Зарисовки с Ким Сокджином

      — Я болен. Это началось, когда мне было 22 года. Внезапно, как будто меня чем-то ударили. Я был неконтролируемым и мне казалось, что мне все дозволено. Я считал, что я и есть вселенная, я и есть бог, что я и есть творец сего мира. Окрылённый, надменный, я ставил себя выше других. Это было схоже с нарциссизмом: весь мир в моей голове крутился вокруг меня. Хосок терялся и не мог понять, что со мной случилось, а я смеялся ему в лицо, считая, что он не достоин быть моим братом и вообще находиться рядом. Я ранил его своими словами. Я говорил ему, чтобы он ушел, что он — никто для меня, раз не хочет принимать меня таковым. Он смотрел на меня с болью в глазах, а я считал, что он слаб, что он — ничтожество. Я был успешен в рисовании и я днями и ночами творил искусство. Тогда, я открыл в себе другого человека и мне нравилось им быть. Вокруг меня крутилось много людей и мне это нравилось. Я использовал их всех в своих целях. Я стал раскрепощенным в сексе и мог позволить себе не только разных партнёров, но и нескольких за один раз. Мне это нравилось и мой мозг взрывался от этих эмоций. Я был в эйфории, я был счастлив. Но меня отпустило так же быстро, как всё это началось. И тогда, я понял, что я потерял брата и вместе с ним и себя. Я метался, будто зверь в клетке и не знал, что делать, как жить дальше. Ведь те слова, которые были сказаны, будто пули попали в сердце моего брата и я видел, что ему больно, что он умирает от них. Но я не мог вернуть всё назад. Я впал в депрессию и не видел никакого выхода. Не понимал, что я делаю и почему позволил себе такую вольность, откуда в моей голове возникли эти бредовые идеи и мысли. Я испугался, что Хосок бросит меня одного, что он никогда меня не простит. Ведь в его глазах я упал, в его глазах я был потерян. И тогда, меня осенило. В мою голову пришла другая мысль. Я взобрался на крышу и раскинул руки врозь. Тогда, я не видел выхода кроме как умереть и искупить свою вину и грехи. Как сейчас помню, как отчаяние разъедало меня, когда я перешагнул через перила. Внизу люди спешили по своим делам, была длинная очередь из машин, везде мелькали огни ночного, беспокойного города. Я закрыл глаза и будто услышал всё, что ранее не было слышимым. Шёпот ночного ветра, гомон людей, звуки машин и свои мысли о том, что я никогда не смогу стать тем, кем был ранее. Я сделал шаг вперёд и моё тело будто окаменело. Раскрыв глаза я увидел, что через несколько десятков метров, проезжая часть встретит меня своими холодными объятиями и я будто был готов к этому. Но чья-то рука потянула меня назад, к теплу и спасению. Я был без эмоций. Будто мне всё равно: жив я или мертв. Хосок держал меня так крепко и что-то громко говорил, а потом разрыдался мне в плечо. Тогда, я увидел, что то отчаяние было не только у меня, но и у него. Он плакал, обнимая меня так крепко, что мне казалось, что мои кости вот-вот сломаются. Я не мог ответить ни на один вопрос, который он задал мне. Ни через день, ни через месяц. Я был апатичным, депрессивным и ужасно уставшим. Утром просыпаясь, я чувствовал, что у меня нет сил ни на что. Даже переворачиваясь с одного бока на другой, я чувствовал тяжесть и усталость. Я смотрел в потолок, а потом на стену, потом снова на потолок. Не ел, не пил, не ходил в туалет, а просто лежал в постели. Хосок пытался поговорить со мной, а я смотрел на него и даже не мог ответить ему ничего. Не было никаких слов оправдания, не было никаких мыслей в голове, одна пустота. Так прошло около двух месяцев и, очнувшись однажды утром, я понял, что хочу есть. Хосок ежедневно заставлял меня есть, но это был дичайший голод и я встал с постели, чтобы добыть себе еду. Наверное, я съел половину еды, которая была в холодильнике и почувствовал, что вот он я, живой. По моему телу прошёлся заряд бодрости и я вернулся назад. Хосок был рад, но всё ещё обеспокоен. Время шло, а ничего казусного не происходило. Я рисовал, а те картины, которые нарисованы были под каким-то эффектом стали для меня как бельмо. Их я спрятал далеко в подсобку своей студии, но всё время мои глаза будто искали их. Я их сжёг. Все до единой. Потому что чувствовал что-то отвратительное к ним. Я боялся на них смотреть. Когда это случилось снова, я нарисовал ещё больше картин: красочных, живых и откровенных. Я не уставал, заряженный чем-то ушел в творчество и снова чувствовал себя выше других. Моё эго будто ликовало. И тогда, Хосок насильно, под мои громкие крики вперемешку с бранью отвёл меня к психологу. Я помню, как я усмехался, как перебивал и издевался над человеком, который пытался мне помочь. Потом пошла череда обычных дней, а потом — снова крыша. Я не мог жить с самим собой, я ненавидел себя и свои мысли, действия и своё существование. Снова перила, мой шаг вперёд и снова Хосок, который спас меня. Во второй раз он не плакал, а просто держал меня всеми конечностями, пока я не стал пустым. Я снова изучал свой потолок и свою стену справа от себя, снова перестал есть и разговаривать. Психолог тогда пришёл сам и долго разговаривал со мной, но я не ответил ни на один его вопрос. Мне было всё равно, я был уставшим. Я хотел тишины. Как сейчас помню, как ежедневно Хосок отчитывался психологу о моем состоянии и, когда я снова опустошил холодильник, мы посетили психолога снова. Его зовут доктор Седжин и он очень медленно и осторожно объяснял мне, чем я болен. Поначалу, конечно, я не верил, но все симптомы очень сильно были похожи на мои. Мы прошли определенные тесты и мне поставили диагноз: биполярное аффективное расстройство, сокращённо БАР или маниакально-депрессивный психоз — МДП. Эндогенное психическое расстройство, которое сменяется манией, или гипоманией и депрессией. Происходят эти состояния по очереди, или смешанно. У меня они шли по очерёдности. И пауза между ними считалось ремиссией. Мне выписали препараты, которые я начал принимать в определённое время ежедневно. Как сказал врач: непрерывно, в течении всей жизни. Это было страшно. Я считал себя психом и эта новость плюс мои мысли вызвали депрессию, затем — психоз. Хосок не мог справиться с моими суицидальными наклонностями и меня положили в больницу. Со мной работали каждый день и вселяли надежду на нормальную жизнь. Я добровольно принимал таблетки и, казалось, что в этом нет ничего страшного и мне нечего бояться. Но следующий приступ мании — и я встретил тебя. Ты показался мне божеством, и я был готов пойти за тобой куда угодно. У меня было ощущение, что ты — тот, кто достоин быть со мной, и на тот момент, я знал, что обязательно буду с тобой. Но появившийся Хосок забрал меня. А когда он ударил тебя, я не мог поверить в это и взбесился ещё больше. Дома я устроил ему грандиозный скандал и ему пришлось запереть меня. Мания всё не проходила, и дабы хоть как-то удовлетворить её, я снова взял кисть в свои руки. Тогда, единственной яркой картиной был ты, и я рисовал тебя снова и снова. Неправильный мазок по холсту и я разрывал его в клочья и снова рисовал. Я хотел, чтобы моя картина была такой же идеальной, как ты. Когда пришёл в себя, картина была закончена, а я снова пустой. Я смотрел на тебя и думал, что такой больной человек, как я, никогда не будет с таким, как ты. В этой жизни я нужен был только брату, который заботливо укрывал меня ночами, ловил меня на крышах и заставлял жить. Я перестал пить таблетки и меня снова понесло. Купив в секс-шопе верёвку для связывания и смазку, для лучшего скольжения, я намотал её на шею и эта моя попытка почти была успешна. Но я оказался в больнице со стойками капельниц и таблетками в тарелочках. Хосок говорил, что так нельзя, что я должен быть лучше и сильнее. Я согласился. Часто, около Хосока я видел высокого, красивого парня. Потом я вспомнил, где встречал его раньше. И я вспомнил тебя. Под прикрытием влюблённости брата, я встретился с тобой. И меня снова закрутило. Ты был рядом, и я не мог унять бешено стучащее сердце. Я всё думал, что мания навязала мне это чувства. Но тогда я был адекватным, как сейчас, и понял, что крупно влип. Меня снова одолевали мысли о том, что я психически не здоров. И тут нагрянула мания. Я пошел по лёгкому пути и переспал с тобой. Несколько раз. И я будто бы пришел в себя после этого. Но твой взгляд, когда ты смотрел на меня, был таким же, как и в нашу первую встречу. Было понятно, что секс был только связующим, а чувства — настоящими. Поэтому ты должен знать это все. Я Ким Сокджин, болею БАР и я в любом своём состоянии влюблен в тебя.