Зарисовки с Ким Сокджином

Включить BTS — Lights       — Уйди! Уйди, тебе говорю! — Джин соскакивает с места, но его глаза ничего не выражают. Будто он вовсе не зол, — скажу по слогам: съебись, Мин Юнги! Ты мне нахрен не нужен! Уйди! — Зловещая улыбка касается пухлых губ. — Поверил в мою любовь? В меня? В то, что я наговорил тебе? Наивный дурак! — Он подходит близко к Юнги, который даже не меняется в лице и смотрит на него, будто устал от его криков. — Никогда не верь мне и не отдавай свое сердце кому-то вроде меня. Я разобью его и буду танцевать на осколках. Мне будет плевать, что мои ноги изранены и на то, что я могу превратить человека в жестокое существо. Я ведь псих, — Джин хохочет так, что его широкие плечи трясутся сильно. — Я могу даже убить тебя и мне не будет жаль. В моих воспоминаниях не будет тебя, ты исчезнешь, словно утренний рассвет, как пыль. Ты для меня всего лишь пыль, слышишь меня? — Джин ожесточённо смотрит на Юнги, который сжимает кулаки, но всё равно стоит, не двигаясь ни на миллиметр. — Что? Что? Влюблён? Больно? Твоя жизнь летит в бездну из-за меня? Поэтому, уйди. Как все они, уйди. Брось меня тут! — Срывается на крик Джин и толкает в плечо Юнги.       Затем ещё и ещё, пока младший не упирается спиной о стену. Джин не перестаёт просить его уйти, а Юнги видит в них мольбу не оставлять. Он видит сквозь напускной вид настоящего Джина, ранимого и напуганного. На очередном ударе он мягко перехватывает чужие руки, которые уже покраснели от частых ударов, разжимает кулак и целует в ладонь, следом прижимая их к своему лицу. Он ведёт чужой рукой по своей щеке, чувствуя лёгкий запах сигарет на коже рук и шершавость пальцев, которые будто оставляют свои следы в виде царапинок.       Взгляд Джина всё ещё ничего хорошего не выражает, будто он не чувствует себя слабым перед Юнги, будто не хочет уткнуться ему в плечо и рассказать о своих страхах. Страхи, которые словно тени стоящие за спиной, шепчущие слова, что проникают в сознание и заставляют думать об этом. Думать об этом так часто и забывать, где реальность, а где плод воображения.       Аккуратно и с силой потянув на себя сопротивляющееся тело, Юнги прижимает его к своей груди, укладывая чужую голову к себе на плечо. Он гладит меж лопаток, осторожно, будто кожа Джина воспалена и болевые отдают по всему телу с каждым касанием. Но он всё ещё помнит, что боль это как сущность старшего: ежедневная, жгучая и сильная. Ему хочется унять эту боль, забрать её себе, подавить её своей любовью.       — Я не уйду, — твердо говорит он, продолжая гладить и знает, что это только начало. Джин вырывается из объятий и зло щурится.       — Любишь психов? Тебя они возбуждают? Любишь чувствовать власть над немощными? — Улыбаясь, спрашивает старший, но в глазах ни грамма весёлости. Юнги знает, что тема "психов" для Джина особенная — она близкая, но всё ещё пугающая. По этой причине старший остро реагирует на неё, считая себя прямым участником этой темы. — Что ты молчишь? — Очередной взрыв и Юнги приходится увернуться от летящего предмета. Это был стул.       — Прекрати, хён, — поднимая стул, просит он и выбешивает Джина ещё больше. Он делает это специально, чтобы негативная тенденция иссякла быстрее и он смог поговорить нормально, ибо что ни скажи сейчас все бесполезно. Поэтому он постарается выжить среди летающих предметов. Если бы он начал жалеть старшего, то, наверное, ранил бы его больше, чем сейчас.       — Уйди, блять! — Юнги громко выдыхает и толкает в грудь Джина, который округляет свои глаза, будто не может поверить.       — Я. Люблю. Тебя. Доходит? — С паузами говорит он, смотря прямо в глаза.       Секундное молчание и взрыв смеха Джина разносится, как гром по полупустой и разбитой квартире. Неожиданно для Юнги, Джин бьёт его по скуле кулаком и он отлетает в противоположную сторону, еле удержавшись на ногах.       — Врать не хорошо, — встряхивая свою руку говорит старший и качает головой.       — Придурок! — Юнги встаёт со своего места и таранит с разбега Джина, прикладывая его об стену спиной.       Тот громко ударяется головой и рычит от злости, скидывая с себя Мина. Стеклянный журнальный столик разбивается под весом Юнги и он хрипит. Джин на секунду мешкается и подходит к лежащему на груде стекла младшему, но тут же падает. Юнги отбрасывает в сторону остатки от деревянной табуретки и скалится. Джин хмурится от болей в правой стороне бедра и, хромая, встаёт с места. Младший уже сидит на диванчике и вытаскивает остатки стекла с ладоней, иногда посматривая на него. Джин опрокидывает его с места и залезает сверху, начиная бить Мина по лицу, но младший не собирается просто так сдаваться. Лбом он бьёт в голову Джину и, пока тот теряет ориентир, выходит из захвата.       Они бы продолжали ещё долго если не вызванная соседями полиция. Их скручивают и надевают наручники.       Юнги хрипло смеётся, обнажая свои дёсны, и Джин отвечает на его смех.       — Я понимаю твои страхи. Они так похожи на мои и все связаны с тобой. Я боюсь, что однажды потеряю тебя не только физически. Что однажды ты перестаешь помнить меня и закроешь передо мной двери. Я боюсь, что твоя болезнь окажется сильнее нашей любви и тогда я потеряю смысл жизни окончательно. Боюсь, что однажды сказав "уйди", ты действительно захочешь этого, что, действительно, я для тебя — никто и, уходя, ты даже не обернешься. Боюсь тебя потерять, хён. Но даже если я прыгну в бездну за тобой, я не буду жалеть. Падая вниз, я обниму тебя крепко и буду знать, что мои последние минуты и моё последнее дыхание было одно на двоих с тобой. Что наши чувства останутся с нами, живые в наших душах и что они будут светиться точно так же как сейчас. Хочу согреть тебя и быть согретым этими чувствами, укрыться ими от плохих дней и плохих минут. Хочу перестать бояться и любить тебя в настоящем, сейчас. Но для этого мне нужен ты. Никто иной. Только ты. Твой свет, твоя любовь и твои чувства ко мне. Без них я буду жить в прошлом и бояться будущего. Прошу, никогда не говори, что я не нужен тебе в серьёз, что не любишь меня, что я — никто в твоей жизни, — говорит Юнги, через железную решётку смотря на Джина, который сидит по-турецки на кушетке временного изолятора. Их рассадили в разные камеры, чтобы избежать повторной драки, но драться никому уже не хочется. Джину хочется поцеловать каждый синяк на теле Юнги, который он оставил, ведь шрамы, которые он оставляет в душе младшего залечить он не в состоянии. Юнги мечтает прижать к себе напуганного старшего, стать его плащом от плохих погод. Их разделяют какие-то метры в реальности и страхи длиною в жизнь.       Джин смотрит мягко, в его глазах загорается маленький ещё, слабый огонёк и он улыбается искренне. Юнги отвечает улыбке и смущённо прячет глаза вниз. Он слышит тихий, красивый смех старшего и смеётся сам. Шрамы станут незаметными, а синяки сойдут через пару дней, но Юнги не устанет бороться за Джина. Он — единственный свет в густом тумане его жизни.       Намджун говорит, что Хосок в бешенстве и качает головой осуждающе, пока подписывает документы в участке. Первым прилетает Юнги, но тот успевает увернуться и спрятаться за Джуном, который поднимает руки в знак принятия проигрыша и пытается отцепиться от друга. Вторым достается Джину, который получает от брата исключительно словесную матерную пощечину. Джин обнимает все ещё ругающегося Хосока.       — Я люблю тебя и спасибо, что спасал меня всю мою жизнь. Ты — моё солнце и самая яркая звезда, но теперь у тебя есть ещё один человек ради которого ты должен жить. И у меня теперь есть человек, который будет рядом. Поэтому, пожалуйста, будь счастлив, — Намджун отворачивается и Юнги повторяет за ним, уловив личность момента.       — Обещай, что будешь жить, — Хосок отходит на один шаг и протягивает ему мизинец. — Клятва на мизинцах, — Джин подаёт свой палец:       — Обещаю.