай чаще видеться? — Джин говорит это абсолютно спокойно, отпивает воду из высокого бокала, удерживая его за ножку своими изящными пальцами. — Хосоку нравится Намджун. Но у Хосока паранойя, что со мной что-то случиться. Если мы с тобой будем видеться часто, то они тоже. Поэтому, давай встречаться чаще, пожалуйста. В какой-то момент Джина в его жизни так много, что без него становится неуютно. После того разговора прошло около полугода и Юнги убедился, что Джин не наркоман, он даже не пьёт. Сигареты не считаются. Намджун и Хосок начали встречаться, чему Джин был рад как ребёнок и даже несколько раз сказал ему «спасибо».       Юнги тает. Он готов был признаться Седжину, что тот, мудак такой, заставил его влюбиться в Джина. Но только его никто не заставлял. Он сам прыгнул без страховки в обрыв и теперь летит вниз.       Он узнает, что Джин рисует. Разные картины: людей, природу, предметы быта и секс. Юнги очень хотел посмотреть на эти картины, ведь слышал о них и, когда уже наяву смотрел на них, не мог унять своего волнения. Он увидел на одной картине себя. С их первой встречи. Люди вокруг размыты, яркие краски передают атмосферу клуба и чёткий, скопированный на бумагу Юнги смотрит на него с картины. Он убегает из мастерской Джина, бежит куда-то и, завернув за угол какого-то дома, спиной опирается о сырую стену. Дыхание сбивается и он широко открывает рот в попытке не задохнуться. Дождь моросит и бьёт его мелкими каплями, а он будто пустой. Он не знает, почему испугался увидев себя на чужой картине. Седжин говорил, что у Юнги проблемы с собой и возможно, он был прав. Юнги не любит себя — это основная проблема. Иногда он устает от себя до такой степени, что лезет на рожон в сомнительные драки и весь избитый, истекающий своей же кровью, чувствует себя живым. Это проблема принятия. Джин показал ему себя чужими глазами: яркого, не размытого, четкого. Показал, что он человек и что он не аморфен.       Потом Джин исчезает, а Юнги ищет.       Намджун говорит, чтобы он не принимал поспешных решений и что ему нужно забыть про Сокджина.       И Юнги снова ненавидит Намджуна. Бьёт ему прямо в челюсть и его бьют в ответ. И это отрезвляет.       — Крыша? — спрашивает он, пока Намджун помогает ему подняться с земли.       — Верёвка, — отвечает Намджун и снова смотрит своими сожалеющими глазами.