The Little Folk

      Хезер не помнила путь до гостинной — только то, что в небольшой коридор, из которого можно было за пару поворотов выйти на бочки, ее проводил Слизеринский староста. А дальше она как-то незаметно прибилась к стайке четверокурсниц, обсуждающих урок трансфигурации у профессора Дамблдора, и прошла в теплую гостиную. Хезер чувствовала себя опустошенной, и единственное, чего ей больше всего хотелось сейчас — лечь спать и проснуться там, где не было ничего плохого. Где ее не видел Том Реддл и Кроули не встречался с кем-то, кто не носил фамилию Уолкер. В общем веселье, разговорах и прочем, что всегда было в оживленной вечерней гостинной, она даже не могла сказать, как дошла до комнаты. Просто в один момент поднималась по лестнице, а в другой уже открывала дверь.       Хезер без сил упала на кровать — та протестующе заскрипела. Девушка вторила ей обреченным стоном. Синтия, которая наблюдала за всем этим со смесью жалости и грусти, не находила слов.       Блишвик только что вернулась из душа и была занята натиранием кончиков волос ароматным маслом. Ей очень хотелось хоть как-то помочь подруге, но сделать что-либо не мог никто. Правда, ведь не будут же они приворотное варить? Или проклинать ту дурочку с гриффиндора? Синтия считала, что это не их уровень.       — Хезер… — на пробу позвала подругу Синтия, особенно не надеясь на результат.       Уолкер промычала что-то невразумительное и не шевельнулась. Синтия закусила губу. Комната погрузилась в тишину.       Когда Хезер вдоволь належалась лицом в подушке и почувствовала, что готова встать хотя бы ради того, чтобы пойти умыться и переодеться, то скатилась с кровати на теплый пол. Теперь уже бессмысленно пялясь в потолок, она раскинула руки в стороны. Хотелось поплакать еще, но не осталось ни сил, ни достаточно желания даже на это. Единственным хорошим моментом в ранимости Уолкер было то, что стоило ей нарыдаться вдоволь, как на нее накатывало просто фантастически огромное «все равно». Рвано выдохнув, она все-таки встала и начала расстегивать пуговицы на рубашке и юбке, снимать с талии корсет, распуская шнуровку на спине.       В Хогвартсе не все девушки носили их: точнее, почти никакая маглорожденная (за небольшим исключением, или поддавшись уговорам подруг, выросших среди магов) не могла бы. Конечно, туго его не затягивали, но курса с пятого и до седьмого редко можно было увидеть кого-то с того же Слизерина без него: многие девочки подражали матерям или, по их настоянию, привыкали уже сейчас. И временами Хезер ужасно завидовала свободомыслию тех, кто вырос с маглами. Они не носили корсетов, у них были более короткие и удобные юбки. Уолкер даже слышала, что кто-то на каникулах надевал мужские брюки пошитые для женщин. А стрижки? О, как интересно смотрелись коротко подстриженные, красиво уложенные кудри у той же Пьюси! А ее макияж — яркий, заметный, соблазнительный — что-то головокружительное. Хезер невольно сравнивала свои тяжелые, временами надоедающие скучные косы с такой практичной и удобной стрижкой. Казалось бы — возьми ножницы и все, но что-то внутри не давало, пару раз она и вправду серьезно задумывалась о радикальной смене имиджа, но потом вспомнила, что с ней сделает мама и как ее волосы нравились отцу.       Но Уолкер искренне и немного наивно завидовала, потому что ее собственная, привычная одежда уже сидела в печенках. Клетчатые шерстяные юбки ниже колена для суровых шотландских морозов, стягивающий живот корсет, рубашки с длинными рукавами, иногда она надевала вязанные кофты — и обязательная мантия. Единственное, жарко любимое Хезер — выкрашенные в яркие цвета ногти. Ей казалось, что это делает ее не такой скучной, более живой. Не картонной.       Когда она вошла в комнату после душа, уже переодетая в белую ночную сорочку, Синтия спала. Тяжелый вздох сорвался с бледных губ: Уолкер вдруг поняла, что уснуть не сможет. Столько переживаний за день не принесли ей спокойствия, а ускорили появление седых прядок в будущем. Усевшись на кровать, она задернула полог, не желая помешать светом люмоса соседке и достала книгу по трансфигурации. Все-таки ей еще эссе писать, пусть и ужасно не хотелось, но почему-то попадать под понимающий и одновременно строгий взгляд профессора Дамблдора не хотелось еще больше.       Вообще, говоря на чистоту, Хезер неплохо давалась трансфигурация; ей не нужно было сидеть и заучивать, обычно хватало пары беглых взглядов или прочитанной на ночь главы в учебнике, чтобы ответить на вполне удовлетворительный балл. Вот что точно не давалось Уолкер, так это защита от темных искусств. Сколько бы Синтия ее не заставляла, не объясняла, не закатывала глаза — толку не было. Разве что палочка отчаянно искрила и в комнате обязательно что-то ломалось. Но Хезер ни капельки не расстраивалась, ведь ее будущее исключало применение подобных заклинаний. Гордый и жирный тролль за предмет, как и причитания их профессора, Галатеи Мэрифот, не били по больному. В отличие от сладких речей и обещаний директора вот-вот ввести курс Алхимии.       В этом году набралось достаточно желающих и — о чудо! — в декабре начинались первые занятия с знаменитым выпускником бразильской школы магии Кстелобрушу — Либациусом Бораго. У Хезер даже были вкладыши от шоколадных лягушек не только с их будущим профессором, но и с Николасом Фламелем, а еще с Цзю Йеном. Уолкер ждала начала этой дисциплины больше, чем Рождества. Потому что все интересные ей изменения внутри котла описывала именно алхимия. И созданием новых материалов, превращением одного вещества в другое, но с противоположными свойствами, изучением минералов и металлов занимались в основном алхимики.       А еще очень хотелось принести пользу маме в их аптеке. Потому что специалист в алхимии, помимо травничества и зельеварения, станет большим подспорьем, на котором можно неплохо заработать. Конечно, эта светлая мысль пришла не совсем к Хезер — точнее, не на прямую. Очень мудрый мистер Уолкер подталкивал дочь к этому еще с детства, покупая красивые и дорогие книги, поощряя тягу дочери к камням и их свойствам, привозя целые мешки всего с экспедиций. И в довесок к остальному багажу пыльных корочек шли простейшие руны, звездные карты, нумерологические задачи и примеры. И уже в Хогвартсе, неожиданно для себя именно на третьем курсе Хезер осознала, что она более, чем неплоха в выбранных ею двух дополнительных дисциплинах.       Но самым любимым предметом, безусловно, была гербология. И ничто и никогда не сместит с пьедестала эту науку. Уолкер не могла толком объяснить почему. Просто нравилось и все тут. Ее не напрягало то, что многие считали работу гербологов грязной, воротили носы и насмехались над трудом, вкладываемым в каждое растение. Но ведь в них была своя прелесть — они дышали, жили. Каждый корешок со своим характером и вкусом, что-то нравилось и что-то не нравилось: какому-то нужно больше солнца, а какому-то меньше влаги. И подолгу копаться, работать и видеть результат заставляло биться сердце чаще и счастливее. Обширные оранжереи Хогвартса были почти единственным уютным местом во всем замке, за исключением их с Синтией комнаты и астрономической башни.       Вокруг самого большого и чуть ли не двухэтажного застекленного здания располагались теплицы поменьше. Всего тринадцать; в каждой налажена своя система полива, погода, даже почва отличалась. И не ко всякой подпускали студентов — не всех.       От нахлынувших воспоминаний, которые нагрели затылок и уши, Хезер спрятала лицо в подушке и беззвучно закричала. Как же ей хотелось, чтобы все это оказалось только плохим сном! И будь проклят этот Том Реддл со своим ненормальным везением на всякие нарушения! Чего только стоило прошлогоднее расследование «Плаксы Миртл», вот же!       — Ну почему я такая невезучая?.. — за жарким сбивчивым шепотом послышались неуклюжие ругательства. В отличие от Блишвик, Хезер не была мастером острого слова.       Недописанное эссе по трансфигурации так и осталось лежать с медленно высыхающими на желтоватом пергаменте чернилами. Тяжелый вздох, особенно громкий, вызвал ответную реакцию Синтии, та шумно что-то пробормотала во сне и, судя по скрипу кровати, перевернулась на другой бок.       — Ха… — выдохнула Хезер, проводя руками по лицу, — и что теперь делать-то? Чудесно! Просто волшебно! Чтобы Диггори с его прекрасными идеями кельпи сожрал…       Жалобно прохныкав и скривив губы, Уолкер снова взялась дописывать эссе. Необходимо было отвлечься: она все равно уже ничего не сможет изменить. О том, чтобы рассказать кому-то о произошедшем, не могло быть и речи. Потому что за такое ее пусть и не исключат, но взыскание назначат точно. И, самое страшное, лишат всех привилегий: личной теплицы, допуска в запретною секцию и разрешения на посещения курса алхимии. А ведь она так старалась, чтобы получить превосходных СОВ на экзаменах по рунам, нумерологии и астрономии! Но ужасающим и невообразимым было письмо маме. Хезер даже думать не хотела о том, что с ней сделали бы дома, если бы узнали что-то подобное. Казалось, что сразу же пустили бы на ингредиенты или закопали ближе к опушке Запретного леса.       Именно поэтому никто ни в коем случае не должен был знать о произошедшем сегодня вечером. Ну побегает она по паре поручений Слизеринского старосты — что страшного может случиться? Не переломится, сделает что ему там нужно, и они забудут о существовании друг друга — так она надеялась.       Засыпала Хезер беспокойно, с книгой по трансфигурации в обнимку и мыслями о том, что все точно обойдется и будет хорошо.       Утро пятницы началось лениво. Уолкер досыпала законные часы после того, как ее разбудила своими шумными сборами Синтия. Пара рефлекторно брошенных заклинаний помогли облегчить эту тяжелую ношу и вокруг Хезер разлилась долгожданная и успокаивающая тишина. По пятницам стояло всего две вечерних пары — зелья и трансфигурация. Поэтому по утрам можно заниматься своими собственными делами. Например, лежать на всех поверхностях, пригодных для лежания.       В планах на утро кроме помывки волос и ухода за лицом — будьте прокляты прыщи! — намечалась только финальная проверка эссе.       Вылезти из-под теплого одеяла стало непосильной задачей, поэтому девушке пришлось медленно сползать на пол и уже с него кряхтя подниматься на ноги. И собираться на занятия.       Шла на зелья Хезер в одиночестве: все ее друзья предпочли сейчас находиться на спаренной защите. На шестом курсе Хаффлпаффа обучалось всего семь человек. Две девушки и пятеро юношей. У них изначально получилось так, что при распределении на курс поступило четырнадцать студентов, но со временем остались только они — самые стойкие и в какой-то мере удачливые. Потому что большая часть поступивших маглорожденных не возвращалась в Хогвартс после лета дома. И так дела обстояли не на одном Хаффлпаффе: Гриффиндор и Равенкло тоже недосчитались студентов, даже на Слизерине, поговаривали, потеряли какого-то полукровку. Ну, а остальная часть просто отправилась на поиски работы, кто-то постарше и посмелее уезжал на фронт. Некоторые предпочитали получить остаток знаний дома или уже в гильдии. Те из студентов, чьи родители были при деньгах, уезжали в Бразилию, Америку — словом, туда, где потише, чтобы совершенствовать навыки уже там.       Хезер же пока не определилась и ее никто не торопил, давая столько свободы выбора, сколько нужно было подростку ее возраста, впрочем, контролируя по мере сил. Поэтому она решила поучиться еще два года в надоевшем замке с легкой руки матери, которая посоветовала дочери очень хорошо подумать над таким вариантом. Потому что за два года может очень многое поменяться — от прически до мировоззрения.       Стоило открыть тяжелую дверь кабинета зелий, чтобы понять — Уолкер пришла первой. Что же, ничего удивительного, уроки Миссис Мэрифот пользовались большим успехом среди студентов, особенно мальчишек. Вот уж кому только дай повод!       — О, Мисс Уолкер, вы уже пришли?       Профессор Слагхорн, ее преподаватель зелий, был в целом не самым приятным человеком. И дело было даже не в его внешности, а скорее в привычке выделять студентов. Например вокруг Синтии он чуть ли не на цыпочках танцевал, как и вокруг Реддла. У него даже был свой клуб «избранных» — Клуб Слизней, куда Блишвик стабильно ходила раз в месяц и по праздникам вроде Рождества или Пасхи.       Хезер сколько ни пыталась не смогла понять, чем он так нравится Синтии. Круглый, как квоффл и такой же лысый, с щеткой усов над верхней губой — она видела подобную на отработках в зале наград у Гейба в руках — Гораций Слагхорн не производил на нее благоприятное впечатление.       — Да, профессор, добрый день.       — Добрый-добрый, — Слагхорн улыбнулся ей вполне дружелюбно. — Вы не хотели бы помочь мне подготовить аудиторию?       — Да, конечно, — если быть честной, Хезер не хотелось, но сказать об этом она не могла. — Мне принести стандартные котлы?       — Да-да, — вдруг призадумавшись и словно что-то подсчитывая, сказал профессор, — пожалуй, стандартные подойдут.       Уолкер в несколько десятков маленьких шагов добралась до неприметной двери в лаборантскую, небольшое помещение с низкими потолками и армадой шкафов, в котором что-то варил молодой ассистент профессора: позеленевший, сгорбленный и больше похожий на сына тролля и домового эльфа. Он даже не обратил внимание, что кто-то зашел в кабинет. Хезер же поняла, почему на их столах ничего нет: видимо, любимый «лабораторный эльф» профессора был сейчас занят варкой зелий для больничного крыла. Или же нужд самого Слагхорна. Такое было не новинкой. Представив у молодого парня огромные и широкие уши, Хезер не совсем прилично хрюкнула и тут же закашлялась в кулак, подлетая к шкафу с небольшими котлами для занятий. Достав палочку из крепления на поясе корсета, она мысленно сосчитала, сколько студентов посещают курс продвинутых зелий и пробормотав вингардиум левиоса, зашагала в аудиторию, дирижируя музыкально звенящим котлами.       — А что мы сегодня будем готовить, профессор? — расставляя котлы, немного напряженно спросила Хезер. Все-таки тяжело управляться с большим количеством предметов сразу. Но Уолкер была слишком ленива, чтобы расставлять каждый по отдельности.       — О, поверьте мне, это будет незабываемо! Сегодня мы приготовим одно занимательное зелье из книги, надеюсь, известного вам зельевара, моего коллеги и друга — Финеаса Борна.       — Ого, — без особого энтузиазма воскликнула Хезер, но более чем прилично имитируя вежливую заинтересованность. — Я и не знала, профессор, что он ваш друг.       — Поверьте мне, мисс Уолкер, — раздуваясь от важности и самодовольства, Слагхорн провел рукой по усам, приглаживая их, — без меня бы не вышла его книга. Еще в 1928 году он спрашивал моего совета по поводу одного замечательнейшего рецепта.       — Вау, — когда последний котел был поставлен на треногу, Хезер решила забросить еще одну удочку, чтобы узнать о теме урока, а не о обширнейших связях их профессора. — Это поразительно. Так значит мы варим сегодня то самое зелье?       Хезер не было равных в искусстве делать вид, что она знает, о чем говорит, если никогда не слышала предмета беседы. Порой на экзаменах она умудрялась вспомнить даже то, чего никогда не читала. И каждый раз эта черта вызывала бурные обсуждения и сокрушения Гейба, что вместо рун Уолкер следовало выбирать дополнительным факультативом прорицания.       — Да, девочка моя, вы полностью правы! Оборотное зелье — зелье с помощью которого можно обратиться в другого человека на некоторое время, — торжественно закончил Слагхорн.       — Но ведь это очень сложное зелье, — заметила Хезер, которая все-таки припомнила книгу с жуткими и наводящими ужас иллюстрациями из запретной секции с провокационным названием «Сильнодействующие зелья». — И варить его надо как минимум неделю.       — Да, рецепт разбит на два этапа, и первый является самым важным, но самое главное — это старание и упорство, мисс Уолкер. И на вашем месте, — вдруг весело хмыкнул профессор в усы, наблюдая за озадаченной студенткой, которая приложила кончики пальцев к виску и прищурилась, — я бы уже начал делать расчет ингредиентов.       Тяжелый вздох, густо смешанный с обреченным стоном, вырвался из глубин души Хезер. Да лучше бы оно у нее просто не получилось, чем опять возиться весь урок с цифрами!       Присев за второй партой от профессорского стола, Хезер обреченно перебрала все пергаменты, которые нашлись у нее в сумке. Чистых не было. Осталось только сиротливое эссе по трансфигурации. Цокнув, она долго и крайне внимательно смотрела на свою работу.       — Профессор, у вас не найдется куска пергамента? — на пробу спросила она, не особо надеясь на что-то. Потому что все пергаменты студентов тут же забирались на черновики для самих преподавателей и их ассистентов, а еще их использовали для растопки каминов эльфы. — Мне любой подойдет.       — Что? — подняв голову от какой-то книги в фиолетовой обложке, профессор нахмурился, явно пытаясь вспомнить вопрос.       — Пергамент, сэр.       — А-а… Пергамент… — откинувшись на спинку стула, отчего тот жалобно скрипнул, Слагхорн задумчиво пожевал губами. — Думается мне, что Найджел забрал сегодня все накопившиеся за неделю. Ты можешь попросить его, он как раз в лаборантской варит бодроперцовое.       Беспокоить Найджела Хезер не желала. Отчасти из-за опасений, что он ее съест заживо, отчасти из-за солидарности. Лезть к человеку, который работает стоя над котлом — последнее дело.       Кинув взгляд на тяжелые и древние, как и все в этом замке, напольные часы, Хезер почти теряла надежду. С защиты от темных искусств приходили на зелье по пятницам с опозданием. Миссис Мэрифот думала, что звонок исключительно для профессора. И звучит он тогда, когда она это скажет.       Именно поэтому ждать помощи Синтии или кого-то, кого она бы не постеснялась попросить об услуге, было бесполезно. В класс прошмыгнула парочка студентов с Равенкло, но они оставили свои вещи и прежде, чем в Хезер подняла голову решительность, покинули кабинет. Помявшись еще минуту, Уолкер не выдержала. Из ее сумки на стол опустилось ночное эссе. Волевым решением перевернув его на обратную, чистую сторону, Хезер подняла глаза на доску, переписывая рецепт и начиная наконец считать необходимое — пропорции.       На самом деле посчитать и совместить ингридиенты было несложно, но очень и очень муторно. В итоге получилось, что вместо трех пучков водорослей ей следует взять два, а вот спорыша всего один. Потом оставить по рецепту настаиваться час, и в конце занятия добавить в котел четырех пиявок и половину унции высушенных златоглазок. И на этом Хезер планировала остановиться, а остальное продолжить на следующем занятии.       Исписанная и исчерканная задняя часть эссе выглядела обнадеживающе. Но больше всего ее интересовало, примет ли профессор Дамблдор ее домашнюю работу в таком виде? Пусть он и был требовательным преподавателем, если она ему все объяснит, то должен же он понять ее метания, верно? А может ничего не объяснять и положить так? Может и не заметит?       Пока Хезер мучительно размышляла о будущем и преподавателе трансфигурации, прозвенел звонок, и пришлось начинать работу, не дожидаясь Синтии. Впрочем, немногочисленные ученики, составляющие Уолкер компанию, уже набирали в котлы воду агуаменти и подготавливали ингредиенты, взятые в шкафу.       Когда вода начала закипать, в класс шумной гурьбой зашли опоздавшие. Слизнорт даже не призвал их к тишине, только весело посматривал.       Хезер предвидела, что услышит: «Я уже думал, что вы не придете, мистер Риддл, мисс Блишвик». Профессор мягко улыбнется им двоим и быстро начнет объяснять тему урока с дежурным «рецепт на доске».       Запах акаций и чего-то свежего начал щекотать нос, и Хезер сразу поняла, что сейчас к ней за парту приземлится Синтия, с горящим взглядом, как это обычно бывает после уроков профессора Мэрифот. Она почти счастливо вздохнет, разомнет плечи, поправит юбку, стрельнет изумрудными глазами в Тома и наконец начнет жарко шептать подруге и выспрашивать, что же они сегодня готовят. Потому что большая часть была пропущена запыхавшейся от эмоций красавицей мимо ушей.       — Хезер, ты не поверишь! — Уолкер заинтересованно придвинулась к подруге поближе, чтобы впитать очередной рассказ в себя, как губка. — Том пригласил меня на дежурство.       Эта новость обескуражила и напугала Уолкер, но она постаралась не подать вида, начав мешать по часовой стрелке зелье. Первый плавный оборот позволил ей собраться с разбегающимися мыслями.       — Ты права, я не верю. — Улыбка на ее губах вышла почти ненатянутой — по крайней мере, Синтия была так занята своими мыслями и взбудоражена, что не заметила этого. — А что-то еще он тебе сказал?       Второй оборот вышел чуть быстрее и нетерпеливее, но под конец Хезер волевым усилием заставила пальцы не дрожать.       — Нет, — таинственно шепнула Синтия, — но он сказал, что у меня очень приятные духи.       — Вот как, — расслабившись, Хезер закончила последний, третий оборот и встряхнув серебряную ложку на длинной ручке над зельем, чтобы туда упали драгоценные капельки, продолжила: — Это же замечательно, Синт.       — Он меня заметил, Хезер! — улыбка, счастливая и полная искреннего удовольствия расплылась по прелестному девичьему лицу. И уже почти сразу опомнившись, Блишвик озадаченно перевела взгляд на доску. — А кстати, что мы сегодня варим?       — Пх! — не выдержав, Хезер чуть не рассмеялась, вовремя сдержавшись. — Оборотку, зелье из запретной секции. Уж не знаю с чего вдруг Слагхорн решил нас «побаловать». Как думаешь, — резко меняя тему разговора и стараясь не вспоминать о Реддле, Хезер спросила действительно волнующую ее вещь, — а профессор Дамблдор примет эссе, если на обратной стороне расчеты по зельеварению?