Признайся мне первым

Вечером я пошел в секцию, несмотря на ноющую боль в затылке, на приступ рвоты, с которым я едва смог справится до родительского прихода, несмотря на причитания матери: «У тебя же утром температура была! Посмотри, какой бледный! А если инфекция?!»… Несмотря на то, что паршиво на душе было, хоть вой. Но… Я надеялся… В конце концов — что такого? Первый раз, что ли? Повели себя, как два идиота, психанули, наговорили глупостей… У нас и все лето так было, да и осенью пару раз… Вон, даже неделю как-то не разговаривали… Для нас психовать и ссорится — это нормально! Но… Он же не может без меня, что бы он не говорил! Он меня любит! Сейчас, поостыв, я понял — Алька просто заходился от ревности. И, похоже, в этот раз я умудрился случайно сильно проехаться по его «больной точке». Он ведь и раньше по поводу секции парился — что мы там переодеваемся, душ вместе принимаем, в бассейн и в сауну иногда всей командой ходим, на сборы и соревнования ездим, иногда — с ночевкой… Он еще в прошлом году мне всякие намеки выдавал на эту тему, а в этом уже пару раз и прямым текстом говорил, что ему все это не очень нравится: я и куча голых парней рядом. Но я даже не считал это чем-то важным. Потому что для меня это было полным бредом. Ну да, голые парни, и что? Это же просто ребята из секции — и все. По-честному, мог я, конечно, заценить чью-нибудь офигенную фигуру — типа как у Славки, и фантазии про групповушку в секции у меня тоже, естественно, были. Но это же только фантазии, ничего больше! У меня вообще этих фантазий — полная голова. И про киборгов, которые от оргазма заряжаются, и про инопланетян со щупальцами, и про зомбей, которые спермой питаются, чтоб не разлагаться… Фантазии — вот ключевой слово! Фантазии — то есть полностью выдуманное. От блять, самого начала, до, блять, полного конца! Ничего общего с реальностью! А в реальности был только Алька. И никого кроме него. Я почему-то был уверен, что он это тоже понимает… А он, как оказалось, не понимал… Ну да, у него же такой буйной фантазии никогда не было. Он всегда был до чертиков практичен: мысль в голове — повод для действия. И все. И он, похоже, решил, что у меня так же — и раз я постоянно про групповушку думаю, то я и в реальности только этого и хочу… И он напридумывал себе черт знает чего… А я, вместо того, чтобы «свернуть эту лавочку» по-тихому, наоборот выдал ему полное подтверждение его страхам. Дебил… И он не лучше… Но я был уверен, что сейчас он тоже сидит и думает: «Какие мы оба идиоты». Что он, так же как и я, до всего допер. Что он понял, из-за чего я психанул — а психанул я конкретно из-за его « тупые и неинтересные» — и наговорил ерунды, которая ни в одном месте не правда! И что он сам прекрасно знает — насколько это не правда! И что он придет ко мне мириться. Будет ждать меня, как обычно, после секции — тем более по пятницам мы занимались совсем поздно, до восьми, у него в школе точно уроки заканчивались. Мы посмотрим друг на друга — и все остальное станет не важно… Мы попремся в чей-нибудь подъезд, я окажусь в его объятиях — и все-все снова будет хорошо! Так я думал. И пока до спортивной школы шел, и пока на скакалке двести прыжков напрыгивал, и пока удары по груше отрабатывал — я даже улыбался, представляя, как мы помиримся. Как он будет переживать из-за того, что меня ударил, неловко спрашивать: «Ты в порядке?», и как сам я скажу: «В полном!», но когда он, перебирая мои волосы, коснется затылка, я слегка поморщусь — от боли — чтобы увидеть это виноватое выражение на его лице, от которого у меня сердце сводит. Да, все так и будет — так же обычно бывает… Правда? И когда мы с ребятами вывалились из дверей спорт-школы, я действительно его увидел. Только не на обычной железяке рядом со входом. А чуть дальше, уже там, где начинался парк, на лавочке под фонарем. И он был не один. Рядом с ним сидела… сидела… Да, рядом с ним сидела девчонка — какая-то непонятная швабра в ярком берете и красном пальто. Они сидели близко-близко, чуть ли не прижавшись друг к другу, и о чём-то проникновенно перешептывались в безжалостном свете фонаря. Я замер. И едва удержался, чтобы не расхохотаться. Ну ведь это реально же смешно! Этакий демарш: припереть сюда с девахой, усесться на самое видное место — как на сцену под прожектор, и начать демонстрировать мне, как он может «свалить к телкам». Чего он мне этим доказать хочет? Что он весь такой нормальный? Что ему и без меня хорошо? Ага, было бы так хорошо — он бы просто с ней по подъездам обжимался, а не мне ее показывал. Наивный чукотский мальчик! Даже злиться на это особо не хотелось, правда… И тут Алька наклонился к этой своей девке — и поцеловал. Он поцеловал ее. В губы. Ее. Поцеловал. Я резко повернулся к ребятам. — А слышали историю про Борисыча? Про куриные ножки? — самым веселым тоном поинтересовался я, и, не дожидаясь ответа, начал рассказывать байку про нашего тренера, пытающегося приготовить курицу по кулинарной книге и недоумевающего — кто украл недостающие куриные ноги, ведь по его представлению, их должно было быть четыре, как у всех звериков. И даже в лицах все изображал — в том числе и от лица несчастной курицы. Через минуту над парком стоял такой гогот, что все вороны испугались и разлетелись — а я уже травил новую историю. И хохотал как ненормальный сам, слушая замечания и подколы ребят. Вот так стоять и болтать — чтоб как можно дольше не расходиться. Потому что чтобы разойтись — нужно повернуться. И нужно пройти мимо той лавки, на которой Алька лижется с этой… с этой коровой в красном пальто! Я не хочу это видеть. Это. Видеть. Не. Хочу! Может, пойти вместе с Ромкой и двумя Лёхами в другую сторону — до универмага? Ведь он еще работает? Мне ведь очень нужно в универмаг в пятницу вечером. Надо купить… надо купить… подарок матери на новый год — плевать, что он больше чем через месяц… Очень нужно… Прямо именно сегодня… Я уже открыл рот, чтобы сказать Лёхам, что иду с ними, как Славка, положил мне руку на плечо: — Ну что, идем? Ах да… Славка… Нам по пути… Точно… — Ага! Покеда всем! Лёх, классный спарринг сегодня был, — я хлопаю Большого Лёшку по плечу, стукаю кулаком о кулак Рината, спрашиваю Костяна сколько время — хотя плевать мне на время, сетую, что времени уже дофига… Но не тороплюсь… Может, они уже свалили: Алька и его девица? А если и в самом деле — свалили? Ушли туда, где теплее и интереснее… Может, ему так понравилось с ней целоваться, что он решил больше не тратить время на то, чтоб меня в их отношения мордой тыкать? И пошли они в какой-нибудь подъезд… Или не в подъезд… А к ней домой. Может, у нее предки и совсем не против, если она приведет домой приятеля… Нет. Не приятеля. Своего парня. Это же нормально для девушек — встречаться со своим парнем и приводить его в гости? Это только мне не дано никогда сказать про него «мой парень»… — Пошли уже! — Славка легко хватает меня за плечи, и разворачивает, подталкивает в спину словно в шутку. — Поезд тронулся, мы поехали, всем пока. — Ту-ту-ту, чух-чух-чух! — весело кричу я, поддерживая его игру. Стараюсь смотреть только перед собой — но боковым зрением замечаю, что сладкая парочка все еще на лавке. Сидят, воркуют, она свою цепкую лапку на его ладонь положила и улыбается всей своей акульей мордой. И Алька к ней наклонился, что-то втирает… Может быть что-то про «любовь-морковь». Это ведь тоже нормально, такое девушке говорить? Девушки для того и существуют, чтоб им про «любовь-морковь» впаривать. Это лучшему другу такое запросто не скажешь… — Слушай, Славка, а я тебе не говорил? Я такую книжку нашел — улёт просто. У отца в шкафу, название невзрачное «Особая необходимость», но сама книжка просто класс! Про экспедицию на Марс. Точнее не на сам Марс, но там всего так сразу не расскажешь! Я тебе завтра принести могу, хочешь? — спрашиваю я Славку, чтоб иметь благовидный предлог повернуться к нему — и не смотреть на этих. — Ага, — кивает Славка. — Давай сразу после школы. У тебя ведь завтра пять уроков? — Да… То есть четыре, но со второго. В субботу типа отдыхаем… Снижаем нагрузку на детский организм. — Мы завтра тоже после пятого заканчиваем… Пойдем домой вместе — за книжкой зайдем. А потом ко мне. Я как раз хотел тебе одну штуку показать. — Какую? — Ну, увидишь… Типа сюрприз… — Ну, блин, нафиг сюрприз, скажи! — я толкаю его в бок, может чуть сильнее, чем хотел. Но я сейчас вообще не в том состоянии, чтобы соизмерять силу. На самом деле мне хочется вообще лупить со всей дури — стенку, Альку, скамейку на которой они сидели, фонарный столб, себя… Но всё, что я мог, только рассмеяться, протянуть Славке руку, удерживая от падения, и продолжать спрашивать: — Ну что там? Что покажешь? — В общем, мне дядя из Москвы «Электронику» привез… — «Электронику»? — на секунду даже Алька с его девицей у меня из головы вылетели. — Это где волк яйца ловит?! — Ага… Я из-за нее сегодня чуть в школу не опоздал, до трех ночи играл… Хотел посмотреть, можно ли больше тысячи очков набрать? — И как? — Даже до пятисот не дошел… Там на пятистах должно быть замедление… Но я только 480 набрал… — Круто… А дашь поиграть? — Конечно, дам! Поэтому и говорю — пошли сразу после школы. И хоть до вечера можно сидеть, раз секции нет. Тебе ведь завтра никуда не надо? «Никуда не надо»… Ха! Никуда… Никуда мне не надо… Хотя обычно по субботам мы зависали с Алькой. Их вторая смена в субботу заканчивалась рано — он уже после трех был свободен. Я ждал его недалеко от его школы, у «Даров природы», и мы шли к девятиэтажкам. Девятиэтажки — это хорошо. Там лифт, и по лестнице в подъезде люди совсем не ходят. Даже можно на чердачную площадку не подниматься… Мы устраивались на площадке между третьим и четвертым этажом за мусоропроводом — он все равно не работал и к нему никто из жильцов не ходил. Там была наша маленькая субботняя вселенная на двоих. Была… Интересно, он поведет туда завтра свою девчонку? Будет ее там целовать? Касаться своими губами — тонкими, потрескавшимися, но такими нежными — ее кожи? Вдыхать ее запах? Гладить ее пальцы — наверное, тонкие и гладкие, а не такие как мои — в ожогах и рубцах… Наверное, это будет приятнее… Интересно, он ей тоже предложит покурить вместе? Черт! Почему, почему так?! Он мне закатывал сцены ревности постоянно — а что я сделал? Вообще ничего!!! Ничегошеньки!!! Я хоть с кем-то, кроме него, целовался? Нет! Разве что в садике, и с Риткой в первом классе, ну во втором иногда — но это не считается, это сто лет назад было! Я с кем-то, кроме него, встречался? Ни разу! Ну да, ходил тусить с одноклассниками, с редколлегией, и ребятами из секции, со Славкой общался… Но блин, у него тоже есть свои друганы! И из школы, и те, старшие, с которыми он сиги и шмотки толкает. И что с того? Ну да, у меня в голове фантазии странные. Но это — фантазии! И собственно — все! Но нет, ему этого достаточно, чтоб называть меня «шлюхой» и подозревать, что я ему изменяю с каждым встречным, ни одного хуя не пропускаю! А на самом деле — это он мне изменил! Он мне изменил!!! Он целовал ее, как меня… Он держал ее за руку, как меня… Он поведет ее туда, где встречался со мной… Да, возможно, он все это затеял, чтобы меня позлить — но только он все равно меня предал! Он меня предал… Плевать! На все — плевать! Хотел мне больно сделать, Алечка? Да ни хуя мне не больно! Смотри, какой я, довольный и счастливый, душа компании! И друзей у меня завались! И дел по горло! На тебе свет клином не сошелся! Мне больно… Пиздец, как больно… Так больно, как никогда не было… Даже когда мне спину заборным штырем пропороло, даже когда сотрясение было, даже когда я в больнице после антибиотиков загибался… Больно… Но хер ты об этом узнаешь! — Никуда мне не надо, весь день свободен. Только я хотел еще пару статей накатать до воскресенья. Я одну уже придумал — про трындец нашей пионерской дружине. А вот про вторую не знаю… Может, какую идею подкинешь? У вас в классе ничего такого не случалось? — Да вроде нет… Хотя давай я подумаю до завтра, ага? — Ага, — киваю я. И замолкаю. Мы уже вышли из парка. Ни спортивной школы, ни лавочек не видно. И оттуда меня не видно — даже силуэт. Можно перестать веселиться. Нет, свою роль я доиграю — я же хорошо умею врать. Но что не надо улыбку на всю морду натягивать — уже вперед… Ещё бы до дома дойти… — Дань… Скажи… У вас с Сашкой Кузнецовым что-то случилось? Ага, вот только таких разговоров мне не хватало. А хрен ли — и это вытерплю! Лучше сейчас сразу — и закрыть тему. — Случилось? — спрашиваю я недоуменно. Тон вроде взят верный, тут главное не переиграть. — Ну… Он сегодня даже поздороваться не подошел… — Наверное, занят был, — я равнодушно пожимаю плечами. — Ты же видел — он с девчонкой своей припёр. Может, и хотел с нами парой слов перекинуться, но девчонки — это дело такое, сам понимаешь. Я бы на его месте тоже вряд жопу от лавки поднял… — Понятно… — протянул Славка таким тоном, словно ему было ничего не понятно. — Не знал, что у него девчонка есть. — Ну, они не так давно встречаться начали… Ага, совсем недавно… Пару часов как… А может, и больше… А может, и сильно больше… В конце концов, с теми, кого знают пару часов, не целуются. Нет, они, скорее всего, давно знакомы. Одноклассница? Возможно… И возможно… возможно, давно в него влюбленная. Я знал, что в своей школе Алька популярен. Ну да, конечно… Высокий, худой, жилистый, опасный, дерзкий… Фигура такая, что с ума сойти можно, от ухмылки глаз не отвести… Хулиган и стихийное бедствие — но именно это в нем и привлекает. Он всегда был таким… Всегда выделялся. Ему хотелось подчиняться, идти за ним. Когда он появился в нашем дворе — он был чужаком, псиной приблудной. Но и месяца не прошло, как уже все вокруг него вертелось. И в школе своей он тоже в центре внимания. Тем более сейчас — когда у него деньги завелись… Сколько одноклассниц по нему тащится? Да, наверное, не мало… А он с ними как себя ведёт? Уж точно не на хер посылает при встрече, если девчонки готовы по его первому зову идти с ним в парк обжиматься… И может… Может быть… Он уже давно с ней встречался! Не часто, а так, между делом… Кто знает… Кто знает… Ведь я даже не интересовался… Я был уверен, что он любит меня, поэтому даже не парился, что кто-то еще может быть для него важен… Я ему верил! Даже не ревновал ни разу! Ха! Какой я наивный придурок! — Понятно… — снова протянул Славка. — Слушай… А вы… Ну… Не поссорились? Чёрт, как я ненавижу вот такую проницательность! Но отвечать всё равно надо. Не сейчас — так скоро, не Славке — так кому-нибудь ещё. Ведь заметят же… Раньше он постоянно возле секции меня ждал — а теперь с девицами гуляет и здороваться не подходит. И это надо будет как-то объяснять. Ну что ж, лучше теперь… Я собрал остатки сил, какие были, и ответил — так честно, так искренне, чтоб это выглядело сто процентной правдой. — Не то что бы… Просто, знаешь, как бывает — пути расходятся. Мы еще совсем мелкими дружить начали, все детство вместе пробегали. Ну, а теперь вроде как… Выросли — так это называется, да? Он уже в девятом, сам понимаешь — совсем друге интересы, другие заботы. И про то, «есть ли жизнь после школы», и про «любовь-морковь» — в общем, у него все уже по-взрослому. А у меня еще вагон детства впереди… Поэтому… Ну, вроде как уже и не интересно друг с другом становится. Чем дальше, тем больше… Как-то так… Я говорил, скручивая себя внутри — чтобы не разрыдаться от собственных слов. Потому что с каждым произнесенным словом я все больше и больше понимал — все это правда. Стопроцентная. Если отбросить наши с Алькой «странные игры» — так все оно и есть. Между восемью и шестью годами не такая большая разница. Все равно одна и та же мелочь, башка забита индейцами, шпионами и казаками-разбойниками, беготней во дворе с утра до вечера. Между тринадцатью и одиннадцатью тоже разницы не много. Споры до хрипоты, тайны, которые мы себе придумываем, идеалы, от которых башку рвет: дружба до гроба, спина к спине против сотни врагов, ножом по руке — и рана к ране: «клятва на крови», «никогда не предам»… А что общего между почти шестнадцатью и четырнадцатью? На самом деле — всего-ничего… Для одного детство уже закончилось, а второй все никак не может наиграться. Что тогда еще может быть между нами? Любовь? Не смешите мои тапочки! Никто из нас этого слова и не произнес даже. Вся наша связь — просто способ получать удовольствие… Но и он-взрослому, по-настоящему, без всяких «безумных неинтересных фантазий», без всяких мозговывертов. Мы действительно выросли. И пришла пора идти своим путем… Если бы я дошел до этих мыслей позже — один, дома — я бы не выдержал, я бы выл, бился головой об стену, не знаю, чего бы еще вытворил, не в силах вынести неизбежности… Но тут был Славка. Поэтому все, что я себе позволил — просто чуть ухмыльнуться. Славка некоторое время шел рядом молча. И это было невыносимо. Нужно было что-то сказать, иначе бы я просто спятил. Сказать раньше, чем Славка спросит что-то еще такое же тупое, от чего не выдержу и сорвусь. И я спросил: — Слушай, вы же в прошлом году формулы сокращенного умножения по матеше проходили? — Чего? — уставился на меня Славка. — Ну, формулы сокращенного умножения… Такие выражения с буквами… Кстати, ты никогда не думал, что в математике буквы как-то неправильно используют? Ну, типа, цель жизни букв — собираться в слова и передавать смыслы. А тут их со знаками перемешали, цифровой фигни понавешали — и эксплуатируют, как рабов на плантации. И цели их существования лишают… Разве это правильно? Цифры вот, например, в литературе не используют. Даже числительные в книгах буквами пишут. Где справедливость? Знаешь, я вот думаю, а что будет, если однажды все эти «А квадрат минус три бе це в кубе», поднимут восстание — и победят в своей священной войне? И уйдут в закат. Не только из алгебры, но и отовсюду. И придется тогда людям даже слова записывать цифрами. И наступит новая эра — цифровая. И будет длиться она века — пока цифрам не надоест, что их тоже нерационально используют. И они не начнут свою священную войну… Что тогда ждет человечество? Как думаешь? Славка смотрел на меня ошалело. Потом рассмеялся. — Ну, ты загнул… У меня сейчас мозг расплавится! Где ты все это только берёшь? — Из прошлых жизней, — сказал я с едкой ухмылкой — словно стальную иглу в сердце загнал, словно каленым железом к коже приложился… Моя собственная пыточная камера… И если сейчас Славка скажет: «Только не говори, что веришь в этот бред про прошлые жизни!» — то я, наверное, сломаюсь совсем… Но Славка только головой качает: — Нет, ты все-таки реально — уникум. Единственный и неповторимый… Но с чего ты вообще про сокращенное умножение вспомнил? — А с того, что у меня двойка в четверти по алгебре наклевывается. Мне эти цифро-буквы плешь проели. На том уроке, когда это объясняли, я по биологии домашку делал. И не понял ни хрена. А самому учить лениво. А вот подумал — если я у тебя завтра зависаю, то, может, объяснишь заодно эту херню? Если помнишь, конечно… — Я-то, конечно, помню! — фыркнул Славка. — Но ты все-таки неподражаем… Кем надо быть, чтобы так подогнать к теме «позаниматься алгеброй»? — Мной, наверное, надо быть, — смеюсь я. — Да, разве что тобой… — голос Славки звучал как-то странно, но мне было не до этого. Поддерживать разговор стало совсем невыносимо. — В общем, договорились! — выдавил из себя как можно более весело. — Ну, всё, я тогда домой, до завтра! И быстро-быстро, не дожидаясь Славкиного ответа, повернул в от остановки в свой проулок. Еще пара домов, подъезд, лесенка, переброс словами с родителями, дверь в мою комнату… А дальше просто сползти по стенке, как сопля, потому что ноги не держат — словно сухожилия в пыточной камере перерезали… Упасть на пол… И провалиться в пустоту — в которой уже ни мыслей, ни чувств нет. Только одно — полная безысходность. Наше с Алькой время действительно вышло. Финита. *** Утром я приперся в школу злой и невыспавшийся — уснуть я так и не смог. Я не плакал — держался. Боялся, что если начну, остановиться уже не смогу. Старался не думать о прошлом, не вспоминать… Ничего не вспоминать. Ни его прикосновений, ни его запаха, ни вкуса выкуренных вместе сигарет, ни всех проведенных вместе лет — и тех, когда были просто друзьями, и тех, когда уже не просто друзьями были, ни его быстрых горячих поцелуев еще меньше суток назад, ни дебильного разговора… И о будущем тоже старался не думать. Чтоб не тешить себя мечтами про «помиримся» и «все будет как раньше»… И все, что мне оставалось — умножать в уме четырехзначные числа, вспоминать все выученные наизусть стихи и петь про себя все известные мне песни от «Чунга-Чанги» до «Imagine» — чтобы мозг был занят под самую завязку, чтоб ни одна мысль в него не просочилась. А потом — подняться с кровати по будильнику, натянуть сонное выражение лица и выйти из комнаты: говорить родителям «Доброе утро» и буднично собираться в школу, под бодрые звуки включенного телека, где крутили новую серию Хи-мена между новостными блоками. Надеть форму, подобрать валяющийся в коридоре портфель, застегнуть крутку, натянуть шапку — и вперед. И по дороге встретить его. С этой сучкой. Ну да, конечно, все нормальные люди выгуливаются со своими пассиями в чужом микрорайоне в восемь сорок утра, когда у них самих уроки с десяти тридцати. Нормально, да? Они паслись на площадке, которая была напротив моей школы. И решили пойти пройтись, когда я начал подходить. В мою сторону. Мне хотелось сбежать — но другой дороги уже не было. А намеренно сворачивать в снег или демонстративно идти назад — это значит показать слабость. Поэтому всё, что я мог — идти вперед и смотреть, как он, держа её за руку, двигается мне навстречу. Смотреть. Не отводя взгляд — это было бы слишком правдиво. Не ухмыляясь — это было бы слишком наиграно. Не со злостью и отчаянием — это было бы последним, что я хотел ему показать. Просто равнодушие. Ничего интересного — пацан и его тёлка. Как десятки прохожих. Только и всего. Мы практически прошли друг мимо друга. Еще пара шагов — и все будет кончено. — Эй, Данька, — вдруг окликает меня он, останавливаясь. — Ты чего-то совсем оборзел — даже не здороваешься… Я останавливаюсь тоже, смотрю на него и его девицу. Она ничего так, миленькая. Светлые пряди волос выбиваются из-под берета, лицо тонкое, на щеках появляются ямочки, когда она улыбается. А она улыбается. Чего ей не улыбаться — у нее же сейчас свидание. Она даже не понимает, что она статистка в этом спектакле. А вот у меня — главная роль. Какая? Какую реплику мне нужно сказать, чтоб покончить с этим фарсом? Просто проигнорировать и пройти мимо? Это будет слишком демонстративно. И слишком понятно — мне больно. Я не могу этого себе позволить. Сказать какую-нибудь едкую гадость? Дать ему повод психануть? Психануть — и ударить. Сорваться с цепи, потерять контроль… Что за этим последует — гадать не надо. Я прекрасно знал, чем все наши драки заканчиваются… Да и зачем они вообще начинаются — тоже знал. И да, скорее всего этого он от меня и ждет. Я видел его лицо. Я знал эту его улыбку — нервную, жестокую, безумную. Знал этот взгляд, когда зрачки чуть разбегаются и веко едва заметно подрагивает. Он ждет драки, он хочет драки. Потому что это — способ помириться. Именно так мы всегда и миримся. А как еще? Подойти и сказать «Прости»? Нет, это точно не для такого крутого него. Да и вряд ли он себя виноватым считает. Ну, вмазал мне так, что до сих пор голова болит. Так я сам его довел. С девчонкой у меня на глазах лизался — так это он типа хотел мне показать, что такое ревность. Так что не за что ему извиняться. Ведь это я же веду себя как шлюха — вот и получил по заслугам. И для того, чтобы его вернуть, мне надо еще приложить усилия — довести его, подставиться под удар. И тогда он меня простит — и все будет «по-прежнему»… Вот только… По-прежнему уже не будет. Потому что я его не прощу! Не прощу, того, что он предал меня! И плавать мне на его мотивы, на то, что он психовал! На то, что пытался ревность вызвать! Он целовался с ней, с этой девицей! Так же, как со мной. Хотел мне показать, как легко найти замену? Ну да, показал. Легко можно. И теперь я точно знаю — я для него не «особенный». А если я — не особенный, то нахрен мне такое «по-прежнему»! Да, я вел себя, как идиот. Я — виноват. Но я ему никогда не изменял! А он мне изменил! И он виноват передо мной гораздо сильнее. И если он не собирается этого признавать — нафиг он мне сдался?! Просто так обжиматься ради удовольствия — нафиг! Я и сам подрочить могу — фантазии у меня хватит! Проблема в том, что я люблю его… И я хочу быть любимым! Особенным… Единственным и неповторимым… Самым, блять, важным для него на всей этой гребанной земле! Хочу знать, что нужен ему больше всего на свете. Хочу, чтобы он по мне с ума сходил. Я хочу услышать если уж не «Люблю тебя», то хотя бы «Прости меня». А если он даже на это не способен — то пусть валит на хуй! Мириться вот так, на его условиях, я не согласен! И я бросил на него ничего не значащий скучающий взгляд, а потом быстро улыбнулся такой же ничего не значащей дежурной улыбкой: — Привет, Саш! Прости, сейчас некогда, урок начинается! Хорошей прогулки! Я махнул ему рукой — и заспешил вперед, чтобы присоединится к заходящей в школьные ворота группе одноклассников. Со всеми весело поздороваться, поболтать о том, о сем, обсудить миллион сверхважных вопросов. Я же, блин, всешкольная звезда! У меня дел до кучи. А он — пусть делает, что хочет. Даже оборачиваться не буду. Потому что все, что я хотел, я сказал. «Привет, Саш!» Именно так. Как сказал бы каждый из его знакомых. Потому что того меня, который звал его «Алька» — единственный из всех — больше нет. Я больше никогда не назову его так. Финита, да?