Признайся мне первым

Предсказание Раисы Максимовны сбылось: сопли у меня начались вечером, перед сном, а кашель — прямо с раннего утра, ещё до того, как я толком проснулся... Если можно сказать «перед сном» и «проснулся» по отношению к ночи, когда вообще не спишь... Хотя вчера казалось: стоит только в кровать лечь — так сразу и отрубит. Я чувствовал такую усталость, словно был атлантом и мир на плечах таскал... Голова — кусок чугуна, ноги в где-то там отдельно шевелятся (если вообще шевелятся), в ушах — нарастающий гул, словно внутри башки мотак заводят и никак завести не могут. Я даже толком не слышал, что говорила мама, и что отвечал ей Славка, просто хотел, чтобы всё это кончилось. Чтобы поскорее оказаться в кровати и глаза закрыть. Но «поскорее» не вышло... Потому что мама и после ухода Славки долго чего-то выговаривала, поила меня какой-то гадостью, заставляла натирать ноги другой гадостью, толкала мне подмышку градусник, потом ещё что-то выговаривала, впихивая в меня таблетки... А когда, наконец, свет в моей комнате выключили и меня оставили в покое, оказалось, что нос совсем не дышит.... И как тут уснёшь? Тем более в голову какая-то ерунда полезла... Даже не мысли, а просто всякая дичь, про которую даже вспоминать не хотелось... Искаженное яростью лицо Альки, который превращается в своего отца... Заполняющая ванну кровь... Толпы людей, окружающие меня со всех сторон... Сугробы, в которых я ищу Альку — и не могу найти... Ледяной взгляд Оксаны и её слова «Это ты его убил!» Постепенно эта херь сменилась чернотой, более похожей, если не на сон, то хотя бы на забытьё, но в это время начался кашель. Вначале небольшой — просто казалось, что в горле что-то застряло — и я его сейчас быстро выкашляю. Но оно после каждого «кхе-кхе» уходило куда-то глубже и достать его оттуда было всё труднее. И в конце меня уже просто выворачивало от кашля, а оно всё никак не могло выкашляться... Кончилось всё рвотой, после которой стало немного легче, и мамой, которая опять начала что-то выговаривать, попутно всовывая в меня лекарства... Под её выговаривания я всё-таки уснул. Но ненадолго. Меня разбудил телефонный звонок. — Да, Слава... Да... Спит он сейчас... Ох, даже не знаю... Температура спадать начала, но что ему лучше стало — сказать не могу. Да... Да это тебе спасибо! Даже не знаю, чтобы я без тебя делала... Данилу очень повезло, что у него такой друг... Навестить? Даже не знаю... — Мам! — я пытался крикнуть, но вышло лишь сипение, благо, достаточно громкое. — Я в порядке! Пусть Славка зай... кхххххх... дёт! Кхххх, кххх... — Да, это Данил... Говорит, что в порядке... С ним всегда «всё порядке», конечно, а потом... Да... Хоть бы ты с ним поговорил, может тебя он послушает... Да, позвони ближе к вечеру... Сейчас его лечить пойду.... Да, до свиданья, Слава. Я услышал, как трубка опустилась на телефон, а потом мама возникла в дверях комнаты. — Проснулся? Я кивнул — как полагается. Хотя я вообще не понимал — зачем спрашивать то, что и так видно? И зачем на это отвечать? Впрочем... Если не знаешь, что сказать, то, наверное, такие вопросы в самый раз. Мама продолжала смотреть на меня. — Господи, я до сих пор не понимаю — вот о чём ты вчера думал, когда пошёл с температурой на улицу! Вот о чём, а? Я вздохнул... Вопрос звучал уже, наверное, раз в десятый. А может быть и в сотый... Или в тысячный... Но я как и раньше на него не ответил, так и сейчас не собирался. Хорошо, что кашель подоспел вовремя. А после пяти минут кашля срок давности вопроса истекает. Так ведь? И пока мама не успела задать вопрос по новой, я поспешил задать свои: — Это же Славка звонил? Он зайдёт? Он мне должен задание передать... Можно, он зайдёт? — Да ты на себя посмотри! Кашель такой, языком еле ворочаешь... Какие ещё гости! Нет, ну надо же! Вот такое под Новый Год устроить! Нас Лукашины к себе позвали, а теперь что? Лукашины... Позвали... Ритка! Если мои родители придут к ним праздновать — её отец точно будет себя в руках держать! А если не придут — кто знает, чего там случится может... — Так идите... С папой... А дома полежу... — Ты мне предлагаешь больного ребёнка одного дома оставить в праздник? Хорошенькое у меня будет настроение в гостях! «А что тут такого? Будто бы в первый раз вы чего-то празднуете, когда я болею...» — мелькнуло у меня в голове. — А что тут такого? — буркнул я себе под нос. А потом добавил уже громче: — Не такой уж я и больной, что меня оставить нельзя... Я почти здоров уже… А в Новый Год я и так хотел дома справлять... Один... Там фильмы хорошие будут по телеку, а с вашими застольями всё равно ничего толком не посмотришь... Да и за столом я себя вести не умею... В еде копаюсь... Салаты не ем... Поэтому так даже лучше! Вы с папой идите обязательно! А я спокойно телек посмотрю... — Ну да! Променять родных на телевизор — очень замечательно! Новый приступ кашля избавил меня от необходимости это как-то комментировать. Хотя сказать хотелось многое, даже не сказать — а высказать. Вот что за дурацкая идея: если праздник, то его всей семьей надо справлять? Хотя взрослым интересно одно, а детям — другое? У меня например, в Новый Год всегда всякое «чудное» придумывалось. Ну, например, что за ёлкой откроется волшебный проход, через который можно в сказочный лес попасть, как Маша и Витя. Или что можно всяких таинственных существ увидеть, если через еловые ветки смотреть — гномов, домовых, ещё кого-нибудь. Да, это, конечно, всё сказки... По разве Новый Год — не время для сказок? И уж всяко интереснее чудеса придумывать, чем сидеть за столом, горошек и огурцы из салата выковыривать и слушать всякие разговоры непонятные... Или ещё хуже — когда тебя на табуретку поставят стихи читать или песни петь... Хотя никому эта тягомоть не нужна — просто маме хочется похвастать, какой у неё «артист растёт»... И это ладно, когда мы с Риткой мелкими были... Но сейчас, что у меня, что у неё — свои дела, свои интересы, свои друзья... Так зачем всё это?! Потому что так принято — если Новый Год, то обязательно в кругу семьи? Или родителям реально приятно на наши кислые физиономии смотреть? И попробуй только скажи: «хочу со своими друзьями праздновать» или «хочу просто дома телек посмотреть» — так сразу начнётся: «вот на что ты семью променял!» Блин, если семью так просто на что-то «променять» — то недорого же такая семья стоит! Но ничего этого я не сказал — а всё своё возмущение благополучно выкашлял. И потом проговорил уже спокойно: — Мам, ну серьёзно... Я один могу дома побыть. А вы идите. Тётя Валя что, зря что ли готовилась? И потом... если ты так волнуешься — можно же мне позвонить будет... И я тоже позвоню... Если что... Телефон-то есть... Мать покачала головой. — Там видно будет. А сейчас иди горло прополощи и таблетки выпей. А потом я тебе соль погрею, на нос положишь... То совсем ведь не дышишь! И йодную сетку сделать надо... Я со вздохом выслушал программу мероприятий по моему лечению. Не сказать, что она меня радовала — но куда деваться-то? Хотя мысль о том, что нужно вылезать из под одеяла, вставать и куда-то идти вызывала у меня дурноту. Но я пошёл... И остановился в коридоре. Уставившись на телефонный аппарат. «Можно позвонить... Телефон-то есть... Один дома могу побыть... Там видно будет...» Господи! Мать это своё «там видно будет» сказала так, что ёжику понятно: если я совсем помирать не соберусь к новогоднему вечеру, то они точно пойдут к Лукашиным без меня. А я останусь в квартире один. И — у меня есть телефон! Телефон Алькиных бабок! Неужели... Неужели мы сможем встретить этот Новый Год вместе?! Я и Алька! Наш первый Новый Год вдвоём! Это самая лучшая новогодняя сказка! От накатившей на меня радости даже слабость стала меньше. И я направился в ванную чуть ли не насвистывая себе под заложенный нос. *** — О чём ты вчера только думал, когда пошёл с температурой на улицу! — Славка чуть ли не слово в слово повторил мамин вопрос. Но только звучало это совсем по другому... И если от маминых вопросов я только морщился и отмалчивался, то здесь... Здесь я в первый раз задумался: а действительно, о чём я тогда думал? Даже самому интересно стало. Может потому, что видел Славкин интерес. Тогда как мама спрашивала равнодушно, по инерции. Просто слова, которые в такой ситуации принято произносить... Вообще, люди часто что-то спрашивают не потому что хотят ответ получить, а потому, что надо что-то сказать... Типа «Как дела?» Формальный вопрос — и не дай бог кто-то в ответ на него начнёт про свои реальные проблемы распинаться. Но... Если подумать, таких «формальных вопросов» гораздо больше, чем многострадальное «как дела?». Иногда все разговоры людей только из них и состоят... Что-то спрашивают, что-то отвечают, но на самом деле — и вопросы ни о чём, и ответы никому нахрен не нужны. Просто создаем иллюзию, что типа общаемся, типа друзья, типа семья, типа «коллектив» и «все вместе»... А на самом деле людям друг на друга глубоко насрать... Но Славка спросил так, что я сразу почувствовал — ему не насрать... И в то же время — не было в его голосе того бешенства, как вчера у Альки. Он не кричал, не обвинял. Беспокоился, да. Но при этом — действительно хотел разобраться... Понять... И почему-то от этого сердце у меня ёкнуло. Я сильнее зарылся в одеяло. И ответил, как мог: — Знаешь... Вот вы все говорите — температура, болеешь... А я... Ну... я не думал, что это серьёзно... Понимаешь? Я вообще считал, что это всё — просто так, чтоб в школу прогулять. Типа я это сам придумал, потому что на уроки переть было в лом... А мама для успокоения совести врача вызвала. А та, для успокоения совести, навыписывала лекарств и в «постельный режим» меня упихала. Потому что врачам так полагается делать, когда они к больным приходят... А на самом деле никакой болезни у меня нет вовсе... И мне даже в голову не пришло, что на это стоит внимания обращать... «Тем более у меня другими вещами мысли были заняты» — добавил я про себя. — Ну ты даёшь! — Славка усмехнулся, качнул головой. — А ты сам разве не чувствовал, что тебе плохо? Ты же вчера на ногах почти не держался... Я закусил губу. Плохо? Да, вчера мне было плохо. Хреново даже. Очень. Но только всё это к температуре не имело особого отношения! А если говорить про здоровье... — Да я не знаю, Слав. Честно! Да оно вначале и не совсем плохо было... Не так чтоб хорошо но, и похуже бывало. Меня по настоящему уже на улице накрыло, но к тому времени я вообще не соображал… Понимаешь? Но... Того, что вчера Алька напридумывал — то что это «ему назло» и «специально» — это неправда всё! Кх, кх, кххххх... Последнею фразу я выдал настолько резко и с таким жаром, что она даже перешла в кашель. — Даня, ты как? — Славка подался вперед, касаясь моего плеча. И в его голосе и движении было что-то такое, что у меня кашель в горле застрял. — Болею, как видишь, — пробормотал я, стараясь скрыть смущение. — Ну надо же! Ты наконец это заметил! — усмехнулся Славка, тоже смущаясь. Мне на секунду показалось, что он хочет обнять меня, или растрепать мне волосы, как делал это раньше... Но он просто опустил руку на одеяло... Рядом с моей рукой... А потом сказал серьёзно: — Дань, он сам понимает, что вчера лишнего сказал. На самом деле он совсем так не думает... Что ты «назло»... Просто он вчера реально на психе был... И я это понимаю... Я сам волновался очень, когда узнал, что ты опять из дома куда-то упёрся, да ещё больной... — И вы опять начали совместное расследование как Холмс и Ватсон, — буркнул я. А потом спросил то, что меня уже давно волновало: — И чего это вы с ним такими друганами заделались? — А ты думал, мы реально дуэль устроим? — Славка снова усмехнулся, и посмотрел на меня с такой тёплой ласковостью, что у меня щёки вспыхнули и жар прокатил по телу. — Ну... Наверное... — сказал я честно. — Он же к тебе и раньше ревновал... А тут... Я думал, ему от ревности совсем крышу сорвёт. Да и ты... Мне казалось, ты его терпеть не можешь... И вы точно друг другу морду набьёте... — Ну, может ещё набьём... Если тебе так хочется... — сказал Славка, и я не мог понять — это он в шутку или всерьёз. — И вовсе мне этого не хочется! — Я знаю, Дань, — ответил Славка на этот раз совершенно серьёзно. И его рука ещё чуть ближе подвинулась к моей, пальцы коснулись пальцев. — Я знаю, что ты очень переживаешь... Из-за нас... Чтобы мы чего не натворили... Но я уже говорил тебе: не бери это в голову. Мы сами разбёремся. А насчёт «морду бить»... Может, и набили бы. Но... Не до этого нам было, сам понимаешь... А потом... Как-то так получилось, что... Я, наверное, чуть лучше стал его понимать... А он — меня... И... У него реально много тараканов накопилось, и даже поговорить об этом не с кем... А тут я... — Не с кем?! Оксаночки, значит, ему уже мало для разговоров?! А я на роль собеседника вообще никак не подхожу, да?! Я не хотел, чтоб это прозвучало так... Вообще не хотел говорить об этом! Потому что ещё ночью, когда меня мотало между сном и явью, когда один образ Альки наслаивался на другой — и каждый был хуже предыдущего, я пообещал себе: я не буду больше ревновать к Оксане! Чтобы там у них ни было... Чтобы он бы ей там ни рассказывал, как бы с ней не общался — я не буду ревновать. И спрашивать не буду ни о чём, чтобы очередного вранья не слышать. Если она ему нужна — пусть будет! Но сейчас обида меня накрыла чуть не до слёз. Ну почему?! Почему он готов с кем угодно говорить о своих проблемах, хоть с этой «Снежной Королевой», хоть с «соперником», которого на дух не выносит — но не со мной? Славкина рука ещё больше накрыла мою. — Дань... Послушай... Я его не оправдываю сейчас... Просто... Понимаешь, иногда людям надо бывает выговорится. Всё то, что накопилось в душе, выплеснуть из себя... — Зачем?! — вырвалось у меня. — И почему не со мной? Что, я совсем тупой, ничего не пойму? Или всё, на что гожусь — хуй сосать?! Я осёкся, увидев, как вспыхнул Славка от последних моих слов. Блин! Вот что я несу? Привык сам себе подобное говорить — и забыл с кем разговариваю! Это же Славка... Стеснительный и невинный... «Ага-ага! — тут же отозвался внутренний голос. — И сейчас твой невинный Славочка представил во всех деталях — как ты сосешь... У Альки.. Или у него... Как заглатываешь целиком, дрожа от возбуждения, как скользишь по стволу губами, как головку облизываешь... А потом — готов принять в себя всё то, что выплескивается накопленного — только не «в душе», а в яйцах...» От мысли, что Славка мог представить себе нечто такое, я тоже вспыхнул, и опустил голову низко-низко. И теперь смотрел на одеяло. То есть — на Славкину руку, сжавшую мои пальцы. И у меня в животе что-то перевернулось... И температура, наверное, градусов под сорок подскочила... — Дань... Дело не в том, что ты «не поймёшь»... Просто, согласись, не так просто обсуждать проблемы с источником этих проблем... От этих Славкиных слов у меня все пошлые мыли из головы вылетели. Я вскинул голову резко — и посмотрел на него в упор. — Даже так, да? Ну да, конечно... Я же главный «источник проблем». Я — болезнь, а на роль лекарства любой подойдёт?! Я хотел вырвать руку — и забиться куда-нибудь в угол, под одеяло, в другую галактику, куда угодно. Но Славка меня не отпустил. Более того — притянул к себе, обхватив за плечи. Я от этого так прифигел, что вся злость и обида куда-то сразу пропали... Не полностью, но хотя бы настолько, что перестали от меня весь мир заслонять. — Дань, ну что ты?! Дело же не в тебе... Просто так оно устроено — каждый из нас время от времени создает другому проблемы. Не всегда люди друг друга понимают... И злятся друг на друга... И больно друг другу делают... По-другому, неверное, и не получится. Но, если сразу начать это между собой обсуждать — то ничего кроме ссоры не выйдет. Вот, как у вас вчера было. Потому что вначале слишком больно, понимаешь? И трудно удержаться, чтобы не обвинять и не орать друг на друга... Тут, в самом деле, проще вначале с кем-то другим поговорить, переварить всё это... Голос Славки был негромким, успокаивающим... И сам он был тёплым... Его рука на моём плече чуть подрагивала. Я слышал, как бьётся его сердце — даже лучше слышал, чем слова, которые он мне говорил. «Шлюшка ты всё-таки, Данечка, — рассмеялся внутри «другой я». — Вон как разомлел сразу от одного прикосновения! Сам кричал: «никто, кроме Альки, мне не нужен» — а от Славкиных объятий так же таешь? Тебе вообще без разницы, да?!» Я не стал с собой спорить... Наверное, потому что понимал — мой внутренний голос настолько же прав, насколько и не прав. И он сам это знает. И прикапывается ко мне просто из вредности... Или для того, чтобы я совсем в этой теплоте не растворился... И со Славкой мне спорить не хотелось... Но для того, чтобы и в самом деле в «теплоте не раствориться», я все-таки пробурчал: — Знаешь, я думаю, люди бы лучше друг друга понимали и меньше бы злились, если бы свои проблемы сами обсуждали... А не всяким оксанам по жилеткам плакались! Так что... Я всё равно не понимаю — зачем нужны все эти «выговорится»! — Я знаю, — сказал Славка, и хотя сейчас не видел его лица, мне показалось, он улыбнулся. — Знаю, что ты этого не понимаешь... Помнишь, я уже тебя спрашивал: почему ты у других помощи не просишь? И ты на меня тогда таким взглядом посмотрел... Словно я — дебил и элементарных вещей не понимаю... Типа, как вообще может в голову прийти такая глупость: в чём-то с кем-то советоваться... Я не выдержал — и прыснул со смеху. И тут же закашлялся, не переставая, тем не менее, посмеиваться. — А ты, наверное, подумал, что это я дебил и элементарных вещей не понимаю... — Нет... Не подумал... Просто... Ты — это такой ты... И в этом тоже... Славкин голос сейчас звучал так же, как тогда... «Ты — моё солнце» — сквозило в каждом слове... «Я так тебя люблю» — отдавалось в дыхании. Я боялся шевельнуться сейчас... И, чтоб не думать «ни о чём таком» — о том что мозг взрывает и душу выворачивает — начал быстро и усиленно размышлять: а оно реально надо? Ну, вот так «выговариваться»? «Душу изливать»? И Альке на самом деле тяжело и плохо от того, что он не может этого сделать? Это настолько для него важно, что он даже с Оксаночкой начал откровенничать? Но всё-таки... Зачем?! «А тебе что, совсем ни с кем не хотелось о своих проблемах поговорить с кем-то? «Довериться», как тебя Полонский агитировал? Совета доброго спросить?» Я подумал, повспоминал — и только мысленно головой покачал. Не вспоминалось оно... Я всё ещё реально не понимал — чем это поможет? Да, сегодня, например, я очень ждал Славку «чтобы поговорить» — настолько ждал, что весь день притворялся перед матерью «как я хорошо себя чувствую!» Молчал в тряпочку, когда меня знобить или мутить начинало, кашлял, накрывшись одеялом, чтоб не так слышно было, даже учебники с пола подобрал и запихал внутрь стола, типа прибрался... И всё-таки добился своего — мать милостиво разрешила меня «навестить, только недолго». Может быть потому разрешила, что к ней пришли в гости Валентина Марковна и соседка тётя Галя, и она совесть успокоила тем, что «больной ребенок будет под присмотром», пока на сама с чаи с гостями распивает... Но я ждал Славку не для того, чтоб ему «душу изливать» и «на жизнь жаловаться»! Просто... Я же волновался! За Альку... И за Славку тоже! Я должен был узнать, что ничего плохого с ними не случилось! И я хотел, чтобы Славка увидел — я в порядке, если не в полном, то хотя бы в относительном. И Альке это передал! Чтобы они не переживали за меня и с ума не сходили... Вот это важно! А не всякое странное «выговорится»! «Ага-ага! А сам ты никогда не «выговариваешься», да? Совсем-совсем? А сейчас тогда ты что делаешь? Вот прямо в эту секунду?» От этой новой мысли у меня вначале челюсть отвисла — а потом обратно чуть ли не с треском захлопнулась. А ведь точно! Я же и «советуюсь», и «выговариваюсь», и всякие разговоры «за жизнь веду», и «душу изливаю»... Только не с другими, а сам с собой! Постоянно! С утра до вечера! И даже ночами! А люди... У них, наверное, просто нет такого замечательного собеседника, вот они и вынуждены к кому-то ещё за разговорами обращаться! Славкин смешок вернул меня в комнату. — Ты чего? — спросил я растеряно, глядя на его улыбку от уха до уха. — Да так... Просто пытаюсь понять — какое великое открытие ты сейчас совершил? Понял, как работает вечный двигатель? Или машину времени изобрел? Я тоже рассмеялся, привалившись к его плечу. — Не! Моё открытие гораздо круче, чем вечный двигатель и машина времени! Я открыл главную причину взаимодействия людей... Она в том, что у них, несчастных, нет меня... Был бы у каждого «Я» — и никто другой им был бы нахуй не нужен! «Или нужен именно для «на хуй» — добавил пошлый внутренний голос. Я хмыкнул, но вслух ничего не сказал. Не хотел Славку слишком смущать... — Да, они действительно несчастные... Если у них нет тебя... Ну и?! Кто тут кого «слишком смущать не хочет»?! Да у меня на лице можно яичницу поджаривать, даже корни волос запылали от того, каким тоном он это сказал... А если учесть, что сидим мы рядышком, его рука на моем плече, такая горячая, пальцы чуть подрагивают, и прерывистое дыхание по моим волосам скользит... Приступ кашля спас меня от самовозгорания. Кашлял я долго — то тех пор, пока сердце перестало пытаться куда-то выскочить... Пока Славка не смотался на кухню и не принес мне воду и микстуру. И пока он не отсел от меня подальше... Чуть-чуть подальше... Совсем ненамного... — Дань... Послушай... — заговорил Славка, когда кашель начал немного затихать. — Ты же нормально лечишься? Всё, что прописали, пьешь? — Не знаю... Что мать дает — пью... И вот эту гадость приторную, и ещё таблетки... Горстями сегодня глотаю... А то это, что прописали, или нет — не знаю... Я же вчера лекарства не купил... Представляешь — я написал, что в аптеку пошёл и магазин... И даже деньги с собой не взял... Не подумал... Идиот я, да? — Есть немного, — Славка чуть улыбнулся, но в глазах по прежнему была тревога. — А за лекарствами я вчера сходил. Ты же сам мне рецепт дал, когда мать тебя пытать начала. Ты ей сказал, что в аптеке, когда ты первый раз туда зашёл, ответили, что новый привоз пока не разобрали, и надо после шести зайти... И ты потом по другим аптекам отправился — вдруг там сразу есть. Но в них вообще ничего не было, нигде, даже в центральной. Ты решил до шести подождать. Но тут меня встретил, и я тебя домой отправил, сказал что сам все выкуплю. Вот, сходил, после того, как тебя домой отвёл. Ты совсем не помнишь? Я в растерянности помотал головой. — Совсем... Надо же... Я, оказывается, такого напридумывал... Прикинь, я настолько хорошо умею врать, что даже в невменяемом состоянии вменяемо вру! Хорошо, что ты мне рассказал... А то, если бы мать с вопросами полезла, я бы запалился... Надеюсь, она не пойдет по аптекам проверять и возмущаться, почему это у них лекарств нет... Славка вдохнул. — Тебя, значит, только это беспокоит? Чтобы «не запалиться?» А что ты вчера настолько не в себе был, что даже вспомнить ничего не можешь — тебя это не волнует, да? — Вот только не надо «режим мамочки» включать, — огрызнулся я. — Она же тебя просила мне мозги вправить? Типа «тебя я послушаю», да? — Она, конечно, просила с тобой поговорить, но... Дело не в этом, Дань! Ты же реально совсем о себе не заботишься! Ну вот совсем. Такое чувство, что тебе на самого себя плевать... Но ты... Ты хоть о других подумай! Ты вообще понимаешь, что мы вчера чувствовали, когда оказалось что ты опять «потерялся»? И... Ты говорил тогда, что его любишь. Так ты хотя бы ради него не делай больше такого! Ты, наверное, даже представить не можешь, что с ним вчера было... Такого даже врагу не пожелаешь, честно! Я под конец уже не столько за тебя волновался, сколько боялся, что он совсем с катушек слетит. Его и в начале трясло, когда он ко мне припёрся с просьбой «тебе позвонить»... Понимаешь? Пришёл ко мне, несмотря на то, что действительно ревнует по дикому и ненавидит, меня, наверное... Но всё равно пришёл — настолько ему было важно узнать, как ты... А когда твоя мать сказала, что ты «за хлебом ушёл» - и с концами... Дань... На него реально смотреть было страшно! Поэтому... Пожалуйста, ну хоть немного себя береги... Славка под конец как-то стушевался — словно хотел сказать совсем не то, что сказал. Оборвал фразу резко и замолчал, опустив голову. И я молчал... А в мозгу разворачивалась картина — то, как на самом деле это было... Как Алька, на взводе выбегает из моей квартиры, и его на части рвёт от всего, что было. Тут и «три девицы» с разговорами о съёмках в порнушке и детсадовских поцелуях... и Оксана с её «декретом о дружбе»... и Раиса Максимовна, которой так не кстати захотелось о прошлом потрепаться... Что он думал тогда, что чувствовал? Что бы на его месте чувствовал я сам? Город бы хотел разнести к чёртовой матери? Самого себя уничтожить? Жить насрать — и плевать на всё! Да, так всё оно и было бы... Но потом злость идёт на убыть — и «шторочка» начинает обратно открыться. И ты стоишь и соображаешь: «А что я наделал?» и «Что мне делать теперь?»... И я бы... Я бы на Алькином месте обязательно вернулся! Поговорить, выяснить, объяснить, потребовать объяснений! Как можно скорее — пока снова не разрушилось всё «самое важное»... И он пошёл ко мне... Но... Я уже упёр «за хлебушком»... Он звонил в мою дверь — и никто не открывал... Что он мог подумать? Что я так разозлился из-за Оксаны, что видеть его не хочу? Что я, наслушавшись Раисиных россказней, решил, что он такой же псих и гад, как папаша его — «злобный, завистливый, ревнивый, мелочный» — и мне порвать с ним нужно, пока он мне «жизнь не сломал»? Что мне совсем плохо стало, «как в прошлом году» и я где-то под кроватью в обмороке валяюсь? Господи, да Алька с его мнительностью ещё и не такого мог напридумывать! Накрутил себя по самую макушку, наверное... Стоял в подъезде, в дверь звонил — и накручивал. Пока моя мать не пришла. И тогда... Да, я бы на его месте тоже пошёл к Славке — к любому бы пошёл, тому, кто может позвонить и узнать, что происходит! На гордость бы свою наплевал, ревность бы в жопу засунул — и пошёл бы... И всё это для того, чтобы в результате выяснить, что твой любимый человек утащился из дому хрен знает куда... После такого всё в голове накрученное раз в десять больше накручиваться начнёт! И главное — чувство вины, которое из всех щелей полезет. «Если бы я не ушёл... Если бы я пришёл раньше... Если бы, если бы...» — и этот весь бред! Да! Тут же реально с катушек съехать недолго! И он... Мой Алька... Господи, что он вчера пережил! Из-за меня... «Ага из-за тебя. Чего же ты не рад?! Ты же всегда этого хотел — его вину видеть? Вспомни, с каким упоением перед ним свой шрам на спине выпячивал или разбитую башку демонстрировал? От радости заходился при мысли о боли, которую он чувствует... Да ты даже особо это и не скрывал! И ты ещё удивляешься, что он о тебе «такое думает»? И возмущаешься, что «его любовь — одно чувство вины»? Ты же сам это всё создал!!! Что, разве нет?!» — Дань... — рука Славки опять накрыла мою руку. — Ты только не начинай себя винить, ладно? «Не начинай себя винить»? Он что, серьёзно? Я почувствовал, как дурацкий смех начинает вываливаться из меня вместе с кашлем и соплями. — Не винить себя за то, за то, что он винит себя, за то, в чём я виноват?! Как там в математике — минус на минус плюс дают, да?! А вина на вину что даёт? Вину в квадрате, в кубе, в эн на сто тысяч степени? Теперь к «Закону Даньки» ещё и «Математика Даньки» прибавиться! Тем и войду в историю, да?! Славка смотрел на меня. И в его взгляде было столько тревоги и боли, что я заткнулся сразу. И сказал быстро, закутываясь в одеяло — скорее одеялу, чем Славке: — Прости... Меня заносит... — Ничего не заносит! — ответил Славка резко. — Ты сам всё понимаешь — вина на вину ничего кроме вины в эн на сто тысяч степени не даст. Поэтому и говорю — не надо больше этого! Он не будет счастливее, если увидит, как ты из-за него виной мучаешься... — Да? Точно не будет? — не удержался я опять. И опять же заткнулся быстрее, чем закончил мысль... Потому что... Потому что понял, что я Альку по себе меряю. И уверен, что для него видеть, как я «из-за него виной мучаюсь» — это сладкая конфета, доказательство, что я люблю его, с ума по нему схожу... Но... Что если я ошибаюсь? Что, если он раньше меня понял: вина не подтверждает любовь, она её убивает... И если... Если всё время чувствовать себя перед кем-то виноватым, то потом этого человека и возненавидеть можно! И вспомнилось, как он смотрел на меня вчера в подъезде, когда выплёвывал злые слова: «Чтоб я виноватым был?! И что мне теперь?! Об стенку убиться?» Он... Он же ненавидел меня тогда! А я... Я... Я не хочу этого!!! Может действительно раньше, ещё пару месяцев назад, я был таким идиотом, что от его виноватости тащился! Но я же тогда совсем нихуя не понимал — точнее, только хуи и понимал! Но сейчас... Сейчас я точно знаю — прав Славка! Хватит!!! Пока Алька в этом чувстве вины не задохнулся... И меня совсем не возненавидел... И пока я сам себя не возненавидел за то, что с ним делаю! Пока не поздно... Если ещё не поздно... А если... Если уже... — Дань... ты только... ты не плачь, пожалуйста... — Славкин голос звучит совсем рядом. Я что, плачу? Славкина рука касается моей щеки — и толькотак я понимаю, что она мокрая... Я закусываю губу. Всё в порядке. Я не плачу. Это... Это просто от соплей! — Данечка... Послушай... Если ты из-за него — то он точно не... — Я знаю! — обрываю я его резко. — Я знаю.... Это я сам отморозок — вот и вообразил, что все такие! Но это — не так. Это всё — только мои проблемы! Славка вздыхает, потом снова касается рукой моей щеки, вытирая сопельные слёзы. — Дань... Ты не отморозок. Ты просто... дурачок ещё... Слово «дурачок» у Славки звучит так, словно это самый офигенный комплимент. Так, что у меня горло перехватывает и все мысли в голове останавливаются. Даже слезливые сопли перестают душить изнутри. Зато ушам снова становится жарко. Но это сейчас не важно. Важно другое... — Слав... Ты же... Ты же сегодня его увидишь? — тихо спрашиваю я. — Его попробуй не увидь. Скорее всего, он меня прямо в подъезде караулит... Или у подъезда... — Что, серьёзно?! От мысли, что Алька так близко, меня чуть не подбросило. И тело само едва не ломанулось — в коридор, к двери, в подъезд, туда где он... Но я только выдохнул шумно, оставаясь на месте... Под одеялом. Рядом со Славкой. — А ты как думал? Я утром ещё проснуться не успел, как он уже притащился — узнать, звонил я тебе или нет? И если звонил — чего там твоя мать про тебя говорит? Так весь день у меня и проторчал, пока к тебе зайти не разрешили... — И чем вы весь день занимались? — спросил я подозрительно. — Прикинь — математикой. — Мате... кххххх-хх-ха-ха... мати... кхххх-ха-ха... кх-х-х-х-кхой! Я чуть не задохнулся от кашля и смеха. Ох уж эта математика!!! Куда без неё!! «А если они занимались той самой «математикой», как и вы с Алькой? Умножение длины стояка на его диаметр, подсчёт количества излившихся сперматозоидов, измерение удельного давления на поверхность головки при сосании? Или это уже физика? Не важно... Главное — вдруг они «этими самыми науками» и занимались? Сами?! Без меня?!! И я перед глазами возникла картинка. Славка, сидящий в своей комнате на полу возле шкафа, где я когда-то сидел... Разомлевший, запрокинувший голову к потолку... Дышит тяжело, с постанываниями... Рот приоткрыт... А глаза закрыты — только веки подрагивают... А Алька ему надрачивает... Остервенело, со злостью — и наслаждением... Его соперник сейчас в его власти... И это заводит его все сильнее и сильнее... Возбуждение зашкаливает. Второй рукой он расстегивает ширинку своих джинсов, высвобождает стояк, который и так почти ткань трусов рвёт... Его рука на Славкином члене замирает... Славка приоткрывает глаза и смотрит мутным взглядом, почти задыхаясь от желания. «Соси... — небрежно бросает Алька. — Хочет продолжения — соси!» И Славка, совсем одурев от возбуждения, наклоняется, касается губами... О чёрт! Ощущение было, что у меня сейчас, как у скороварки, крышечку сорвёт и пар из макушки повалит! Со свистом! Вот о чём, о чём я только думаю?! О чём?! И как мне теперь перестать это думать? — Д-а-ань... Я уж не знаю, что ты там сейчас навоображал, но мы реально математикой занимались... От Славкиной фразы скороварка в голове взорвалась. И пар повалил прямо из ушей. Неужели у меня действительно «на лице все написано»?! Вот всё вот это? ААААА! Заберите меня отсюда в другую галактику! А Славка рассмеялся. — Вот хотел бы я знать, что у тебя сейчас в голове творится... — сказал он почти с той же интонацией, что и Алька вчера утром. — Лучше не надо! — быстро пробормотал я, не в силах поднять на Славку взгляд и всё ещё чувствуя, как пылают уши. А в голове уже звучал вопрос: а вот узнай Славка, о чём я только что думал, как бы он к этому отнёсся? Возненавидел бы за такие фантазии? Или захотел бы попробовать? И чтобы я на это смотрел... — Ты спрашивал, «увижу ли я его...» Что-то ему передать хотел? Вопрос спас меня от нового «взрыва скороварки». И я облегченно вздохнул. Но посмотреть на Славку всё ещё не смел... — Да... Скажи ему, что я в порядке. И всё не так плохо, как в прошлом году. Что температура почти спала. И я сижу, разговариваю, ходить даже могу — ты же сам видишь! И только... Про кашель не говори ему, ладно? — Ох, Даня... Я, конечно, ему скажу, что всё не так, как он себе наридумывал. Что ты не лежишь тут хладным трупиком, не захлебываешься кровавой рвотой и не трясешься от лихорадки так, что дом ходуном ходит. Но... Про кашель... Дань, у тебя с этим ни в одном месте не в порядке! Поэтому я прошу тебя — ну ты хоть немного себя береги, ладно?! И думай, всё-таки, прежде чем что-то сделать... А то ведь реально, такое впечатление, что ты, когда тебе что-то в голову приходит, даже на секунду не задумываешься, чем это может кончиться. Типа: ой, какая идея хорошая! А что тут воспаление легких схватить можно или травму схлопотать — какая фигня, даже внимание на такое обращать не стоит... Я, может, опять «мамочку включаю».... Но... Твою мать понять можно — она за тебя беспокоится. И не только она, как ты знаешь... Поэтому... ты всё-таки думай, прежде чем что-то сделать! Я всё ещё сидел, не смея поднять глаза... «Все-таки думай!» — легко сказать... Не, я думаю! Но всегда как-то так получается, что думаю я о другом... А то, о чем надо думать — его даже близко в голове нет, пока меня носом туда не ткнут. Так как можно думать о чём-то, чего в принципе не понимаешь? Да, дебил я, чего уж тут... Но... Именно из-за этого в меня Славка и влюбился! Что я вот такой ебанутый на всю голову! Я это ещё во время его признания понял... И сейчас тоже: вон каким тоном он «дурачок» сказал... А если я думать начну — он меня и любить перестанет... — Если я думать начну — ты меня любить перестанешь... — сказал я, прежде чем понял, что именно я сказал. А потом понял. И скороварка в голове взорвалась совсем. Даже не скороварка — а целый вулкан... И всё лицо оказалось залито кипящей лавой... Я мог только наедятся, что Славка это воспримет как шутку и рассмеется... Но шло время, а смеха не было. Зато раздался тихий, сбивающийся Славкин голос: — Дань... Я никогда не перестану тебя любить. Никогда не перестану. И ты... Ты тоже не перестанешь.... быть собой... Таким, какой ты есть... Даже если начнешь думать... И что-то делать по другому... Главное всё равно останется... И я... никогда не перестану тебя, такого, любить... Славка замолчал. И я молчал. Ничего сказать не смог бы, даже если бы захотел — такой ком стоял в горле... А в груди фейерверки взрывались. И щеки, кажется, опять становились мокрыми... Я опустил голову ещё ниже, уткнулся лбом в колени, чтобы Славка этого не увидел... Потому что, если он снова коснётся моего лица, вытирая слёзы, я не знаю, что может случиться. Его слова и так разрывали меня на части. И я даже не мог сказать, что я думаю и что чувствую... Просто что-то тёплое заполняло меня целиком... Это было совсем не похоже на привычный жар возбуждения... Другое... И в то же время — близкое... И я не хотел это терять! Казалось: если потеряю это — часть себя потеряю... Хотя я и понятия не имел, что «это» такое... А в голове стучало: «Я никогда не перестану...» И я... Наверное тоже... Никогда не перестану... Мучатся и других мучить... Психовать и заводиться с пол-оборота... Ревновать... Хотеть невозможного... Творить разную дичь... И... вот так таять от слов любви... И мучительно продолжать ждать их от Альки... Никогда не перестану... Быть собой... Таким «дурачком»... «психом долбанутым»... «дебилом»... Но... Может это действительно можно совместить? Моё «хочу по-другому» и моё «останусь собой»? Быть «дурачком» — но не разрушать... Любить — но без боли и чувства вины? Я смогу? — Я... Слав... я постараюсь... думать... чуточку больше... — произнес я тихо, не поднимая головы. — Вот и хорошо, — отозвался Славка, как-то слишком беззаботно. Словно это не он сказал только что такие слова, от которых душа наизнанку должна выворачиваться... Которые я бы никогда не смог произнести, хоть режь меня... И которые я бы так хотел произнести... «Я никогда не перестану... любить тебя... Алька...» Даже мысленно сказать невозможно — сразу всё внутри в пустоту обрывается... — Дань... Я наверное пойду уже. Тебе отдыхать надо и лечиться. Но... Мы, наверное, до Нового Года уже не увидимся... И... Я хочу тебя сейчас подарок подарить... На Новый Год... Подарок? Я поднимаю голову — и вылупляюсь на Славку. А в голове быстро начинают щелкать шестеренки: Новый Год — Праздник — Подарки.... Подарки!!! Ну да, в Новый Год подарки дарить принято! А я начисто об этом забыл! Вообще! Даже не в подумал! Ни маме с папой ничего не приготовил... Ни Ритке... Ни Славке... И... Альке тоже! А Славка порылся в своей спортивной сумке и достал кассету. — Вот. Это новая группа, «Технология» называется. Мне кажется, тебе такое понравится. Я протянул руку — и рассеяно взял подарок. Кассета была «самопиской» и вкладыш в коробочке был сделан из картона. «С Новым Годом» — было написано на нём яркими фломастерами. А над надписью горело оранжевое солнце, огромное и весёлое. А под надписью на пригорке сидел человечек, и проложив руку ко лбу, смотрел вверх... Я глядел на этот простой рисунок и внутри отдавалось «Ты — моё солнце»... Вот так, да? — Слав... Спасибо... Только... Я... У меня ведь нет подарка... И... — Ну и ладно! — ответил Славка и улыбнулся, но тут же стал серьёзным.— Дань, если ты сейчас думаешь, что тебе обязательно нужно всем подарки сделать и уже строишь планы, как тебе из дома для этого выпереться — то это очень плохая идея! Знаешь, я про себя точно скажу: для меня самый большой подарок будет, если ты поскорее поправишься. И я уверен, что и остальные так думают. Я рассмеялся — может, немного через силу. Потому что внутри меня всё ещё бушевал ураган из самых разных чувств... Но, то как Славка угадал мои мысли — это действительно было забавно. Потому что я действительно начал прикидывать в голове — как я за завтрашний день могу подарки устроить? Где их вообще можно купить, если удастся на улицу выскользнуть? И что можно купить? — Между прочем, завтра воскресенье, — сказал я со смешком. — Ничего не работает. Да и всё, что можно было бы на подарок купить — уже давно раскупили... — Какое счастье, что у нас существуют дни, когда ничего не работает, и так мало товаров, что их все раскупили, — Славка тоже рассмеялся. — А вообще... Я не очень понимаю, что дарить... Маме вот раньше я рисунок на Новый Год рисовал. Но теперь ей это вряд ли надо... Да и тогда было не особо надо, просто мусор, который куда-то приходилось засовывать... Но что ей надо — я понятия не имею! Что вообще людям надо?! Цветы? Но где их зимой купишь? Да и нафига они сдались? Засохнут быстро, выбрасывать придётся, толку никакого... Или вот... Вот тебе бы я хотел что-то подарить... Но что? Книгу? Но я даже не знаю, какую... У нас же большинство книг у всех в городе одинаковые — с фабрики, типа премия. Но мне бы действительно хотелось что-то подарить тебе! Хорошее! Не ерунду какую-то, которую куда деть не знаешь, а выбросить жалко. Но я не знаю что! Как вот у тебя получается подарки искать? — Как получается? — Славка рассеяно почесал подбородок. — Я не знаю... я не ищу специально... Просто иногда видишь что-то и думаешь: это маме понравится, это папе понравится... Это Дане понравится... — на этих словах Славка улыбнулся. — Оно само собой так выходит. Когда думаешь не про то, что «надо подарок найти, потому что Новый Год», а просто... Хочешь что-то приятное сделать... И... И у меня тоже не всегда получается с подарками... Вот, в школе так и не смог придумать, что подарить классной, хотя весь класс на меня наделся... А с кассетой... Я только песню услышал — и подумал: это точно для Дани. Славка говорил — и ураган внутри потихоньку затихал. Оставалось лишь тепло... Тепло, с которым он хотел со мной поделиться... И я поднял на него глаза и сказал, стараясь с поделиться с ним уже своим теплом: — Спасибо! Слав, правда, спасибо!!! За всё-за всё! За то, что ты — это ты! Понимаешь? — Ага, — ответил Славка. И взлохматил мне волосы. И я знал — что он понял. Всё, что я не мог сказать. Всё, что я и сам не до конца понимал. И от этого его «Ага» на душе стало легко.