Как ты можешь спать?

      Амелия выгибает бровь, наблюдая, как чёртов автомат, видимо находит забавным отдать сдачу монетами в наименьшем номинале.       Она смущенно оглядывается по сторонам: здесь у всех расшатанные нервы. В комнате ожидания разговаривают предпочтительно шёпотом и ведут себя тихо, а её монеты одна за другой с громким звоном падают, ударяясь об алюминиевые стенки ящика внизу автомата.       Боже, ну и представление!       Ощущая себя крайне неловко, но старательно делая вид, что это вовсе не так, она опускается на стул рядом с Сэмом.       — Сколько уже? — спрашивает, потеряв счёт времени. За окном стремительно темнеет.       — Второй час, — быстро отвечает Сэм, даже не посмотрев на часы. И Амелия почти не удивляется. Сэм запросто мог отвлекать себя подсчетом секунд. Это странно, но вполне в его духе. Полчаса назад, когда медсестра в который раз услужливо просила его усесться и дождаться новостей где-то в другом месте, а не у её стойки, он прочёл абсолютно все имеющиеся брошюры и медицинские журналы.       — Неужели, чтобы наложить швы, нужно столько времени? И почему нельзя было сделать это в палате? — рассуждает она вслух, расправляя кофту на озябших коленях, и затыкается, когда Сэм награждает ее испепеляющим взглядом, будто говоря: Ты не делаешь лучше.       — …извини.       Сэм тихо вздыхает вместо ответа, подается вперёд, трет ладонями лицо, словно в попытке согнать усталость.       Амелия упирает ему в бок пару шоколадных батончиков и, когда он поднимает голову, протягивает стакан с кофе.       — Спасибо, — сконфуженно и удивлено бормочет он, принимаясь за ужин. С интересом заглянув за неё, на соседний пустующий стул, кивает подбородком на кучку сладостей в разноцветных обёртках. — А это что?       — Мне нужно было куда-то деть мелочь.       — Да, судя по звуку, предполагаю, её было много, — презрительно фыркает он.       Амелия оставляет попытки раскрыть упаковку непослушными руками. И ухватывается за фольгу зубами.       — Всегда хочу есть, когда нервничаю, — она вымазывает пальцы в шоколаде и ругается себе под нос. — Твою же…       — Когда ты вернулась?       — Не смотрела на часы, — попытка уклонится от вопроса выходит неуклюжей. Как и весь сегодняшний день. Как всё их общение в целом. Как и встреча, которой не должно было быть.       Явно неудовлетворённый ответом, он отворачивается к окну. Амелия понимает, что Сэм просто пытается занять мозг чем-то другим, только бы не думать о брате. Но как бы она ему не сопереживала, становиться этим «чем-то другим» всё равно не хотелось. Это как быть букашкой, добровольно разместится под толстой линзой микроскопа и позволить внимательно рассмотреть себя со всех сторон, и найти ответы.       Ведь Сэм таким и был, и скорее всего, это дурное влияние Бобби Сингера: допытываться до правды. Не отступать, не бросать дело, даже законченное, пока не узнаешь всю правду и мотивы.       Только Сэм никогда не понимал, почему вокруг так часто твердили несусветную чушь: «правда нужна не всегда и не всем».       — Ты что-нибудь выяснила?       Амелия надрывает пакетик с сахаром и высыпает в свой стакан, совершенно не понимая, зачем. Кофе с сахаром ей никогда не нравился. Как и допросы, на которых сейчас сконцентрировался Сэм. И, видит бог, у неё случится передозировка глюкозы или углеводов, если он продолжит в том же духе.       Амелия провела в городе большую часть дня, и разумеется, она не могла не выяснить совсем ничего.       Но она молчит.       Поворачивается на озадаченного Сэма, и отмечает, что он не выглядит таким бледным, как тогда…       … когда, вернувшись в больницу, она нашла его растерянным, сидящим на полу в палате Дина. Амелия позвала его несколько раз по имени и, когда реакции не последовало, вошла, ужасаясь:       Пусто.       Сердце пропустило удар.       Дина не было.       Она перевела взволнованный взгляд на Сэма: тот смотрел на неё в ответ покрасневшими глазами, и ей не сразу удалось распознать за страхом что-то ещё. Одно она поняла точно:       С таким лицом не узнают хорошие новости.       — Кровь, — еле слышно, одними губами сказал Сэм. Будто это могло что-то объяснить. Он посмотрел на свои руки в багровых разводах, и причитал как заведённый: — Кровь. Кровь. Кровь…       Амелия сглотнула, судорожно огляделась, и взглядом нашла полотенце. Она ничего не понимала и не представляла, что могло произойти. Обереги, развешанные ею утром, остались нетронутыми. Демон не мог… просто не мог!       Но эта липкая, засыхающая кровь на руках Сэма…       Он не отводил взгляда и ничего не говорил. кроме повторяющегося слова «кровь». Будто просто не мог остановиться. Будто сходила целая лавина. Неуправляемо, неконтролируемо.       Амелия догадывалась, но старалась не думать.       Ведь Дин не мог…       Она торопливо стирала разводы мокрым полотенцем, присев на пол рядом, и вечный недотрога Сэм позволил ей это сделать.       — Это просто кровь, Сэм, — запнувшись. — Немного крови.       Ей нужно было услышать всего одно слово: жив.       Но Сэм почему-то упорно его не говорил. И эти минуты, в которых она потерялась; проклятые минуты в которых не могла узнать самое важное — жив ли Дин — казались бесконечными.       — Кровь, — повторил он с досадой и горечью, поморщившись. — Опять его кровь на мне!       У Амелии проскользнула мысль, отвратительная, ужасающая и пробирающая до самых костей: не успели. Не успели помочь Дину и, должно быть…       Нет. Нет. Нет. Нет!       Она с трудом отмела догадки, стараясь руководствоваться логикой, а не чувствами, и напряжённо всмотрелась Сэму в глаза… где плескались вина и раскаяние.       Вина и раскаяние.       Тут же захотелось потребовать ответа: «Что произошло? Что ты сделал?»       Потому что выглядел он так, словно находился в зале суда, на месте подсудимого, и вот-вот должны были вынести приговор, в котором он уже признал себя виновным по всем обвинениям; и попросил высшей меры наказания.       — Дин не умер, — выдавил он.       Всего лишь, как выяснилось позже, забрали на операцию. Учитывая её мысли, было уместно с облегчением подумать «всего лишь».       И то, как дёрнулась рука Сэма в её руке, как от злости искривилось его лицо, она предположила, что всё-таки умудрилась сказать это вслух.       — Аппараты запищали, а на его повязке появилось красное пятно, — неожиданно говорит Сэм, и Амелия рассеяно моргает, выныривая из воспоминаний. — Я пытался остановить её. И сделал только хуже.       Дежурная медсестра сказала Амелии что-то о расхождении внешних швов. Вышедший из операционной врач — о внутренних.       И теперь картинка Амелии сложилась.       Она сжимает губы, совершенно не представляя, что нужно сказать.       «Не твоя вина»       «Всё будет хорошо»       «Это не из-за тебя»       Но ничего из этого почему-то не приходит на ум. Сэм виноват, но никто не винит его больше себя.       — Любой бы поступил на твоём месте так же, — приходит к выводу Амелия. — Это вшито в наши заводские настройки. Видишь кровь, значит, зажать рану — уроки по оказанию первой помощи от твоего отца. Может, будем винить его, а?       Это, во всяком случае, проще. И всегда веселее и удобнее. Особенно Сэму.       Он слабо улыбается.       — Я не могу потерять его, — тихо признаётся Сэм. Так тихо, что возможно, это даже не предназначалось для её ушей.       — Не потеряешь, — он обращает к ней недоверчивый взгляд. Нет, это не просто слова. — Я не пытаюсь тебя утешить. Просто твой брат крепкий орешек. Самый крепкий из всех, кого я знаю. Он справится. Он не умрет в больнице среди врачей, медсестёр, необходимых медикаментов, оборудования и прочего. Даже торакальный хирург был в больнице, когда это произошло! И свободная операционная!       Чтобы Дин не справился с этим, должны произойти всевозможные катаклизмы и неудачи. От перебоев с электричеством до падения метеорита.       — Он и из худших передряг выбирался, — припоминает она. — Взять хотя бы ту охоту с Джимом в Висконсине. Когда все думали, что их сожрал вендиго.       — А они с Джимом убили тварь и отсиживались в хижине в это время.       Амелия хмурится, увлечённо разрывая обёртку на узкие полоски.       — Вообще-то, он всю ночь тащил Джима на себе до той хижины. Потому что у Джима была сломана нога в двух местах. Если бы не упорство твоего брата, — она запинается, — они бы замёрзли. У самого Дина, кстати, было сотрясение. Он рассказывал, что его тошнило всю дорогу. И то, что ориентироваться зимой в лесу — то ещё приключение.       И то, с какой простотой он говорил о своих смертельных приключениях, неизменно вызывает улыбку на её губах.       Амелия периферийным зрением замечает застывшего Сэма и его чуть распахнутый рот от удивления. Видимо, Дин все ещё бережёт психику младшего брата от деталей своих передряг.       — Где был отец?       Развитое чувство справедливости — таков был Сэм Винчестер. Вычислить и наказать виновных.       — Они начинали вместе, а потом как и обычно, — Амелия как можно невозмутимее пожимает плечами. — Проскользнуло что-то похожее на знамение, и он соскочил. Потом, правда, вернулся, когда Дин не вышел на связь на следующий день.       Сэм кивает. Ничего сверхъестественного — обычное поведение Джона. Они все к этому привыкли.       — Когда это было? — не унимается он. Амелия не хочет отвечать, и тогда Сэм уточняет: — Я имею в виду год.       Она медлит, но знает наперёд, что бесполезно. Сэм весь в отца — просто так не отступит.       — В колледже, — быстро отвечает и не желает видеть, как слова подействуют на Сэма. — Ты был в колледже. Наверное, поэтому он тебе и не рассказал. И мне тоже не стоило.       Жаль, что не подумала об этом раньше.       — Нет, всё нормально.       Но они оба понимают, что это не так.       Будь Джон или Сэм рядом в тот момент — конечно, им было бы проще выбраться из леса. Но Дин умеет справляться сам, априори популярному мнению.       — Он хорош, Сэм. Никогда в этом не сомневайся.       Почему-то кажется жизненно важным напомнить об этом.       — Не буду, — улыбается он. По-настоящему, доброму. Так, что на щеках появляются ямочки.

***

      — Мистер Харви? — доносится женский голос до Сэма.       С секундным опозданием мозг признаёт в говорящем пятне человека. Точнее, доктора Кинг. Ещё точнее, её лицо прямо перед ним.       Он вроде только прикрыл глаза, но умудрился заснуть. И за это сразу становится жутко стыдно.       — Мистер Харви?       Сэм кивает на чужую фамилию. И незаконно присвоенную, если уж быть честным. Он раскрывает глаза как можно шире, не давая им никакого шанса снова сомкнуться.       — Да? — прочищает горло, подтягивается в стуле, окончательно прогоняя сон. Амелия хмурится, поднимает голову с его плеча и сонно хлопает глазами. Вот дерьмо. — Мой брат... как он?       — Операция закончилась. Швы наложили заново. Как только с ним проведут все необходимые процедуры и разместят в палате, вы сможете его увидеть.       — Хорошо, — выдыхает Сэм с облегчением, но лицо врача остается тревожным.       И есть во всём этом что-то не то. Сомнение прилипает куда-то к груди, и Сэм каменеет. Будто нужно сорваться с места и бежать, но за спиной стена. Глухая, непробиваемая. Впереди тьма. И из неё вот-вот что-то вырвется, нападет.       Наверняка это то, что Дин называет чутьем.       Чутьё на неприятности, которое у старшего брата было прекрасно развито. Сэм всю жизнь им пренебрегал: для него существуют только факты.       Факты, факты, факты. Есть только факты, которые можно доказать или опровергнуть. Правильно и неправильно. Черное или белое. Север или Юг. Это то, что не поддаётся сомнениям. То, в чем можно быть уверенным…       …но из них двоих Дин всегда знал, куда нужно идти, чтобы не попасть в ловушку. Вопреки теориям и правилам — Дин знал, что делать в любой ситуации. Это Дин знал, в какую сторону и под каким углом валить дерево, чтобы тебя не прибило. Дин говорил, о предчувствии плохой развязки, и всегда именно это с ними и происходило.       Чувство уязвимости и беспомощности захлестывает его с головой. Словно загнанный, Сэм смотрит, как сводятся брови доктора, и понимает: дело дрянь. Будто та тьма подбирается совсем близко, и сейчас неизбежно нападет, а он не сможет защититься.       — Возникли осложнения…       Это оно. Долго ждать не приходится. Тьма нападает. Выпрыгивает откуда-то из глубины, уносит, закутывает сознание, словно в чёрный саван.       Как ни пытается сконцентрироваться на словах доктора, Сэм ничего не может услышать. В ушах отбивает пульс и доносятся какие-то отголоски слов:       Успел потерять много крови.       Критические сутки.       Восполнить баланс крови. Ослабленный организм. Возможное развитие инфекции.       …факты, факты, факты.       — Нужно сказать Джону, — говорит Амелия. Сэм рассеяно моргает, оглядывается. Не понимая, когда и каким образом они оказались в лифте и, судя по приборной панели, двигались на несколько этажей ниже. Сэм будто выпал из сознания на эти несколько минут.       — Думаю, он ещё в отключке, — бормочет он.       Вчера Джон упрямо отказывался засыпать, отдыхать, соблюдать постельный режим, что и отразилось на показателях. Врачам пришлось вмешаться, а ему — это позволить.       — Ты так и не рассказала, что узнала в городе.       Ему нужно зацепиться за что-то. За какую-мысль, которая послужит якорем. Мозговой штурм отлично держит в тонусе. Сэм не хочет снова… выпасть.       Амелия вздыхает и не выдыхает. Сэм застаёт ее врасплох, и теперь ей точно не отвертеться. Лифт достигает нужного этажа, двери раскрываются. Палата Дина осталась той же, но в ней ещё находятся медики.       — Ничего хорошего, — отвечает она шёпотом, становясь спиной к стене недалеко от лифта в начале коридора. — Шерифа нет в городе.       — Где же он?       — Велика вероятность, что кормит рыб. Машину нашли на мосту. Водолазы прочёсывают дно.       Сэм упирается затылком в противоположную стену.       — Что-нибудь ещё?       — Помнишь знамения? — он кивает. — Их нет. Четвертый день тишина. Погода в норме, и по другим фронтам порядок. И ещё, я полистала заметки — о циклах пожаров во Фримонте. Десять лет. Шесть пожаров в год. В этом году три — только половина от его ритуала. Четыре ночи никаких пожаров. Боюсь, демона здесь больше нет.        «… Я уж думал наш город «поправился». Слыхал? Никаких пожаров вторую ночь!» — вспоминает Сэм слова мужчины у кофейного автомата.       — Только не пойму, что его спугнуло? — размышляет она.       — Наше появление.       Это кажется очевидным. Если шериф действительно таскал в себе демона — того самого демона — значит, узнал Дина.       — Ну, да, — со скептицизмом хмыкает Амелия. — Посмотри на нас: мы не в лучшей форме. У нас один револьвер, и сколько? Четыре пули? — она складывает руки на груди. — Мы ему не угроза. Помеха, и то с натяжкой.       Сэм, развернувшись, бьется лбом в стену и подытоживает:       — Значит, демон ушёл. Мой брат умирает. Миссури заряжает амулеты в Юте.       — Равноденствие заканчивается. Может быть, завтра утром она уже позвонит, — мягко говорит Амелия. Но он не слышит в ее голосе той решительности и твёрдости, которую хочется. Она сама не уверена в своих словах, и он это чувствует.       — У меня появилась зацепка в Омахо, — Сэм поворачивает голову в её сторону.       — Какая?       — Целитель Генри Дэвидс…       — Нет, — тут же обрывает она. — Это может быть опасно. В первую очередь, для самого Дэвидса, кем бы он не был. Демоны не терпят вмешательств, ты что, забыл?       — Ты сама сказала, что знамений нет. Может, демона тоже нет? Мы не знаем наверняка, что или кто делает это с Дином.       — Конечно, знаем, — удивленно возмущается она. — Брось, две третьих твоей семьи на больничной койке. Я скорее поверю в существовании Санты, чем в то, что Джон не справился с машиной.       — А Дин? Люди не всегда умирают от сверхъестественных причин. Иногда травмы это просто травмы. Это может быть сложным медицинским случаем, но не демоном.       Сэм все ещё не уверен в теории демонического влияния на Дина. Никаких прямых доказательств, только косвенные; никаких предположений о том, что ещё может быть.       — Верно, такой сложный, что они четыре дня не могут понять причины, почему он впал в кому, — пренебрежительно фыркает Амелия. —  Это не квантовая физика, — скомкано говорит она, пальцами массируя виски. — Здесь нет никаких точностей. Но если есть шанс избежать рисков — особенно рисков невинных — нужно им воспользоваться.       — Мы не знаем ничего конкретного! — настаивает Сэм.       — Нужно искать желтоглазого ублюдка. Или ублюдка поменьше, чтобы выдал хозяина. Джон уверен, что это демон. Для меня этого достаточно.       — Отцу везде демоны мерещатся. Уж тебе ли не знать…       — Мы не станем это проверять, — четко и медленно проговаривает она, как для человека, которому это нужно.       — Потому что ты так сказала?       — Потому что Дин бы этого не хотел.       — Вы можете навестить его, — говорит вышедшая из палаты Дина медсестра.       Сэм ладонями отталкивается от стены и не слышит шагов за спиной.       — Ты не идёшь?       Амелия качает головой.       — Не могу заставить себя. Пока я не вижу его, это всё кажется недостаточно реальным.       — Может, это должно стать достаточно реальным, чтобы ты старалась?       — Я стараюсь изо всех сил, Сэм.       — Этого недостаточно. Мой брат умирает. Дин умирает прямо сейчас.       — Я не могу… я не хочу видеть его таким, — напугано бормочет она.       — Так придумай что-нибудь, чтобы это исправить.       Потому что в большей степени это она виновата в его состоянии, и Сэму приходится сделать огромное усилие, чтобы не сказать этого вслух.       Он с паникой входит к Дину, и всё кругом такое же, каким и было. Будто не было этих ужасных часов. Сэм протягивает руку к предплечью Дина брата в попытке ободряюще сжать его.       — Ну и напугал ты нас, старик.       Он косится взглядом на стул у его кровати, к которому практически прирос в последние три или четыре дня, и уходит прочь. Куда-нибудь в другое место, но это больница. И уйти далеко не получится. Он и так проспал большую часть операции. Сэм прихватывает с собой один отвратительно сухой сэндвич и стакан гадкого кофе из автомата. Возвращается к палате, и не заходит. Вместо этого присаживается на один из стульев у стены коридора.       Дежурная медсестра Сара понимающе улыбается, глядя на него.       — Не спится?       Сэм глубоко вздыхает и хмыкает, уставляясь на стакан горячего кофе в руке, который пить уже совсем не хочется.       Он на секунду, всего на одну, позволяет себе осторожно рассмотреть её. Будь они в другом месте, при других обстоятельствах, он бы подумал, что она очаровательна.       — Эта атмосфера располагает к бессоннице, — говорит он, встречаясь с её темными глазами.       Сара извиняюще поджимает губы.       — Здесь по-разному, — мягко говорит она, обходя административную стойку. — Иногда перевод пациента в реанимацию означает что-то хорошее. Значит, он всё ещё жив, продолжает бороться. А иногда…       Сара потупляет взгляд в пол и заправляет прядь темных волос за ухо.       — Между «жизнью и смертью» можно трактовать по-разному, и это не всегда плохие новости.       Сэм хмурится, и она, видя его смятение, объясняет: — Если вам будет проще, можно представить реанимацию, как границу. Между жизнью и смертью. Это зависит от обстоятельств. Бывают тяжелые травмы, и оказаться здесь — просто ужасно. Но для практически безнадёжных пациентов быть здесь, прожить ещё немного, или если повезёт целую жизнь, настоящее чудо. Нахождение в реанимации принимают по разному. С разной интонацией, с разными чувствами. С благодарностью или горем. Для одних это шанс, для других приговор. Это как со стаканом. Он либо наполовину пуст, либо наполовину полон.       — Значит, вы оптимист?       — Я работаю в больнице, — напоминает она. — Приходится им быть, иначе можно свихнуться.       Сэм чувствует как мышцы лица, те, которые он думал, атрофировались за несколько дней, тянет от непривычного напряжения — он улыбается.       Сара разглаживает складки на светло-голубом больничном костюме.       — Милая штука, — Сэм кивает подбородком на приколотую булавку с набором разноцветных бусин.       Сара прослеживает за его взглядом, и её глаза становятся печальными.       — Подарок пациента, — тихо говорит она, улыбнувшись. — Я долгое время работала в детском отделении.       Она поднимает руку, демонстрируя на запястье множество тонких, плетеных браслетов различных фактур, толщины, цветов.       Детское отделение. Вот где она набралась этого оптимизма — у детей, решает Сэм       — Не смогла смотреть на больных детей. Это слишком несправедливо, — Сара неловко откашливается, прижимает папку к себе ближе; опускает смешливый взгляд на стакан с нетронутым кофе. — Кстати, если спуститься этажом ниже, можно найти другой автомат. И кофе там поприятнее.       — Спасибо, — помедлив, отвечает Сэм. — Сара, правда, спасибо.       По какой-то случайности, впервые, они встретились не здесь. В день поступления Дина в отделении скорой помощи, именно Сара подошла к перепуганному Сэму.       Тогда он ничего перед собой не видел и отказывался слышать.       В его голове всё ещё эхом отзывалось хриплое, трудное дыхание брата через кислородную маску в машине скорой помощи и пробойный вой сирены по пути в больницу.       Сара нашла его растерянного, бродящего из угла в угол. Принесла новый комплект одежды, и только тогда до Сэма дошло, почему в переполненном людьми помещении от него шарахались, как от прокажённого. Он был весь в крови. В ожидании врачей, он в панике искал открытые раны на теле Дина, и ничего не находил, потому что причина кровотечения оказалась совершенно другой.       Ему потребовалось большое количество времени, мыла и горячей воды, чтобы оттереть кровь, вымыть ее из-под ногтей, с рук, лица, шеи, и даже волос. И ещё больше времени на то, чтобы постараться не думать о том, кому она принадлежала.       Дождавшись рассвета, Сэм решает наведаться к отцу.       Но по мере приближения к палате, в больничной тишине он ясно слышит отголоски спора.       Опять?       —… нет, я просил купить всё по списку! — гневно упрекает Джон. — Выбрось эту дрянь. Мы не будем это использовать.       — У тебя есть другой план? — разнесся шёпот Амелии после недолгой тишины. — Хоть какой-нибудь? Я так и думала. Тогда этот «дурацкий-рискованный вариант» наш единственный. Всё или ничего.       — Не пори горячку, Финн. Время ещё есть.       — Я так не думаю. И его врач тоже.       — Но и этого мы делать не будем. Пока не будем. Уяснила?       — Ладно. Да. — Вздыхает она. — Да, сэр.       Сэм может представить недовольное лицо отца, которое кривится в ожидании поправок. Он быстрым рывком отрывается от стены, и чуть не сталкивается с уходящей Амелией на пороге.       Чёрт, и как она умудряется всё время подкрадываться бесшумно?       — Куда-то спешишь? — спрашивает Сэм.       — А ты? — прищуривается она. — Неуклюжий, словно йети.       — Что? Куда ты собралась?       — Выяснить, что тут происходит.       Как ошпаренная кипятком фурия, она огибает Сэма, и чуть ли не срываясь на бег, скрывается за углом больничного коридора.       — Что это было? — обращается он к отцу, входя в палату.       — Ничего, — Джон убирает какие-то сухие травы в крафтовый пакет и откладывает на тумбу.       — А это?       — Для защиты.       Сэм делает вид, что поверил, но правда в том, что доверия отец уж точно не заслуживает.