Признайся мне первым

Городские соревнования проходили на стадионе «Россия» — главном и единственном настоящем стадионе нашего города. Выступало всего восемь команд: наша спорт-школа, спорт-школа поселка Нефтяников, спорт-школа с Майского, спорт-школа микрорайона Энтузиастов, клуб с Мясокомбината, ребята из поселка Черное, ребята из Никитинской школы, ну и, собственно, хозяева «стадионовцы»: те, кто занимался в клубе при самой «России». Я посмотрел на сетку распределения и нахмурился: первый бой у меня был с «никитинцем», а вот второй — с победителем пары «Нафтяник»-«Майский». То есть — с Симоненко. Я рассчитывал, что этот бой будет последним. Жаль… Артёмка мне нравился как соперник, и хотя я рассчитывал на победу, был уверен, что серебро он как минимум заслужил. А так получается, что кто бы в нашем поединке не выиграл, проигравшему достанется только третье место в лучшем случае. Плохо. — Ну вот, а думал, встретимся в финале… — Артём Симоненко стоял за моей спиной и смотрел на сетку. Я стукнул его в подставленный кулак. — Я тоже думал. Но вот как вышло… Как думаешь, кто будет в финале с той стороны? Артем пожал плечами. — «Стадионовцы», наверное… А может и Мясик… Хрен знает… Но лучше уж Мясик, чем «Стадионовцы»… Я согласно кивнул. Почему-то команду, занимающуюся на «России», никто не любил. Может, потому, что завидовали: они занимались при стадионе, там же, где и взрослые спортсмены, в том числе и сам Василий Кропочев, главная наша звезда, принимавший участие во всесоюзных соревнованиях. Все остальные спортшколы были детско-юношескими. А в деревнях, относящихся к нашему горсовету, — в Черном и Никитино — это были просто секции при обычных школах. И нам всегда казалось, что «Ставдионовцы» смотрят на нас свысока. Но вот сейчас подумалось — а может, они так делают просто нам в отместку — что мы на них с презрением смотрим? Они оказались легки на помине — тоже подошли к сетке: — О! Я сегодня первым дерусь! — сказал Лёша Шихов, «стадионовец» из моей весовой категории. Возможный соперник на финал. — На ринге «А». — С кем? — С деревней… — Ха, повезло… Интересно, он хоть счет размочить сможет? Симоненко напрягся. Я его понимал. Майский не был деревней, это был отдельный поселок при комбинате комбикормов рядом с городом. И жизнь там была, пожалуй, получше, чем у нас — хотя бы потому, что комбинат оставался одним из немногих предприятий, где еще платили зарплату деньгами, а не выдавали ее китайской тушенкой, свитерами и книгами по бартеру, как на у нас на фабрике. И спорт-школа у них была сильная: и лыжники, и волейбольная команда постоянно выигрывали областные, ездили на республиканские. И на школьных олимпиадах «майские» часто выигрывали у городских школ вчистую. И при этом все равно часто у некоторых проскакивало: «А, Майский… Деревня!» Бесит! Я повернулся к Шихову: — Надеюсь, тебя в первом же раунде уложат… Тот хмыкнул: — Хотел бы тебе сказать, что в финале тебя уделаю, но боюсь, ты дотуда не дойдешь… — Ничего, если он не дойдет — я за него тебе там врежу, — пообещал Артёмка. — Только сомневаюсь, что ты там будешь… — Деревня за деревню горой? Симоненко сжал кулаки. — А ну заткнулись, мелкота! — это Жека подошел к сетке. — Чего тут столпились? Ничего из-за вас не разглядеть… — А чего тебе сейчас-то смотреть? — огрызнулся кто-то из «стадионовцев». — Тежеловесы последними выступают, еще насмотритесь. Жека ничего не ответил — только двинулся вперед плавным движением бронированного танка, так что стадиновцев — да и нас Симоненко — подвинуло в сторону автоматически. Я бросил последний взгляд на сетку — мой бой был во второй смене, на ринге «А». Это было хорошо — я смогу посмотреть и на Артемку, который дрался одновременно с Шиховым на ринге «Б», и на самого Шихова — чтоб поболеть за его соперника, кем бы он ни был. При этом понимая: один из них, возможно, будет в финале. И заценить будущих соперников перед боем было очень важно. *** Симоненко победил без проблем — как я и ожидал. Быстрый, техничный… Наблюдать за ним было интересно — много движения, много обманок. Бой с ним был головоломкой. И жаль, что встретиться с ним придется не в финале… На ринге «А» все было более неоднозначно. Шихов дрался с парнишкой из Черного. Я не видел его раньше — на сборах осенью его не было. «Черновский» был потяжелее Шихова — будь этот парень тяжелее хоть на полкило, то был уже в другой весовой. Наблюдая за ним, я даже подумал, что, возможно, ему пришлось специально сбрасывать, чтоб «уложиться» в вес. И это понятно — в следующей категории было много серьезных соперников: и в нашей спортшколе, и у стадионовцев, и у Мясика, и «юное дарование Нефтяников» — Костя Ясинский, которого, скорее всего, отправят на республиканские. А в нашей — все попроще. Разве что я да Симоненко… И сейчас, ко второму раунду, стало понятно, что Шихов «деревне» не соперник, и набить ему морду в финале у меня не выйдет. «Черновской» был не такой быстрый, как Артемка или Шихов. Но защиты у него были плотные, он не боялся работать на коротких дистанциях, входил в клинч, пытаясь связать противника, бил не часто — но почти каждый удар был точным. И сильным. Что это за «танк», стало понятно в конце второго раунда, когда «черновской» поймал противника на контратаке и нанес мощный удар в голову. Третьего раунда не было. Все зашумели — на юношеских соревнования, да еще в нашем весе нокаут был явлением редким. Лично я за три года, когда ездил на соревнования, вообще не помнил ни одного случая, когда заканчивали не по очкам. Я сидел и смотрел на все происходящее с отвисшей челюстью, когда Славка положил мне руку на плечо. — Что, страшно? — спросил он со смешком. — Слушай, откуда у них этот Терминатор? — Понятия не имею… В прошлом году его не было… Могу поспрашивать… Думаешь, встретишься с ним в финале? — Надеюсь! Блин, он классный! Заметил, как двигается? Совсем не по-нашему… Вроде вначале кажется, что дело в том, что он просто «тяжелый» — ну и с ним будет не сложно, все равно, что спарринг с тобой или Лёхой Большим, или Ринатом… Просто больше движения, не давай себя пробить, лови на встречных и заставляй ошибаться… Но ни фига! Он почти не ошибается. И полностью доминирует. Единственный способ его продавить — не дать сократить дистанцию. И то не факт — он и на длинных чувствует себя вольготно… Никогда не видел, чтобы ребята из Черного что-то похожее делали! Их тренер даже близко с таким не лежал! Он что, самородок? — Он из Владикавказа приехал, — сказал Жека, подсаживаясь к нам. — Там занимался. В этом году переехали. Так что повезло «черным» — готовый чемпион на голову свалился. — Насчет «чемпиона» это мы еще посмотрим, — сказал я вставая. — Ладно, пошел я. Чтоб до него добраться, надо вначале с «никитинским» разобраться. А то будет глупо в первом бою проиграть и ни с ним, ни с Симоненко не встретиться. — Ни пуха! — сказал Жека. А Славка поднялся вместе со мной: — Пошли, помогу перчатки надеть… А когда мы отошли от Жеки, Славка спросил: — Ты как? Как голова? Я пожал плечами: — Вроде ничего. Я анальгина выпил две таблетки. И спал всю ночь крепко. Как убитый. Я не стал уточнять, что спал я «как убитый» в последние дни благодаря снотворному из маминой аптечки. Потому что вечерами на меня обычно накатывала то тоска, то наоборот жажда деятельности, в голове крутились разные мысли — и выкинуть их оттуда не получалось. Иногда к мыслям добавлялась ломота в затылке, которая тоже приятному сну не способствовала. И я лежал до четырех или пяти утра, так и не в состоянии «отключиться». — Будь осторожнее, ладно? — Славка положил мне руки на плечи и посмотрел в глаза. — Даня, послушай… Что бы Жека не говорил про «не просри» — соревнований еще много будет… А голова у тебя все-таки одна. — Слав, ну в самом деле! Чего ты меня как в последний бой провожаешь! Все будет хорошо! Я приблизился и боднул его в плечо — для успокоения. Не то, чтобы я волновался, скорее испытывал странное возбуждение — радость, азарт, немного страха — и желание побеждать. А еще — желание сверкать ярко. И это было даже важнее победы. Выйти на ринг как на гладиаторскую арену, чувствовать на себе взгляды, устроить свое шоу, показывая все, на что я способен… Это было пьянящее чувство! Даже если и зрителей совсем немного — только «свои-да-наши» и небольшие «группы поддержки». Но в моем воображении это был огромный гудящий колизий. На соревнованиях я всегда чувствовал сладкую дрожь внутри. И хотелось крикнуть на весь зал: «Аве, кесарь! Мортитури те салютант». А еще сейчас хотелось… прикосновений… Ощутить чужое тепло всем телом… Да, это было похоже на то, что я чувствовал рядом с ним, когда крышу срывало от желания… Мысль о том, что сейчас я буду в центре внимания — заводила. И был бы сейчас он на месте Славки, я бы не удержался… Хочу… Все две недели нашей ссоры я почти не испытывал такого желания. Впрочем в последние дни — никакого не испытывал. Была боль, злость, тоска — и стремление показать ему и самому себе, что нет у меня ни боли, ни тоски, ни злости. А внутри было пусто. Даже воспоминания о поцелуях и ласках ничего не вызывали, кроме закипающих внутри слез. Мыль о том, чтобы подрочить, мечтая о нем, даже в голову не приходила. Слишком все было больно. А сейчас возбуждение проходили по телу как ток. Прижаться к нему, почувствовать руки, скользящие по спине под майкой, как они опускаются ниже — за резинку спортивных трусов… Целовать… Губы, подбородок, шею, плечи... Чувствовать, как он целует — с ненасытной яростью… Черт! Хочу! Хочу так, что тело горит! Но… Он сейчас целует своих девок… А рядом со мной — Славка. Просто Славка… Поэтому — только так. Ничего больше… Ничего… Я быстро отстраняюсь, засовываю в рот капу, надеваю шлем, протягиваю Славке руку, чтоб помог надеть и зашнуровать перчатки. Скоро на ринг — не время думать о глупостях. *** Первый бой я выиграл без проблем — с явным преимуществом. Передохнул, наблюдая за четвертухами других весовых категорий. Собрался. И на бой с Артёмом вышел весь довольный, полный сил и энергии. И, встав в стойку, замер. В дальнем углу зала, рядом с выходом, стоял он. И как всегда — с девицей. Сволочь! Я был уверен, что приперся он сюда именно из-за разговора со Славкой после тренировки. Да, Славочка хотел как лучше, но блин! Если сказать психанутому отморозку: больше тут не отсвечивай — что сделает психанутый отморозок? Естественно, будет отсвечивать в два раза больше. Я только надеяться мог, что Славка сейчас смотрит на ринг, а не зал глазами обводит: вот выяснения отношений сейчас только не хватает! А ведь Славке тоже скоро на ринг выходить, а его следующий бой с Андрюхой из «стадионовцев» — тот противник ого какой серьезный. Надеюсь, пронесет… Прозвучал гонг — и мы начали. Да, как я и думал, бой с Артёмкой — это круто. Он хорошо перемещается, проводит разведку издали, отходит назад, уклоняется. Такая игра в прятки. Это интересно: угадывать, что он задумал, — и стараться разрушить все его планы. Кто кого переобманет? Кто кого подловит? За первый раунд я подловил его четыре раза. Он меня — три. Но это пока начало. Просто оценка — кто в какой форме, кто на что готов. Настоящая схватка впереди. Гонг и второй раунд. Я привычно двигаюсь, уклоняюсь от удара, ухожу влево. И тут боковым зрением замечаю — в уголочке возле выхода не только он и девица, но еще и Славка. Вот черт! Нафига он туда приперся? И тут мозг взрывается болью — и в глазах темнеет. Я едва удерживаюсь на ногах — но удерживаюсь, отклоняясь назад, от второго удар, а которого я уже не вижу в налившейся темноте. Но я слишком хорошо успел прочувствовать то, как сегодня действует Артем, чтобы понять, куда он ударит. Все нормально, сейчас главное еще отойти, еще увеличить дистанцию, пока чернота не отступит… А она уже отступает, правда перед глазами все мутное, расплывается, и гул в голове не проходит. Но фиг с ним. Это даже не нокдаун. Просто пропущенный удар… Мощный пропущенный удар… Удар в голову. Развлечения кончились. Сейчас не время думать о нем, о его швабре, о Славке, о всякой фигне. Максимально сконцентрироваться на защите, держать дистанцию, поменьше шевелить головой… И дожить до конца раунда. Гонг. Девять-двенадцать в пользу Артема. Я отхожу в свой угол. Там уже и Борисыч, и Жека… Но не Славка. Борисыч чего-то мне втирает, но я не прислушиваюсь, все равно из-за непрекращающегося гула в голове и звона в ушах слышу плохо. Я смотрю в угол возле выхода. Девицы там больше нет — только он и Славка. Он стоит, привалившись к стене, опустив голову, прикрывает рукой лицо, а Славка разворачивается резко и быстро идет к рингу. И когда он подходит, я вижу на его костяшках красные пятна. Уроды, блять! Оба! Убил бы сейчас — и его, и Славку! — Ты как? — спрашивает Славка, бесцеремонно прерывая монолог Борисыча. Я чуть шевелю плечами — типа «нормально». Хотя я бы ему много чего сказал — но, на его счастье, у меня во рту капа. «Вы чего творите, дебилы?!» — это минимум. Но последние секунды перерыва я не буду тратить на срач. Все — потом. Вдохнуть, выдохнуть. Гул в голове становится потише. Еще один раунд. Я продержусь. И я продержался. Это был не тот бой, которым я мог бы гордиться. Не так красиво, как я хотел. Максимум защиты, скупые экономные и расчетливые движение. Одна цель — не пропускать. Навязать противнику вязкий бой, от обороны. И размерено контратаковать, где получиться. Это — не зрелищно. Это — не шоу. Но победителей не судят. Шестнадцать-пятнадцать. Я выиграл. И, едва выплюнув капу, набросился на Славку: — Какого хрена? — Данил, что происходит?! — это Борисыч. Но мне плевать: — Какого хрена вы оба творите, пока я на ринге? Что, кулаки почесать не терпится, своего боя дождаться не можешь? Я ожидал, что Славка начнет возражать, оправдываться, но он вместо этого хватает меня за плечи: — Ты в порядке? Данька, ты в порядке? Я от такой реакции офигеваю — и тут же на меня снова набрасывается Борисыч: — Данил! Как это понимать? У тебя опять с головой проблемы — а ты играешь в партизана?! Мы о чем осенью договаривались? При малейших симптомах — сразу ко мне! А ты?! А ну марш в раздевалку! В финале ты не участвуешь! У меня челюсть отвисает до низу: — Никуда я не пойду! — Ты мне еще поговори! — И поговорю! Я победил! И я — в порядке! Я не знаю, что вам там кто наплел, но я — в порядке! — А то я не видел: твой первый раунд — и последний! В порядке он! — Я просто тактику поменял! — Ты голову себе поменяй! На несотрясеную! Быстро в раздевалку! — Не пойду! Я же сказал, что в порядке! Я могу продолжать! Почему вы не верите?! Я смотрю на тренера, и внутри закипают злые слезы. В разговор вступает Жека. — Аркадий Борисович, а может отвести его к СанСанычу? Пусть посмотрит и скажет, что и как… Может, в самом деле, все не так плохо? Он во втором, «поплыл», но в третьем хорошо держался… Борисыч вздыхает: — Жень, дело не в том, плохо там или нет. Дело в том, что эта мелкая гнида мне обещала — при своей матери, своем лечащем враче и СанСаныче. Что будет говорить сразу, если начнутся боли, потеря равновесия, звон в ушах, тошнота и прочее. И тогда мы уже вместе с СанСанычем будем решать вопрос — и о лечении, и тренировках, и о допусках к соревнованию. Только на этих условиях я разрешил ему продолжить заниматься после того, как ему башку пробили! Но он пообещал — и забыл об этом. — Я не забыл! Со мной все в порядке было! Если бы в голову не пропустил — и дальше было бы в порядке! Я же не знал, что пропущу! Аркадий Борисович! Ну, пожалуйста! Если я проиграю по техническому — то точно не попаду на область! Пожалуйста… Если СанСаныч скажет что нельзя — то ладно! Но пусть он хотя бы посмотрит! А нет так сразу! Я чуть не плачу. И Борисыч вздыхает. — Пошли. К СанСанычу. Только — никакого вранья! Я хотел послушно закивать, но после первого же резкого движения головой перед глазами опять все поплыло. И поэтому я просто пошел за тренером в «докторскую». *** Все-таки — я редкостное дерьмо. Обычно для людей что-то значат такие слова как «Ты дал слово», «Ты обещал говорить правду» и прочая фигня. Но не для меня. Я врал всегда и всем без зазрения совести. Даже несмотря на то, что несколько минут назад поклялся «Никакого вранья». И нарушенная клятва меня нисколько не волновала. — Как часто были боли или головокружения в последнее время? — спросил СанСаныч, откладывая на стол фонарик, которым светил мне в зрачки, и сел напротив. — Пару раз голова кружилась. Не сильно. От недосыпа… У меня оценки по алгебре плохие, я к контрольной готовился… — А травм не было — в последнее время? Удары в голову пропускал? Может, случайно стукнулся обо что-то? «Ага, парень, которому я отсасывал, взревновал и приложил меня затылком об стенку до полного отрубона» Интересно, чтобы доктор сказал, если я ему такое выдал? — Нет, ничего… Я почти не пропускаю ударов в голову… Только сегодня. Я отвлекся — и так получилось. Доктор смотрит на меня внимательно: — А шишка на затылке у тебя откуда? У меня пересыхает во рту. Я даже не думал, что последствия того удара можно еще увидеть. Ведь это голова! Она под волосами! Правда, когда в первые дни боль была совсем сильной, я клал руку на затылок, и чувствовал там что-то выпирающее, но потом эта штука стала меньше. Вроде. Две недели уже прошло с лишнем! Неужели там до сих пор что-то есть? — Не знаю… — пробормотал я, изображая растерянность. — Может… может, когда с кровати упал… Мне… Пару недель назад… ну сон плохой приснился… Я не помню точно… Просто проснулся на полу… Но я не уверен, что стукался… Хотя… затылок немного больно было… Но я… я даже до конца не проснулся… Я плохо помню… Я выдавливал из себя по слову — да, крутому парню вроде меня не так просто признаться в кошмарах. Это выглядит правдоподобно… СанСаныч смотрел на меня внимательно через очки, потом поднялся, прошелся по кабинету: — Данил, ты знаешь что такое «энцефалопатия»? — Болезнь? Связанная с мозгом? — Да… Заболевание, при котором нарушается ткань мозга. Невозвратимо нарушается, потому что часть клеток мозга отмирает. У энцефалопатии могут быть разные причины, но травмы головы — одна из самых распространенных. Вначале это может проявляться как головокружение, шум в голове, потемнение в глазах, депрессия, раздражительность… Кажется, что ничего серьезного — можно списать на усталость… Но болезнь прогрессирует. Начинает ухудшаться память. Ты не можешь вспомнить значение самых обычных слов, забываешь, что делал несколько минут назад, повторяешь в разговорах одну и ту же фразу — потому что не можешь вспомнить, что уже это говорил. Могут начаться спонтанные движения — когда начинает трястись голова или руки. И ты даже не сможешь держать чашку. Будет трудно ходить, удерживать равновесие. Слова будут путаться, речь станет бессвязной. Да и говорить будет не о чем — потому уже ничего не будет интересно. И человек — живой, общительный, симпатичный парнишка — превратится в овоща, который будет сидеть в кресле, трясти головой, пускать слюни и мочиться в штаны. Ты хочешь для себя такое будущее? Я сглотнул. И отвел взгляд. — Вы думаете, мне надо уйти из бокса? — Нет. Травму черепа ты летом без всякого бокса получил. И эта шишка у тебя тоже не из-за бокса. Так что дело не в этом. Просто я думаю, тебе надо помнить — твое тело у тебя одно. Другого в этой жизни не будет, мальчик. Пока оно молодое — оно справляется. Но долго ли оно будет справляться, если тебе на него настолько плевать? Вот представь, что твое тело — это другой человек, тот, кого ты любишь… Стал бы ты так над ним издеваться? Если бы он болен, ты бы сказал ему: «Тебе больно — ну подумаешь, к врачу не пойдем, сиди, страдай»? Стал бы ты мучить и требовать чего-либо сложного, если ему плохо? Я опустил голову и разглядывал свои колени. Стал бы я мучить того, кого люблю, издеваться над ним? Да… Именно это я и делаю! Именно это… …Он прав, что бросил меня… И даже не потому, что девочки лучше — а потому, что он, наверное, просто устал… Устал от того, что я постоянно причиняю ему боль… Ему — тому единственному, кого я люблю! Впрочем — люблю ли? А может быть — я любить не умею? Ни свое тело, ни другого человека? Что такое вообще — любить? Хотеть, восхищаться, обладать — это ведь не то, наверное? Заботиться — может, это более верное слово? А если так — я вообще его когда-нибудь любил? Крупная капля упала на коленку неожиданно. Я вздрогнул и — сразу внутренне напрягся. «Соберись, тряпка!» — скомандовал я себе. — Я… Я понял… Я постараюсь… Только… Можно я все-таки выйду на финальный бой? Я буду осторожным, правда… — Иди. Только с завтрашнего дня пройдешь полное обследование. Зайдешь ко мне в поликлинику после трех. Я направления на анализы и к невропатологу выпишу. И на рентген. Я шумно с облегчением выдохнул, и кивнул — медленно, стараясь не сильно трясти головой. В коридоре меня ждал Славка. Стоял, привалившись к стенке, закусив губу. Но виноватости в его глазах не было. Ни грамма. — Ну что? — спросил он меня, едва я закрыл дверь в «докторскую». До разговора с СанСанычем я бы ответил ему что-нибудь вроде «Отъебись» — даже не смотря на то, что решил не материться. Но сейчас на душе было гадко, и ругаться не хотелось. Разве что чуть-чуть. — Я выйду на ринг. Только что тебе за дело до этого, предатель?! Я ожидал, что он стушуется, скажет «прости» или что-то вроде этого. Но он быстро подошел ко мне и посмотрел в глаза: — Предатель? — процедил он сквозь зубы. — С какой такой радости?! Что сказал Борисычу, что тебе к врачу надо? А я должен был молчать и смотреть, как ты загибаешься? Ты бы… ты бы видел себя, после того, как удар пропустил! Ты «поплыл». Совсем. Словно пьяный! Тебя из стороны в сторону шатало. Я вообще удивляюсь, как ты до конца раунда на ногах продержался! И ты думаешь, Борисыч сам не смог догадаться, что тобой что-то не так? Когда ты поймешь, наконец… -…что тело у меня одно и другого в этой жизни не будет, так? — ухмыльнулся я. Славка выдохнул, а потом вдруг тоже усмехнулся: — Знаешь, я, кажется, начинаю понимать Кузнецова… Иногда вот реально прибить тебя хочется. — Прибьешь? — поинтересовался я. Мне в самом деле стало любопытно. — Только на ринге. И по очкам. — А, кстати! Как у тебя полуфинал прошел? — Выиграл. Пятнадцать — девять. — Круто! — и не выдержал: — А я думал, ты сегодня все силы на драки за рингом спустил… Вот тут Славка смутился: — Я ему только один раз вмазал. Нос разбил. — И что? Он даже сдачу не сдал? — Нет… — Славка помолчал, а потом сказал тихо. — Наверное, не надо мне было лезть… Но просто выбесило! Ведь ёжику понятно, зачем он припёрся. Особенно после того, как мы с ним в парке поговорили. Хотел назло сделать. Показать, что ему на всё насрать. Нет, чтобы мозг включить и подумать, что это — соревнования. Что тут всё серьёзно! И он тут со своими выходками нафиг не сдался. Ну, я и разозлился… И пошел к нему… Но в это время ты удар пропустил. Вот тут я психанул… И наговорил ему… Всякого… Что это всё из-за него… А он… Он даже не возражал… И когда я ему по морде съездил — тоже ничего не сказал… Даже не пошевелился… Девчонка его вопить начала, так он ее взял и обматерил. Она в слезах убежала… Я почувствовал, как перехватило дыхание. Он ее обматерил так, что она убежала! Он ее прогнал! Впрочем… это еще ничего не значит. Он и любя обматерить может. Ведь секрет его харизмы мат, мат и еще немного мата… Пока я вдыхал и выдыхал, из зала в коридор вошел Борисыч: — Ну что, не передумал на ринг выходить? — Нет, конечно! СанСаныч разрешил! — Ну, тогда иди, готовься. Полуфиналы закончились, сейчас полчаса на передышку — и начнем. — Как наши? — быстро спросил Славка. — Ринат проиграл. И Алексей проиграл. Оба по очкам. Женя выиграл. Нокаут. Надо же второй нокаут за сегодня — подумал я. И я еще не знал, что он будет не последним. *** Этот «Терминатор» из Черного реально был великолепен! Настолько, что в первом раунде я вообще все из головы выкинул, сосредоточившись на бое. Он был непредсказуемым — если в первом бое он предпочитал средние дистанции и легко шел на сближение — то со мной начал с дальних, ловко используя джебы. Да, это было хорошим решением — он был чуть выше и руки были более длинными. И только я решил, что он собирается придерживаться этой тактики и начал находить ключи к ней — так он резко пошел на сближение, обрушив серию хуков. И это было чертовски интересно — перестраиваться, угадывать. Позволить ему доминировать и показать: на что еще он способен — и как я смогу с этим справиться. Уклоняться, двигаться по всему рингу, опускать руки вниз, словно подставляясь... И в последний момент подныривать и — на носить удар. Если получалось, конечно, потому что он тоже мгновенно перестраивался, не позволяя мне перехватить инициативу. К концу первого раунда у нас был равный счет по пропущенным — три-три. Но это ни о чем не говорило. Мы даже не били по настоящему. Мы — изучали. «На что ты способен? Покажи!» — словно говорили мы друг другу каждым своим движением. Это было похоже… Да, похоже на «тайные игры». Покажи, что ты можешь? Покажи, как далеко готов зайти? Что ты еще сделаешь? А если так? Тебе понравится? Глупо думать о таком во время боя, но вспомнились «старые добрые времена», когда мы были такими маленькими и глупыми — и так же изучали: «А что, если так?» «А так можно?», «А так может получиться?» И это было… Волнующе… Как сейчас… Когда ты пробуешь… Знакомишься… Ищешь ключи… До чего же круто! …А интересно: если он не ушел — видит ли он меня сейчас? А если видит — что думает? Смотрит во все глаза? Восхищается? Переживает? И эти мысли заводят все сильнее и сильнее. Второй раунд был жёстче. И ещё интереснее. Постоянно приходилось действовать на пределе: меняться, импровизировать, пробовать подступиться — и так, и этак. «Терминатор» действительно ошибался редко — словно просчитывал каждую атаку заранее. Я тоже почти не ошибался. Но я и навязать свой бой не мог. Он продолжал доминировать. Но при всей его техничности он уступал мне в скорости. Любопытно… И я решил попробовать. Все три минуты я бы не смог продержаться на высоком темпе, поэтому ускоряться начал под конец раунда, в последние секунд сорок. Оторваться от него во втором раунде максимально, а в третьем закрепить результат — это мне показалось хорошей идеей. И это сработало — мое резко ускорение стало для него неожиданностью. Он пытался ускориться в ответ — и не успевал. Это были первые сорок секунд с начала боя, когда я полностью перехватил инициативу. Двигаться быстро, так быстро, как возможно, — и ещё быстрее! Выложиться по-полной, показать все, на что способен. Сиять на всю вселенную! Или хотя бы на весь зал… Десять-семь в мою пользу. И четыре удара — в последние полминуты! Я крут! Как же это пьянило! Когда прозвучал гонг на перерыв, и я вернулся в свой угол, то чувствовал, что у меня словно все тело вибрирует, «поджилки дрожат»... Майка была настолько мокрой от пота, что можно было выжимать. И ноги слегка подкашивались. Но я был доволен собой. И совершенно не понял ярости Борисыча: — Ты чего делаешь?! Я тебе какую установку на раунд давал? Я промычал что-то и дернул плечами. Все-таки отличная штука капа — на столько вопросов можно не отвечать… Только слушать: про то, что впереди целый раунд, а я уже сейчас издыхаю, как загнанная лошадь. Что нужно быть осторожнее, особенно с моей сотрясенной башкой. Что путь к победе — спокойствие и размеренность, а не резкие выбросы адреналина. Что я дурак, и что голова нужна не только для того, чтобы ей обо все предметы до сотрясения биться, но чтобы и думать иногда… И что сейчас у меня только один шанс — не выделываться и сохранять преимущество. Я кивал, делая вид, что слушаю. Славка достал «поилку», поднес к моим губам. Я сделал несколько глотков, потом просто позволил воде течь на лицо, на шею, на грудь, остужая разгоряченную кожу. Встряхнулся. Уткнулся в подставленное полотенце. Хотелось еще пить — но нельзя. Потом. Еще один раунд. Я могу победить! О том, что тренер был прав, я понял в конце первой минуты. Понял, что меня не хватает. Не хватает дыхания, не хватает движения. И снова в голове начинается «гул»… А «Терминатор» пёр как танк. Все так же размерено, технично, продавливая, навязывая свой бой, свои решения. Черта с два! Все у меня получится! И снова попытался ускориться. Назад, вправо, влево, снова назад, вперед, двигаться не переставая… Уклонятся, уходить в нырок — и наносить неожиданный удар. Это веселая игра — но только с каждым разом двигаться все сложнее. Тактику я выбрал верную — но телу не удавалось выполнить все то, что я задумывал. Оно не успевает. Я по прежнему почти не пропускал — но и пробить его мне не удается. В какой-то момент я чувствую, что «поплыл» — перед глазами пошли темные пятна. Всего пара секунд — но ему этого хватило. Серия быстрых правых хуков со средней дистанции по корпусу — я успеваю защититься. Но добивающего левой в голову я просто не вижу. И не могу предугадать. Темнота, пол уходит из-под ног… — … четыре, пять… Звуки выплывают из небытия. — ... шесть, семь… Встать! Давай же, поднимайся! — ...восемь… Я встаю на ноги. Противник где-то близко — красное пятно на светлом фоне… Пятно рефери рябит перед глазами. Не могу сфокусироваться… Рефери что-то говорит — из-за звона в ушах не слышно. Но я знаю о чем: меня спрашивают, могу ли я продолжить. И я киваю. Осталось меньше минуты! Совсем ничего. Надо просто не выделываться. И сохранить преимущество — не смотря на нокдаун, оно все еще за мной — разрыв сейчас всего в одно очко, но он есть. Максимально сбавить темп, сделать игру вязкой… уйти в глухую оборону… Все получится… Я же вижу… Я же его еще вижу — хотя бы как цветное пятно. Я могу угадать, где он… Я могу угадать, как он будет бить… Я могу… Окончательно темнота накрыла меня за несколько секунд до удара гонга. Которого я уже не слышал.