The Little Folk

      Чудесная пестрая рыбка билась в предсмертных конвульсиях в руках Хезер. Одно резкое движение острым ножом — и голова отлетает от тела. Осторожно надрезать брюхо и подрезать верхний плавник, чтобы аккуратно достать драгоценный хребет. Это уже семнадцатая рыба-лев.       — Банти*, ты закончила? Можешь помочь в саду? — В небольшую каморку, дверь в которую была в самом неприметном углу магазина, вошла мама. Ее рабочий фартук был весь измазан травой и землей, от нее вкусно пахло, не то что сейчас от Хезер: рыбой. Из-за похолодания весь дружный коллектив аптеки большую часть времени проводил в саду, подготавливая его к зиме.       Хезер страдальчески вздохнула, смотря на свои руки, измазанные рыбьей кровью и потрохами. Как же ей не хотелось еще и тащиться в сад! У нее все-таки выходной, она бы с большим удовольствием прошлась по Хогсмиду или посидела в комнате, может быть, даже начала исписывать акварель. Да даже написала бы очередное нудное эссе.       — Я еще занята, — сдувая с носа щекочущие прядки, Уолкер достала очередную извивающуюся рыбу. Мэйди подошла к ней со спины, прекрасно понимая, в каком настроении находится ее чадо. Сняв тканевые рукавицы, она с невыразимой любовью заправила лишние пряди с лица дочери за уши. — Спасибо.       Глухая и немного грубая благодарность, скрывающая в себе усталость, сорвалась с губ. Мэйди вовсе не обиделась, она знала своего ребенка лучше любого другого. Легкое прикосновение к виску заставило Хезер вздрогнуть от неожиданности.       — Ты в последнее время очень раздражительная, — заведя разговор издалека, Мэйди прошла к другому рабочему столу и начала сверять заказ. — Ты же знаешь, что всегда можешь мне рассказать, если у тебя что-то случилось.       — Мам, — очередная голова рыбы отлетела в сторону, — все в порядке, тебе не о чем волноваться, правда.       — Банти…       — Хватит уже меня так называть, — резко обернувшись и сощурившись, Хезер посмотрела на маму. — Долго еще ты будешь притворяться, что все в порядке?.. Потому что все далеко не в порядке, если тебя это, конечно же, правда интересует, мам.       В уголках глаз сами по себе собрались слезы. Мистер Уолкер всегда называл дочь ласково, а когда услышал от какого-то магла в Уэльсе легкое «банти», то не смог сдержаться. И прозвище как-то само собой прижилось. Но оно было чем-то таким личным, сокровенным — словом, чем-то, что Хезер не желала слышать от кого-то кроме него. И более того, тема отца была тяжелой. Мэйди старалась не думать о муже лишний раз, а Хезер не хотела грустить сама и заставлять расстраиваться маму.       Звенящая тишина в лаборатории заставила Хезер сразу пожалеть о сказанных в запале словах.       — Я тоже скучаю по нему, милая, — после небольшой паузы миссис Уолкер все-таки продолжила. — Но мы можем только ждать.       — А сколько нам еще ждать?.. Прошло четыре года, мам. Четыре. А если он никогда не вернется? Мы не получили ни одного письма, ни одной совы за все это время. Вдруг он умер, лежит в братской могиле во Франции или еще где! Как ты можешь быть так спокойна?       Заботливые ладони накрыли подрагивающие девичьи плечи.       — Солнце, он вернется, обязательно, — спокойный голос Мэйди не внушил Хезер доверия, наоборот, дал понять лучше всего на свете: ее мама сама не верит в то, что говорит. — Когда-нибудь война точно кончится и мы все будем жить как прежде, вот увидишь. Пройдет время, ты вырастешь в прекрасную и сильную волшебницу. Разве нам сейчас плохо? У нас есть работа и дом, пока мы тут, рядом с Хогвартсом, нам ничего не угрожает. У меня есть ты, а у тебя есть я.       — Но я так скучаю, мам, — все-таки заплакав от бессилия, девушка уткнулась матери в плечо, цепляясь пальцами за ее узкую спину. — Я…       — Тш-ш-ш, тише, — сухие ладони гладили по голове, разносили тепло по позвонкам. — Давай я налью тебе верескового меда? Он согреет и успокоит. Тебе сразу станет лучше.       — Спасибо, — все еще всхлипывая, Хезер утерла рукой лицо и сразу же сморщилась. Она совсем забыла про жуткий запах рыбы.       Его же учуяла и миссис Уолкер.       — Сколько тебе еще осталось?       — Этот последний. Но двадцать хребтов! — простонав это, Хезер пошла к раковине, чтобы умыться и помыть руки с душистым мылом, а еще обработать ладони маслом. В это время года кожа у нее часто сохла и без ухода покрывалась трещинами.       За ее спиной Мэйди уже вовсю орудовала палочкой, упаковывая заказ Розье.       Мыло пахло лавандой и мятой, а масло было самым обычным, без запаха, но с перцем, который разогревал кожу и быстрее заживлял ранки. Хезер выдохнула, наконец осознавая, что работа закончена и можно хоть немного расслабиться. Она прихватила с собой тяжелую корзину с заказом Розье, которую даже с помощью вингардиум левиоса поднять стало нетривиальной задачей.       Когда корзина оказалась на прилавке, Уолкер позволила себе выдохнуть и подняться наверх, на кухню, где ее сразу облепили желающие внимания собаки. Слабо улыбнувшись, девушка от души потрепала обоих за ушами и села за стол, подтягивая к себе тарелку с печеньем. Чайник с заваркой, подчиняясь жесту волшебной палочкой, осторожно перелетел с кухонной тумбы в руки Хезер. Спустя несколько секунд перед волшебницей стояла широкая чашка и исходящий паром из узкого носика железный чайник.       С удовольствием отпив, Хезер откинулась на спинку стула, глубоко вздыхая. Печенье, как всегда, было очень вкусным, рассыпчатым и с нежным привкусом масла. Немного посидев, девушка налила себе вторую чашку чая, но в этот раз уже с молоком. От лестницы послышались звуки шагов, наверх залетела торопящаяся Мэйди, которая вспомнила, что обещала дочери немного меда.       Она бы могла сидеть так вечность. На тихой кухне, попивая чай и смотря на то, как мама отчаянно ищет на полке нужную склянку. Возможно, это и было ее будущее на ближайшее время. Ведь Хогвартс она заканчивала в уже в следующем году, что было трудно представить.       Скучать по холодным стенам Хезер точно не будет.       Перед ней опустился наполовину полный стакан, от которого исходил терпкий запах трав. Мама мазнула губами по виску и торопливо спустилась в сад — там было еще много работы. Она еще не успела отпить, как на душе уже потеплело. Зря она вспылила. Ведь мама права. Пока они есть друг у друга — жизнь прекрасна.       Звонкий колокольчик заставил Уолкер встрепенуться и отставить пустую чашку. Торопливо спустившись, придерживая клетчатую серую юбку, Хезер вышла в торговый зал. Перед прилавком уже стояла Розье в окружении самых жирных сливок Хогвартса. Молодые люди с интересом оглядывались и негромко переговаривались между собой. Ее жених и ее брат, Арктурус Блэк и Сомнус Розье, щеголяющий с заживающим фингалом под глазом, подарком Тофта. И, конечно, не обошлось без Курта и Клариссы Селвин и Самюэля Мальсибера. И Тома Реддла. Кажется, что подобный аншлаг из студентов в этом магазине бывал только когда ее квиддичная команда приходила праздновать очередную победу.       Смотря на блистательных, одетых с иголочки богатых студентов ей с трудом верилось, что она учится с ними в одной школе. А с некоторыми даже посещает одни и те же дисциплины. Конкретно сейчас Хезер чувствовала себя замарашкой, и на секунду она жутко испугалась, что от нее до сих пор несет рыбой. Все-таки смущаясь такой большой компании, внимание которой было направлено на нее, она заставила себя подойти к прилавку, по пути доставая волшебную палочку.       — Д-добрый день, — невольно запнувшись, от чего несколько мальчишек усмехнулись, Уолкер снова была готова провалиться сквозь землю. Пожалуй, легким кивком на приветствие ей ответил только Курт Селвин.        — Мой заказ, — резкие интонации Розье ни капельки не изменились, повелительные и хлесткие.        — Ты забыла «пожалуйста», Элла, — темноглазый и высокий Смонус легко поправил сестру, бегая глазами по магазину.        — Сомневаюсь, что тебе поможет вежливость Друэллы в завоевании Блишвик, Смонус, — строгие интонации Блэка и хитрый прищур заставили Розье нехорошо усмехнулся.       Пожалуй, что Блэк, что Розье стоили друг друга. Оба обшиты ледяной пленкой.       Воспользовавшись ситуацией и делая вид, что она ничего не слышала, Хезер достала из-за прилавка корзину. Когда та опустилась на стол, Мальсибер невольно присвистнул.       — Твой заказ, — прошелестев это, хаффлпаффка пододвинула в направлении Друэллы написанный на пергаменте товарный чек, поверх которого лежала небольшая горстка монет.       — Сдачи не надо. Я уже говорила.       Усмешки на лице студентов Слизерина, которые как будто нашептывали, впивались в голову Уолкер: жалкая, бедная, ничтожная.       Внутри Хезер что-то перевернулось и гулко ухнуло. Ей было безумно неловко, немного страшно и более всего — противно. Она не понимала, чем заслужила такое отношение. И кем она будет, если начнет лебезить и стелиться перед ними? Этими противными, слишком много о себе думающими слизеринцами?       — Твоя сдача, — ее тихий голос лишь немного дрогнул, но серый взгляд уверенно уперся в глаза Розье. Уже тверже, она смогла сказать: — Твоя сдача. Спасибо за покупку.       — У-у-у-у… — шутливый свист Мальсибера поднял волну жара в груди, так и не перейдя на щеки. Хезер была готова поспорить на десять шоколадных лягушек, что даже сейчас ее лицо выглядит скорее обреченно-несчастным, никак не смущенным или недовольным.       — Слышала, Элла? — Смонус, высокий и такой же темноглазый, как сестра, смешливо и снисходительно смотрел на, казалось, ставшую еще меньше Уолкер. — Этот магазин честно ведет свои дела. Жаль только, — протянул он лениво, — что гордость девушку не красит.       — Даже удивительно, аптекари в наше время охочи до денег, — голос Арктуруса Блэка обдал холодом, который прошелся мурашками по спине.       И вдруг прозвучало то, чего Хезер была не готова услышать.       — И правда, Сомнус, тем более неожиданно проявление гордости от полукровной безотцовщины с гор.       Это Мальсибер открыл свой поганый грязный рот. К горлу подступил огромный ком. Эти слова вмиг показались самыми обидными на свете. Потому что она не знала, жив ее отец или нет. А если нет — то она что же, и правда безотцовщина? А ее мама? Она вдова? А Хезер из неправильной семьи — значит, неполноценная? Шпана, из которой непонятно что может вырасти?       И стало непонятно, почему семья без отца — неправильная? Хезер считала, что ее семья, пусть и маленькая, состоящая из нее и мамы — самая правильная на свете. Но что могла она одна против всех них? Ничего.       — Будет тебе Самюэль, нечего задирать безобидных барсучат, — неожиданно голос подал Том Реддл, тот самый пугающий до дрожи в коленках староста, который держал в своих руках возможность Хезер спокойно доучиться в Хогвартсе. И такая защита с его стороны была неуместна, по мнению девушки.       — Согласен с Томом. Это низко, Самюэль. — Курт Селвин раздраженно сложил руки под грудью, упираясь глазами в Мальсибера. — Хезер все-таки девушка.       — Не вам указывать, что мне делать, а что нет.       Холодные, колкие интонации, вдруг зазвучавшие в воздухе, не принесли Хезер желанного спокойствия. Как и тишина после.       — Может и не нам, — такая явная, но невысказанная угроза сквозила в голосе Реддла, что Уолкер ощутимо вздрогнула, бросая опасливые взгляды на других студентов. — Но никому не нужны проблемы, Мальсибер, — парень повернулся в сторону Розье и плавным движением отбросил мешающую кудрявую челку. — Элле нравится товар, и она хочет дальше совершенствовать свои навыки в зельеварении, так почему бы не потерпеть фырканье барсучонка? Ради подруги твоей невесты.       Кларисса, которая до этого стояла за широкой спиной Самюэля, вдруг вышла вперед и впилась тонкими наманикюренными пальчиками в локоть своего жениха.       — Послушай его, нам и правда не нужны конфликты, — ее тихий голос приятно шелестел, но оставался чем-то невесомым на плечах.       — Да, товар неплох, — строгие интонации Друэллы голоса сменились и зазвучали чуточку ласковее. — А барсучат, — тут она перевела глаза на сжавшуюся бледную Хезер, — я нахожу смешными.       По аптеке прошлись смешки.       Украдкой стерев накрапывающие слезы, что не укрылось от внимательных глаз тактично промолчавших Курта и Тома, Хезер сделала глубокий вдох. Ей надо просто потерпеть, совсем скоро они уйдут, и она сможет побыть одна. Посидеть в комнате, завернувшись в плед, и начать читать новую книгу или перебирать травник. И, что более важно, можно будет вволю нарыдаться.       — Я возьму корзину. — Арктурус Блэк загородил Друэллу своей широкой спиной, отгораживая ее от Реддла.       Когда слизеринцы были в дверях, Хезер уже хотела спокойно выдохнуть, но Курт Селвин остался стоять около прилавка. Про него Уолкер не могла сказать что-то определенное. Когда-то они были почти друзьями, много общались на тему древних рун и зелий. Селвин, хоть и был тихим, охотно помогал всем желающим с защитой от темных искусств, как и Блишвик. Щуплый и невысокий, но ловкий и быстрый. В свое время он предпринял попытку помочь несчастной Плаксе Уолкер — что же, из этого вышло почти сносное заклинание для того, чтобы отгонять пикси.       Но чем больше проходило времени, тем сильнее они друг от друга отдалялись: не сидели за одной партой на факультативах, не здоровались в коридоре, не обменивались небольшими новостями из жизни. У каждого из них появились новые, более важные люди. И Хезер вовсе не ожидала того, что Курт решит задержаться.       — Ты осталась такой же плаксой и рохлей. Зачем вообще решила выпендриваться, купила бы на сикли пергаментов, уже по всему курсу ходят истории, как ты клянчила у Слизнорта черновики.       — Тебя забыла спросить, — совершенно расстроено и зло выдохнула Хезер. По ее щекам покатились первые слезинки, оставляющие за собой мокрые полосы.       Парнишка неожиданно галантно достал платок из кармана пальто. Самый обычный отрез ткани, без вышивок и прочих декоративных элементов, которые так любила его сестра, Кларисса. Хезер, вдруг почувствовав себя немного не в своей тарелке, все-таки неловко приняв его подрагивающими пальцами. Курт не изменился в лице, ни тени лишней эмоции не проскочило по тонким чертам и резким скулам. Голубые глаза пронзительно осматривали прилавок и лежащую на нем миниатюрную ручку Хезер с выкрашенными в зеленый ногтями.       — Что это?       — Где? — немного гнусаво спросила Уолкер, промакивая воспаленные глаза.       — У тебя на руке, — Курт опять приподнял уголки губ, обозначая вежливую улыбку. — Твои ногти. Они зеленые.       — А-а, это… — почему-то Хезер вдруг стало немного стыдно перед чистокровным Селвином за «эти магловские штучки», которые ей так нравились. Очередная полуложь слетела с девичьих губ: — Ничего, самое обычное зелье для ногтей, я сама сделала и решила, что будет весело, если оно будет цветным.       — Интересная задумка. Кто бы мог подумать, что ты станешь настолько хороша в зельях.       Хезер поджала губы, ощутив новый приступ неловкости, подкатывающий к горлу и мешающий ей сказать хоть что-то.       — Я еще помню как ты каждую неделю взрывала бедные котлы — кажется, бедолага Слаг именно тогда потерял остатки волос.       — Их всего-то было около десятка, Курт! — горячо воскликнула Хезер; ее брови, сведенные к переносице, образовали маленькую морщинку, а глаза потемнели от обиды. — Ты тоже не мастер зелий, знаешь ли!       — Остынь уже.       В аптеке раздался легкий мальчишеский смех. Кипящая недовольством сильнее прежнего, Уолкер была готова взяться за волшебную палочку. Парочку зловредных сглазов так и хотелось наслать на этого проходимца с зеленым узлом под горлом.       — Хезер, — отсмеявшись, Селвин серьезно посмотрел на волшебницу. — Это все очень мило, общие воспоминания о былом и все такое, но у меня для тебя послание.       Плечи волшебницы дрогнули.       — В среду в девять в тайной секции. Там тебя будут ждать, не опаздывай.       И, напоследок одарив Уолкер каким-то смазанным взглядом, пробежавшись от смольной макушки до зеленых овальных ноготков, Курт неторопливо развернулся, засунув руки в карманы серого твидового дафлкота. Только стук небольших каблуков на его черных туфлях отдавался испуганными ударами сердца Хезер. Среда была так близко, что хотелось прыгнуть вниз с астрономической башни или сразу в Черное озеро. Чтоб ее кельпи сожрал! И противного глупого Диггори вместе с ней!       Вечер дома прошел немного нервно, даже несмотря на вкуснейший пастуший пирог с самой свежей бараниной, купленной у мистера Шелби. Миссис Уолкер неторопливо перебирала травы, раскладывая их по пучкам, подрезая тонкие веточки тяжелыми ножницами, около подола черной юбки лежали собаки, мерно посапывая. Хезер сидела, подобрав ноги, в большом кресле — обычно туда помещалась вместе с ней еще и Синтия, когда приходила на выходные или оставалась гостить на каникулах. Но сейчас вместо лучшей подруги на свободном месте покоилось новое выходное платье, которое необходимо было подшить и добавить на груди несколько красивых серебряных пуговиц и небольшой бантик сине-серого цвета. Само платье было синее, спокойного, приглушенного оттенка. Хезер оно очень нравилось, и не только потому что сшила его мама, помимо этого у него был красивый квадратный широкий вырез, который открывал тонкие ключицы. В нем Уолкер ощущала себя совсем-совсем взрослой, иногда даже красивой. В ее девичьей головке уже сложился образ того, как и с чем его носить — какие чулки к нему она наденет, туфли и, конечно же, украшения.       Кроме платья у нее было еще несколько обновок — мама связала на магических спицах пару тонких, почти невесомых и очень красивых кофт, которые можно было надеть поверх блузки; новую зимнюю мантию с меховым воротником и металлическими пуговками, а еще пальто, шерстяные юбки до щиколоток. Колготки и зимние ботинки на меху лежали в коробках, пока что не распакованные. Все-таки в Шотландии холода наступали стремительно и неотвратимо, мерзнуть не хотелось совсем, тем более простывать и попадать в больничное крыло.       Когда с бантиком на лифе платья было покончено, Хезер потянулась и размяла плечи. Бросила взгляд на сосредоточенную маму и тихонько встала. Осторожно собрав принадлежности для шитья в коробку и свернув платье, она спустилась на первый этаж, в мастерскую. Оставаться незанятой совершенно не хотелось, потому что как только волшебница оказывалась предоставлена самой себе — тут же в голову лезли панические мысли. Поэтому после ухода Курта девушка только и знала, как порхала пчелкой по дому — то начнет срочную уборку, скоропалительно взмахивая палочкой, то проверит журнал, займется расчетом или начнет помогать матери в саду. И сейчас ей вовсе не хотелось идти в свою комнату, чтобы оставаться наедине с собой. Хезер решила сварить шампунь себе и Синтии в Хогвартс. Тем более, что совсем недавно к огромному заказу мамы, им из Индии пришла еще и всякая мелочевка, которую выпросила для себя Хезер. В том числе орехи мыльного дерева.       В лаборатории было прохладно и пахло всякой всячиной, запахи от ингредиентов смешивались между собой, всегда давая непредсказуемый, чаще всего — зловонный результат. Но, с детства привычная к такому, девушка счастливо вдохнула полной грудью и бодро прошла к рабочему столу. Достав волшебную палочку, она пару раз махнула ей, неторопливо и четко шепча слова призывающего заклинания, отчетливо представляя, что куда должно встать. Из шкафа с посудой к ней прилетели тяжелая гранитная ступка с пестиком, деревянная дубовая доска, пара острых ножей, щипцы и пинцет, набор мерных ложечек, весы. А из шкафа с ингредиентами выплыли мешок орехов, стеариновая кислота, травы и несколько бутылок с маслами. А еще их новинка — ксантановая камедь. Миссис Уолкер наконец-то смогла разобраться с синтезом этого материала.       Монотонная работа всегда успокаивала — раздробить орехи и перемолоть их, добавить душистых трав: зверобой, шалфей, ландыш, крапива. Залить кипяченной лунной водой с ложкой липового меда и ждать, пока отвар настоится — пожалуй это было самым трудным. Хезер начала мыть и убирать то, что ей уже не понадобится. И искать по шкафам, на этот раз без всякой магии, бутылочки. Достав несколько из темно-коричневого стекла с притертыми пробками, Хезер вдруг подумала, что парочку можно выставить на продажу. Обычно из таких вот мелочей и складывались ее карманные расходы — она часто варила что-то для себя и Синтии, а остатки выставлялись на прилавок, в течении какого-то времени их разбирали. Мама высчитывала оттуда стоимость материалов, и прибыль отправлялась прямиком в кошелек Хезер.       Деньги она чаще всего тратила на сладости, а оставшуюся часть бережно откладывала на новую метлу. Хезер мечтала о гоночной, баснословно дорогой. Конечно, на нее копить еще долго, но все-таки, как считала сама девушка, мечта того стоила. Хоть над этой мечтой и посмеивалась Блишвик, у которой была более прозаична — платье и туфли из брендового французского магазина, которое они видели в каталоге. Все-таки не так давно именно во Франции произошел модный бум. И, честности ради, можно было признать, что то платье и правда было шикарным, но выбирая между тряпкой и целой гоночной метлой, Хезер не видела смысла выбирать, но скромно молчала.       Уже размешивая в большой и глубокой стеклянной миске готовый шампунь, Уолкер представляла, как будет рада Синтия.       Больше всего ей не хотелось возвращаться в Хогвартс. Она не могла вспомнить, когда в последний раз ей было так страшно и противно — наверное, только на самых первых курсах. Уолкер не могла точно сказать, почему ей страшно, но мерзкое чувство сосало где-то под ложечкой, а щеки и скулы все еще болели от грубой хватки Реддла, стоило только вспомнить. Тогда, в теплицах, хоть она и не могла трезво все оценить и подумать, ей было страшно. Такого старосту Слизерина кроткая волшебница не знала. И, признаться, знать не хотела. В прошлом году ей хватило потрясений — маленькая Миртл, студентка с факультета Джонни и Батиста.       Хезер помнила, как сбежала. И понимала, что эти воспоминания навсегда останутся с ней. Как один большой кошмар. Утром в ней все-таки отыскалось немного смелости, чтобы зайти в несчастный туалет для девочек. И, каково же было ее удивление, когда на пути туда она встретила Оливию Хорнби, ту самую Оливию, обожавшую задирать тех, кто не мог постоять за себя. Они вдвоем зашли и увидели бледный окоченевший труп нескладной девочки. Казалось, что звук пропал полностью, оставив тогда после себя только приглушенный звон в черепной коробке. И разбивший тишину внутри Хезер крик Хорнби стал настолько невыносим, что девушка просто потеряла сознание. Набатом билась мысль, что произошедшее — убийство.       Полученные травмы от падения с метлы уже не ощущались, болело только внутри, ужасно сжималось и переворачивалось что-то тонкое и нежное. Хрупкое.       Образ лица, застывшего в удивленной восковой гримасе, остался где-то под веками, стоило закрыть глаза.