«Чужая душа — потёмки, особенно если повернуться к ней задом».
Дин со спортивным интересом наблюдает за взвинченным братом, развлекаясь тем, что угадывает любое его неуклюжее движение. Что угодно — лишь бы не заснуть над бумагами. Что ещё? Поёрзает на стуле? Ещё чашка кофе из автомата? Потрогает волосы? Тяжело вздохнёт? Сэм напоминает взволнованную девчонку, что ждёт звонка от парня после неудачного свидания. Сначала он не притронулся к ужину, а теперь снова ёрзает на стуле, и Дин мысленно щёлкает пальцами: Бинго! Снова угадывает, и это перестаёт быть интересным. Скорее раздражительным. Сэм не замечает развернувшейся перед ним игры и продолжает попытки вчитаться в показания пары дюжин свидетелей. И (ожидаемо) снова сбивается. Перемешивает кипу листов меж собой и возвращается к началу в третий раз за час. Черт, он вообще прочитает что-то дальше оглавления? Или так и будет пялиться на фотографию шерифа округа на первой странице? Обеденный стол между ними усыпан скопившейся за десять лет информацией. Дин пытается разложить вырезки из газет в хронологическом порядке, но пустая возня брата чертовски отвлекает. И Дин не выдерживает, когда тот снова откладывает страницу и косит взгляд на безжизненный экран лежащего рядом мобильника. Ну всё… — Завязывай, Саманта. Второго свидания не будет, — Сэм поднимает на него непонимающий взгляд, и тот продолжает: — Если ты не успокоишься, то заработаешь косоглазие. От спирающего лёгкие возмущения Сэм краснеет и давится воздухом; открывает рот, но внимание перехватывает короткая вибрация. Дин с недоумением наблюдает, как он трясущимися руками, суетливо хватает оживший мобильник, несколько раз роняет на пол прежде, чем взглянуть и сказать: — Это от Эша! — Быть не может! — сухо подмечает Дин. А то он не понял. — И что же там? — Пишет, что пикап больше нигде не засветился, — тихо отвечает Сэм. — Значит дело Брауна закрыто. Это было ожидаемо, — Дин пожимает плечами, возвращаясь к статьям из местных газет. Прежде, чем перевернуть страницу, он поднимает взгляд, ожидая увидеть понурого брата, но тот, спокойно расправляя плечи, продолжает изучение показаний, удерживая телефон в руке. — Ещё нет. Вот же упёртый… — Машину скорее всего бросили, Сэм. — Эшу нужно больше времени, — выдавливает он сквозь стиснутые зубы. — Или мне. Дин чувствует, как сводит челюсть, и ему нужно несколько секунд, чтобы вникнуть в услышанное. Он откладывает в сторону документы из рук, на случай, если кулак рефлекторно сожмётся и захочет выбить дерьмо из младшего брата. Прежде Сэму не удавалось перейти эту черту, но он подошёл слишком близко к краю. — Ждёшь приход экстрасенсорной дури? Серьезно? — Видения, — глухо рычит он, поправляя; явно устав бороться с отрицанием Дина называть вещи своими именами. — Это помогло бы нам быстрее, чем то, чем мы заняты всю ночь! Дин откидывается на спинку стула, смиряя брата оценивающим взглядом. — Ну так призови своё моджо, Люк Скайуокер. [1] — Это так не работает, и ты это знаешь. — Ну разумеется, — усмехнувшись, он отводит взгляд в сторону. — Почему ты так противишься? Ответ у нас перед носом! Найдём машину — найдём демона, — Сэм сжимает кулаки. — Впервые у нас есть вариант пойти по лёгкому пути! — У нас никогда не бывает лёгкого пути, Сэм! — перебивает он, подавшись вперёд. — Пора бы это уяснить. Обстановка становится слишком накаленной. Усталость и вторые сутки без сна тут же давят тяжестью на плечах и затылке. Дин ожидает нападки. В теории прикидывая ответы для того, чтобы отбиваться от доказательств, фактов, которые на него непременно обрушатся. Но к удивлению, этого не происходит. Даже когда он поднимается и отходит к холодильнику за пивом, тишина не разряжается. Сэм не притрагивается к бумагам на столе, а значит продолжать изучать дело не намерен. Чертов протестант! Дин приваливается поясницей к столешнице, вертит в руках бутылку, но так и не открывает, с разочарованием понимая, что потащился на кухню совершенно не за этим — пива ему совсем не хочется. Просто нужна причина уйти, и выбрал он самую идиотскую. Видения Сэма доставляют неприятности вот уже четыре месяца. Обычно это были импульсивные картинки, обрывки фраз, и по этим крупицам не собрать достаточной информации для настоящего дела. Это были просто ночные кошмары. С той разницей, что от обычных снов не требовалось приходить в себя несколько дней. Но Эрик Браун… Здесь что-то другое. Пастор Джим утверждал, что в сновидениях кроются подсказки от подсознания. Повторяющийся кошмар — это как мигающая красная лампочка с требованием обратить внимание немедленно. Но «Брауновский кошмар» — как Дин называет этот надоедливый «момент», упорно отметая термин «видение», преследует Сэма вот уже третью ночь и не даёт новых зацепок. Младший брат наивно полагает, что Дин не замечает количества его видений, а он в свою очередь позволяет ему так думать. Жаль толку в этом не больше, чем в глупом побеге на кухню. И Джим непременно задал бы ему за это трёпку. Проклятье. — Итак, — сдаётся Дин проснувшейся совести, которая голосом Джима зудит в черепе как назойливая муха. — Почему ты так уверен, что в твоём этом «моменте» был демон? Ты же видел только кровь, но никого рядом не было. Сэм оборачивается; смотрит на него так, будто он по меньшей мере Снежный Человек: удивлённо и с опаской. Дин выжидающе поднимает брови, и Сэм выпаливает: — Мои видения всегда относятся к ним. — Мы этого не знаем. В разуме играет мантра света и умиротворения. Он будет спокоен и терпелив — как и всегда, но на всякий случай уже теплую бутылку ставит на стол. — Я знаю, — Сэм поднимается со стула, угрожающе приближаясь. — Ведь это я их вижу! Как видел смерть Джесс! И тех троих! Какие ещё доказательства тебе нужны? Дин упирает руки в столешницу позади себя, придумывая, как можно помягче ответить, что ему нужны доказательства более реальные и осязаемые, чем крик младшего в темноте, или призрачный пикап несуществующего человека. — Мы можем действовать по привычному пути: начать расследование, допросить свидетелей, выживших, кого угодно, а можем сделать ту же работу, но быстрей! — И что ты предлагаешь? — язвительно спрашивает Дин. — Освятить весь водоканал и ходить под окнами домов, ожидая, как кто-нибудь пойдёт в душ и начнёт вопить? Заказать на радио молитву, изгоняющую дьявола? — он наигранно смеётся. — О, а может нам стоит ездить по всей чертовой Небраске и искать иголку в стоге сена? Впрочем, у меня такое чувство, что именно этим мы занимаемся! — Мы можем помочь Эшу с поиском. Работать на двух фронтах, — в глазах горит одержимость. Прежде Сэм относился к работе рассудительно, и если выпадала возможность провести пару вечеров за исследованием для дела, — он бы непременно это сделал. Но сейчас, словно не выдерживая бумажной волокиты, рвётся в бой, действуя на абордаж, и это заставляет еще больше беспокоиться. Сэм продолжает активно жестикулировать руками к своей пламенной речи: — Не могла же машина и вправду испариться, Дин! — Может и не могла, — отвечает он. — Ты хоть представляешь, сколько этих уродливых пикапов в штате? Эти кукурузники только на них и ездят! Слушай, — глубоко вздохнув пытается сбавить обороты, — мы и так это делаем — работаем на двух фронтах. Эш славный малый, но он не быстрый. И помогать ему то же самое, что путаться под ногами. Он работает исключительно соло, и исключительно на темном пиве. Он возвращается на своё место, принимаясь перебирать бумаги, старательно игнорируя так и застывшего Сэма посреди номера. Дин украдкой проверяет телефон в надежде увидеть хотя бы один короткий ответ отца на десяток оставленных голосовых сообщений. Останавливается взглядом на списке контактов, но осекается и тут же убирает телефон. Джим Мёрфи – экстренный случай. Ему разрешается звонить в самых чрезвычайных ситуациях, и хотя сейчас никто не истекает кровью, Дину всё равно, до покалывания в пальцев, хочется ему набрать. Но он не станет. Как и не станет никому рассказывать о происходящем, подвергая Сэма возможной опасности. Дину становится жаль, что он не записывал все мудрые мысли старшего охотника, который во многом знал толк. И тогда, возможно, он бы знал, как поступить в этой ситуации и не превратить небольшую трещину в непоправимый разлом в доверии. В детстве, казалось, пастор Джим мог без труда отвечать на многочисленные вопросы Сэмми, когда тот по праву носил прозвище самого любопытного ребёнка. Стоило Дину этому поучиться. — Что бы я не сказал сейчас, ты всё равно не согласишься, верно? — горько ухмыляется Сэм. Дин бросает взгляд на уязвлённого брата и качает головой. Сэмми достаётся в этом дерьме больше всех. Несправедливо вести себя как эгоистичная сволочь, точнее как… Нет. Он не будет поступать как отец, которому проще было оттолкнуть Сэма, чем попробовать его понять. Дин не допустит этой ошибки. — Ты не доверяешь мне. Вот, в чём проблема, — Сэм плюхается на стул, небрежно отклоняясь на спинку, — а не в количестве «уродливых пикапов», моих ведений, и в чём-то ещё. — Я не доверяю твоим чертовым видениям и не скрываю этого, — Сэм не выдерживает тяжелого взгляда Дина; закусывает щеку и прячет глаза за длинной челкой. — Мы не знаем природу их появления. Кто или что посылает их тебе. Ты хотя бы на секунду задумывался, что это может быть ловушка? Сэм виновато умолкает. — Мы не пойдём лёгким путём, — продолжает Дин. — Мы пойдём обычным и безопасным для тебя. — А если будет поздно? Что, если к этому времени человек погибнет? — вдруг повышает голос он. — Что, если… — Значит, мы не можем спасти всех, Сэм, — твердо говорит Дин. Он чувствует себя так же паршиво, как на Рождество, в которое рассказал брату, что Санты не существует. Только ему уже не семь лет, и откровения не должны выбивать из колеи своей честностью. — Люди всегда умирают. Десятки людей погибли в пожарах за десять лет, — он указывает пальцем в заметки. — И ещё столько же погибнет, если мы не остановим это. У нас есть дело. Оно более реально, чем «Брауновский кошмар». — Ты окрестил дело Эрика Брауна в «Брауновский кошмар»? — Уж лучше так, чем говорить имя несуществующего человека. Но Сэм не будет собой, если спустит всё на тормоза. — Чего ты ещё не договариваешь? Почему Элен отдала нам дело? — Понятия не имею, — Дин пожимает плечами. — Может, потому что мы лучшие? Он не знает наверняка, «что» убедило Элен сделать это, но рад возможности быть подальше от бара Харвеллов. Теперь он слишком хорошо понимает отца. Вот только… чем дольше Дин изучает бумаги, тем сильней становится ощущение, что Эллен отдала ему дополнение к делу. Никакой точной информации. Никаких полных фактов. — Что это значит, Дин? Это как-то связано с Амелией? Он подавляет неожиданную дрожь в пальцах при упоминании еёимени. Это точно не имеет ничего общего с делом. — Не впутывай её в это. Но Сэм как-то задумчиво прищуривается, наклоняя голову в бок. — Знаешь, я не обращал внимания до этих пор, что между всеми возможными делами в приоритете для тебя демоны. Как и у отца. — Что ты, чёрт возьми, хочешь сказать этим? — Что для тебя это больше, чем охота, Дин, — говорит он одними губами. — Ты мстишь. — Можно подумать, ты здесь по другой причине? — иронично подмечает Дин. За плечами любого охотника есть начало. Оно гнусно кроется в смерти близкого. — Просто так эту дорогу не выбирают, верно, Сэм? Это удар ниже пояса, и он не жалеет о нём. — Но я тебе не врал, — Сэм качает головой, и понижает голос. — То, что случилось с Амелией, было не просто пожаром, и не просто «два раза пересекались», и не просто друзья. Ты любил её, и перестань это отрицать. Дин не удивлён и делает ставку, что язык за зубами, скорее всего, не удержала Джо. Эш не стал бы трепаться. Элен — всегда предпочитала просто не лезть. Интересно, как Сэм, который не может провести в тишине и пятнадцати минут, смог молчать почти сутки — для него это истинный подвиг. Удивительно, что не накинулся с расспросами сразу в баре. Чего же он ждал? — Раз ты всё знаешь, к чему этот разговор? Что ты хочешь от меня услышать? — Когда ты собирался рассказать? — Никогда, — просто отвечает Дин. Он правда собирался рассказать, когда нагрянул той ночью. Собирался, когда они искали отца. Но не смог, когда умерла Джессика. Собственная боль глохла, уменьшалась и пряталась. Дин делал обычное дело — уберегал брата. И поступал бы так и дальше. Сэм непонимающе хмурится. — Она же уехала в Ю-Даб. Отошла от дела. Почему это произошло? — Значит, все-таки осталось что-то, чего не рассказала маленькая мисс Харвелл на вашем маленьком девичнике? — вырывается у Дина, и под осуждающий взгляд брата он отводит взгляд в сторону. — Пыталась отойти, но отец вернул её. — Отец? — Ты же знаешь: Джону Винчестеру всегда и все должны. Джон был наставником для Амелии и единственным человеком, кому она не перечила. — Мы охотились вместе, когда ты уехал в Стэнфорд, — продолжает он. — И были помолвлены, — подмечает Сэм. — Почему мне обязательно нужно давить на больное, чтобы поговорить с тобой, Дин? — Потому что я не хочу об этом говорить! — повышает тон. Господи, сколько еще у него осталось терпения на этот разговор? На сколько еще его хватит?— И ты не имеешь права злиться на меня за это. — Я твой брат, — обиженно восклицает Сэм. — Я злюсь на тебя, потому что ты должен был рассказать мне об этом, а не девчонка из бара! Он не усиживает на месте, и Дин подмечает, что и эту взволнованную ходьбу по комнате можно было предугадать. — Господи! Ты не должен был проходить через это один! Дин практически не помнит первые пару месяцев после случившегося в лесной хижине. Но точно помнит, что побыть одному ему не давали, как бы он этого не просил. Бобби и Джим не спускали с него глаз, время от времени напоминая есть. Он осознает, каким был засранцем, раз Сингер был вынужден объявить в доме «Сухой закон». И не помнит, как долго это длилось. Ему пришлось прийти в себя, когда от отца не было известий больше пары недель. Что бы ни случилось, забота о семье оставалась главным приоритетом в жизни. — Как ты можешь тянуть мне руку помощи, когда сам увяз по горло? — он заикается от удушающей несправедливости. — Почему ты молчал? Поведение Сэма на протяжении всей этой ночи приобретает свою обоснованность, — причиной нервозности был далеко не Эш и его медленные хакерские способности, а он сам. Дин понимает его: он бы тоже злился. Сэм провёл рядом больше года и не заметил никаких изменений, ведь Дин старался вести себя как обычно. Сэм рвано дышит в ожидании ответа. Сейчас он выглядит слишком отчаянно, слишком потерянно и нуждающимся в словах. — Как… Как ты с этим справляешься? Как ты спишь по ночам, потому что я не могу! — Никак, — отзывается Дин. — Нет никакой волшебной формулы, Сэмми. Пройдёт время, но не жди, что станет легче. Боль никуда не денется, но ты научишься с ней жить, — поджимает губы. — Она была моим всем, а потом... её не стало. Я все ещё скучаю по ней, и часто вспоминаю, и это — нормально. — Дин… — Это то, что я не хочу обсуждать, Сэм. Да, ты мой брат, но… есть границы, понимаешь? И я подвожу здесь черту. Мы не будем обсуждать Амелию и случившееся с ней. — Ладно, — примирительно отвечает он, спустя мгновение. Дин кивает и смотрит на настенные часы: без четверти три ночи, и никакого продвижения по делу. — Нужно передохнуть, — вздыхает устало. — Если мы загнёмся от переутомления, нас самих придётся спасать. Сэм не спорит и отходит, чтобы выудить из дорожной сумки старый радиоприёмник Бобби. — Попробую поймать полицейскую частоту. Дин бросает взгляд на брата. Возможно, после этого дела им стоит взять отпуск: съездить в Миннесоту навестить пастора Джима. Ворота фермы в Блу-Эрт всегда были приветливо открыты для охотников и их детей. И Джон злоупотреблял этим, когда они были детьми, но Дин старался ускользать от посещения фермы в День Благодарения. Джим всегда твердил, что нельзя давать имена индейкам, привязываться к ним и тем более называть друзьями. Так их сложнее убивать, быть свидетелем смерти, не имея возможности помочь, или съесть на ужин. Но и по прошествию двадцати с небольшим лет Дин все ещё помнит птицу по имени Дюк, и не ест больше гребаную индейку. Теперь, когда он смотрит на Сэма, ему становится ясно. Эрик Браун — это чертова индейка-Дюк в День благодарения.***
Резко сев на кровати, Дин инстинктивно поворачивает голову, чтобы проверить спящего брата. Крики, кошмары, бессвязные слова — всё это отмечается знакомой территорией, но сейчас, к удивлению, он просыпается не от этого. Шум, доносящийся из радиоприёмника, больше похож на помехи, но достаточно громкий, чтобы мешать спать. Откинув одеяло, он с тяжестью поднимается на ноги, подходит ближе, чтобы разобрать бормотание диспетчера. Возгорание жилого дома. — Твою мать, — произносит он, растирая ладонями лицо. Окончательно проснувшись, пихает ещё спящего Сэма в плечо. Бедняга так вымотан, что даже не вздрагивает, когда Дин бросает в него его же вещи; разлепляет глаза и послушно одевается. Пожары в жилых домах не были чем-то аномальным по своей природе. Обычно люди сами становились им виной. Но огонь вёл себя совершенно иначе в округе Дуглас на протяжении десяти лет. Дин чувствует запах копоти ещё за пару миль до того, как сворачивает на нужную улицу. Он ожидает увидеть полыхающий фасад здания, когда выворачивает руль, подъезжая к дому, но остановив Импалу рядом с красной пожарной машиной, недоумевает: руины дома семьи Миллер выглядят так, будто горели пару дней назад. Пожарные сматывают шланги, на асфальте чёрными разводами стекает в канализацию вода, смешанная с пеплом. В машине парамедиков Дин замечает ребёнка. Девочке не больше пяти лет. У неё огромные от шока глаза, а руки крепко прижимают плюшевого зайца с длинными ушами. Он прекрасно помнит этот взгляд, этот вяжущий кровь страх и собственную беспомощность, когда языки пламени охватывают место, в котором ты рос; забирает всё, что ты когда-то любил. Любой твой шанс на нормальное будущее. — Дом не может сгореть за… — Сэм вопросительно поворачивается к нему. Все еще держа руку на руле, Дин косит взгляд на наручные часы. — Час. — Как такое возможно? Думаешь это сотворил демон? За какой-то час? Дин уже видел это своими глазами, когда охотничья хижина в лесу сгорела дотла за какие-то десятки минут. — В нашем деле возможно. — Демон, по-твоему, кто? Дэвид Копперфильд? [2] — А ты я смотрю много о них знаешь. — Когда они основная цель твоих видений, волей-неволей начинаешь узнавать о них больше. Дин пропускает слова мимо ушей. Точнее пытается вновь не углубляться в эту тему. — Полюбопытствуем у местных. Смотри, — он указывает пальцем в стекло, — на улице собралось слишком мало людей для такого события. Многие даже не удосужились выйти из домов. Дину приходилось видеть пожаров в своей жизни больше, чем хотелось, но всегда вокруг были толпы людей. Кто-то помогал, чем мог, кто-то просто наблюдал, но люди никогда не были столь безразличны к чужому горю, как жители этого города. Сэм кивает и выходит из машины вслед за братом. Воздух вблизи дотлевающего дома еще греет лицо, а от вони копоти першит в горле. Дин оглядывает почерневшие оконные рамы с выбитыми стёклами, едва различимые в предрассветный час. — Я думал дома горят дольше, — говорит он, обращая к себе внимание пожарного. Прежде, чем ответить, мужчина снимает с головы шлем, вытирая рукавом пот, застилающий глаза. — Только не во Фримонте, сынок. — В чем причина возгорания, сэр? — спрашивает Сэм, когда они подходят ближе. Нашивка на куртке с номером пожарной части именем «Рэй Джонс» и капитанским званием говорит о том, что этот мужчина тут главный. — А вы?.. — Репортёры, — быстро отвечает Дин. — Журнал «Сверхъестественное». Рэй хмыкает, но через время понимающе кивает. Каждый год в Фримонт съезжаются репортеры и журналисты со всего округа. — «Сверхъестественное»? — переспрашивает он, переводя взгляд на дом. — Да-а-а, — задумчиво тянет Дин, сочиняя на ходу: — Обычно мы публикуем письма фанатов Стивена Кинга, портреты Оззи Осборна. Ну, знаете «Black Sabbath»?[3] — Да, но я не ценитель их музыки. Знали бы вы, сколько пожаров в год мы тушим на готических вечеринках. — Рэй возвращает к ним взгляд. — Раз вы из прессы, думаю, вы читали мои предыдущие интервью? Случай с семьей Миллер ничем не отличается, так скажем, от «рядового» для нашего города. Огонь снова вспыхнул в детской, и… — он опускает голову. Дин спрашивает: — Пожар может быть связан с коротким замыканием? — Похоже на то. Известно будет после экспертизы, — отвечает Рэй, но в тоне слышен скептический настрой. — Капитан Джонс, кто был в доме? — Родители, няня и двое детей. — Это не первый пожар в этом году? — спрашивает Сэм. — Сейчас только сентябрь, а это уже третий младенец, оставшийся без матери. В этом году всё началось раньше обычного. Дин и Сэм тревожно переглядываются. — Погибают только матери, верно? — Дин видит, как Сэм нервно кусает губы. Он черкает что-то в блокноте, так сильно сжимая ручку, что пластик вот-вот затрещит. В гибели этих женщин слишком много общего с тем, как умерла их мать двадцать три года назад. — Как правило, пожар вспыхивает в детской, а любая мать… Сами понимаете — она побежит спасать своего ребёнка. Уж мы-то понимаем. — Но вот… — продолжает Рэй. — Само его возникновение, оставляет много вопросов. Сэм не колеблет: — Что вы имеете в виду? — Я работаю пожарным почти двадцать лет и многое повидал, но то, что происходит в этом городе последние десять лет ,— настоящая чертовщина. — Эй! Вы двое, — выкрикивает мужчина. Даже в сумраке, Дин замечает, как ярко блеснула серебряная звезда шерифа на его груди. Только этого ещё не хватало. — Что вы здесь вынюхиваете? — Остынь, Кит. Это репортеры, — Рэй хмурится, наверное, осознав, что они так и не представились. — Меня зовут Стивен Тайлер, — говорит Дин. — Это мой напарник Джо Перри. — Я слышал о вас двоих. Вы остановились в «Синей Птице», — шериф подозрительно прищуривается. — Так точно, сэр. — Пресса раздула из бытовых возгораний непонятно что. Нечего вводить людей в заблуждение своими байками о дьявольском шоу. И вам двоим тут тоже делать нечего. Дин оглядывает его с головы до ног. У шерифа явно вид человека, не желающего ввязываться в хлопотливые и непонятные для него дела. Иначе он бы уже что-то предпринял по противопожарной безопасности города. Или перестал отрицать очевидную проблему, как пример. — Бытовые возгорания? Кит, не выдумывай! — взвывает Рэй. — Дом был обесточен с вечера прошлого дня, включая гараж. Таких возгораний уже десяток по округу. И это не назвать совпадением. Пора бы тебе это признать. — У тебя есть доказательства иного? — Надменно спрашивает тот. — Разумеется есть. Я видел большую часть своими глазами! — А я своими вижу лишь новое пепелище в моем округе и кучку перепуганных людей, — он обводит рукой семью Миллер. — И «цветную» женщину, которой здесь не место. Дин оборачивается, наблюдая за семьей, которой занимаются медики. Они должно быть не слышат его слов, но няня смиряет шерифа взглядом, от чего тот сконфуженно замолкает. Гребанный расист. — О, может моим ребятам стоило приехать позже, чтобы ты мог этим не заниматься, и дальше просиживать штаны в управлении? — Одной проблемой было бы меньше, — выдавливает он сквозь зубы, и прежде, чем уйти, переводит взгляд на братьев. — Не задерживайтесь здесь. Фримонт не любит чужаков. — Если у вас остались ко мне вопросы, я буду весь день в части, — обращается Рэй к Дину. — Только прихватите кексы. Погрузив оборудование, он и его команда уезжают. — Чокнутый город, — качает головой Дин. — Кэп пожарной части ведёт себя так, будто мечтает покорить Бродвей. Ну, или хотя бы засветиться в телике. — В годовом цикле шесть пожаров. У нас ещё три, чтобы распутать это дело, или придётся ждать следующего года, — подмечает Сэм. — С чего начнём? — Дождёмся рассвета. Составим списки младенцев. Допросим няню, может, она что-то видела или почувствовала. — Я позвоню Эшу. Дин выгибает бровь и Сэм скрещивает руки на груди. — Что? Мы убедились, что это демон. Дом по-другому бы не сгорел. Дин молчит и идёт к машине, но брат продолжает, нагоняя: — Может, нам стоит позвонить отцу? Этот демон… это то, что убило маму, ведь так? И Амелию, и Джесс… — Похоже на то. — Мы не можем упустить его. Дин вынужден признать, что Сэм прав. Они просто не могут позволить этому случиться с кем-то еще. Дин собирается ответить, но звук подъезжающей машины отвлекает. Да быть не может… Он просто не верит своим глазам. Это тот самый пикап, который искал глазами все эти четыре дня в каждой встречной машине. Пикап круто сворачивает с дороги и останавливается в опасной близости к задней двери «Импалы». — Вот и Эрик Браун собственной персоной, — всё ещё не выпуская его из виду, говорит Дин. У Сэма вытягивается лицо. Водительская дверь открывается и... У Дина перехватывает дыхание: — Отец?!